он, а тело
среагировало так, как его приучили бесконечные изнурительные тренировки, как
приучил Чиун, не обращавший внимания на протесты и жалобы Римо.
     Так, как учили,  и никак иначе. "Алая лента" - трижды  три раза по три.
Другой защиты в такой ситуации нет. Римо сместился обратно в центр, переводя
все  линии огня  на  самих  же  участников  засады. Он  больше  не  атаковал
нападавших,  потому  что  тогда  их  становилось бы меньше, а принцип  "алой
ленты" как раз  и  заключался в  том,  что сами нападающие  уничтожают  друг
друга.
     С немыслимой  быстротой,  словно сверкающий луч  солнца  с небес,  Римо
заскользил, разматывая  "алую ленту",  между тремя  уровнями  атаки.  Он  то
оказывался  среди нападавших,  и тогда огонь  на мгновение стихал,  чтобы не
перебить  своих,  то  снова  появлялся  на  открытом  месте.  Вновь  звучали
выстрелы. Неуверенные. Неточные. Цель больше не находилась в центре  засады,
цель стала ее частью.
     Мимо  стойки  для  регистрации, сквозь третий  уровень  атаки слева, по
ступеням  лестницы  перемещался  Римо,  все  время находясь  совсем рядом  с
растерявшимися нападавшими, которые уже запаниковали, не  соображая, что  же
делать.
     Пули попадали в стекла, осыпая холл звенящим  дождем осколков. Отовсюду
слышались крики и вопли, которые только усиливали панику  и хаос.  Открылась
дверь  кабины  лифта,  и  случайная  автоматная  очередь перерезала  пополам
находившуюся  в  лифте  служанку.  На  последнем  витке  "алой  ленты"  Римо
позаботился о стрелявшем,  оставив на  месте  его глаз  два сочащихся кровью
отверстия.
     Затем - рывок в центр. Он  схватил  с дивана ребятишек, переместился  в
зал ресторана, в тыл не подозревавшего об этом третьего  уровня нападения. И
стал ждать, стоя  на  ступенях. Стрельба не  стихала. Ничего  не  понимающие
ребятишки смотрели на Римо.
     То, что произошло, было  вполне  естественным. Будучи  дилетантами, те,
кто находился  на противоположных сторонах  засады и  в  разных  ее уровнях,
оказавшись под  огнем,  стреляли  в  ответ.  Спасая собственную  шкуру,  они
стреляли по своим. "Алая лента" вплелась в засаду кровавым проклятием страха
и  паники.  Теперь пальба не  прекратится.  Если бы Римо  захотел, то мог бы
просто подождать до самого конца, но единственной  его целью было прорваться
живым сквозь засаду.
     Девочка,  похоже,  была  потрясена происходившим  вокруг.  Мальчик  был
доволен и улыбался.
     - Бах! Ба-бах! - сказал парнишка.
     - А где ваши мама и папа? - спросил Римо.
     - В номере, на третьем этаже. Они велели нам поиграть в холле.
     - Ну, тогда идите к ним.
     - Они не велели приходить до половины десятого, - сказала девочка.
     - Ба-бах! - сказал мальчик.
     - Но в холл спускаться тоже нельзя.
     Снизу   все   еще   доносилась   стрельба.   В   отдалении  послышались
приближающиеся звуки сирен.
     - Тогда мы пойдем к родителям, только вы нас проводите, пожалуйста.
     - Хорошо, я пойду с вами.
     - А вы скажете папе и маме, что нам нельзя играть в холле?
     - Обязательно.
     - И что мы ничего не натворили?
     - Ладно.
     - А доллар нам дадите?
     - С какой стати?
     - Просто это было бы приятно.
     - Я вам дам двадцать пять центов, - пообещал Римо, - Красивую блестящую
монетку.
     - Нет, лучше старый грязный доллар.
     Вместе  с  детьми  Римо  поднялся на  третий  этаж.  Его  рубашка  была
окровавлена, кровь стекала на брюки. Впрочем, это не беспокоило Римо.
     Дверь отворил  отец: водянистые глаза,  на лице  -  печать начинающейся
деградации мозга, вызванной  алкоголем.  Процесс  приятный,  а  результаты -
печальные.
     - Что еще натворили эти дети?
     - Абсолютно ничего, сэр. Какие-то сумасшедшие устроили внизу  стрельбу,
и ребята могли пострадать.
     -  Я и не знал, - ответил отец, завязывая  пояс халата. - С  ними все в
порядке? А что это с вами?
