сих  пор не представило
полное  досье  на  всех, кто  мог  бы  быть  заинтересован  в  срыве  визита
китайского премьера в Соединенные Штаты. -  Из своего "дипломата" он  достал
папку толщиной со средний русский классический роман.
     Президент сделал жест  рукой,  давая  понять советнику,  чтобы он убрал
папку.
     - Меня не интересует история, профессор. Мне  нужна информация. Точная,
четкая, и  самая последняя  информация о том,  каким  путем можно  проделать
брешь в китайской системе безопасности.
     - Такой информации пока нет.
     - Ладно, черт возьми, тогда я принял решение. -  Президент встал, держа
в  руках  пачку  бумаг,  которая до того лежала  у него на коленях.  Положив
бумаги на  безупречно  отполированную  поверхность  стола, он произнес:  - С
одной стороны,  мы будем  продолжать  обычную работу по линии разведки и сил
безопасности. Просто продолжать.
     - А с другой? - вопросительно глянул на него советник.
     -  Все.  Больше  я  вам  ничего  сообщить  не  могу. Я  рад,  что  имею
возможность пользоваться вашими услугами, вашими советами. Вы делаете все от
вас зависящее - я очень доволен вашей работой, профессор. Спокойной ночи.
     - Господин президент, мы с вами работали так успешно только потому, что
вы  никогда  не  скрывали  от меня важную информацию.  В  такое  время,  как
сегодня, оставить меня в неведении было бы крайне непродуктивно.
     -  Согласен с  вами на сто процентов, - сказал президент. - Однако сама
суть  вопроса исключает для меня всякую возможность поделиться информацией с
кем  бы то  ни было.  И,  простите меня, я ничего  больше  сказать  не могу.
Поверьте, не могу.
     Советник кивнул и вышел.
     Президент проводил его  взглядом. Дверь  кабинета захлопнулась. Снаружи
Белого дома  фонари  погаснут через  два часа,  уступив свое  место  солнцу,
которое снова начнет поджаривать осенний Вашингтон.
     Он  был  один,  как и  подобает  руководителю любой страны,  когда  ему
предстоит  принять  трудное  решение.   Он  снял  трубку  телефона,  которым
пользовался только один раз со дня вступления в должность.
     У аппарата был  диск, как  у самого обычного телефона, но необходимости
набирать номер  не было. Он подождал. Он  знал, что гудков  не  будет.  И не
должно было быть. Наконец ему ответил сонный голос.
     - Алло, - сказал президент.  - Сожалею, что пришлось вас разбудить. Мне
нужен  тот человек...  Очень  тяжелая  ситуация,  жестокий кризис... Если вы
зайдете ко мне, я объясню более подробно... Да, я должен видеть вас лично...
И  приведите,  пожалуйста,  его.  Я хочу  поговорить с ним...  Ладно,  тогда
передайте ему, чтобы был  готов действовать в любую минуту... Ладно, хорошо.
Да,  пусть пока  все будет так.  Да,  я  понимаю,  просто  тревога.  Нет, не
задание.  Объявите  тревогу, пусть будет  готов. Благодарю вас.  Вы  даже не
представляете себе, как сильно нуждается в нем сегодня человечество.


ГЛАВА ВТОРАЯ

     Его звали Римо.
     Он  только  кончил  зашнуровывать  на щиколотках плотно облегающий тело
черный комбинезон  из  хлопчатобумажной ткани,  как  в его комнате  в  отеле
"Насьональ", Сан-Хуан, Пуэрто-Рико, зазвонил телефон.
     Он  снял  трубку  левой  рукой,  правой  продолжая мазать  лицо  жженой
пробкой. Телефонистка  сообщила, что  на его имя поступила телефонограмма из
компании "Фирмифекс" в Сосалито, штат Калифорния. Представительница компании
просила передать,  что груз  товаров длительного пользования прибудет  через
два дня.
     - О'кей, спасибо, - сказал он в трубку, повесил ее и добавил всего одно
слово: - Кретины.
     Он выключил свет, и комната погрузилась в темноту. Сквозь открытое окно
врывался влажный  воздух с Карибского моря. Бриз  не  остужал Пуэрто-Рико, а
только размазывал по городу осеннюю жару, перегоняя массы горячего воздуха с
места на место. Он вышел на балкон, огражденный алюминиевой трубой на гнутых
металлических опорах.
