спуге
попятился.
     -  Я вызову полицию, - проскулил бармен, двигаясь в угол,  где, как и в
любом другом баре, под стойкой была, конечно, спрятана дубинка.
     - Сколько  угодно,  только  сперва  налей-ка  еще  двойную  порцию, мой
неуклюжий друг с жидкой мускулатурой.
     - Двойную? Сейчас!
     Бармен направился к Римо, держа руку под стойкой и оповещая тем самым о
том, что сжимает в ней какое-то оружие. По походке и балансу тела Римо легко
определил, что бармен собирается стукнуть его чем-то  зажатым в руке, причем
это орудие должно описать дугу: из-под стойки и на голову Римо.
     Бармен остановился, рука,  до этого момента  скрытая за стойкой, начала
свое  движение по  дуге. Дубинка мелькнула сверху вниз, рука  Римо метнулась
снизу  вверх.  Они  встретились. Ладонь  остановила  дубинку.  Удар пришелся
посередине  палки,  верхняя часть  которой продолжала по инерции  двигаться.
Дубинка с громким треском переломилась пополам. Бармен отдернул руку, бросив
обломок: ощущение было такое, как будто через руку прошел электрический ток.
     Сделав знак  налить еще, Римо продолжил свое занятие. Бармен больше его
не  беспокоил.  А  что, если отправиться на  гастроли по  стране, выступая с
разными  фокусами? Может, тогда КЮРЕ переменит  свое решение и раздумает его
убивать?
     К  черту все и всех!  Судья приговорил его к смерти,  значит, он должен
был умереть. Тут Римо пришла в голову замечательная идея. Он слез с высокого
табурета  у  стойки и направился в туалет,  а выйдя оттуда, уселся в уголке,
сделав знак бармену. Тот моментально принес Римо и его стакан, и все деньги.
Все, ни цента не пропало. Римо дал бармену десятку.
     Тот сперва  отказался,  а  потом все  же  осторожно  взял  предложенную
бумажку.
     - За твою честность! - поднял стакан Римо и теперь уже всерьез принялся
накачиваться...
     Очнулся он за тем  же столиком  оттого, что кто-то  тряс его за  плечо.
Послышался голос бармена:
     - Не трогайте его, осторожно, он может и убить!
     Римо открыл  глаза.  В баре было не  так  светло, как  раньше. Голова -
словно  зажата  в  тиски, о существовании  желудка  можно  было догадываться
только по болям в нем. Тошнило. Его перестали, наконец, трясти.
     Римо  взглянул  на  разбудившего,  пробормотал  слова благодарности  и,
пошатываясь, побрел в туалет, где  ему стало совсем плохо. Это  продолжалось
вечность, пока он  не  заметил  открытое  окно. Встав  на  носки,  Римо стал
резкими вдохами и выдохами вентилировать проспиртованные легкие, все быстрее
и глубже.  В кровь стало  поступать в два раза больше  кислорода, чем обычно
потребляет  организм  бегущего  человека. Теперь  по-другому: вдох, глубокий
вдох,  воздух  доходит до  паха,  задержать дыхание.  Полный  выдох,  словно
выдыхаем самого себя, выдыхаем до конца, задержать дыхание...
     Когда  Римо окончательно пришел  в себя,  голова  все  еще  побаливала.
Побрызгав в  лицо водой, он причесался и  помассировал затылок.  Надо  часок
пройтись по свежему воздуху, а потом поесть чего-нибудь... риса, например.
     Собирая со  стола деньги, Римо  заметил,  что бармен и разбудивший  его
молодой человек о чем-то оживленно беседуют.
     - А ты быстро очухался; приятель, - сказал, покачивая головой, тот, кто
тряс его за плечо. - Я думал, что ты отсюда на карачках поползешь.
     Выдавив улыбку, Римо обратился к бармену:
     - Я вам что-нибудь должен?
     Бармен на всякий случай отошел на пару шагов, вытянув перед собой руки,
и энергично потряс головой:
     - Нет, нет, абсолютно ничего! Все нормально, все отлично!
     Римо кивнул. Еще в туалете он решил, что  бармен побоялся  заглянуть  в
его бумажник,  пока  он тут валялся,  и не трогал  документы. Деньги были на
месте, кусочек клейкой ленты на бумажнике не поврежден.
     - Я слышал,  ты тут разные фокусы показывал? - спросил молодой человек.
- Карате?
     Римо недоуменно пожал плечами.
     - Кара... что?
     Молодой человек улыбнулся:
     -  Мне  сказали,  что ты все утро демонстрировал здесь, в  баре, приемы
карате.
