опало в  глаз. Я никак не мог достать. -  И  не ожидая ответа, он указал на
кровь на руках Чиуна. - Я видел, - сказал он. - Вашу схватку.
     Чиун  охнул, увидев  на  руках  кровь, и  быстро спрятал руки в  рукава
кимоно.
     - Простите меня, о  наблюдательнейший,  -  произнес он. - Я так спешил,
что забыл смыть сок куриной печенки.
     Он повернулся  к Смиту спиной, поплевал на  руки  и  энергично потер их
друг о друга.
     Смит перевел взгляд на Римо, но Римо исчез.
     Подавив крик, Римо перебежал на другой конец площадки, туда, где лежала
Памела, и склонился над ее телом. Смит увидел, что он щупает ей пульс, потом
к нему присоединился  Чиун и оторвал полоску от  кимоно. Он  свернул из  нее
тампон,  чтобы  промакнуть  кровь,  но  за  несколько  секунд ткань насквозь
пропиталась кровью. Чиун покачал головой.
     - Зачем ты пришла, ты, приключение на мою задницу? - задыхаясь, спросил
Римо.
     Мышцы ее лица напряглись. Огромным усилием она раскрыла глаза.
     - Не надо говорить, - сказал Римо.
     -  Надо, -  еле выговорила она. Кровь  пенилась в  углу рта. - Мы убили
его?
     -  Мы  убили его, - ответил Римо. - Тебе не надо  было  приходить  ради
меня.
     - Не ради тебя. Ради Англии. Это моя работа. Мы спасли мир?
     - Да, Памела, - ответил Римо. - Мы молодцы. Как ты меня нашла?
     - Подкупила клерка в мотеле. Подслушал твой телефонный разговор. Сказал
мне, где. -  Она попыталась  улыбнуться, и изо рта потекла струйка крови.  -
Всегда знала, что ты лгун.
     Римо  стиснул зубы.  Кожа вокруг ее век уже начала бледнеть.  Она скоро
умрет.
     - Спасла жизнь твоего друга, - поведала Памела.
     Жаль, что я не могу спасти твою, подумал Римо. Но только кивнул.
     - Мы  сделали  это,  -  произнесла Памела. Голос  ее становился  совсем
неразличим. Римо наклонился к ней пониже, и она сказала - Римо.
     - Что?
     - Сделай это еще раз, пожалуйста.
     - Что сделать?
     Медленно, руками  слабыми,  как  у  ребенка,  она  взяла Римо за руку и
поднесла ее к своему левому запястью. Он едва прикоснулся  к ее коже, как ее
глаза погасли.
     Римо  выпрямился. Глаза у него повлажнели. Он, не отрываясь, смотрел на
тело, и Смит услышал, как он бормочет:
     - Вот так-то, дорогая.

     Римо и Чиун вместе со Смитом прошли в подземную крепость Бьюэлла, чтобы
убедиться, что там больше никто не прячется.
     Подземные  апартаменты  были пусты а компьютеры привели Смита в  полный
восторг.
     -  Боже мой! - воскликнул он.  - Тут  хранится информация о  мельчайших
деталях оборонительных систем Советского Союза и Америки.
     Он  подпрыгнул  от радости  и принялся что-то набирать  на  клавиатуре,
время от времени издавая возгласы удивления и восторга.
     Потом он снял трубку телефона.
     - Зовете на помощь? - поинтересовался Римо.
     Смит посмотрел на него с отсутствующим выражением лица.
     -  Звоню  в  Фолкрофт.  Я тут  все  настроил  так, что  мои  компьютеры
перепишут и усвоят всю информацию, какая тут есть.
     - Мы вам больше не нужны? - спросил Римо.
     - Нет, я сам справлюсь. Вы можете идти.
     -  Хорошо, - обрадовался  Римо. Уже  стоя в  дверях, перед  выходом  на
вершину плато, он обернулся и спросил: - Смитти, а почему вы плакали?
     - Я же сказал вам, - ответил Смит. - Мне что-то попало в глаз.
     Он отвернулся и занялся компьютером.

     - Так  ты  убил бы  меня? -  спросил Римо Чиуна,  когда  они пересекали
поросшую жесткой травой поляну у подножия скалы.
     - Склюет ли дрозд червяка на земле?
     - Что это значит? - не понял Римо.
     - Это значит, предаст ли прилив луну, направляющую его к земле?
     - А?
     - Тебя ничему невозможно научить, - заявил Чиун.
     Они поднялись на небольшой пригорок, с которого было видно шоссе.
