новном связанных с невозможностью превратить
грязь в алмазы. Римо пошел за Чиуном.
     - Я не собираюсь бежать отсюда. Так и знай, папочка.
     - Да. Я  знаю.  Ты любишь Америку. Америка была так добра  к тебе.  Она
обучила тебя тайнам Дома Синанджу.  Она отдала  лучшие годы, чтобы ты достиг
уровня, до которого еще не поднимался ни один белый человек.  За всю историю
наберется не так уж много людей, которые могли бы сравниться с  тобой. Но ты
предпочитаешь  любить Америку,  а не учителя, который сделал  тебя таким. Ну
что ж, я не обижаюсь на тебя. Я набираюсь мудрости.
     - Дело не в  том,  кого  из вас я люблю больше,  папочка,  -  тебя  или
Америку. Я предан вам обоим.
     - Так говорят любовнице или жене, но не Мастеру Синанджу.
     Римо  пытался что-то  объяснять, но  Чиун поднял кверху  свою костлявую
руку.
     - Ты  начинаешь все забывать? - спросил Чиун, и тогда Римо почувствовал
внизу на тропинке ту особую тишину, которую обычно ощущал кожей.
     Тишина  исходила от кустарника  ярдах в пятидесяти от них. Чиун показал
жестами, что останется на месте, в то время как Римо должен обойти то место,
от которого исходило странное ощущение тишины.
     Римо  знал,  что Чиун станет делать вид, будто двигается, оставаясь при
этом  на  месте, и тем  самым собьет с  толку  тех или того, кто прячется  в
кустах.
     Римо легко и бесшумно шел  по  тропинке, наступая лишь туда, где ничего
под ногами не  треснет, не скрипнет, не зашуршит. В лесу  он чувствовал себя
непривычно. Привычное  место для настоящего убийцы  - город, где обитают его
живые мишени.  И все же лес с его деревьями, кустами и болотистой  глинистой
почвой  обеспечивал ему прикрытие, тоже  был своего рода инструментом.  Римо
заметил, как в зеленой листве промелькнула белая рубашка. Он  увидел розовую
лысину,  мясистую  шею,  щеку,  к   которой  был  прижат  приклад  винтовки,
направленной на человека в экзотическом кимоно. Римо приблизился к мужчине с
ружьем. Тот  стоял на  одном колене.  Подходящее положение  для стрельбы  из
винтовки, еще  более подходящее, чтобы лишиться  пальца. Оскар Грюнвальд  не
думал о своих пальцах,  его внимание было сосредоточено на том,  чтобы взять
на  прицел  человека  в кимоно. Он никак  не мог взять в толк, почему это не
удастся. Даже теперь, по прошествии четверти  века, он помнил все,  чему его
учили, не мог забыть науку, которую вдалбливали, вдалбливали и вдалбливали в
него.  Если перед тобой  двое,  ты  выбираешь того,  кто  находится  позади,
стреляешь  в  него,  потом  делаешь  два выстрела  по  первому, а  четвертым
выстрелом  кончаешь второго.  Так его учили. Его мишенями служили  литовцы и
украинцы. Инструктор привел  Оскара на окраину  маленькой деревушки  и велел
ему  целиться  в  людей, идущих на  рынок. Это был первый день учений. Оскар
выстрелил в первого, второй же успел удрать. Инструктор сказал: "Вот видишь,
твоя  ошибка состоит не только в том, что  ты  дал возможность одному из них
убежать, ты совершил непростительную для  снайпера ошибку - перестал думать.
Необходимо планировать свои  выстрелы  заранее. Тогда тебе останется  только
целиться".  Эта  наука  пригодилась  ему. Пригодилась  в  России,  потом  на
Украине, потом в Польше и затем на границах Германии. Она  пригодилась ему и
в тот день,  когда он  переоделся  в форму  британского солдата  и взял себе
новое имя, под которым жил вплоть до нынешнего утра. Но теперь эта наука его
почему-то  подвела.  Перед  ним  находились  две  мишени:  ази  ат  сзади  и
американец спереди. Стало  быть, надо целиться в азиата. Но он начал уходить
с тропинки. Он отступает. Нет. Идет вперед. Что же, черт побери, делает этот
маленький  желтокожий  человек?   Теперь  американец   куда-то  пропал.  Где
американец? На тропинке его не видно. Ну и черт с ним. Уложу сначала азиата,
а потом начну охоту на американца.