     Римо  взглянул в  окно.  Стемнело.  Напротив,  через  улицу,  светилась
надпись  над газетным  киоском. Да,  так  раскрыться... Он этот бар  надолго
запомнит.
     - Ни о чем таком в жизни не слыхал.
     Кивнув  молодому  человеку  и  бармену,  на   лице  которого  появилось
выражение безмерного облегчения, Римо направился к выходу.
     - Всего доброго.
     Бармен что-то пробурчал, Римо расслышал только  что-то вроде "озверел",
на что молодой человек ответил:
     -  Озверел, говорите? А вы знаете, что сотворил  сегодня  утром один из
больных в госпитале,  тут неподалеку?  Парень был  однорукий, вместо  другой
руки -  протез, весь переломанный,  в  гипсе, но умудрился  крюком разорвать
себе горло. Вот что значит, если человек твердо задумал лишить себя жизни...
     Римо быстро вышел из бара.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

     Местная  газета сообщала подробности:  "Мужчина  покончил  с  собой  со
второй попытки: прыжок с балкона не сработал, крюк протеза довершил начатое.
Как нам сообщили в полиции, пациент психиатрического  лечебного учреждения в
Нью-Йорке,  откуда он был выписан как практически здоровый, выбросился вчера
с балкона двенадцатого этажа здания на Ист-авеню.
     Незадачливый   самоубийца   находился   в  госпитале   под   постоянным
наблюдением, к нему не  допускались посетители. Врачи поражены, они не могут
объяснить, как он, находясь в  тяжелейшем состоянии, смог крюком, заменявшим
ему ампутированную кисть руки, разорвать себе горло.
     - Поразительно, - сказал  представитель госпиталя. - Он был практически
полностью  загипсован.  Какое  же  усилие  понадобилось  несчастному,  чтобы
выполнить задуманное! Воистину: если человек твердо решился на что-то, ничто
его не остановит.
     Детективы Грувер и Рид, занимавшиеся расследованием этого происшествия,
подтвердили:
     - Это чистое самоубийство.
     Еще одна жертва  попытки  самоубийства  находится сейчас  в медицинском
Центре в Нью-Джерси.  Милдред Ронкази, тридцати  четырех лет, проживающая на
Мэньюэл-стрит, в..."
     Бросив газету в  урну, Римо  остановил  такси. Сумасшедший.  Этот идиот
Макклири! Дурак. Проклятый безумец.
     - Почему мы стоим? - спросил Римо водителя. Тот обернулся и ответил:
     - Красный свет.
     -  А,  -  произнес  Римо и  весь  остаток  пути до церкви Святого Павла
молчал. Там  он вышел из  машины и  пересел в другой таксомотор,  на котором
добрался до Нью-Йорка.
     Хотя этой ночью Римо не спал, он не стал  отдыхать, а просто шатался по
улицам, покуда нога не принесли его к телефонной  будке на углу 232-ой улицы
и Бродвея. Резкий холодный осенний ветер дул со стороны  парка Ван Кортлэнд.
На  увядающих газонах играли детишки. Оранжевое солнце  клонилось  к закату.
Три  часа.  В   телефонную  будку  ветер  не  проникал.   Мальчишки-негры  в
разномастной  футбольной  форме  устроили  неподалеку  свалку  и,  толкаясь,
повалились  в  кучу.   Римо  обратил  внимание  на  одного  из  них,  самого
маленького, без шлема.  Из ссадины под глазом парнишки  сочилась кровь, да и
колено было разбито, судя по тому,  как он прихрамывал, занимая свое место в
центре линии защиты.
     Один из игроков команды противника  что-то прокричал своему  товарищу с
мячом и показал на  мальчишку  с подбитым глазом. Его  здоровенный  напарник
кивнул и  рванулся  вперед.  Началась свалка, но атака  каким-то  чудом была
остановлена  как  раз  там,  где  стоял паренек. Когда куча-мала  распалась,
последним с  земли  поднялся паренек со здоровой ссадиной  под глазом,  но с
широкой  торжествующей  улыбкой на окровавленном лице. С  идиотской улыбкой.
Дурачок, тупица, тоже мне герой! И не подумает отскочить в сторону, когда на
него  прет  здоровенный бугай! Вот такие  "патриоты",  пропитанные командным
духом, и  нужны КЮРЕ,  чтобы  работать  на пару  с  такими  недоумками,  как
Макклири! Впе-ред! Впе-ред!
     Римо  не торопясь набрал спецномер  в  Фолкрофте,  действующий, как  он
помнил, только с без пяти три до пяти минут четвертого.  Трубку должен снять
Смит. Пароль - "7-4-4".
