о  венками  и
корзинами, а они продолжали приходить со всех концов страны.
     Направляясь  сказать  последнее  прости  дону  Доминику, Пьетро Скубичи
оставил свой пакет  с  перцем в  машине.  Да,  все не  так, как было раньше.
Раньше они бы непременно собрались  все вместе в ритуальном зале и  взяли бы
все  хлопоты на себя. Сняли бы целиком  отели для  тех, кто  решил проводить
отлетающую душу дона Доминика.
     А  сегодня?! Пьетро  вздохнул. Это невозможно.  Полицейские с камерами,
подслушивающие  устройства,  шпики  на  каждом  шагу,  так  что  друзья дона
Доминика могут лишь на минутку задержаться у гроба. Мир изменился. Наверное,
правильно решили поторопиться, чтобы полиция не надоедала прощающимся.
     Но все же лучше было бы препроводить дона Доминика в объятия Всевышнего
должным образом. Никто не сомневается, что он попадет к Всевышнему. Разве не
сказала дочь Пьетро Скубичи, что дон Доминик идет против  Бога? Она,  видно,
имела в виду, что он идет к Богу.
     Пьетро  Скубичи преклонил колени перед гробом и стер со щеки слезу. Дон
Доминик Верильо был вдовцом, и,  что бы ни говорила Анджела, детей у Верильо
не было, а  потому  Пьетро не с  кем  было  попрощаться.  Однако с  красивой
женщиной, стоящей  в глубине часовни, он попрощался -  она была  воплощением
горя, не мог же он пройти мимо. Лицо ее было похоже  на те, которые рисовали
этруски. Ее черты напомнили Скубичи кого-то знакомого.
     Она плакала, а когда Пьетро Скубичи похлопал ее  по  плечу, прошептала:
"Спасибо, дон Пьетро". Он пристально поглядел на нее, но так и  не вспомнил,
где  видел  это  лицо.  Сев  в   машину,  он  велел  шоферу  отвезти  его  в
Атлантик-Сити, на конференцию по выборам новой главы мафии. Да,  у него есть
шанс быть избранным. Но у кого героин?
     Скубичи  и  другие  мафиози  приезжали  попрощаться  днем,  а   вечером
состоялось нечто вроде гражданской  панихиды. Были там мэр Хансен, величавый
и   недалекий,  со  своей  дочерью  Синтией,   выглядевшей   по   настоящему
опечаленной, и мать Синтии, смуглая женщина, у которой (это  знали многие из
присутствующих) были сложности с алкоголем. Она, не  переставая, рыдала. Был
также  шеф  полиции Брайан  Дуган,  потому  что, как  ни  крути, Верильо был
известной  фигурой в  городе, а также редактор Хорган  и  преподобный Джозеф
Энтони. В дальнем углу сидел Римо Уильямс и наблюдал за собравшимися.
     Сеньор  Энтони  повторял  свою  речь, произнесенную им в День  Колумба,
переделав ее сообразно случаю. Говорил  о Микеланджело и Леонардо да  Винчи,
Христофоре  Колумбе и  Энрико Ферми. Говорил о Верди,  Карузо,  папе  Иоанне
XXIII и Фрэнке  Синатре.  Он  говорил,  что  среди  этого  величия  служения
человечеству,  прогрессу и красоте  есть место  и Доминику Верильо. Его  имя
стоит в одном ряду с  именами этих  титанов,  а на  другом полюсе -  горстка
гангстеров,  которым некоторые придают слишком большое  значение,  тогда как
сама  вера в их  существование  позорит итальянский народ.  Сказав  это,  он
грозно  взглянул на  Хоргана, который  лично  написал  некролог Верильо, где
намекнул на некую тайну в жизни покойного и, не высказав своего мнения явно,
тем не менее, донес его до сведения читателей, ничего конкретного не говоря.
     Римо наблюдал  за  сборищем со своего места в душной крохотной комнате.
Мэр  Хансен сидел прямо, поочередно изменяя выражение  лица, пользуясь своим
сверхскромным репертуаром  для различных его частей: для  глаз - из колонки.
"а", для рта - из колонки "б". Соответственно  он выглядел то преисполненным
уважения, то задумчивым, то убитым горем, то снова задумчивым.
     Римо внимательно наблюдал за ним.  Он видел его в первый раз, поскольку
Синтия  старательно препятствовала их встрече, и испытывал раздражение,  как
часто бывает  при общении со "слугами народа". Бывает нелегко докопаться  до
того,  что  скрывается за общественным лицом человека, и часто там ничего не
оказывается; в частной жизни он столь же незначителен, как в общественной.