     Росту  в  нем  было  около  шести  футов,  и  ничто не говорило  о  его
физической силе, кроме того, что шея, запястья и лодыжки были чуть шире, чем
обычно бывает у людей  его комплекции.  Но он перепрыгнул через ограждение с
той же легкостью, с какой гимнаст взлетает над перекладиной.
     Стоя на краю балкона, он прислонился к гладкой стене отеля "Насьональ",
вдыхая впитавшиеся  в нее запахи моря и сырости и ногами ощущая холод узкого
выступа, на котором стоял. Стены  гостиницы были белые, но  в предрассветной
тьме с такого близкого расстояния поверхность стены казалось серой.
     Он попытался сконцентрироваться на  том, что надо  вжиматься в стену, а
не отстраняться от нее,  но этот телефонный звонок  все никак  не  давал ему
покоя. Позвонить  в  половине  четвертого утра, чтобы  сообщить  о  поставке
товаров.  Что может быть глупее - прикрытие для сигнала тревоги, называется!
Да это же  самая  настоящая  реклама! С  таким же  успехом  они могли просто
пометить его крестиком.
     Римо  посмотрел  вниз,  пытаясь  с  высоты  девятого  этажа  разглядеть
старика. Того не было видно. Только темные  аллеи,  обсаженные  тропическими
кустами,  белые тропинки и прямоугольное пятно бассейна на  полпути от отеля
до берега.
     - Ну, что? -  донесся снизу высокий  голос, в котором  звучали какие-то
восточные нотки.
     Римо  соскользнул  вниз  с края балкона и  схватился за него руками. Он
повисел  так какое-то  мгновение,  болтая ногами  в пустоте.  Потом он начал
методично раскачиваться взад-вперед,  пытаясь ногами нащупать  стену, и  все
ускорял свои движения, и вдруг разжал пальцы и провалился вниз.
     По  инерции  его  тело  налетело  на  стену  отеля,  босые  пальцы  ног
заскользили по  гладкой белой  поверхности. Пальцы рук,  твердые  как  когти
хищного зверя, стали цепляться за камни.
     Нижняя  часть тела снова  откачнулась  от  стены, и в тот момент, когда
тело, как  маятник  пошло  обратно, он снова  разжал пальцы и  опять полетел
вниз.  И  снова ноги уперлись в стену, тормозя  движение  вниз, и снова  его
сильные,  измазанные  углем   пальцы  вцепились  как  когти  в  стену  отеля
"Насьональ".
     Стена, обдуваемая ветрами  с  Карибского моря, была мокрой и скользкой.
Если бы он попытался задержаться хоть на мгновение, то неминуемо сорвался бы
и разбился насмерть. Но он помнил наставление: главная хитрость - в движении
в сторону здания.
     Римо  бешено  пытался сконцентрировать все  свое внимание  на положении
тела. Оно  должно  продолжать двигаться, двигаться непрерывно,  но вся  сила
должна  направляться  в  сторону  стены  отеля, преодолевая  природную  силу
земного притяжения.
     Он ощущал ветер с моря скорее носом,  чем кожей, и опять он оттолкнулся
ногами от стены и пролетел вниз еще пять  футов, и опять пальцами ног и  рук
затормозил продвижение вниз.
     У него  пронеслась  мысль:  а  в самой ли деле  я  готов? Достаточно ли
сильны  руки,  достаточно ли  точно  чувство времени, чтобы  преодолеть силу
тяжести, пользуясь техникой  прерываемого  раскачивания  - техникой, которой
уже более тысячи лет, и которой  в совершенстве владеют ниндзя - легендарные
японские воины-кудесники.
     Римо  вспомнил  анекдот   о   человеке,  упавшем  с  тридцатого   этажа
небоскреба.  Когда  он  пролетал  мимо  пятнадцатого  этажа,  кто-то  внутри
прокричал: "Как дела?" - "Пока неплохо", - ответил тот.
     Пока неплохо, подумал Римо.
     Движения его стали ритмичными, почти  автоматическими - от стены, вниз,
к стене,  затормозить. И  снова  -  от  стены,  вниз, к  стене, затормозить.
Преодолевая  силу  земного  притяжения,  нарушая  все  законы  природы,  его
стройное, атлетически сложенное  тело использовало всю силу и опыт для того,
чтобы падать на поверхность вертикально стоящей стены, а не вниз - туда, где
ждала смерть.
     Он  преодолел  уже  половину пути, отскакивая от  стены  как  резиновый
мячик.  Скорость падения стала возрастать, и ему  пришлось сильнее напрягать
мышцы ног, чтобы не сорваться.