     Римо, продолжая наблюдать за мальчишками, поднес трубку к уху. Гудок. А
негритята  снова сшиблись. Разошлись. И  опять парнишка  не отступил,  снова
улыбался, но теперь уже окровавленным ртом: одного зуба не хватало!
     Так можно  и  всех  зубов  лишиться.  Римо  захотелось  крикнуть:  "Ты,
дурачок! Ничего ты не добьешься, кроме вставных зубов или пробитой башки!"
     - 7-4-4, - раздался в трубке голос Смита.
     - Алло, сэр, это Уильямс... О, простите, я хотел сказать...9-1.
     Спокойный голос:
     - Неплохая работа там, в госпитале. Все концы в воду. Чисто сработано.
     - Вы на самом деле довольны?
     -  И да,  и нет. Лучше,  если это  был  бы я, я ведь  хорошо знал этого
человека и... Впрочем, неважно. У нас осталось только три минуты. Что-нибудь
еще?
     А  у  негритят  схватка  тем  временем  продолжалась.  На  этот  раз на
маленького  парнишку  мчался здоровенный подросток в новой форме и блестящем
шлеме, на  целую голову  выше ростом. Но  тот не двинулся  с места! А  когда
верзила  налетел на него,  молниеносным движением пригнулся, ударил  громилу
плечом в бедро  так, что тот закувыркался в воздухе и потерял мяч.  Выстоял!
Глупый  малыш, в котором  ничего-то  и нет, кроме могучей воли и бесстрашия.
Так никто мимо него и не прорвался!
     Им не удалось  сломить его. И пусть даже  весь этот проклятый мир с его
продажными судьями, проститутками, политиками, ворами и императорами ринется
в смертельной  схватке вперед  - такой парень не  подведет свою команду. Они
разобьются о непоколебимую стену. Этот мальчишка запомнит, что он не сдался,
не отступил ни на дюйм.  И что  бы с ним  в жизни ни случилось, это навсегда
останется с ним.
     Так ведь и Макклири был таким же, не отступил, держался до конца, как и
этот негритянский паренек. Может, на таких, как они, и держится этот гнилой,
вонючий мир?
     А Чиун был  неправ. И во Вьетнаме он, Римо, был неправ. Если  защищаешь
свой  дом от смертельного врага и умираешь, стоя на  пороге, то не  так уж и
важно, что ты погиб. Главное - ты не сдался,  не  отступил, сделал  все, что
мог,  и не  имеет  значения, наградили тебя за  это или списали погибшим. Ты
сделал все, что мог. Ты жил. Ты умер. И все.
     -  Что еще? Есть какая-нибудь зацепка? - раздался опять голос Смита.  -
Нас скоро прервут.
     - Да. Есть  одна идея. Получите  голову  Максвелла через пять  дней, не
позже.
     - Что случилось? Мне кажется, вы чем-то озлоблены?
     - Я все сказал. Получите его голову. Или мою.
     -  Ваша голова мне абсолютно не нужна.  Будьте  осторожны.  Кстати, мне
кажется, что вы взяли с собой чересчур много денег. Я не предполагал...
     Их разъединили. Тишина в трубке.
     Римо  вышел  из будки. Парнишка сидел  у боковой  линии и  держался  за
голову.
     - Болит? - спросил Римо.
     - Не-а, фигня.
     - Откуда же тогда кровь?
     - Шибанули малость.
     - Что же ты шлем не надеваешь?
     - Он денег стоит.
     - Ну и лопух же ты, - сказал Римо и протянул мальчишке двадцатку. - На,
купи шлем.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

     Фелтон  прекрасно  знал,  что всему есть предел,  в том числе и страху.
Сидящий  перед ним в  кресле трясущийся итальяшка достиг  его,  напугать его
сильнее было уже невозможно.
     Если  продолжать в  том  же духе,  то страх начнет пропадать и в  конце
концов  исчезнет совсем. Фелтону приходилось видеть людей, страшно боявшихся
побоев, но только до первого удара, после которого им становилось все равно.
Некоторых страх смерти отпускал при виде пальца, нажимающего на курок.
     - Мы тебя пока подержим здесь, - сказал Фелтон.
     - Почему меня? Причем здесь я? - проскулил Бонелли.
     - При том, что ты шурин Виазелли, а семейные узы у вас очень сильны.
     Бонелли сполз с кресла и встал на колени:
     - Ради могилы моей матери умоляю, отпустите меня, я не знаю, что от вас
живым никто не выходит!