     - Меня слегка задело. Так всегда бывает со случайными прохожими, всегда
нам не везет.
     - Ужас, что  творится  в  Америке!  Как  вы  считаете, вниз  уже  можно
спускаться?
     Римо прислушался. Стрельба прекратилась. Затих и вой сирен. Холл сейчас
наверняка наводнен полицейскими.
     - Можно, но я не советую. Зрелище не из приятных.
     - Что ж, спасибо. Входите, дети.
     - Бах! Бах! - сказал мальчик.
     - Заткнись! - сказал папочка.
     - Что там такое, дорогой? - послышался женский голос.
     - Что-то случилось внизу, в холле.
     - Эти дети дождутся когда-нибудь!
     - На этот раз они не виноваты, - ответил отец и закрыл дверь.
     Римо  поднялся по лестнице к себе. Кровь  почти перестала течь. Рубашка
прилипла  к телу. Чиун  спал на своем матрасике лицом к окну,  свернувшись в
позе зародыша.
     -  Ты  ранен, - произнес он, не  поворачиваясь,  ни одним движением  не
показывая, что пробудился. Во время сна его  мозг фиксировал все посторонние
звуки. Просыпался Чиун мгновенно, приученный к этому с рождения,  просыпался
так, чтобы  никто этого  не заметил.  Из таких  вот  деталей и  складывалось
могущество Мастера  Синанджу, высочайшего знатока  боевых искусств  Востока,
досточтимого старейшины небольшой корейской деревушки, от которого целиком и
полностью зависело ее существование.
     - Царапина, - сказал Римо.
     - Любое ранение опасно. Насморк опасен. Промой рану и отдыхай.
     - Хорошо, папочка.
     - Как идут дела?
     - Не очень.
     - А по-моему - неплохо. Я ощущал вибрацию от стрельбы из ружей.
     - А, это. Да, там их было трижды три по трое,  и пришлось  использовать
"алую ленту".
     - Тогда почему ты ранен?
     - Я начал "ленту" поздновато.
     - Никогда прежде, - сказал Чиун, - никто не получал так много, как было
дано тебе, и никто не усваивал так мало, как ты. С таким же успехом я мог бы
тренировать стены, а не белого человека.
     - Ладно, хватит. Я ранен. Перестань.
     - Ранен! Царапина, а  ты из этого  делаешь трагедию.  У  нас  есть дела
поважнее. Отдохни. Скоро нам придется исчезнуть.
     - Сбежать?
     - Если тебе больше нравится такое выражение, то да, сбежать.
     - Я не имею права, Чиун. У меня задание.
     - Я, между прочим, отдыхаю, а ты несешь ерунду.
     - Ты был у того здания? Что там произошло?
     - Там произошло то, из-за чего мы должны бежать.

     Утром в двенадцать минут одиннадцатого в кабинете доктора Харолда Смита
зазвонил телефон. Линия связи включалась только на двенадцать минут в начале
каждого  часа, и с шести  утра по  средневосточному  времени до шести вечера
работала  прямая  связь  со  Смитом.  Когда его  не  было  на месте,  звонки
фиксировал автоответчик, которому Римо должен  был  диктовать свои сообщения
по  возможности  в медицинских терминах. Если  кто-то случайно наткнется  на
запись, она должна выглядеть как доклад врача начальству.
     В десять часов  двенадцать  минут зазвенел  звонок, и уже с первых слов
Смит понял, что без крайних мер не обойтись.
     - Мой план не сработал, - раздался в трубке голос Римо.
     - Ясно, - ответил доктор Смит. - Вы знаете, как поступить.
     - Да.
     Телефон  умолк.  Четырем  профсоюзным  лидерам  придется  расстаться  с
жизнью.
     - Проклятие! - вырвалось у Смита.
     Если  система   государственного   устройства  не  терпит   объединения
профсоюзов,  то,  вероятно,  это  не  самая  лучшая система.  КЮРЕ  пытается
заткнуть  самые крупные пробоины в  корпусе американской конституции, но это
лишь отдаляет печальный конец.  Большой  бизнес и  профсоюзы  -  сражающиеся
между собой  гиганты,  а страдает от этого  народ. Смит  прекрасно знал, что
большой бизнес всегда  использовал те  же методы, к которым сейчас прибегают
профсоюзы. Только в бизнесе это называлось "загнать рынок  в угол" и  всегда
расценивалось  как  верх  мастерства  делового  человека. Почему  профсоюзам
нельзя поступать так же?
     Доктор Смит развернулся вместе с креслом к заливу Лонг-Айленд за окном.