     К  Оскару  Грюнвальду  вернулось   былое   хладнокровие.   Механическое
мастерство профессионального убийцы. Он уже приготовился выстрелить в  центр
кимоно, когда понял, что это невозможно.  Для этого нужно нажать пальцем  на
спусковой  крючок,  а  у  Оскара  Грюнвальда вместо  пальца  вдруг  оказался
кровавый обрубок. Он не почувствовал боли, но пальца как не бывало.
     - Эй, приятель, - сказал Римо.  - Я бы пожал тебе руку, но боюсь, ты не
сможешь  ответить  на  рукопожатие.  Это  твое?  -  спросил  он  и  протянул
изумленному снайперу его палец.
     -  А...а...а... -  простонал бывший капитан СС Оскар Грюнвальд,  ощутив
запоздалую боль в том месте, где только что был его палец.
     - Ну ладно,  если не  хочешь,  чтобы  я  оторвал тебе  что-нибудь  еще,
говори, кто тебя послал.
     Снайпер  взглянул на свой  правый указательный  палец, лежащий у него в
левой ладони.
     - Побыстрее, - сказал Римо. - Я не могу потратить на тебя целый день.
     - Девочка. Всего лишь глупая девчонка. Она не виновата.
     - Ее имя?
     - Ты убьешь ее, я знаю. Неужели вокруг мало смертей?
     - Ее имя? - повторил Римо.
     Грюнвальд левой рукой потянулся  за винтовкой, но его левая рука больше
не действовала.  Удар американца  был столь стремительным, что Оскар даже не
заметил, как он успел его нанести.
     - Итак, ты говорил о девчонке.
     - Ее  имя - Джоан Хэкер, - сказал  Оскар  Грюнвальд.  - Прошу тебя,  не
убивай ее.
     - Без крайней необходимости я никого не убиваю, - сказал Римо.
     - В этом деле стоит только начать.
     - Это относится лишь к дилетантам вроде тебя, - сказал Римо.
     Оскар Грюнвальд злобно огрызнулся:
     - Я не дилетант, сэр. Я - бывший капитан СС.
     - Не сомневаюсь,  что ты был хорошим  воякой, - миролюбиво сказал Римо,
уложив бывшего капитана СС ударом по голове.
     Чиун проскользнул мимо Римо, бросив небрежный взгляд  на труп толстяка,
лежащий в топкой грязи. "Судя по всему, удар был отличный, - подумал Римо, -
иначе не обошлось бы без комментариев".
     -  Сначала  толстый.  Потом  худой,  -  сказал  Чиун.  - Потом  мертвые
животные, а потом вся моя работа пропадет впустую из-за твоего нетерпения.
     - Теперь  я понимаю, - сказал Римо  саркастически. -  Сначала  толстый,
потом  худой,  потом  мертвые  животные,  а потом  вся твоя работа  пропадет
впустую. Почему же  ты  сразу так не сказал,  вместо того  чтобы изъясняться
загадками?
     - Для дурака даже утреннее  солнце -  загадка, - сказал Чиун. -  Теперь
очередь худого.
     - Разумеется, - сказал Римо. - Кто же еще может последовать за толстым?
Это я знал и раньше. Теперь очередь худого.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     - Я не кажусь тебе чересчур худым? - спросил Родни Пинтуистл.
     Джоан Хэкер отнюдь  не находила его  чересчур худым. Она считала, что у
него артистическая внешность. Джоан не из тех, кто теряет голову от мужчин с
необъятными бицепсами. Ей больше нравятся поджарые, гибкие мужчины.
     - Правда? - спросил Родни Пинтуистл, и краска смущения появилась на его
прыщавом лице. Он похлопал себя по свитеру, висевшему на нем как на вешалке.
- Ты действительно не считаешь меня слишком худым?
     - Давай я покажу тебе, что я считаю, - сказала Джоан Хэкер.  - Пошли ко
мне в комнату.
     Родни  Пинтуистл, чья  сексуальная  энергия до сих пор  уходила на  то,
чтобы рукоблудить, воображая, как девушка вроде Джоан Хэкер приглашает его к
себе  в  комнату,  закашлялся,  разбрызгивая  по столу молочный  коктейль  с
клубникой. Официант похлопал Родни по спине.
     - Родни, пойдем отсюда,  - сказала Джоан и поднялась со стула, колыхнув
своей упругой полной грудью.
     - Может, мне лучше взять еще один молочный коктейль?
     - Тебе лучше пойти со мной, - сказала Джоан и потянула его за руку.
     По пути в комнату Джоан Родни бормотал, что они еще толком не знакомы.
     - Вот и познакомимся.
     - Может быть, нам лучше остановиться и немного поговорить?
     - Говорить лучше потом, - сказала Джоан.