     - Так ты бы убил меня?
     - Разевай пошире свою большую пасть и узнаешь, - ответил Чиун.
     Они оба сели в машину Римо.
     - Не думаю, что ты меня убил бы, - сказал Римо и завел мотор.
     Чиун фыркнул.
     - Потому что ты меня любишь, - продолжал Римо.
     Чиун фыркнул.
     - Ты ведь любишь меня.
     Старик возвел глаза к небу.
     - Так ведь? - настаивал Римо.
     -  Ква-ква-ква! -  крикнул Чиун  и запрыгал  на сиденье. - Ты  -  самое
шумное белое существо, которое когда-либо жило на этой земле. Люблю тебя? Да
нужно невероятное усилие воли, чтобы просто терпеть тебя.
     Римо улыбнулся и выехал на шоссе.



    Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
    Властители Земли


     ---------------------------------
     выпуск 15
     переводчик неизвестен
     Издательский центр "Гермес" 1996
     OCR Сергей Васильченко
     ---------------------------------

ГЛАВА ПЕРВАЯ

     Уинстон  Хоаг  за  свою жизнь боялся очень многих вещей,  но никогда не
опасался того, что на самом деле его убило.
     Он  опасался  внезапных  порывов  ветра,  пробегавших в теплые  дни  по
верхушкам деревьев, а потому заставлял свой крошечный одномоторный самолетик
так резко  и отвесно  нырять  вниз,  что  потом  с  трудом  вновь  овладевал
управлением буквально в нескольких футах над хлопковым полем.
     Его страшили химикалии, которые он сам же применял на полях: он боялся,
что  пестициды, защищавшие урожай, при постоянном контакте каким-то  образом
проникнут в его собственную кровеносную систему и убьют его.
     Он боялся потерять контракты на опыление  полей и  с  ужасом думал, что
тогда его  семье пришлось бы жить  на  пособие.  Он решил скорее покончить с
собой,  чем позволить  такому случиться, хотя  и не  был уверен,  что у него
достанет мужества убить себя.
     Боялся  он и  того,  что  его  самолет в один прекрасный день  попросту
развалится   на  части,   потому  что  Уинстону  Хоагу   всегда  приходилось
соразмерять стоимость новых деталей  и  оплату за обучение детей в приличной
школе,  затраты на хорошую еду, которую жена  подавала на стол, материальную
возможность поддержать своих старых родителей.
     Он опасался солнечных  закатов,  когда неверное освещение  играло  злые
шутки с его восприятием  высоты, и боялся  восходов, когда лучи солнца могли
неожиданно ослепить пилота в открытой кабине.
     Но он вовсе не ощутил страха,  когда  некая молодая пара предложила ему
две  сотни долларов  за  то, что он  установит у  себя в  ногах видеокамеру,
которая будет нацелена  вверх и запечатлеет лицо  пилота во  время  опыления
посевов.
     Он только пожелал убедиться, что  камера не будет мешать ему дотянуться
до педалей ножного управления.
     -  Мы бы хотели,  чтобы вы непременно включили камеру  перед  тем,  как
начнете распыление химикалий, - сказала молодая женщина.  - Это очень важно.
Нам нужно,  чтобы камера  начала работать по меньшей мере на минуту  раньше,
чем распылители.
     - На две минуты, - поправил сопровождавший ее молодой человек.
     - Разумеется, - отвечал Уинстон Хоаг. - Только зачем вам все это?
     - Потому, что мы так хотим, - ответила женщина.
     Она была пепельной блондинкой и растягивала гласные, как обычно говорят
состоятельные  дамочки. В сочетании с небрежным, уверенным, видом и линялыми
джинсами это  создавало впечатление богатства. Уинстон Хоаг  понимал, что он
сам в таких  поношенных джинсах выглядел бы просто нищим. Собственно говоря,
первое,  что  он  сделал,  когда записался в ВВС,  это выбросил свои  старые
линялые  джинсы. А когда  его уволили,  он почти сразу же купил новенькие, с
иголочки джинсы,  жесткие,  темно-синие,  хрустящие  от  новизны  и  страшно
неудобные.
     Уинстон Хоаг, как и  большинство  людей, которые в молодости были очень
бедны, всегда боялся снова впасть в нищету. И две сотни долларов пришлись бы
ему весьма кстати.
     -  Если вы так  хотите,  так  и  будет, - ответил он, - только  мне  бы
хотелось знать, зачем вся эта петрушка.
     - Затем, - отрезала женщина.