     Тем не менее героин может быть и у него. Нужно выяснить.
     Миссис  Хансен,  настоящая  итальянская  красавица,  по  всем признакам
прямым ходом  идет  к алкоголизму.  Она выглядит великолепно,  но кое-что ее
выдает.  Легкая  дрожь  в  руках,  переминание  с  ноги  на ногу,  загнанное
выражение глаз. Было  заметно, что у нее большое личное горе, но  ее муженек
то ли этого не понимал,  то ли не видел. Она все  время тихонько плакала. Со
смертью Верильо она потеряла что-то!
     Синтия тоже была  здесь, провела тут  весь день и  тоже очень горевала,
горе сблизило ее с матерью. Она  не смотрела на Римо. Возможно, она его и не
видела, но он-то смотрел на нее, чувствуя, как в нем подымается возбуждение.
Интересно, что она будет делать потом?
     Хорган смахивал  на сфинкса. Сидя в первом ряду, рядом с шефом полиции,
он болтал, то и дело улыбался; лишь он  и Дуган были достаточно  умны, чтобы
забавляться происходящим.
     Были тут и другие типы, которых Римо  не знал. Он смотрел  на их лица и
гадал, что связывало их  с Верильо. Наклонившись вперед, он громко спросил у
джентльмена, сидевшего перед ним:
     - Он покончил с собой, так ведь? Как же можно хоронить его в освященной
земле? Что  здесь  делает святой отец? Разве  самоубийство не грех? Ведь  он
прямым путем в ад попадет? Что здесь происходит?
     Внимательно  наблюдая за присутствующими, он  увидел  растерянность  на
лице  миссис  Хансен,  глупость  на лице ее  мужа, ненависть и  гнев на лице
Синтии, возмущение на лицах шефа полиции и редактора.
     В   помещении  появился   еще  один  тип,   кашляющий   без  остановки.
Вилли-Сантехник Палумбо. Он встал в углу  и огляделся. Его глаза встретились
со  взглядом Римо. Римо улыбнулся, а  Вилли отвернулся и выскочил из комнаты
так быстро, что никто не заметил темного пятна, проступившего спереди на его
брюках.
     Кто-то из присутствующих знает  о героине. Римо должен выяснить, кто же
это.
     Вилли Палумбо  уже выяснил. И открытию не удивился. По  правде сказать,
он пока не знал, где  именно спрятан героин, но это потом. Он уже  знал, кто
хозяин, и понял, что это дело само плывет ему в руки.
     Он уже выполнил свое первое задание -  сообщил мафиози в Атлантик-Сити,
что наркотики скоро привезут, и завтра мафиози  всей  страны свяжутся с ним.
Он, конечно,  не будет главарем, он не обольщался на этот счет. Но он станет
человеком,  у  которого  будет ключ к героину, а  это уже  хорошо.  Миллионы
долларов поплывут  к нему. Миллионы.  Женщины. Новые  машины. Что угодно для
души.  -  Но  прежде  всего  он  должен быть уверен,  что у него есть  шансы
наслаждаться всем этим. А значит, надо что-то сделать с Римо Барри.
     Вилли  остановился   у  телефона-автомата  около  "Погребального  зала"
Конвелла и  набрал  номер. Ожидая ответа, он проклинал чертовы мокрые брюки.
После девяти гудков трубку подняли.
     - Полиция Гудзона, - произнес женский голос.
     - Соедините  меня с 235-ым  участком, - сказал Вилли, благодаря судьбу,
что  он звонит не по поводу пожара. Весь мир может сгореть дотла, прежде чем
поднимут трубку в полицейском управлении.
     А Римо ждал у машины, взятой на прокат в аэропорту  Ньюарка, на стоянке
позади "Погребального зала"  Синтию Хансен, чей черный помятый "Шевроле" все
еще стоял тут.
     По узкой дорожке на стоянку заехал  зеленый "Шевроле" с тремя мужчинами
и остановился около Римо.
     Водитель опустил  стекло и  уставился  на Римо. Даже если бы на нем был
неоновый  знак  со  словом  "полиция",  род его  занятий не  стал  бы  более
очевидным.
     - Вас зовут Римо? - спросил он.
     Римо кивнул.
     - Я должен вам кое-что  передать,  -  сказал водитель - рослый седеющий
мужчина с постоянной ухмылкой на лице.
     - Что же? - спросил Римо. Он подошел ближе к машине, делая вид, что  не
замечает, как сидящий на заднем сиденьи человек потянулся к ручке дверцы.