     Родни вдруг вспомнил, что у него занятия.
     - Прогуляй, - сказала Джоан.
     Нет, нельзя.  У Родни и так два прогула, и если  будет третий, он может
оказаться в списке прогульщиков, а не лучших студентов.
     - Ты никогда не попадал в этот список, - сказала она.
     Но в  этом году  у Родни есть такой шанс. Честное слово. В этом году он
выбрал самые легкие курсы, и у него появился такой шанс.  Он решил во что бы
то ни стало оказаться в списке декана, хотя бы на этот год.
     -  Родни,  ты -  дерьмо,  - сказала  Джоан Хэкер.  Если  что-то и могло
вывести ее из  себя,  так  это человеческая слабость. В такие минуты  в  ней
пробуждался тигр,  укротить  которого  мог лишь человек с еще  большей силой
воли, чем у нее.
     Она  затащила  Родни  в  общежитие,  проволокла  вверх  по  лестнице  и
втолкнула  к  себе  в  комнату.  Ее  соседка по  комнате  сидела на кровати,
подогнув под себя ноги и натянув на голые колени спортивный свитер.
     - Вон! - скомандовала Джоан Хэкер.
     При  виде  разъяренной  Джоан девушка  заморгала,  послушно  поднялась,
извинилась и вышла из комнаты. Джоан заперла дверь. Родни хихикнул.
     - Чем ближе к косточке, тем вкуснее мясо, -  повторила Джоан поговорку,
некогда слышанную в школе  и  отвергнутую позднее за антифеминистский душок.
Родни  отступил к окну. Джоан приблизилась к  нему. Родни прикрыл пах, Джоан
оттолкнула руку и принялась гладить его. Родни попытался отстраниться. Джоан
поцеловала его  в тощую  шею. Родни сказал,  что ему щекотно. Джоан схватила
его за шею и насильно притянула к себе.  Она вторглась в его  рот. Она долго
ласкала  его,  а  когда  почувствовала,  что он  готов, опустилась с ним  на
кровать.
     Раз, два - и все кончилось.
     - Ты великолепен, Родни, - выдохнула Джоан.
     Родни  мог  поклясться,  что  не  приложил  к этому особых  усилий. Это
получилось само собой.
     - Чувствуется, что через твои руки прошли сотни женщин, Родни.
     Джоан была его первой женщиной.
     - Ни за что не поверю. Ты великолепен. Но ты не любишь меня.
     Родни не  испытывал  страсти  к  этой привлекательной  девушке, которая
воплотила его фантазии в реальность,  но  его реакция на обвинение, будто он
не любит ее, была мгновенной и искренней:
     - Неправда. Я люблю тебя.
     - Нет, не любишь.
     - Люблю.  Честное слово.  Ты...  Ты классная девчонка,  - сказал Родни,
хотя все это было совсем не похоже на его фантазии.
     - Если бы ты любил меня, ты бы меня защищал.
     - Я буду защищать тебя, - сказал Родни.
     - Нет, не будешь,  ты просто  пользуешься моим телом. Ты эксплуатируешь
меня.
     - Я тебя не эксплуатирую. Я буду тебя защищать.
     - Правда, Родни? Ты обещаешь? Ты не обманываешь меня?
     Родни не обманывал ее, обещанию Родни можно было верить.
     Вот  как получилось,  что Родни Пинтуистл,  освобожденный от  занятий в
спортивном  зале  по причине астмы, хронического  бронхита, анемии, а  также
того, что преподаватель физкультуры сформулировал как "чудовищное отсутствие
координации движений",  оказался  в  тот день у  двери гостиничного номера с
ножом,  приготовленным   для  лучшего  американского  секретного  агента   и
величайшего из всех убийц, которых знала Земля, - Мастера Синанджу.
     Сначала Родни накинулся на азиата, потому что справиться с ним казалось
проще.
     - Стой! Куда идешь? - крикнул Родни, замахнувшись на него ножом.
     - В свой номер, - сказал азиат. - Будьте любезны, позвольте мне пройти.
     - Ты никуда не пройдешь, пугало.
     - Разве я чем-нибудь оскорбил вас? - спросил Чиун.
     - Да. Ты  приставал к Джоан Хэкер. Если  вы, ребята, не прекратите это,
я... я пущу в ход эту штуку.
     - Мы обещаем прекратить, - сказал Мастер Синанджу.
     - Имей в виду, - сказал Родни Пинтуистл, - я не шучу.
     - Я обещаю, - сказал Чиун.
     - А как насчет твоего дружка?
