м".
     Смит почувствовал,  как тяжесть в  желудке слегка  уступила,  когда  на
экране  монитора   начали  появляться   первые  слова.  Компьютеру   удалось
расшифровать первую  половину  текста с камня, найденного  на  Малой Экзуме,
хотя почему  Чиун  считал эту находку столь  важной, для  Смита  по-прежнему
оставалось загадкой.
     "Две сливы", --  напечатал компьютер. Смит  громко произнес  эти  слова
просто для  того, чтобы услышать, как они звучат, но  на слух  они оказались
ничем не  лучше, чем на  письме.  В  том-то и беда с этими древними языками.
Вечно они пытаются все обозначать  и  описывать с  помощью каких-то фруктов,
звезд, деревьев,  птиц да еще  внутренностей. И каждое слово  на самом  деле
обозначает  совершенно иное  понятие,  потому,  видите  ли,  что  у  древних
полностью  отсутствовал дар  говорить  обыкновенной  прозой  без всяких  там
иносказаний.
     Компьютер некоторое время  колебался, но потом отпечатал слово из конца
надписи. Теперь на экране было написано: "Две сливы... сокрушенные".
     Не слишком  понятно,  нахмурившись, подумал  Смит.  Поскольку  середина
отсутствовала, надпись  вообще  оказалась лишена смысла, но у  Смита имелось
недоброе  предчувствие,  что,  даже когда компьютеру удастся  вычислить  эту
середину, смысла в надписи не очень-то прибавится.
     И все  же следует  сообщить  Чиуну то,  что  пока  удалось получить  от
компьютера.  Смит позвонил на Малую  Экзуму, и Римо ответил после первого же
звонка.
     --  У меня имеется кое-какая информация для Чиуна, -- сказал Смит. -- О
той надписи на камне, которую он хотел, чтобы я расшифровал.
     -- Здорово. Что же там сказано? -- поинтересовался Римо.
     -- Ну,  у  меня  пока еще  нет полной расшифровки надписи. Только  одно
предложение, точнее, его  начало и конец. В середине чего-то не хватает,  но
компьютер еще не сумел это найти.
     -- Тогда просто дайте мне то, что у вас уже есть, -- сказал Римо.
     Смит прокашлялся.
     -- "Две сливы" -- это первая часть. Потом идет пробел. "Сокрушенные" --
это  конец. --  Смит  секунд пятнадцать прислушивался к  молчанию на  другом
конце линии. -- Вы поняли меня, Римо? -- переспросил он наконец.
     -- Ага. Я все понял, -- отозвался  Римо. --  "Две  сливы  сокрушенные"?
Просто потрясающее послание.
     -- Это все, что у меня есть пока.
     -- Что означает "сокрушенные"? -- спросил Римо.
     -- Побежденные, тоскующие, убитые горем, -- пояснил Смит.
     -- Ладно. А что это за "две сливы"?
     -- Не знаю, -- ответил Смит.
     -- Ого! -- отозвался Римо. -- Послушайте, Смитти, обязательно позвоните
нам, если  раздобудете еще парочку  столь же потрясающих  новостей, как эта.
Блеск, да мне  просто не  терпится поскорее поведать Чиуну,  что  две  сливы
сокрушены. Он будет вне себя.
     -- Собственно, мне ваш сарказм не очень нужен, -- ответил Смит.
     -- А мне не слишком нужен ваш, -- закончил Римо после того, как повесил
трубку.

     Ночь  для  погребения  выдалась  по-настоящему великолепной.  Небо  над
головой  было чисто  и  усеяно  миллионами  подмигивающих  звездных искорок.
Ровный прохладный ветерок с океана  слегка колыхал оплетавшие садовую ограду
цветущие  лозы, пропитывая  ночной  воздух  их  сладким  пьянящим  ароматом.
Метеоролог твердо пообещал, что  дождя не будет,  и,  точно  удовлетворенный
таким великолепным прогнозом погоды, покойник, казалось, даже улыбался.