     Тут шофер ткнул в лицо Римо дуло пистолета, а человек с заднего сиденья
оказался за его спиной, приставив свой пистолет к  затылку Римо. Он затолкал
Римо на заднее сиденье машины, держа у затылка пистолет. Шофер рванул машину
с места. Когда  они выезжали со стоянки, Римо увидел, что мэр Хансен с женой
и дочерью медленно спускаются с крыльца. Они его не заметили.
     - Так что у  вас  есть для меня? - спросил Римо, обращаясь к бычьей шее
водителя.
     - Скоро узнаешь, - усмехнулся водитель. - Верно говорю? Скоро узнает.
     Они  повернули  на  главную  улицу  города  и  поехали  направо,  через
несколько  кварталов  свернули  налево,  а  потом  прямо,  по  направлению к
Гудзон-ривер, вниз к заброшенному городскому  причалу, где старые прогнившие
баржи теснили друг друга у обгоревших свай.
     Они выехали на старый  бетонный причал, у которого  стоял на  приколе в
ожидании  ремонта  металлический остов корабля,  обглоданный огнем несколько
месяцев назад.
     Причал был темным и пустым, и, кроме крыс, метнувшихся кто куда, тут не
было ни единой души.
     Полицейский ткнул Римо в бок пистолетом:
     - Выходи, умник!
     Под  дулом  пистолета  Римо послушно  поплелся по  деревянному трапу на
корабль,  в  рубку  на   главной  палубе.  Там  полицейский  толкнул  его  к
противоположной стене.
     Римо повернулся к трем полицейским.
     - Что это все означает, ребята? - спросил он.
     -  Слишком  много от тебя  неприятностей,  - ответил тот,  который  вел
машину.
     - Я всего лишь репортер. Хочу написать очерк, - запротестовал Римо,
     - Эту  байку прибереги  для кого-нибудь другого, - сказал шофер.  -  Мы
хотим знать, кто тебя прислал.  Простой вопрос. Требуется всего лишь простой
ответ.
     -  Я же вам сказал  - журнал  "Интеллигенция". Ежегодник. Я работаю  на
них.
     - А ты что, их эксперт по наркотикам? Странная тема для такого журнала.
     - Это мое задание. Делаю, что мне велено.
     - И мы тоже, - сказал водитель. - Пойми, лично мы против тебя ничего не
имеем.
     Он открыл шкафчик и  вытащил оттуда  паяльную лампу. Подкачал несколько
раз  и поднес  зажигалку. Пламя  вспыхнуло с шипением - голубое,  слабое; он
поставил лампу на пол.
     - Ладно, ребята, держите его.
     Он  вытащил пистолет. Двое других спрятали свои и направились  к  Римо,
отошедшему  в  дальний  угол.  Они схватили  его  за руки. Парень настойчиво
вырывался,  так что все  они  оказались ближе к человеку с  пистолетом,  чем
следовало. Но ничего страшного, они же его держат.
     Вдруг оказалось,  что они его уже не держат,  и  оба почувствовали, как
хрустнули их виски.  Водитель, державший  их  под  прицелом, обнаружил,  что
пистолет у него вырвали и выбросили в проем обгоревшего окна. Секунду спустя
он с шумом плюхнулся в  воду, а в руках у Римо оказалась паяльная лампа.  Он
прибавил пламени.
     Двое  сыщиков лежали на полу  позади Римо,  то ли в беспамятстве, то ли
мертвые. Во всяком случае вели они себя тихо. Римо встал у дверей.
     Он увеличил огонь и пламя зашипело еще громче, пожелтело.
     Римо сказал:
     - Ну что ж, теперь поговорим.
     Полицейский  испуганно огляделся. Не уйти.  Ребята  лежат на  полу  без
движения. Готовы,  наверное. Если бы подобраться к одному  из них и схватить
оружие...
     Римо подошел и встал рядом с лежащими.
     - Начнем  помаленьку,  -  сказал  Римо.  -  Что  вы  знаете  о компании
"Океанский транспорт"?
     - Ничего, - ответил полицейский и начал было: - Никогда не слышал, - но
не смог выговорить: его рот наполнился криком - пламя паяльной лампы обожгло
тыльную сторону кисти.
     - Еще раз, - сказал Римо. - Такой ответ мало вразумителен.
     Полицейский был потрясен.
     - Я видел грузовики один раз, - простонал он - Они съезжали с  причала.
Тогда и видел.  Потом они как сквозь  землю провалились, уехали  куда-то  из
города. Мы искали их, но никто не знал, куда они подевались.
     Римо прибавил огня.
     - Ладно. От кого вы получали приказы?
     - От Гассо.