     - Он тоже обещает, - сказал Чиун.
     - Ну, тогда будем  считать, что все в порядке, - сказал Родни. - Вы  не
такие уж плохие парни.
     - Где мисс Хэкер? - поинтересовался Римо.
     - Не твое дело, - огрызнулся Родни,  но потом пожалел, что обидел этого
высокого американца, и сказал: - Она в кампусе. Но вы не будете к ней больше
приставать?
     - Разве я похож на человека, пристающего к кому бы то ни было?
     Родни был вынужден признать, что не похож. Родни гордо шагал к кампусу.
Новый Родни Пинтуистл - любовник, сильный мужчина, герой, перед которым тают
женщины и пресмыкаются мужчины. Джоан удивилась, увидев его.
     - Родни, что ты здесь делаешь? - спросила она, когда он вошел  к ней  в
комнату.
     - Пришел сказать, что эти типы никогда больше тебя не обидят.
     - Азиат и его симпатичный приятель?
     - Он не такой уж симпатичный.
     - Ты уверен, что это были те самые?
     -  Уверен,  -  сказал  Родни.  -  Они извинились. -  Он  засунул руки в
карманы, предвкушая услышать поток благодарностей.
     Джоан встала с  кровати, Сильный  удар в висок  отбросил Родни к стулу,
вместе с  которым он перевернулся и оказался на  полу.  Родни  схватился  за
голову.
     - Ну, погоди, - завопил Родни. - Я всем расскажу, что ты дала мне нож и
велела напасть на тех двоих!
     - Ты соврал мне,  сопляк! - кричала Джоан,  лупя его  по согнутой ноге,
которой он пытался защитить свое прыщавое лицо.
     - Я не вру. Честное слово! Они извинились.
     - Ты никогда и не видел их. Врун! Врун!
     - Не бей меня! - кричал Родни, - У меня тонкие кости.
     -  Не  бить?  Да  я  душу  из  тебя  вытрясу, сукин  сын. Если  скажешь
кому-нибудь, я вытрясу из тебя твою поганую душонку!
     Родни обещал ей молчать. Человек, который пытался напасть на  Дестроера
и Мастера Синанджу, обещал, что никому ничего не скажет.
     - Только не бей меня!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     Джоан  Хэкер была испугана. Она брела по улице к футбольному полю,  как
ребенок, которого против воли укладывают спать.
     Прежде всего, она ни в чем не виновата.
     Родни был единственным худым, по-настоящему  худым парнем из всех, кого
она знала. Она  не ожидала, что он вернется с этой дурацкой историей. Откуда
ей было знать? Она сделала все, что было в ее силах.
     Немец тоже сделал все, что от него требовалось. Все говорили о том, что
на беднягу Пфейфера напал какой-то диковинный зверь, отхватил у него палец и
размозжил голову. Об этом говорили повсюду, а ведь  она не сказала никому ни
слова. Она  сделала все в точности, как ей велели. Ее невозможно заподозрить
в отсутствии должного рвения.
     Джоан  Хэкер остановилась  перед бетонным  зданием  стадиона. Как шумно
было  здесь  во время футбольных  матчей и  как тихо  было  сейчас!  Стадион
казался ей таким... таким внушительным.
     Она  выполнила приказ, но  теперь из-за этого вонючего Родни Пинтуистла
ей не  позволят участвовать в революционной  борьбе. Это несправедливо! Ведь
она сделала все правильно.
     Джоан опустила руку в карман ветровки,  осторожно открыла металлическую
коробочку и взяла щепотку порошка. Высыпала его на ладонь и поднесла к левой
ноздре. Глубоко втянула  в  себя  воздух. Жжение  в носу свидетельствовало о
том, что в порошке попался кристаллик кокаина. Из глаз брызнули слезы. Через
несколько  минут  неприятное  ощущение  прошло,  сменившись  новым  приливом
решимости  и  смелости.  Джоан  Хэкер  прошла  под  пустынной  темной  аркой
Пэттоновского  Мемориального поля. Никто не  посмеет  ее угнетать, даже если
она имеет дело с "третьим  миром". Впрочем, человек, к  которому она шла, не
принадлежал к "третьему миру". Когда  она поинтересовалась, не  вьетнамец ли
он, он сказал что-то очень неприятное.
     Джоан  вышла  на освещенное солнцем  футбольное поле,  беговая  дорожка
поскрипывала у нее под мотами. Она посмотрела на боковые трибуны. Там его не
было.  Он  стоял с противоположной  стороны,  чуть  правее пятидесятиярдовой
дорожки.  "Не слишком удачное место для конспиративной встречи", -  подумала
Джоан. Лучше  было бы  встретиться  в лесу  у канала. Где  угодно, только не
здесь. Совершив подобную оплошность, он не имел права винить ее за историю с
Родни.