     На  просторном изумрудно-зеленом лугу позади дома  Реджинальда  Воберна
собрались все потомки клана  Во.  Облаченные в  струящиеся шелковые одеяния,
парадные  костюмы, набедренные повязки, они  друг  за  другом проходили мимо
могилы Ри  Вока, их  павшего  родича. Он сотворил последнюю жертву, заплатил
такую  цену,  которая  может  быть заплачена лишь  раз. Он умер  в  битве --
единственная  смерть, достойная воинов  Во.  И каждый думал о том,  что  нет
большей чести, нет  высшего величия,  нежели  то, которое выпало  на долю Ри
Вока.
     Прохладный ночной  воздух звенел от  стонов,  горестных воплей,  шепота
молитв  и  мелодичных песнопений  во имя  быстрого и благополучного перехода
душа  Ри  Вока  в  мир  иной,  то  была  настоящая  симфония скорби, которую
исполняла добрая дюжина различных лингвистических инструментов.
     Очень красивый гроб Ри Вока из атласного дерева покрывал толстый  ковер
живых цветов. Некоторые из растений  были столь редки, что  они  еще никогда
раньше не появлялись в западном полушарии.
     Потомки  и  наследники  принца  Во оставляли у  гроба родича  различные
предметы,  каждый  из которых  свидетельствовал  о том, как в  той или  иной
культуре почитают гибель великого.
     Когда последний  из  скорбящих родичей отдал дань уважения  Ри  Воку, и
могилу закрыли, высокие створчатые  ворота особняка раскрылись, и Реджинальд
Воберн Третий выехал на лоснящемся черном  жеребце. Голову  животного венчал
султан  из  трех развевающихся  перьев, глянцевитые  бока  украшали расшитые
драгоценными камнями ленты.
     Реджи  ничего  не  сказал. Он не посмотрел  ни направо,  ни налево. Все
сородичи принца  Во видели торжественное  и  суровое выражение, застывшее на
его  лице,  и  понимали,  что  на  это  одно  мгновение  все  они  перестали
существовать для  Реджинальда  Воберна  Третьего.  Каждый  из  клана  Во  не
сомневался: скорбь Воберна  так чиста, так глубока, что  в его мыслях просто
не осталось места ни для чего другого. Они знали,  что его душа, погруженная
во всеобъемлющее горе, точно слилась с душой безвременно отошедшего брата --
Ри Вока.
     То был прекрасный миг,  это  мгновение  и это событие будут запечатлены
навечно в  легенде и  песне,  рассказ о  них,  как драгоценное воспоминание,
станут передавать в семействе Во от одного поколения другому.
     Реджинальд  Воберн  Третий  двинулся  вперед  на  своем   разукрашенном
драгоценностями коне. Лицо его было торжественно, он  ехал медленно, отдавая
дань уважения свежей могиле.
     Подавленные и потрясенные столь величественным зрелищем, потомки Во все
разом испустили  восхищенный  вздох.  Они  могли говорить на  дюжине  разных
языков  и наречий, придерживаться разных  убеждений и существовать  в разных
культурах,  но каждый  из  них  увидел наконец в Реджинальде Воберне Третьем
подлинного принца, подлинного предводителя рода, сокрушенного смертью одного
из своих.
     Реджи  доехал  до  могилы  и   осторожно  придержал  жеребца  так,  что
благородный скакун остановился  точно  над  прямоугольником  свеженасыпанной
земли. Только  теперь, казалось, Реджи осознал  присутствие остальных. Очень
прямо держась в  седле, Реджи медленно повернул  голову,  его светло-голубые
глаза пронзали толпу.
     Тогда Реджи протянул руку и похлопал лошадь по шее.
     -- Ну же, Ветерок! -- крикнул он коню. -- Сделай это для папочки!
     Раздался громкий шипящий звук -- точно лопнул воздушный шар, это черный
жеребец пустил ветры. А потом навалил огромную длинную кучу прямо на могилу.
Острый неприятный запах навоза  приглушил сладкое благоухание тысяч цветов и
совершенно  забил  тончайший   аромат   благовонных  курений.  Вонь  конских
экскрементов тяжело повисла в прохладном ночном воздухе, такая густая, точно
это смердела сама смерть.