     - Гассо мертв, - сказал Римо.
     - Я знаю. А теперь - от Вилли-Сантехника. Он  позвонил  сегодня и велел
схватить тебя.
     - А кто его босс?
     - Верильо.
     - Верильо мертв, - сказал Римо. - Кто новый босс Вилли?
     -  Не  знаю,  -  сказал  полицейский  и  вздрогнул,  потому  что  пламя
подобралось ближе  к здоровой  руке. - Кто-то в мэрии. В мэрии всегда кто-то
был.
     - Шеф полиции? Дуган?
     - Нет, этот честный. У него только тотализатор и проститутки, - ответил
полицейский, и Римо понял, что это правда.
     - А как насчет мэра Хансена?
     -  Не знаю, - ответил полицейский.  -  Отпусти меня. Я  стану  на  тебя
работать. Я узнаю, кто  теперь всем заправляет. Я могу тебе помочь. Парень с
мозгами тебе  не помешает.  Знаешь,  как я  наколол  этих,  из управления по
борьбе с наркотиками. Они клюнули на мои нашивки, а я обезвредил их ловушку.
Они были легкой добычей. Я смогу и тебе помочь не хуже.
     Он  с надеждой  посмотрел  на  Римо,  но  тот  никак  не  отреагировал.
Полицейский понял - номер не  удался. Оставался один  выход. Словно  ныряя в
воду, он рванулся к лежащим телам, чтобы вытащить пистолет из пиджака одного
из  них.  Пальцы сомкнулись было на  рукоятке, но  тут рука отказала ему. Он
поднял  взгляд  и  успел  заметить  руку, мелькнувшую  по направлению  к его
запрокинутому лицу.  Больше  он  ничего  не  чувствовал. Лицевые кости  были
раздроблены.
     Римо посмотрел  на  трех  мертвецов,  распростертых на деревянном  полу
рубки, и на мгновение почувствовал  отвращение к себе. Потом  в  его  памяти
всплыл пароход,  фотография молодой наркоманки,  погибшей  из-за наркотиков.
Римо опять взглянул  на трупы людей, которые тоже участвовали в этом грязном
деле, прикрывая торговлю наркотиками. В нем вспыхнула ярость, от которой его
бросило  в жар, и он сделал то, что Римо Уильямс никогда не делал. Он  решил
привлечь внимание к происходящему.
     Бедняга  Скорин,  по  крайней  мере,  погиб  при  исполнении  служебных
обязанностей.  Товарищи по работе отдали ему последние почести.  Его близкие
смогут им гордиться. А эти три свиньи... Римо постарается сделать так, чтобы
город не провожал их в последний путь с духовым оркестром.
     Утром взойдет солнце, и на фоне ранних солнечных лучей проступит черный
остов  корабля. Солнце будет подыматься  в небе,  и станут  видны все детали
корабля. На причале появятся люди и  окинут корабль привычным  и равнодушным
взглядом.  Но потом  кто-нибудь снова посмотрит на корабль  повнимательнее и
обратит внимание на якорь и перекрестится, потому что увидит: на  тупые лапы
якоря нанизаны, будто чудовищные рыбины, трое мертвых полицейских.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

     Майрон  Горовиц влюбился. Его девчонка была не просто самой  красивой в
мире,  она  собиралась   его  озолотить,  да  так,  что  ни  одной  душе  на
Пелхэм-Парквей и не снилось.
     Разве не  она  построила ему эту фабрику  по производству таблеток?  Не
исключено, что другой такой нет в мире. Полностью автоматизированная. Ею мог
управлять  всего один человек,  и этим  человеком  был  он,  Майрон Горовиц,
выпускник университета Рутджерса  по специальности  фармацевт-исследователь.
Только  он. Больше  никого на фабрике  не  было,  кроме, конечно,  уборщика,
которого  Майрон  отправил  домой,  и   счетовода,  помогавшего   ему  вести
финансовую документацию.
     Он  предполагал,  что  сегодня  она  придет  сюда  по  какому-то  делу.
Наверное, по  делу, но  на  всякий случай он  проверил готовность  кушетки в
кабинете. Там  было  чисто,  из проигрывателя  лилась  тихая  музыка, стояли
бутылка "Чиваз  Ригл" и два  бокала, так что все было готово на случай, если
представится шанс поговорить не только о делах.
     Ничего особенного в  таких встречах  в  поздний час  не  было, если  не
знать, что в потайном подвальном помещении под  одноэтажным зданием  фабрики
спрятаны  четыре  грузовика  с   прицепами   вместе  с  замерзшими  насмерть
водителями.  Груз  оставался в  полной  сохранности  и  ждал  превращения  в
порошки, таблетки, мази и сироп любой концентрации.
