иметровой толщины. Он сделал
глубокий вдох.
     - И сказал Дхарма: "Превратим руки в мечи!"
     Последние слова  Чиун почти  выкрикнул  на  резком  выдохе.  Со  звуком
винтовочного  выстрела  ребро ладони  Чиуна  соприкоснулось с  брусом. Столб
закачался  и упал, перерубленный  на высоте метра от пола. Чиун повернулся к
Римо.
     -  Таково искусство открытой ладони, которое  мы называем  "карате". Ты
его освоишь.
     Римо  приподнял  перерубленный брус  и  посмотрел  на покрытый  щепками
торец. Что  ж,  Чиун  впечатляет, с этим  нельзя  не согласиться.  Что может
остановить  этого человечка,  если ему придет в голову  начать  убивать всех
подряд? Кто сможет противостоять его ужасающим рукам?!


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.

     Занимаясь с Чиуном айки-до, Римо узнал  о  существовании и расположении
болевых точек  на человеческом теле. Из  многих сотен только  шестьдесят, по
словам Чиуна, могут быть реально использованы. Поражение лишь восьми из этих
шестидесяти влечет за собой немедленную смерть.
     - На этих восьми мы и сосредоточимся, - объявил Чиун.
     Возвратившись в  спортивный зал после обеда, Римо обнаружил две куклы в
человеческий  рост, закрепленные  на  пружинах.  На них  была  надета  белая
борцовская форма и нанесены красные точки: на висках, на адамовом  яблоке, в
области солнечного сплетения, в районе почек, у основания черепа и на спине,
где, как он узнал впоследствии, расположен седьмой позвонок.
     - Как каратист держит руку, нанося удар? - спросил Чиун,  усаживаясь на
маты  перед  куклами, и  сам ответил:  - Для  всех  ударов  существует  одно
исходное положение ладони...
     Он повернул руку ладонью вверх и выпрямил пальцы.
     -  Большой  палец  надо  "взвести"  как  боек  пистолета.  При  этом  в
предплечье должно  ощущаться напряжение, как  бы  оттягивающее  кисть назад.
Оно, в  свою очередь, вызывает напряжение в  мизинце. Он выдвигается вперед.
Указательный,  средний и безымянный  пальцы  должны  быть  слегка  согнуты в
последней фаланге, а ладонь в целом - немного вогнута.
     Придав кисти соответствующее положение,  Чиун велел  Римо потрогать его
предплечье: на ощупь оно оказалось похожим на туго натянутый канат.
     - Твердость достигается не усилием, а натяжением мышц, - объяснял Чиун.
- Именно натяжение, а не сила превращает руку в страшное оружие.
     Подойдя к куклам, они начали  разучивать удары ладонью:  справа, слева,
ниже, выше... И снова, и снова.
     Римо с удивлением обнаружил, что его ладонь практически не ощущает боли
от соприкосновения с набитыми обрезками канатов чучелами.
     Чиун остановил Римо:
     -  Не  нужно  стараться,  чтобы  удар  проходил  внутрь. В  карате  нет
проникающих ударов. Есть только шлепок, контакт.
     Из кармана робы Чиун достал коробок спичек.
     - Зажги, пожалуйста, - попросил он.
     Римо вытянул вперед руку с зажженной спичкой. Чиун повернулся к огоньку
лицом, поднял руку к плечу и одновременно с резким выдохом  открытой ладонью
нанес  удар  сверху.  В  тот  момент,  когда, казалось,  что ладонь  вот-вот
коснется  огня, Чиун  повернул  ее  и  отдернул. Огонек  спички  метнулся за
вакуумом, созданным ладонью Чиуна. Спичка погасла.
     - Таким и должно быть  движение руки каратиста  при ударе - резким и не
имеющим инерции, - пояснил Чиун.
     - Я как-то не собирался гасить спички,  - заметил  Римо.  - Вот  ломать
доски - другое дело. Сколько надо для этого проучиться?
     - Нисколько. Ты легко справишься с любой доской. Но  всему свое  время.
Продолжим тренировку.
     По настоянию Чиуна, Римо провел еще несколько часов,  тренируя удары на
куклах.  Ближе к вечеру они  перешли к другим  положениям  ладони при ударе.
Основное положение, узнал Римо, называлось "шуто" - ладонь-меч. Рука в таком
положении может находиться, не уставая, хоть целый день.
     Если  слегка прогнуть  руку с вытянутыми пальцами в запястье, получится
рука-поршень  -  "шотей".  Шотей применяется  для ударов  в подбородок или в
горло. "Хиракен" - почти то же самое, но средние три пальца согнуты сильнее.