     --  Хороший  мальчик,  -- одобрил Реджи, похлопывая коня  по  холке. Он
свирепо огляделся по сторонам и сказал:
     --  Вот  как  мы награждаем  неудачу! Что  толку было  пробовать,  черт
подери, если ты ничего  не достиг? Я сыт по  горло этой  семейкой и всеми ее
провалами,  и  я очень рад, что этот сукин  сын сдох, потому что  следующего
неудачника я, может, просто повешу на дереве, чтоб он там сгнил. Ну так. Кто
будет следующим?
     Никто не  пошевелился. Никто  не произнес ни звука. Тишина стала  такой
плотной, что ее можно было мазать на хлеб, точно масло.
     -- Ну же? -- вопросил снова Реджи. -- Кто следующий?
     Прошла долгая минута, пока кто-то зашевелился среди теней. Вышла вперед
красивая  женщина,  лунный свет,  отражаясь в  ее  блестящих черных волосах,
посеребрил их.
     -- Я буду следующей, -- тихо сказала Ким Кайли. Реджи улыбнулся.
     -- Почему вы наконец соизволили присоединиться к нам?
     --  Я  исследовала объект,  --  спокойно  ответила Ким.  -- А  теперь я
готова.
     -- Как вы собираетесь его убить? -- спросил Реджи.
     -- Этот белый парень -- важная цель? -- холодно поинтересовалась Ким.
     На миг Реджи от возбуждения даже потерял дар речи, потом сказал:
     -- Нет. Разумеется нет. Главная цель -- это кореец.
     -- Верно,  -- согласилась она.  --  Вы спросили, как  я  намерена убить
белого, -- она покачала головой.  -- Я буду не  одна. Этот путь ведет лишь к
следующему провалу. Мы убьем его. Все вместе.
     -- Каким образом? -- спросил Реджи.
     -- Именно тем способом, который описан на камне,  -- с улыбкой ответила
Ким. --  Тем же манером мы заполучим  и  старого корейца. -- Она смолкла и в
упор  посмотрела на Реджи,  который заерзал в седле.  -- Этот путь все время
находился у вас перед глазами,  --  продолжала  Ким. -- Вам только надо было
его  разглядеть.  Видите  ли,  этот  старик  кореец,  Чиун  как  раз  и есть
единственная  слабость  Римо. А  Чиун хранит  верность только Римо. Их всего
двое в своем роде. И это -- те самые сливы, о которых поведал камень.
     -- Но как мы их убьем? -- снова спросил Реджи.
     -- Старик -- вот наша  первая слива, --  начала  Ким. -- А единственный
способ убить первую сливу... -- она заколебалась было, но улыбнулась. -- ...
сделать это с помощью второй сливы.
     -- А как мы убьем вторую сливу? -- спросил Реджи.
     -- С помощью первой, -- мягко ответила Ким.
        "Глава четырнадцатая"
     -- Чиун, за дверью что-то есть, -- сказал Римо.
     --  Разумеется, есть. Всю ночь я слышал, как толпы людей швыряли разные
предметы в нашу входную дверь. Я  ни на секунду не сомкнул глаз, -- заворчал
в ответ Чиун.
     -- Это всего лишь конверт, -- сказал Римо.
     Он перевернул светло-желтый бумажный прямоугольник и увидел, что на нем
четким округлым почерком  со множеством  завитушек и росчерков были выписаны
их с Чиуном имена.
     От записки, вложенной внутрь, исходил томительно знакомый запах духов.
     Дорогой Римо!
     Прошу  простить  меня  за  вчерашнее  исчезновение.  Но течение в конце
концов вынесло  меня  вместе  с доской  к берегу,  и мне хотелось как  можно
скорее вернуть доску, пока мне не начислили штрафа за просроченное время.  А
кроме того, зная, какой ты великолепный пловец, я не сомневалась, что у тебя
все  будет  в порядке.  Но  все же  я мучаюсь угрызениями совести за то, что
ушла,  не сказав  ни  слова,  а  потому,  дабы  загладить  вину,  хотела  бы
пригласить  тебя  на  вечеринку. Это будет нечто вроде семейного  праздника,
который  устраивают  мои родственники.  Он  начнется сегодня  в  два часа  в
поместье Воберна  на северной оконечности  острова.  Пожалуйста,  приведи  с
собой и Чиуна. Я  уже  столько  о вас всем рассказывала, и  моя семья  очень
хотела бы встретиться с вами. Готовится особый сюрприз.