     Маленькое   черное   пятнышко   в  черной  бездне  ночи,  профессионал,
профессионально творящий свое профессиональное волшебство, спускаясь вниз по
гладкой стене.
     Наконец его ноги коснулись  черепичного  козырька крыльца черного хода,
он расслабил  руки, перекувырнулся через  голову,  спрыгнул,  и,  проделав в
воздухе сальто,  бесшумно  приземлился  босыми  ногами  на  асфальтированный
задний двор погруженного во тьму отеля. Он смог, он сделал это!
     - Достойно сожаления, - раздался голос.
     Человек,  которому принадлежал  этот голос, покачал головой. Сейчас его
было видно отчетливо - длинные космы белой бороды, по-детски мягкие  волосы,
обрамляющие начавшую лысеть  голову,  азиатские черты  лица.  Утренний  бриз
шевелил его волосы, и они словно бы излучали какое-то мерцание. Он был похож
на человека, умершего от голода и вновь вытащенного из могилы на свет. Звали
его Чиун.
     -  Достойно  сожаления,  -  повторил этот  человек, чья голова  едва ли
достигала Римо до плеча. - Достойно сожаления.
     - Я смог, я сделал это! - радостно усмехнулся Римо.
     Чиун продолжал печально качать головой.
     - Да. Ты великолепен. С твоим мастерством может сравниться только лифт,
который  привез  меня вниз. Тебе  потребовалось девяносто семь секунд. - Это
было обвинение, а не констатация факта.
     На часы Чиун не  смотрел. Это было излишне.  Его внутренние  часы  были
безупречно точны, хотя, как однажды он признался Римо, теперь, когда ему уже
около восьмидесяти, он порой ошибается на десять секунд в сутки.
     - К черту девяносто семь секунд. Я смог, я сделал это, - повторил Римо.
     Чиун воздел  к небу  руки, молчаливо  взывая  к одному из  бесчисленных
своих богов.
     -  Даже  самый ничтожный  муравей сможет сделать это за девяносто  семь
секунд. Станет ли  он  от этого  опасным? Ты  не  ниндзя.  Ты  ни на  что не
годишься. Кусок сыра.  Ты и твое картофельное  пюре! И твой ростбиф, и  твой
алкоголь! За девяносто семь секунд можно подняться по стене.
     Римо взглянул вверх.  Стена отеля возвышалась  над ним -  гладкая,  без
выступов или трещин,  блестящий каменный монолит.  Он поглядел  на  Чиуна  и
снова усмехнулся:
     - Не свисти.
     У старика-корейца даже дыхание перехватило.
     - Пошел прочь, - прошипел он. - Иди в гостиницу и поднимайся в номер.
     Римо пожал  плечами и направился к двери черного хода гостиницы. Открыв
ее,  он  подождал  Чиуна,  чтобы пропустить его  вперед.  Краешком  глаза он
увидел, как  парчовое  кимоно  Чиуна промелькнуло куда-то вверх и исчезло из
глаз, скрытое козырьком крыльца. Он собирается лезть вверх по стене.  Но это
невозможно. Такое никому не под силу.
     Римо  в нерешительности  помедлил  какое-то мгновение  -  не  стоит  ли
отговорить  Чиуна от  этого безрассудного предприятия.  Да  нет, не  выйдет,
наконец решил  он, быстро  вошел в здание  и  нажал  кнопку лифта.  Лампочка
горела на цифре двенадцать. Римо снова нажал кнопку. Лифт не двигался.
     Римо проскользнул в открытую дверь рядом с лифтом  и помчался  вверх по
лестнице. Он летел, перескакивая  через три  ступеньки,  на ходу лихорадочно
пытаясь  вести  счет времени.  С того момента, как они  с Чиуном расстались,
прошло не более тридцати секунд.
     Он  несся вверх по  лестнице, бесшумно касаясь каменных ступенек. Сломя
голову  он  влетел  на девятый  этаж  и открыл дверь в коридор. Тяжело дыша,
подошел к двери своего номера  и прислушался. Внутри все было тихо. Отлично.
Значит, Чиун по-прежнему ползет по стене. Его азиатская спесь получит щелчок
по носу.
     А что если он упал? Ему ведь восемьдесят. Вдруг его изуродованное  тело
лежит бесформенной массой на земле возле гостиничной стены?
     Римо схватился за ручку двери, повернул, толкнул тяжелую стальную дверь
и вошел  внутрь.  Чиун  стоял  на  ковре  посередине  комнаты,  его  горящие
желто-карие глаза встретились со взглядом темно-карих глаз Римо.