В таком положении рука подобна лопасти весла.
     - Прекрасно для ударов по ушам. Почти всегда следует разрыв  барабанной
перепонки, - объяснял Чиун.
     Если руку-меч сжать в кулак, то получится "тетсуи" - рука-дубинка.
     - Есть и  другие положения,  - сказал Чиун,  - но пока довольно и этих.
Когда ты  научишься при  ударе  направлять  свою силу в  руку  или ногу,  то
поймешь, что ее можно передавать и через предметы.  Любая вещь в твоих руках
станет смертоносным оружием.
     Чиун  показал Римо,  как  лист  бумаги  превратить в кинжал,  а простые
канцелярские скрепки - в дротики.
     Трудно сказать, чему еще  он успел бы научить Римо, если  бы однажды, в
три часа ночи, в комнату, где жили Чиун и Римо, не постучали. Вошел охранник
и начал что-то шептать на ухо старику.
     Чиун склонил голову в знак согласия, а затем кивнул Римо, который, хотя
и проснулся, но лежал неподвижно.
     - Иди за этим человеком, - сказал Чиун.
     Поднявшись  с  циновки  толщиной  в  соломинку,  Римо  надел  сандалии.
Охранник чувствовал себя  не в  своей  тарелке, находясь в одной  из  комнат
спецподразделения. Увидев, что  Римо направляется к нему,  парень попятился.
Римо кивком предложил ему указывать дорогу.
     Шагая по мощеной дорожке вслед за охранником, Римо поежился -  холодный
ветер  с  залива  насквозь  продувал тонкую ткань  рубашки.  Ноябрьская луна
заливала   жутковатым  светом  темные   корпуса  санатория.  Римо   старался
задерживать дыхание, чтобы справиться  с  холодом,  но,  пока  они  дошли до
административного здания, он уже похлопывал себя руками, пытаясь согреться.
     Охранник  был одет в  толстую  шерстяную  куртку,  застегнутую  на  все
пуговицы,  которую он  не  расстегнул,  даже когда они вошли  в помещение  и
поднялись на лифте на третий этаж. По дороге их дважды останавливала охрана:
сопровождающий предъявлял пропуск. Странно,  подумал  Римо, как это я раньше
не  замечал,  что  в позах часовых  отсутствует  равновесие?  Ребята  стояли
совершенно неправильно,  держали руки так, что,  казалось, напрашивались  на
захват  и бросок  через себя.  Римо отметил также,  что  для подготовленного
человека проникнуть сюда не составило бы особого труда.  Они оказались перед
дубовой  дверью  с  массивной  медной  ручкой.  На  двери  висела  табличка:
"Посторонним не входить". Охранник остановился:
     - Дальше мне нельзя, сэр.
     Римо  понимающе  буркнул  и  повернул круглую  ручку.  Дверь отворялась
наружу, а не в комнату. Римо машинально отметил толщину филенки и решил, что
эту дверь пистолет не возьмет. Разве что "магнум-357".
     За столом красного дерева, опершись на него, стоял худощавый  человек в
синем купальном халате и отхлебывал  что-то из дымящейся  чашки. Его  взгляд
был устремлен  в  темноту  за окном, где поблескивал  залитый лунным  светом
залив.
     Римо закрыл за собой дверь. Нет, ее даже "магнум" не возьмет.
     - Меня зовут Смит, - сказал,  не оборачиваясь, человек  за столом.  - Я
ваш начальник. Чаю не хотите?
     - Нет, - буркнул Римо.
     Не меняя положения, Смит продолжал:
     - Вы уже знаете почти все, что вам  может пригодиться. Допуск на оружие
вам оформлен. В  триста  седьмой комнате вас проинструктируют насчет каналов
связи и явок. Все, что попадет  к вам в руки из Фолкрофта в письменном виде,
подлежит немедленному уничтожению. В сто второй получите  одежду.  Ярлыки  -
калифорнийские. Деньгами вас обеспечат. Документы будут на имя Римо Кэбелла.
     Все это Смит произнес таким тоном, как будто зачитывал список фамилий в
ведомости.
     - Вы теперь независимый репортер  из Лос-Анджелеса, так будет  удобнее.
Впрочем,   вам  решать.  Действуйте   по  обстоятельствам.  Тренировки  пока
окончены. Мы дали бы вам больше времени, но...
     Римо  молча слушал. Не думал он, что  вот так придется  отправляться на
первое задание. А, с другой стороны, почему бы и нет?