     Джимми, дворецкий, стоящий за спинкой кресла, в котором до  этого сидел
Бонелли, заулыбался и громко хмыкнул. Фелтон недовольно  глянул  на  Джимми.
Улыбка исчезла, но дворецкий  непроизвольно начал  потирать руки как гурман,
предвкушающий роскошный ужин.
     Фелтон откинулся на спинку  кресла, положил  ногу на  ногу так, что его
колено оказалось на уровне носа Бонелли.
     - С тобой здесь ничего не случится, ты в  безопасности. По крайней мере
до тех пор, пока ничего не случится со мной...
     - Но я же сам пришел,  по своей воле. Почему вы так  поступаете со мной
ни с того ни с сего, после двадцати лет работы вместе? Почему?
     Фелтон резко наклонился вперед. На  массивной шее  вздулись вены. Глядя
на склоненный перед ним сальный пробор Бонелли, он заорал:
     Потому что ты не отвечаешь на мои вопросы, скотина!
     - Что  вы хотите  узнать?! Если я  знаю, я  все скажу! Клянусь. Клянусь
могилой  матери!  - Бонелли  вытащил  из-под  рубашки серебряный  медальон и
прижал к губам. - Клянусь!
     - Ну  ладно, тогда начнем.  Кто  за мной  охотится и почему? Откуда это
постоянное  наблюдение?  Кому  это может быть  нужно, если только  не твоему
шурину?!
     - Может, это какой-то другой синдикат?
     -  Какой же? Все давным-давно поделено. Отвечай, Тони, что еще осталось
неразрешенным после всех встреч  и  соглашений на этих  итальянских  кухнях,
черт бы их побрал? Ну, говори. Говори!
     Тони поднял плечи в  мольбе, как не имеющий никакой надежды проситель в
храме разгневанного божества.
     -  Давай,  скажи мне, что это полиция. Тони! Расскажи мне об  одноруких
полицейских, которые  пытаются меня убить. Расскажи мне о людях из налоговой
службы, которые вынюхивают что-то на моей свалке в Нью-Джерси, расскажи, что
они  там ищут?  К барменам в округе начинают обращаться люди, которые  якобы
хотят поселиться в башне "Ламоника". Объясни мне все это, Тони.
     Скажи, что  это был  за тип с  крюком вместо руки, который явился  сюда
якобы для того, чтобы снять квартиру, а потом вцепился мне в глотку? Отвечай
мне, Тони.
     На лбу Фелтона выступили капли пота. Он поднялся с кресла.
     - Отвечай!
     - Клянусь вам, Виазелли их не посылал!
     Резко повернувшись, Фелтон наклонился к стоящему на коленях Бонелли.
     - Не посылал?!
     - Нет.
     - Это я и без тебя знаю.
     От удивления у Тони отвисла челюсть.
     - И без тебя знаю, что не вы их посылали, - повторил Фелтон, - это меня
и беспокоит больше всего! Но кто? Кто?!
     - Я не знаю, Фелти, понятия не имею!
     Фелтон прекратил беседу жестом руки.
     - Джимми, отведи его в мастерскую. Вреда не причинять. Пока.
     - Нет, умоляю, только не в мастерскую, только не в гараж!
     Прося о пощаде.  Тони сорвал  с шеи  амулет. Здоровенные ручищи Джимми,
как тисками сжав подложенные плечи полосатого костюма Бонелли, подняли его с
пола и поставили из ноги.
     -  Уведи  его  отсюда,  наконец,  -  брезгливо  произнес  Фелтон  тоном
человека, обращающегося  к  официанту с просьбой убрать  тарелку с остатками
лобстера. - Убери его!
     -  С удовольствием, босс, -  усмехнулся  Джимми. - Пошли, Тони,  пошли,
малыш. Прогуляемся немного.
     Едва за ними защелкнулась сдвигающаяся в  сторону дверь, Фелтон подошел
к бару  и плеснул себе в стакан солидную дозу шотландского виски. Да,  замок
его осажден, в стенах появились бреши. Первый раз Норману Фелтону приходится
защищаться.
     Норман   опрокинул   в  горло  содержимое  бокала  и   скорчил  гримасу
отвращения, как человек,  не  привыкший  к крепким  напиткам. Налил еще, но,
поглядев на бокал, передумал и поставил его на полку. Что ж, пора переходить
в наступление! Не до конца осознавая, на манер диких животных, побудительные
мотивы некоторых  своих поступков, Фелтон чувствовал,  что попал в ситуацию,
когда ожидание означает только приближение смертного часа.