     - Восемьдесят три секунды, - изрек Чиун. -  Ты даже  и  по лестницам не
умеешь взбираться.
     - Я ждал лифта, - неуклюже солгал Римо.
     - Нет  в тебе правды. Даже в твоем состоянии  человек не  выбивается из
сил, разъезжая на лифте.
     Чиун отвернулся. В руке у него была пресловутая туалетная бумага.
     Он  отмотал  длинную  полоску  бумаги  от  рулона,  висевшего в  ванной
комнате, и  теперь  расстилал ее  поверх  толстого  ковра, покрывавшего  пол
гостиничного  номера.  Разгладив  бумагу, он  снова  ушел  в  ванную.  Через
некоторое время Чиун  вернулся со  стаканом  воды и  начал медленно поливать
бумагу. Дважды он  уходил в ванную и возвращался с полным  стаканом. Наконец
вся бумага на полу достаточно пропиталась водой.
     Римо закрыл входную дверь. Чиун пересек комнату и сея на кровать. Потом
взглянул на Римо.
     - Тренировка, - сказал он и добавил,  обращаясь скорее к самому себе: -
Животным не нужна тренировка. Но ведь и картофельное пюре они не едят. И они
не совершают ошибок.  Когда человек утрачивает  инстинкты, он должен вернуть
их себе - для этого нужна тренировка.
     Тяжело  вздохнув,  Римо поглядел  на пятнадцать футов  мокрой туалетной
бумаги,  разостланной  перед  ним.  Это  был  старинный  способ  тренировки,
изобретенный на Востоке и приспособленный к условиям двадцатого века. Бегать
по полоскам мокрой бумаги и не  порвать ее. Или, согласно требованиям Чиуна,
даже и не  помять.  Это было  старинное искусство ниндзя  - все  считали его
японским,  но Чиун  утверждал, что  оно происходит из Кореи.  Последователей
этого боевого искусства называли невидимками, и легенда утверждала, что  они
умеют исчезать  в  клубах  дыма, или превращаться в животных, или  проходить
сквозь каменные стены.
     Римо  ненавидел это  упражнение,  а  легенду, когда впервые услышал ее,
просто  высмеял. Но потом  -  это  случилось  много  лет  назад -  однажды в
гимнастическом зале он шесть раз подряд выстрелил в Чиуна почти в упор, пока
старик бежал к нему от стены зала. И все шесть пуль пролетели мимо.
     - Тренировка, - повторил Чиун.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Никто  не слышал  выстрелов  на Джером-авеню в Бронксе. Был  час пик, и
только когда  черный  лимузин с задернутыми занавесками на стеклах с треском
врезался в одну из опор моста метро,  все обратили  взор в  том направлении.
Людям казалось, что водитель вроде как  кусает  баранку руля,  а из дырки  в
затылке  хлещет  кровь.  Пассажир же, сидевший на  переднем сиденье,  уперся
головой в лобовое стекло и  как будто блюет  кровью. Заднее и боковые стекла
были зашторены, мотор продолжал урчать, а колеса вертелись вхолостую.
     Сзади  быстро  подъехал  серый  автомобиль.  Четверо  мужчин  в  шляпах
выскочили из него, держа пистолеты наизготове, и подбежали  к черной машине,
что  продолжала  трястись  на  дороге  в  никуда, остановленная  столбом,  в
бетонное основание которого она уперлась носом. А сам почерневший от сырости
и копоти столб стоял неколебимо и продолжал поддерживать железную дорогу, по
которой время от времени проносились поезда.
     Мужчина   в   шляпе   подергал   ручку   задней    дверцы   автомобиля.
Безрезультатно. Тогда он  попытался  открыть переднюю.  Результат тот же. Он
поднял короткоствольный полицейский револьвер на уровень окошка и выстрелил.
Потом просунул руку сквозь разбитое стекло и открыл заднюю дверцу.
     Вот  и все, что  Мейбл  Кац, проживающая по  Осирис-авеню  1126,  "тут,
рядом,  за   углом,  возле  гастронома",   могла  вспомнить.  Она   подробно
пересказала все  это приятному  молодому человеку,  который не был  похож на
еврея, но имя у него было  вполне  подходящее, хотя, конечно, ФБР - не самое
лучшее  место для молодого еврея-юриста. Все  жители квартала  беседовали  с
людьми  вроде этого,  почему бы миссис Кац тоже не  поболтать немного? Хотя,
конечно, ей надо  было спешить домой, чтобы приготовить Марвину ужин. Марвин
плохо себя чувствовал, и без ужина ему было никак не обойтись.