     Человек продолжал бубнить:
     - Ваша задача - ликвидировать человека, находящегося в данный  момент в
Джерси, в больнице "Ист-Гудзон". Он сегодня выпал из окна. Скорее всего, его
оттуда  выкинули. Допросите и уничтожьте. Никаких специальных препаратов для
допроса не потребуется. Если он еще жив, то вам все расскажет сам.
     - Сэр,  - перебил  Римо, - а как  мне встретиться с Макклири? На первое
задание мы должны были идти вместе.
     Смит опустил глаза.
     - Встретитесь в больнице. Именно его вам и предстоит ликвидировать.
     У Римо перехватило дыхание, он отшатнулся.
     - Выхода нет. Его  надо убрать. Макклири при смерти и  сильно мучается.
Неизвестно, что он может наговорить под действием лекарств, в бреду...
     - Может быть, выкрадем его? - выдавил из себя Римо.
     - И куда мы его денем?
     - Туда же, куда и меня.
     - Слишком рискованно. По документам он являлся пациентом Фолкрофта. Нам
уже звонили из полиции. Это прямая ниточка к нам. Один из наших людей, врач,
пытался внушить  полицейским,  что Макклири  не совсем психически здоров,  и
сейчас,  насколько  известно, полиция  склоняется  к  тому, чтобы прекратить
следствие, списывая все на попытку самоубийства.
     Смит покрутил чашкой. Наверное, что-то попало в чай, подумал Римо.
     -  Если  он еще  жив, ваша задача -  узнать,  какую  информацию удалось
Макклири собрать о Максвелле. Этот Максвелл - ваше задание номер два.
     - Кто это?
     -  Мы  не  знаем.  Насколько  известно,  он  оказывает  платные  услуги
гангстерским синдикатам Нью-Йорка. Сфера  его  деятельности -  убийства.  Но
как, где и когда он действует  -  неизвестно.  Нужно с ним  покончить, и как
можно  скорее.  Если  в  течение недели  вам это  не удастся,  не  пытайтесь
связаться с нами.  В  этом  случае  нам, вероятнее всего,  придется прикрыть
лавочку здесь и перебраться в другое место.
     - А я?
     - Есть два пути. Первый - продолжить поиски Максвелла, но это по вашему
усмотрению.  Второй  -  на  некоторое  время  осесть  на  дно  где-нибудь  в
Нью-Йорке.  Читайте раздел  частных объявлений в "Нью-Йорк Таймс". Если  нам
понадобится выйти с вами на связь, мы  опубликуем объявление. Вместо подписи
- крест, символ КЮРЕ.
     - А если мне все же удастся выполнить задание?
     Не оборачиваясь, Смит поставил чашку на стол.
     - Если уберете  Максвелла за  неделю -  будем работать  дальше. В  этом
случае - отдыхайте и следите за объявлениями в "Таймс"... С вами свяжутся.
     - Откуда брать деньги на жизнь?
     - Возьмите с собой столько, сколько считаете необходимым. При следующем
контакте  получите  еще.  -  Смит  скороговоркой назвал телефонный  номер. -
Пользуйтесь им только в случае крайней, повторяю, крайней необходимости.  По
этому  номеру вы сможете  связаться со мной каждый  день  с  14.55 до 15.05.
Только в это время.
     -  Не понимаю, почему я должен  уйти на  дно,  если не  выгорит  дело с
Максвеллом?  - не удержался Римо. Он не мог не задать этого вопроса: события
развивались для него слишком стремительно.
     - Мы меньше всего заинтересованы в том, чтобы в один прекрасный день вы
пожаловали в  Фолкрофт. Ну,  не  получится с Максвеллом. Одно  задание, один
подпольный  штаб, это,  в конце концов, не так  важно.  Главное -  сохранить
тайну  КЮРЕ.  Поэтому  так  важно  ваше задание по Макклири.  Он,  повторяю,
связующее  звено  цепочки, которую необходимо  прервать. В случае неудачи, -
тут его голос дрогнул, - придется избавляться и от вас... Другого  выхода  у
нас, учтите, не будет. Если проговоритесь - тоже. Я сам это сделаю. Макклири
находится в госпитале под именем Франка Джексона. У меня все. До свидания.
     Человек повернулся, как будто собирался протянуть на прощание руку,  но
передумал и скрестил руки на груди.
     -   В  нашем  деле  не  стоит  заводить  друзей.  Кстати,  постарайтесь
прикончить Макклири побыстрее, хорошо?