Зеленоватые воды уходили  в даль  Атлантики. Здесь стоило бы поставить знак,
на манер дорожного:  "Вы покидаете  пределы залива.  Впереди - Атлантический
океан." Но  ни на берегах, ни  в жизни таких знаков не бывает. Профсоюзы так
же не имеют  права шантажировать страну,  как большой бизнес не имеет  права
загонять  рынок в угол и вздувать цены. КЮРЕ будет бороться с этим. И, глядя
на воды залива, доктор Смит принялся размышлять, как ввести в практику новый
закон.  Без  голосования.   Без  обсуждения.  Не  информируя  широкие  круги
общественности.  Сделать так, чтобы впредь ни  одна корпорация  не  пыталась
путем махинаций повышать рыночные цены, особенно на продукты. Для этого Смит
не колеблясь будет использовать Дестроера, как это он сделал сегодня.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

     Римо засунул сзади  за пояс брюк завернутый в бумагу ломик-монтировку с
отпечатками пальцев  Бладнера. Надел рубашку и пиджак. Ломик лег вдоль спины
между  лопатками,  округлым  концом вверх. Загнутый плоский конец монтировки
совпадал с очертаниями тела, а его напоминающее ложку окончание разместилось
как  раз позади  репродуктивных  органов Римо.  Рентгеновский  снимок дал бы
картину человека, сидящего на изогнутом металлическом штыре.
     Не дай Бог, - подумал Римо, - если кто-нибудь  хлопнет  меня по  спине,
будет весьма неприятно. Скованной походкой он направился к двери.
     - Я вернусь.
     - Ты идешь в этот дом? - с беспокойством спросил Чиун.
     - Нет.
     - Хорошо. Когда вернешься,  я  объясню  тебе, почему  мы должны бежать.
Меня бы давно здесь не было, но приходится контролировать твои самонадеянные
поступки.  Но  это уже  не  важно. Мы  отбудем  сразу  после  того,  как  ты
понапрасну израсходуешь накопившуюся энергию.
     - Не понапрасну, папочка.
     - Понапрасну, но не отказывай себе в удовольствии, развлекись.
     - Это вовсе не развлечение, папочка.
     - Но и не настоящая работа.
     - Я должен навести порядок там, где он должен быть наведен.
     - Нет, ты просто собираешься напрасно потратить  силы ради собственного
удовольствия.
     Римо  огорченно вздохнул. Не стоит спорить с Чиуном. Хоть он и мудр, но
ничего не знает о грозящей опасности  объединения четырех профсоюзов в один.
Истина сегодня не на его стороне.
     Холл  гостиницы  был   забит  полицейскими,  репортерами,  фотографами,
телевизионными камерами. Машины скорой помощи  уже разъехались. В основном -
в морги.
     Рокко-Боров  Пигарелло потел под лучами  юпитеров.  Рука -  перевязана.
Попавшая в нее пуля была выпущена, несомненно, кем-то из его же людей.
     - Эти сумасшедшие безо всякого повода открыли огонь. Я уверен,  что это
была попытка гангстеров уничтожить организованное профсоюзное движение.
     - Мистер Пигарелло,  но по данным полиции, все раненые и убитые - члены
профсоюза...
     Телерепортер держал микрофон у самого рта Пигарелло.
     -  Правильно,  нам  ведь нечем  было обороняться,  а  их  было  человек
двадцать или тридцать.
     - Спасибо, мистер Пигарелло.
     Репортер повернулся к камере:
     -  Это был Рокко  Пигарелло -  делегат  съезда  Международного братства
водителей. Сегодня в  результате бессмысленно-жестокого  нападения  Братству
был нанесен значительный урон.
     Римо  посмотрел в  глаза  Пигарелло. Заметив Римо, Пигарелло  бросил на
него  вороватый  взгляд  и  поспешил  к  капитану  полиции.  Римо  улыбнулся
Пигарелло, и тот моментально отказался от идеи  побеседовать с  полицейским.
Римо вышел из  гостиницы  сквозь  полицейские кордоны  и  оказался на улице.
Собравшийся народ заглядывал через барьеры, люди  выглядывали из окон  домов
напротив, вставали на цыпочки на противоположном тротуаре.
     Все это происходило под голубым небом Иллинойса. Правда, между  голубым
небом  и  землей,  словно начинка сэндвича,  лежал  еще  слой  загрязненного
цивилизацией воздуха. Римо остановил такси и поехал на съезд.