     - Люди на переднем сиденье  - это  либо китайцы,  либо японцы. А может,
это вьетнамские партизаны? - вдруг осенило ее.
     -  А  вы  не  видели,  выходил  кто-нибудь  из  машины?  -  спросил  ее
собеседник.
     - Я  слышала треск и видела,  как какие-то  люди  подбежали  к машине и
выстрелом вышибли замок. Но на заднем сиденье никого не было.
     - А не заметили вы кого-нибудь, кто бы выглядел, э-э, подозрительно?
     Миссис Кац покачала головой. Что  еще  тут может быть  подозрительного,
когда машины  разбиваются,  одни люди стреляют, а  другие  задают так  много
вопросов?
     - А те двое раненых поправятся? - спросила она.
     Приятный молодой человек пожал плечами и спросил:
     - Скажите, а вы видели в округе еще каких-нибудь восточных людей, кроме
тех двоих на переднем сиденье?
     Миссис Кац опять покачала головой.
     - А вообще когда-либо здесь бывали азиаты?
     И опять она покачала головой.
     - А как насчет прачечной там, напротив?
     - Ну, это же мистер Пан. Он сосед.
     - Но все-таки он азиат.
     - Ну да, если хотите. Но мне всегда казалось, что  азиат - это, знаете,
что-то такое экзотическое, что-то издалека.
     - А его рядом с машиной не было?
     - Мистера Пана? Нет. Он выбежал на улицу, как и все прочие. Вот так все
и было. А меня покажут по телевизору вечером?
     - Нет.
     Ее не показали по телевизору вечером. По правде говоря, все сообщение о
случившемся заняло лишь несколько секунд, и в нем совершенно  не упоминалось
о  том,  как  квартал  был  неожиданно  запружен  многочисленными  и  самыми
разнообразными агентами, сыщиками  и следователями. Все случившееся  назвали
следствием разборки  между преступными  группировками,  и комментатор  долго
рассказывал  об истории китайских преступных организаций и о ведущейся между
ними войне. Он ни словом не обмолвился ни о ФБР, ни о том, что  кто-то исчез
с заднего сиденья автомобиля.
     Когда   миссис  Кац   посмотрела  шестичасовой   выпуск   новостей,  ее
раздражению  не было  предела. И  все же оно  не шло ни  в какое сравнение с
раздражением  того  человека,  за  которого  она  когда-то  голосовала.  Его
ближайший советник был просто в ярости.
     -  Сзади  и  спереди  от  машины  генерала  должны  были  ехать  машины
сопровождения. Это самый безопасный способ  передвижения.  Как он мог просто
так испариться?
     Начальники департаментов сидели вытянувшись,  как по  команде "смирно".
Отчеты, которые принес каждый  из них,  были одинаково безнадежны; стол,  за
которым  они сидели,  был  длинный  и  деревянный, а  день, который они  тут
провели,  - долгий и трудный. Они собрались вскоре  после полудня, а сейчас,
хотя неба не было видно, часы говорили им,  что в Вашингтоне наступила ночь.
Каждые полчаса курьеры приносили свежую информацию.
     Советник  президента направил указательный  палец на сидящего  напротив
человека с лицом бульдога:
     - Расскажите нам еще раз, как все это произошло.
     Человек  с бульдожьим лицом  начал свое повествование, время от времени
справляясь  в записях. Машина генерала Лю  оторвалась  от  сопровождающих ее
машин примерно в одиннадцать пятнадцать, за ней помчалась машина с людьми из
службы безопасности,  безуспешно пытавшаяся  вернуть машину генерала обратно
на  скоростную автостраду. Машина генерала  направилась  по  Джером-авеню  в
Бронкс, и  тут между ней  и машиной сопровождения вклинилась третья. Агентам
службы безопасности  удалось  догнать машину генерала Лю  сразу за городским
стадионом для гольфа в одиннадцать тридцать три. Машина врезалась в  одну из
стальных опор метромоста. Генерала не было. Его помощник и шофер были мертвы
- убиты выстрелами сзади. Их тела доставили в ближайшую больницу Монтефиоре,
там  произвели вскрытие,  извлекли пули, и  сейчас  их  изучают эксперты  по
баллистике.
     -  Достаточно!  -  вскричал  советник президента. - Меня не  интересует
перечень таких деталей - поберегите его для  полицейского  рапорт