     - Мы хотим  поймать,  как  изменяется  выражение вашего лица, когда  вы
начинаете распыление, - пояснил молодой человек.
     - Да никак оно не меняется, сказал Хоаг.
     - Ошибаетесь, - возразила женщина. - Оно должно меняться.
     - Собственно  говоря, мы пока и сами не знаем, - сказал мужчина. Он был
одет в сандалии и шорты цвета  хаки со множеством пряжек, а кроме того, имел
при себе пачку стодолларовых купюр. - Вот и хотели бы выяснить.
     Надпись  на  его  старой  майке призывала  спасать от вымирания  лесных
волков. Она гласила: "Вымерший - это навсегда".
     С таким подходом Уинстон Хоаг вполне мог согласиться. Ему не нравилось,
когда гибли животные. Но менее всего ему хотелось бы, чтобы вымерло животное
по имени Уинстон Хоаг.
     И он взял две сотни долларов.
     - Запомните, сказала женщина. - Мы хотим, чтобы камера у ваших ног была
пущена  за целых  две минуты до того,  как  вы  включите  систему распыленна
химикатов.
     - Идет, - кивнул Хоаг.
     -  Как  вы защищаете ваши бункеры с  инсектицидами?  - спросил  молодой
человек.
     - Чего?
     - Какую защиту вы используете в ваших бункерах с инсектицидами?
     - Да никакой, - пожал плечами Хоаг. - Это мне нужна защита.
     - А откуда вы знаете, что бункеры не раскроются преждевременно?
     - Можете быть спокойны, такого не бывает.
     - Позвольте, я осмотрю их, - сказала женщина.
     - Да чего там смотреть, самые обычные бункеры, - удивился Хоаг.
     - И все-таки мы бы хотели их осмотреть, - настаивал молодой человек.
     Хоаг впустил  их  в  самолет  и подробно объяснил,  что  бункеры вполне
надежно защищены от преждевременного раскрытия.
     -  Вы  ж  понимаете, - сказал Хоаг. - Эти инсектициды  стоят денег, и с
меня могут содрать по суду, если я распылю их над жильем.
     - Да, -  кивнула женщина. -  Мы знаем, что  деньги для вас значат очень
много.
     - Послушайте, мне очень бы  пригодилась пара  лишних  монет,  - ответил
Хоаг. - Каждый  зарабатывает на хлеб как умеет, но я не собираюсь браться за
работенку, если ее приправляют оскорблениями.
     -  Разумеется,  мы  вас  понимаем,  -  поспешил  успокоить  его молодой
человек. -  Мы вовсе не  хотели вас  оскорбить. А  не могли бы  вы  в случае
надобности как-то укрепить эти бункеры?
     - Простите, сэр, не понял?
     Хоаг тоже постарался быть вежливым.
     - Смогли бы вы укрепить  бункеры  для инсектицидов, добавить  крепежных
скоб, что ли?
     - Только не за две сотни, - ответил Хоаг.
     - Три сотни, - тут же ответил молодой человек.
     Хоаг покачал головой. Ну, прежде всего, на новый металл уйдет, пожалуй,
целая сотня, да еще увеличится вес самолета, а  тогда  нужно больше топлива.
Хоаг уже готов  был  прямо на месте  отказаться от всей затеи. Он многое мог
сделать ради нескольких сотен  долларов, но только не рисковать своим старым
самолетом.
     Когда,  наконец,  втроем  с  молодой  парой  они  точно  выяснили,  как
требуется обезопасить бункеры с  инсектицидами,  оказалось, что при этом вес
самолета увеличивается  на две сотни фунтов,  нарушается  его баланс, а  вся
затея обойдется по меньшей мере в полторы тысячи  долларов. Уинстон Хоаг был
вверен, что теперь они откажутся.
     Но  сотни  по-прежнему  продолжали выпархивать из толстой пачки в руках
молодого человека. И за них даже не просили расписки.
     -  Ну, знаете,  - сказал  Хоаг,  -  теперь  уж даже  если эта  этажерка
хлопнется, с  бункерами  ничего не станет.  Да будь я проклят, если они - не
самая безопасная штука после Форт-Нокса.
     - Вы уверены? - спросила женщина.
     - Хотел бы я, чтоб и у меня была такая же защита, - сказал  Хоаг,  и на
лицах молодых людей одновременно вспыхнули улыбки.