     Глаза  у Смита  были покрасневшие, отметил Римо и направился в  комнату
триста семь.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

     Два  следователя  из  управления   полиции  Ист-Гудзона  поднимались  в
бесшумном лифте дома-башни "Ламоника" на частный двенадцатый этаж.
     Тишина в  кабине действовала угнетающе, и оба  молчали. Сержант Грувер,
пузатый человек  с  погасшей  сигарой  в  зубах,  наблюдал за  зажигающимися
поочередно  номерами  этажей.  Его напарник Рид,  известный  среди  коллег в
Управлении  по  расследованию  убийств  под  кличкой  "Тощий  Рид", скользил
карандашом по страницам в черной записной книжке.
     - Он свалился по меньшей мере с девятого этажа, - произнес Рид.
     Грувер что-то пробурчал в ответ.
     - Говорить он не может.
     - А  ты бы смог, если бы  свалился с девятого этажа? - спросил Грувер и
потрогал пухлым волосатым пальцем отполированную до блеска  панель  лифта. -
Ни черта он не скажет, его и до больницы-то не довезут.
     - Но он сначала  еще мог  говорить, я сам слышал, как  он что-то сказал
одному из тех, кто тащил носилки.
     - Слышал, слышал... Отвяжись ты от меня!  - Кровь  бросилась  Груверу в
лицо. - Слышал он. Ну и что? Мне вообще все это не нравится. Слышал он!
     -  Что  ты на меня орешь? - завопил  Рид. - Я, что ли, виноват,  что мы
обязаны теперь допрашивать владельца "Ламоники"?!
     Грувер смахнул  пылинку  с  полированной  панели. Вместе  с  Ридом  они
работали  уже почти восемь  лет, и  оба  прекрасно  знали о  дурной, если не
сказать опасной, репутации этого здания.
     Этому  дому с  роскошными апартаментами  самое  место  было  в одном из
лучших  районов  Нью-Йорка,   но  его  почему-то  выстроили  в  Ист-Гудзоне.
Двенадцатиэтажное  здание приносило  городу  налоги  с  четырех с  половиной
миллионов   долларов,   в   которые   оценивалась   двенадцатиэтажка.  Своим
существованием башня  "Ламоника" поддерживала баланс муниципального бюджета,
снижая налоги горожан. Это  была одна из многих причин,  по которым власть в
городе  уже  почти десять  лет принадлежала той политической партии, которая
пользовалась    поддержкой   владельца    великолепного    белого    здания,
возвышавшегося над облепившим его основание трехэтажным убожеством.
     Мэр  города  издал  обязательную   к   исполнению  всеми   полицейскими
инструкцию,  по  которой  патрульный   полицейский  автомобиль   должен  был
круглосуточно  курсировать  вокруг  башни.  Ни  одному   из  полицейских  не
позволялось входить в здание  без разрешения  мэра. Полицейским вменялось  в
обязанность  отвечать  на  вызовы,  исходившие из  здания,  на  приоритетной
основе.
     Если  господин Норман  Фелтон, владелец здания, занимающий все двадцать
три комнаты на двенадцатом этаже, обратится  в  полицию.  Управление полиции
Ист-Гудзона  обязано  было  немедленно   оказать  ему  содействие,  известив
предварительно мэра, который тут же справлялся, не может ли он лично сделать
что-либо   для  господина  Фелтона,  известного  своей   щедростью  в  делах
политических.
     Грувер потер панель лифта рукавом пальто, отступил на шаг и полюбовался
работой. Блеск!
     - Ты должен был сперва позвонить мэру, - сказал Рид. Лифт остановился.
     - Должен, должен... Его дома не было! Что ты ко мне привязался?!
     Круглые щеки  Грувера опять  покраснели. В последний  раз убедившись  в
том,  что панели лифта возвращен ее прежний безупречный  вид,  он  ступил на
пушистый  темно-зеленый  ковер  фойе.  Двери лифта  закрылись.  Обернувшись,
Грувер заметил, что кнопки вызова лифта не было.
     Он  подтолкнул Рида  локтем. Единственным выходом  из  фойе теперь была
белая дверь с глазком в центре, без ручки, с петлями, убранными вовнутрь.
     Хорошо  освещенное  фойе  напоминало  тюремную  газовую  камеру  с  той
разницей, что  здесь  не  было даже  отверстия, через  которое  в емкость  с
кислотой бросают таблетку, вызывающую смертоносную реакцию.
     Но это беспокоило Рида меньше всего.
     - Мы даже шефу не позвонили.
     - Замолчишь ты или нет? - огрызнулся Грувер. - Заткнись, а?