     Четыре  полных   прицепа.  Пятьдесят  тонн   девяностовосьмипроцентного
героина. Пятьдесят  тонн! Американские торговцы  наркотиками продают  восемь
тонн в год. На шесть лет хватит. Пятьдесят тонн. Горовиц сидел на них.
     Пятьдесят тонн. Горовиц частенько занимался арифметическими подсчетами.
Пятьдесят тонн - это сто тысяч фунтов, их будут делить и делить на все более
мелкие порции и разбавлять на каждом  этапе. На черном  рынке розничная цена
фунта героина - сто тысяч долларов. За один фунт. А он сидел на ста  тысячах
фунтов,
     Он знал,  что есть трудности с доставкой. Кругом  слежка и контроль. Но
он уже вывез немного в пузырьках из-под аспирина, немного под видом порошков
для  желудка,  за  последние  две  недели фунтов  сто.  Наркоманы-покупатели
выложат за них десять миллионов долларов.
     Майрон Горовиц  никогда  не задумывался над  моральным аспектом  своего
бизнеса.  Наркотики  -  как  алкоголь.  Малые  дозы  никогда  еще  вреда  не
приносили. Каждому известно, что почти все доктора балуются наркотиками. Тем
не  менее  продолжают лечить,  делать  операции,  принимать роды, и вроде бы
никого  это  не  волнует. В  определенном  смысле  он  делает  добрее  дело:
поставляет их в  очищенном виде, а значит, помогает предотвратить  случайную
смерть  от неочищенных  наркотиков.  Поскольку  товара много,  наркоманам не
придется красть лекарства, а значит, хоть немного снизится преступность.
     Перед  зданием  фабрики  мигнули  фары,  и   он  набрал  номер  местной
электронной охранной службы.
     - Это Майрон Горовиц. Код 36-43-71. Я  открываю  входные  двери фабрики
"Либерти драгс" на Либерти роуд. Отлично. Верно.
     Он  положил трубку  и  направился  к дверям.  Сквозь матовое  стекло он
увидел  знакомый  силуэт  темного  седана,  заезжавшего  за  здание  фабрики
подальше  от  проезжей дороги. Он  подождал немного и,  заслышав звук шагов,
открыл дверь.
     Синтия Хансен быстро скользнула внутрь, и он закрыл дверь.
     Майрон  повернулся и  пошел следом за ней по темному коридору  к своему
кабинету,  где были  зажжены  две  большие  лампы. Идя  позади,  он  не  мог
удержаться и обхватил ее  обеими руками, но она резко остановилась и холодно
сказала:
     - Я по делу, Майрон.
     Он неохотно убрал руки.
     -  Последнее время  ты  только  по  делам  со  мной  и  встречаешься, -
проскулил он.
     - Очень серьезные события, - сказала она, - и я сейчас не в настроении.
Но скоро все станет по-прежнему, - и она выдала ему намек на улыбку.
     Этого было достаточно, чтобы Майрон Горовиц воспрял духом - возродилась
надежда,  что  стерео,   "Чиваз  Ригл"  и  приготовленная  кушетка  возымеют
действие.
     Синтия Хансен вошла в кабинет и выключила  музыку. Поставила  бутылку в
переносной бар и убрала бокалы. Потом взяла стул и села  за письменный  стол
напротив Горовица.
     Она не теряла времени.
     - Груз внизу. Сколько ты можешь расфасовать?
     - Фабрика сейчас работает бесперебойно, - ответил он,  - в разных видах
упаковки пятьсот  фунтов героина в неделю. А как ты его  переправишь? В этом
ведь была проблема, так?
     - Да, в этом. Власти наняли ищейку, и он наделал много неприятностей.
     - Я читал о Верильо. Видно, он  действительно был в тупике, коли разнес
себе башку. А я-то думал, что эти бандюги не способны на такое.
     - Для тебя он мистер Верильо, - сказала Синтия  Хансен.  -  И не думай,
что он был бандитом. Он умер, чтобы не вывести эту ищейку на тебя и на меня.
Заруби себе на носу.
     - Прости, Синтия, - пробормотал Горовиц. - Я не хотел...
     - Ладно,  -  сказала она.  -  Эта ищейка - Римо  Барри. Его должны были
вывести из игры. Я думаю, наши парни  сегодня позаботились  о нем. А я нашла
способ  переправки героина.  Ты точно  сможешь фасовать по  пятьсот фунтов а
неделю?
     - По  меньшей мере  пят