     Фелтон снова  вышел  на  балкон и  стал смотреть на  огни моста Джорджа
Вашингтона, связующего два великих восточных штата.
     Почти двадцать лет был он их негласным правителем. Последние десять лет
уже не приходилось  пользоваться  собственными  мускулами  - до сегодняшнего
дня... Фелтон бросил взгляд на треснутый горшок, в котором стояла пальма...
     Его стараниями была создана стройная организация наемных убийц со своей
иерархией. Всего  только с  четырьмя  подручными,  в  задачу  которых входил
подбор  исполнителей,  и до гениальности  простым  и прекрасно  отработанным
способом  избавляться  от  трупов. Он  правил этим  миром  из  своей  уютной
квартиры в башне "Ламоника".
     Но одному из четырех, 0'Харе, не повезло:  во время схватки с одноруким
камикадзе здесь, в гостиной, страшный удар железным крюком-протезом раскроил
ему череп. Сразу  двадцать  пять  процентов верхнего эшелона системы Фелтона
навсегда вышло из строя...
     Он посмотрел  на  свои  руки. Теперь  осталось только  трое:  Скотти  в
Филадельфии,  Джимми  здесь, в Нью-Джерси,  и Мошер в Нью-Йорке. Что это  за
неизвестный,  невидимый  противник,  который  осмелился  бросить  вызов  его
могучей мультымиллионодолларовой системе? Кто этот враг? Кто?
     Руки Фелтона сжались в  кулаки. Придется подыскивать нового человека на
место О'Хары... Остальным пока лучше не высовываться: Мошер  должен на время
лечь на дно, Джимми же не надо и носа казать из башни "Ламоника".
     Так уже было в  боевые сороковые годы. Ничто не могло остановить  тогда
Фелтона: ни  полицейские, ни ФБР,  ни конкурирующие синдикаты.  Именно в  то
время его, Фелтона, организация сделала из  Виазелли,  второсортного жулика,
настоящего короля восточных штатов, которым он до сих пор и оставался.
     Фелтон  полной  грудью  вдохнул  холодный вечерний воздух.  На его лице
впервые  за весь  вечер  появилась  улыбка.  Из кабинета  донесся телефонный
звонок. Фелтон подошел к письменному столу и снял трубку.
     - Привет, Норм, это Билл!
     - Приветствую, господин мэр!
     -  Слушай,  Норм,  я  звоню  насчет  этого  самоубийцы.  У  него  нашли
медицинскую справку о  том,  что он  лечился в  санатории под  Нью-Йорком, в
Фолкрофте. Ничего о таком не слышал?
     - А, так этот парень был ненормальный?
     - Да, похоже  на  то. Я  позвонил  туда  и поговорил  с директором, его
фамилия Смит. Пришлось  предупредить его,  что если они и в дальнейшем будут
отпускать недолеченных  придурков,  он  ответит за  это. Кстати, эти ребята,
полицейские, Грувер и Рид,  вели  себя  нормально? Они сейчас здесь, у меня.
Это они рассказали об этой справке и о санатории.
     - Они молодцы, мэр. Все было в порядке.
     - Ладно. Если что понадобится, звони.
     - Обязательно, Билл. И неплохо бы как-нибудь поужинать вместе.
     - Отлично. Ну, пока.
     Фелтон нажал на  рычаг и, не  опуская  трубки,  набрал номер. На другом
конце провода раздался голос:
     - Резиденция Марвина Мошера.
     -  Говорит  Норман  Фелтон.  Пожалуйста,  соедините  меня  с господином
Мошером.
     - Секундочку, господин Фелтон.
     Фелтон ждал, напевая что-то себе под нос.
     - Алло, Марвин! Vas masta yid?
     - Неплохо... А как у тебя?
     - Небольшие неприятности.
     - У нас часто случаются неприятности...
     - Не знаешь, где сейчас Скотти?
     - Дома, в Филадельфии.
     - Нам, кажется, придется в ближайшее время подыскивать новых людей...
     - Что?! Подожди минутку, я закрою дверь. Кстати, это спаренный телефон,
так что...
     После паузы снова послышался голос Мошера:
     - Что? Появляются конкуренты?
     - Да.
     - Мне казалось, что мы расчистили себе дорогу.
     - Мне тоже, но мы, оказывается, ошиблись.
     -  Может,  это  Виазелли  хочет  прибрать   к  рукам  то,  что  ему  не
принадлежит?
     - Нет.
     - Может, еще кто?
     - Думаю, что нет.
     - Что говорит О'Хара?
     - Он сыграл в ящик сегодня утром.
     - Mine