     - Нам может здорово влететь, это уж точно...
     Грувер сгреб в кулак широкие синие лацканы Рида и проговорил шепотом:
     - У нас нет другого выхода! Там, внизу, лежало тело.  Не бойся, я знаю,
как  обходиться с этими богатеями, все будет нормально. И шеф нам  ничего не
сделает. Закон на нашей стороне. Все будет о'кей.
     В ответ Рид только с сомнением покачал головой.
     Грувер  постучал в дверь -  звук получился глухой, как и  должно  быть,
если костяшками пальцев стучать по металлу. Сняв шляпу, он подтолкнул локтем
Рида: снимай, мол, свою, чего ждешь? Рид спрятал блокнот и последовал немому
совету старшего по званию напарника, нервно жевавшего потухшую сигару.
     Дверь  бесшумно отъехала  влево,  открыв взгляду полицейских одетого  в
черное высокого и импозантного дворецкого.
     Грувер  извиняющимся  тоном  сообщил,  что  им не  хотелось  беспокоить
господина Фелтона, но  обстоятельства... На тротуаре перед башней "Ламоника"
был  обнаружен  человек, по  всей  вероятности  выпавший  из  окна одной  из
квартир.
     Пристально  поглядев на Грувера и Рида, неожиданно почувствовавших себя
неуютно, дворецкий произнес:
     - Прошу вас.
     Помещение, в котором они оказались, размерами напоминало банкетный зал.
Полицейские даже  не заметили, как за их спинами бесшумно задвинулась дверь.
Раскрыв  рты, полицейские разглядывали  пятнадцатиметровое панорамное  окно,
полуприкрытое  белизной  роскошных  портьер.  Во  всю  длину  боковой  стены
раскинулся шикарный  диван,  обитый  дорогой кожей.  Комната  была  освещена
мягким  рассеянным светом скрытых ламп,  как в художественном салоне.  Стены
были увешаны картинами  в стиле модерн.  Их броские,  радующие  взгляд рамы,
подобно  часовым,   замкнули   вокруг  полицейских  сплошное  кольцо  цвета,
напоминая,  что  теперь  они  были  совсем в другом, непохожем на Ист-Гудзон
мире.
     Дальний  угол занимал концертный "Стейнвей".  Мраморная  простота линий
роскошных кресел - не мебели, а  произведений  искусства  - гармонировала  с
остальным убранством комнаты. Через громадное  окно были  видны  красноватые
отблески  заходящего  солнца  на  боках  пассажирских  лайнеров,  стоящих  в
нью-йоркском порту.
     Грувер  тихонько присвистнул. Он вдруг пожалел,  что не дозвонился-таки
до шефа. Сигара  во  рту  вдруг  превратилась в  немой  укор его плебейскому
происхождению.  Пришлось засунуть ее - изжеванным  концом вперед  - в карман
плаща.
     Рид тем  временем  машинально запихивал блокнот все глубже  и глубже  в
шляпу.
     Наконец возвратился дворецкий.
     -  Джентльмены, господин Фелтон примет вас. Прошу вас следовать за мной
и воздержаться от курения.
     Едва дворецкий  отворил дверь кабинета, как Грувер  понял, что совершил
большую  ошибку. С людьми такого  калибра ему не приходилось сталкиваться  в
Ист-Гудзоне, хотя он знал и мэра, которого помнил еще адвокатишкой, и самого
модного в городе врача, загубившего как-то по пьяному делу младенца.
     Одетый  в кашемировый халат человек, сидевший в кресле вишневого дерева
с  тоненькой  книгой  на  коленях,  принадлежал  к  другой   породе   людей.
Безукоризненно  подстриженные  седеющие   волосы,   казалось,   подсвечивали
благородные  и сильные черты его  лица. Взгляд голубых глаз  был  неподвижно
спокоен.
     От него исходила аура элегантности и величия. Казалось, что одним своим
присутствием  он  облагораживал  сплошь уставленные  книгами стены.  Он  был
таким,  каким  должен  быть, но, к  сожалению, никогда  не бывает  настоящий
мужчина.
     - Господин Фелтон, - объявил дворецкий, - эти джентльмены из полиции.
     Г-н  Фелтон кивнул, дозволяя дворецкому впустить полицейских в кабинет.
Слуга поставил два кресла неподалеку от колен Фелтона. Справа от него  стоял
полированный дубовый стол, за ним - задернутые портьеры.
     Г-н Фелтон снова кивнул,  отпуская  дворецкого. Поколебавшись, Грув