     По  дороге  водитель  болтал об  этих  ужасных  убийствах,  о  том, как
небезопасно  стало жить в  Чикаго, и как все  стало бы отлично,  если  бы из
города исчезли негры.
     - Но там не было негров, - возразил Римо.
     - В  этот раз -  не  было, но  все  равно,  если избавиться от  черных,
уровень преступности снизится.
     - Преступность понизится еще быстрее, если вообще  избавиться от людей,
- сказал Римо.
     Странно,  но в  зале  съезда  никого  не было. Ни охранников  в  форме,
проверяющих   приглашения,   ни  лоточников  с  мороженым,   ни  электриков,
хлопотливо  проверяющих  микрофоны  в  последнюю  минуту.  Шаги  Римо  глухо
отдавались в пустынном  темном коридоре,  где еще  держался  вчерашний запах
пива. Воздух был прохладен без свежести. На стремянке стоял одинокий рабочий
и вворачивал  электрическую лампочку. Римо шел так, чтобы находиться в тени,
но не вызывать подозрений.
     - Привет, - буднично бросил Римо, проходя мимо рабочего.
     - Привет, - ответил тот.
     Римо  взбежал   на  верхний  ярус.  Совсем  немного  отделяло   его  от
гигантского транспаранта, висящего абсолютно неподвижно.
     "Добро пожаловать, Международное братство водителей!".
     Сейчас он  висел  недвижимо,  но зал наполнится,  и  теплый воздух  все
изменит, хотя даже при пустом зале на транспарант должны воздействовать токи
воздуха. Наверное, закрыто слишком много наружных дверей. Римо снова вышел в
коридор  и на этот раз угадал: в пятнадцати метрах прямо над ним  находилось
место крепления  гигантской  балки, пересекавшей  величественный купол зала.
Римо  вынул  ломик. Бумага, в которую  он  был  завернут, слегка запачкалась
кровью. Видимо рана, полученная  Римо в отеле, еще  не  до конца затянулась.
Римо проверил, нет ли следов крови на самом ломике, это  было бы  вовсе ни к
чему. Все  должно выглядеть просто:  Эйб Бладнер каким-то образом  ухитрился
ослабить крепление балки, но на свою беду оставил на месте преступления свой
ломик.  Полиция,  торопясь  арестовать убийцу  четырех  профсоюзных лидеров,
ухватится  за эту версию и быстро выйдет на Бладнера. Следы крови  могут все
слегка осложнить  и направить мысли детективов в другом  направлении. Не то,
что дело не выгорит, но, как говорил Чиун, рискуют только дети и глупцы.
     "Верх самонадеянности  - отдавать  шансы  на  выживание в  руки  богини
судьбы,  требуя  от  нее  выполнения  того,  о чем  ты сам  не  позаботился.
Самоуверенность всегда наказуема."
     Римо  снова  обернул  ломик бумагой  и  снял  ботинки.  Подпрыгнув,  он
схватился  одной  рукой за  слегка выступающий  карниз  и  рывком  взобрался
наверх. Стоя на руках, Римо пополз вдоль изгибающейся стены.
     Неожиданно снизу  до  Римо  донесся  звук шагов -  приближающийся  стук
каблуков. Двое. Римо прижался к стене. Стоя вверх ногами, он чувствовал, как
кровь приливает к  голове, но,  в  отличие от обычных людей, Римо вполне мог
выдерживать  давление  крови и  спокойно функционировать в таком положении в
течение трех часов.
     - Смотри, Джонни, один из этих идиотов-шоферов оставил свои ботинки.
     -  Их должны были забрать уборщики.  Этот парень, которого ты подрядил,
ни черта не делает. Ни черта! Тебе не надо было его нанимать.
     - Почему это мне?! Мы его вместе нанимали.
     - А рекомендовал его ты.
     - А ты согласился.
     -  Я согласился  потому, что  ты его рекомендовал, но  отныне  доверять
твоим рекомендациям больше не буду.
     Они стояли точно под Римо  -  лысина и  сальные пряди, уложенные  таким
образом,  чтобы  скрыть  отсутствие  волос.  От того,  кто  разглядывал  эту
картину, вися вниз головой, скрыть это было невозможно.
     - Я и этот съезд шоферов рекомендовал. Что, может вернем им деньги?
     - Если с шоферами все нормально, тебе теперь медаль давать?
     - Мне  нужна не медаль, а благодарность за хорошую сделку. Кто еще стал
бы платить арендную плату за тот день, когда зал не используется?
     - Заплатил бы всякий, подписавший контракт,  а  потом  в три часа  ночи
заявивший, что на сегодня зал ему не нужен.