     На  следующий день они пришли  проверить его работу.  Они настаивали на
том,  чтобы закрепить камеру именно  так, как им  это  было  нужно,  поэтому
заставили Хоага показать им его пилотское место. Потом установили там камеру
под  определенным  углом и пояснили, что  теперь лицо его  попадет  точно  в
фокус.
     - А по-моему  она смотрит мне прямо в грудь, - заметил Хоаг, когда рука
молодой женщины скользнула у него между ног.
     Впрочем, прикосновения эти ему нравились, и он не жаловался.
     - Мы  знаем, что делаем,  - сказала  она.  - А теперь покажите, как  вы
беретесь за переключатель.
     Хоаг   наклонился  вперед  и  потянулся  к  сверкающему  металлическому
рычагу-переключателю,  который выглядел  так,  будто  его  взяли  со старого
электромотора. Он был соединен со спуском видеокамеры.
     Когда Хоаг коснулся рычага, грудь его оказалась менее, чем в двух футах
от объектива камеры.
     - Великолепно, - заметила женщина.
     В тот же день пополудни Хоаг поднялся в воздух, чтобы опылить небольшие
посадки арахиса  за Равнинами  в  штате Джорджия, он стал  богаче на полторы
тысячи долларов за счет двух молодых людей, которых считал остолопами.
     Собственно, он даже не собирался в тот  день заниматься опылением. Хоаг
не хотел рисковать  и  приближаться вплотную к  арахисовым  посадкам, а  тем
более кружить над самими деревьями на перегруженном самолете. Он намерен был
только  пройти высоко над  полем, включить камеру и совершенно ровно  лететь
минут двадцать так,  чтобы в камеру не попало ничего, кроме его лица и неба;
эти  два  богатых  идиота  никогда в  жизни не  догадаются, что  он даже  не
открывал бункеров. Потом он вернется обратно,  отдаст им их камеру, снимет с
самолета  весь  этот  тяжеленный  хлам, а  на следующий  день,  как  обычно,
спокойненько распылит инсектициды над арахисом.
     Дурак  очень быстро  расстается со  своими деньгами, - размышлял  Хоаг,
поднимаясь  на  высоту  двух  тысяч  футов  и выравнивая  свой  одномоторный
самолетик. Потом он  наклонился в своей кабинке, улыбнулся прямо в  объектив
камеры и крепко ухватился за рычаг переключателя. Он все еще улыбался, когда
объектив камеры  выстрелился вперед точно снаряд, и  с такой  силой вонзился
ему в сердце, что размозжил грудинную кость и вбил ее внутрь грудной клетки.
     Коронер  так  и  не  смог узнать этого,  поскольку, когда с красноватой
глинистой почвы полей Джорджии собрали все,  что осталось от Уинстона Хоага,
оказалось, что осталось от него не так уж много.
     Крылья самолетика были  сломаны, фюзеляж  превратился  в кучу мусора, а
сам Уинстон Хоаг представлял собой  окровавленные  кости,  едва  скрепленные
обрывками  плоти.  Единственное,  что  осталось неповрежденным после аварии,
были заново укрепленные бункеры для инсектицидов.  Два  цилиндра из светлого
металла напоминали невзорвавшиеся бомбы.
     Свидетель катастрофы рассказывал, что  Хоаг летел на высоте двух  тысяч
метров, очень ровно и уверенно, но вдруг самолет его начал бешено  вращаться
и  врезался  в землю  с  максимальной  скоростью, чуть  не  задев  владельца
арахисовых  посадок,  который  внимательно   наблюдал  за  кроликом,  видимо
собиравшимся напасть на его урожай.
     И только  когда  на  местном телевидении  раздался анонимный телефонный
звонок,  коронер  узнал,  что произошло  убийство,  а не  просто  несчастный
случай.
     -  Если  вы  поищете   объектив  камеры,  -  сообщил  звонивший,  -  то
обнаружите, что  он  вбит  в грудь виновного  в массовых убийствах  Уинстона
Хоага.
     -  Массовые убийства?  Кого  же  это  Хоаг  убил?  - спросил  репортер,
отчаянно  делая знаки, чтобы кто-нибудь связался с полицией, и  те отследили
звонившего.
     - Все, - ответствовал голос в телефонной трубке.  - Он убивал рассветы,
птичий щебет и размашистую красу вольного волчьего бега. Он убивал нашу воду
и наше небо. Но, что страшнее всего, он убивал наше завтра.
     - Он же был простым опрыскивателем полей, - заметил телевизионщик.
     -  Совершенно  верно,  -  подтвердил  неизвестный  собеседник.  -  А мы
представляем  СОВ и  не  позволим  больше так с  нами обращаться. Ни вам, ни
подобным вам разным Уинстонам Хоагам с целого света.