     -  Привет.  У меня...  не  совсем  хорошие  новости, -  сказала  Джоан,
поравнявшись с человеком, стоявшим посереди футбольного поля.
     Он был чуть  ниже ее, с  гладкой желтой кожей и карими глазами. В своем
черном деловом костюме, бедой рубашке и черном галстуке он напоминал японца,
продавца  компьютеров, но  Джоан знала,  что его не стоит называть  японцем,
потому что в  прошлый  раз,  когда она  эта сделала,  он  очень  разозлился.
Человек кивнул ей.
     - Я старалась, честное слово. Я не виновата.
     Лицо азиата оставалось каменным.
     -  Поверь,  я не виновата.  Я поступила с худым,  как ты велел. Толстяк
тоже  действовал  правильно. Дай я тебе расскажу.  Он совершил покушение  на
этих двух реакционеров. Они отправились в  то самое место, про которое я  им
рассказала. Где проходила тренировка.
     - Они  шли  от тропинки или  же по  направлению к  ней? - спросил азиат
тонким холодным голосом.
     - От тропинки, потому что Грюнвальд или Пфейфер, или  как там  его  еще
вышел спустя какое-то время после них.
     - Хорошо. Значит, они видели камень.
     Джоан Хэкер улыбнулась.
     - Так я сделала все правильно?
     - По-настоящему революционно, - сказал азиат и улыбнулся.
     Джоан не почувствовала  в этой улыбке одобрения, скорее - презрение. Но
разве поймешь этих представителей "третьего мира"?
     - Ну а после  этого я завербовала  худого,  самого  худого  студента  в
колледже. Он обещал мне припугнуть тех двоих. Это чистая правда. Клянусь.
     Азиат кивнул.
     -  Но потом  он вернулся  без единой  царапинки и  начал нести какую-то
чушь. Он сказал, что они извинились.
     - Ты все сделала правильно, - сказал азиат.
     - Да?  -  изумленно  спросила Джоан. -  По-моему, он и  близко к ним не
подходил. Я была готова его убить. С какой стати они стали бы извиняться?
     -  А почему бы  и  нет, дитя  мое? Тайфун  вырывает с корнем деревья  и
дробит валуны, но не причиняет вреда траве.
     - Это высказывание Мао?
     - Нет, это  сказал  не китаец. Ты хорошо поработала.  Впереди еще много
работы. Ты должна помогать мне и дальше, потому что ты великая революционная
героиня. Ты пойдешь со мной. Да, вот  что. Если  этот  американец или старик
найдут тебя, ты должна сказать им, что следующими будут мертвые животные.
     - Следующими будут мертвые животные, - повторила Джоан Хэкер, кивнув. -
Я не понимаю, что это значит.
     -  Это  революционный язык, - сказал азиат.  - Хороший  революционер не
задает вопросов, а стремится помочь делу революции.
     - Но почему бы нам не прикончить их? - спросила Джоан.
     - Потому что написано: пока бушует тайфун, все должно затаиться.
     Вид у Джоан был озадаченный.
     - Я понимаю, что не должна задавать вопросы, но что все это значит? Про
тайфун?
     - Ты хорошо поработала, поэтому  я скажу  тебе. Тайфун,  который пришел
сейчас, очень  опасен на любой аллее,  в любой комнате  или  в  здании.  Вот
почему в этот солнечный день мы с тобой находимся посереди футбольного поля.
Тайфун  не посылает  телеграмм,  не пишет писем, не звонит  по телефону.  Он
подает знак. Знак,  что тайфун пришел.  Это  может быть  кусок выщербленного
камня. Это могут быть два человека - толстый и худой.  Но  все тут  вовсе ни
при чем. Их нужно было принести в жертву, вот и все.
     - А мертвые животные? - спросила Джоан.
     -  Это  секрет,   -   сказал  азиат  с   высокомерной  улыбкой.  -  Это
революционная тайна.
     - И я посвящена в  эту тайну. Вместе с настоящим революционером, а не с
какими-то болтунами. Я действительно участвую в революции.
     - Ты действительно участвуешь в революции,  -  сказал азиат.  Губы  его
снова тронула улыбка.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     Харолд  Смит  сидел  перед  дисплеем  компьютера в санатории  Фолкрофт,
расположенном на обширной территории  на берегу залива  Лонг Айленд. Здешние
сотрудники считали, что это иссл