     - Всякий, как ты говоришь, вычел бы эту сумму при окончательном расчете
или  попытался бы  обдурить  нас  как-нибудь  еще,  а те, с  кем я  заключил
договор, заплатят сполна.
     - Когда ты сдавал помещение в самую последнюю минуту, я поддержал тебя.
И это я разорвал контракт с конным шоу!
     - Да, разорвал,  потому  что я привел к тебе шоферов, тупица! Ради  них
можно разорвать контракт с самим Господом Богом.
     - Ты готов отказаться от Бога за пять центов.
     Пора было забирать ботинки. Водителей здесь сегодня не будет, и незачем
было  инкриминировать  Бладнеру   преднамеренное   убийство   циркачей   или
баскетбольной команды. Если ослабить крепление балки сейчас, то стоит только
в зале собраться народу, как колебания передадутся наверх и балка обрушится.
     Римо аккуратно спрыгнул, стараясь не попасть на сальную макушку.
     - Позвольте, это моя обувь, - возмущенно  произнес Римо, вырвал ботинки
из рук хозяина зала и протянул ему взамен завернутый в бумагу ломик.
     -  Заберите вашу  монтировку  и  не  оставляйте ее валяться где попало,
кто-нибудь может споткнуться и упасть.
     - Где споткнуться, на потолке? - изумленно спросил тот.
     Римо надевал ботинки.
     - Неважно где, - ответил он, - небрежность всегда опасна.
     Обувшись, Римо  уверенно направился в ту  сторону, где, по его  мнению,
должен  был  быть  выход.  Да, как  и  предсказывал Чиун,  усилия  оказались
тщетными. Монтировка теперь не понадобится, она так же бесполезна, как линия
Мажино. К тому же, человеку, который должен умереть, ломик вовсе не нужен.

     Джин Джетро слушал рассказ Борова  о случившемся. Негронски в это время
менял повязку на руке Пигарелло.  Боров был весь в поту,  хотя кондиционер в
подвале нового здания работал на полную мощь.
     - Я все  сделал как надо, в фойе  гостиницы, как ты велел. Сам я был  в
центре третьего уровня нападения. Первый уровень располагался в холле, как и
планировалось, в  помещениях  по периметру,  на  лестнице, где переходил  во
второй уровень.  Третий  уровень  я  расставил  самолично  и  сам  был  там.
Подготовлено все  было правильно.  Одного из парней я поставил за стойку для
регистрации.   Все   они   ждали   там,   где  было  задумано,  оружие  было
замаскировано, каждый знал свое место и то, что он должен делать...
     - Продолжай, продолжай, - сказал Джетро.
     Негронски  закрепил  повязку  и посмотрел  в лицо Джетро. Что-то  в нем
изменилось. Исчезла улыбчивая  уверенность. С лица, неожиданно постаревшего,
исчезло выражение осознанного могущества. Лицо омрачили морщины. Джетро  мял
в руке платок. Он был во вчерашнем костюме. Состояние  Джетро  и радовало, и
огорчало Негронски. Ему отчаянно захотелось  оказаться в  Нэшвилле,  в своей
профсоюзной организации,  и  снова выбивать  пенсии, угрожать  забастовками,
ввязываться в судебные тяжбы, в  споры о законности тех или  иных вещей. Это
дело он знал хорошо. А здесь все так странно и непривычно.
     - Так  вот, - продолжал Боров. - Я поставил Коннора  у  самых дверей, в
первом  уровне справа. Он должен был  выстрелить  первым. Отличный  стрелок,
охотник,  а его  репутация тебе известна. Он прошел  огонь и воду. Лучше  не
найти...
     - Ближе к делу, черт побери! - не вытерпел Джетро.
     - Коннор промахнулся  с  расстояния в  метр. Первый  и последний  раз в
жизни не попал в  цель. Бац-бац! - и мимо. А этот Римо идет, как ни в чем ни
бывало. А Коннору конец. Промахнулся с одного метра и...
     - Дальше, Боров, дальше!
     -  Он прошел  сквозь первый уровень,  сдвинулся  вправо, прорвал вторую
линию. Быстро,  как  молния.  Мы  многих считаем быстрыми -  баскетболистов,
например, или боксеров. Так они рядом с ним неловкие черепахи!
     - Дальше!
     - Хорошо, хорошо, я просто пытаюсь объяснить, что случилось.
     - Ты не объясняешь, что случилось, а стараешься оправдать свой провал.
     - Я сделал все, как ты велел!
     - Ч