     И чего ради этот  Союз кого-то-там решил  убить опрыскивателя  полей? -
подумал телевизионный репортер.
     На этот вопрос ответили, хотя он даже не успел его задать.
     - Мы представляем Союз освобождения  видов, - заявил неизвестный. - Это
было высоконравственное убийство.
     - Да что же нравственного в убийстве отца трех детей? - заорал в трубку
репортер, теряя профессиональное бесстрастие.
     - Да, это  был  высоконравственный  поступок. Мы уничтожили  самолет  и
пилота,  не  нанося  вреда  окружающей  среде.  Яд,  несущий  геноцид  живым
существам, остался в бункерах.
     В течение следующего месяца произошло еще  три "нравственных убийства".
Союз освобождения видов взял на себя ответственность за  убийство  владельца
скотоводческого  ранчо.  Беднягу  удушили колючей  проволокой.  Как особенно
тщательно  подчеркивали представители Союза, звоня в  органы печати, они  не
оставили колючую проволоку там, где об нее могли бы пораниться животные,  но
всю  ее  затолкали  в  глотку  владельца  ранчо.  СОВ  также  опутал  их  же
собственными  сетями  команду  судна,  ловившего  тунца,  и  затопил людей в
глубинах  Тихого океана  неподалеку  от  калифорнийского побережья; при этом
члены Союза позаботились, чтобы сети ни  в коем случае не  размотались и  не
представляли  опасности  для рыб. Наконец, они  забили нефтяную  скважину на
отмелях вблизи массачусетского побережья проломленными черепами бурильщиков,
гордо объявив,  что  была использована  "естественная,  не отравляющая среду
заглушка."

     Валдрон  Перривезер III  не  пытался даже оправдывать  убийства.  После
каждого  из них  он появлялся в нескольких телевизионных  программах,  чтобы
объяснить свой взгляд на эти смерти:
     -  Поскольку   я  осуждаю  насилие  в  любой  его  форме,  нам  следует
повнимательнее присмотреться  к  тому, что послужило корневой  причиной этих
убийств.
     А далее он с полчаса  распространялся на тему о  жестокости человека по
отношению к другим живым существам.
     -  Что же  мы  за общество,  -  вопрошал  он,  -  если описывая  чью-то
жестокость,  говорим, что  "он раздавил  его, как  клопа." Или  червяка.  Мы
накалываем живое  существо на металлический крючок,  чтобы приманить  другое
живое существо, которое стремимся поймать и задушить,  да еще  называем  это
спортом. Как вы понимаете, джентльмены, я говорю о рыбной ловле.
     -  Мы понимаем  вас,  мистер  Перривезер,  - ответил комментатор. - Тем
более  естественны  такие  высказывания в ваших  устах, ведь вы  -  один  из
ведущих защитников природы  в Америке.  Но что вы скажете об  убийстве целой
команды рыболовецкого судна?
     -  А что  можно  сказать  о  тех  миллионах смертей, которые  случаются
ежедневно, а наша пристрастная пресса о  них  даже  не  упоминает?  В  конце
концов, Союз  освобождения  видов  всего  лишь  хочет  привлечь общественное
внимание к  жестокостям, творимым  от имени в его человечества при  активной
поддержке правительства.
     -  Каким  жестокостям?   -  спросил  журналист.  И   по   национальному
телевидению Валдрон Перривезер III, наследник всего состояния  Перривезеров,
красивый  молодой  блондин,  изяществом  черт  обязанный  тому,  что  деньги
Перривезеров всегда женились на красоте, перечислил все жестокости, творимые
американскими  деньгами.  Массовые  убийства насекомых.  Отравление  рыбы  и
воздуха. Узаконенное убийство лосей, именуемое охотой.
     Валдрон  Перривезер  не  видел  большого  толка  в  движениях,  которые
защищали  только  те  живые существа,  которые  и  так  уже  были очевидными
любимцами   публики,  вроде  домашних  животных,  птиц   и  разных  красивых
представителей животного царства.
     -  А как насчет гусениц?  - вопрошал  мистер  Перривезер. - Повсеместно
ученые ищут средство, которое бы останавливало дыхание у этого существа. Это
напоминает мне нацистские газовые камеры.
     - Но разве гусеницы не уничтожают посевы? - спросили его.
     - Человек поступает точно так же, - ответствовал Перривезер.
     - Каким же образом человек уничтожает посевы?
     - Точно  так