     С любовью, твоя Ким.
     Чиун  вылез  из спальни и  увидел,  как Римо,  стоя  в открытых дверях,
читает записку.
     -- Ты уже кончил читать мою почту? -- поинтересовался Чиун.
     -- А почему ты думаешь, что это для тебя?
     -- А кому придет в голову что-то написать тебе? -- удивился Чиун.
     Он выхватил записку из рук Римо и медленно прочел ее.
     -- Это от Ким, -- пояснил Римо. -- Приглашение на вечеринку.
     --  Я и сам  могу  это понять.  Я помню, ты  однажды уже  брал  меня на
вечеринку, какие-то  люди пытались там  заставить меня есть  всякие  мерзкие
вещи, сваленные на крекерах, и покупать  пластмассовые миски с крышками. Как
по-твоему, сегодняшняя вечеринка тоже будет похожа на ту?
     -- Не думаю, -- ответил Римо.
     --  Подожди-ка.  Погоди. Она  пишет,  что готовится особый сюрприз,  --
сказал Чиун.
     -- Точно.
     -- Что это значит? -- спросил Чиун.
     -- Не знаю. А если в знал, это уже был бы не сюрприз, -- ответил Римо.
     -- Это  Барбара Стрейзанд! -- решил Чиун.  -- Я  знаю.  Эта  девица Ким
почувствовала  себя  виноватой, потому  что отвлекала тебя от тренировок,  а
теперь, чтобы как-то загладить свою вину, она вознамерилась познакомить меня
с Барбарой Стрейзанд.
     -- Я не  думаю, что каждая  вечеринка, на которую ты соизволишь прийти,
будет преподносить тебе подарок в виде Барбары Стрейзанд, -- усомнился Римо.
     --  Мы пойдем туда,  -- решительно сказал Чиун. --  Я надену мои  новые
одежды. Хочешь, я дам тебе что-то из моих старых нарядов?
     -- Нет, благодарю.
     -- Тогда что же ты собираешься надеть?
     --  Черную  майку и  штаны, -- ответил  Римо. --  Не  очень  строго, но
сдержанно. Идеальный костюм на любой случай.
     -- У тебя нет воображения, -- осудил Чиун.
     -- Нет,  есть, -- возразил  Римо. --  Сегодня, например,  я подумываю о
том, чтобы надеть носки.
     --  Я уверен,  это  произведет  на  всех  неизгладимое впечатление,  --
ответил Чиун.
     --  Для  Барбары  Стрейзанд  ничто  не  может быть  слишком  хорошо, --
воодушевился Римо.

     Они отправились  было на  вечеринку, но  не успели  пройти  по берегу и
нескольких ярдов, как в их домике зазвонил телефон.
     -- Я возьму, -- сказал Римо, возвращаясь к входной двери.
     -- Возьмешь что?
     -- Трубку, -- ответил Римо.
     -- Только не бери ее с собой, -- попросил Чиун. -- Терпеть не могу этих
вещей. Звонил Смит.
     -- Я получил ее, -- сообщил он Римо. -- У меня есть теперь вся надпись.
     -- О чем же там речь?
     --  Первая  ее  половина  похожа на  список  оружия.  Там  говорится  о
применении копий, огня, моря, и наконец идет совет воспользоваться временем.
Надпись повествует о каком-то необычном убийце. Вам это что-то говорит?
     -- Нет, но может, Чиун знает. Что-нибудь еще?
     -- Остальная часть, там, где не хватало середины, помните?
     -- Да? -- откликнулся Римо.
     -- Пропущенное слово это "разделены".
     -- "Разделены"? -- переспросил Римо.
     --  Да, совершенно  верно.  Разделены. Сломаны.  Надпись  гласит:  "Две
сливы, разделенные, сокрушены". В голосе Смита звучала гордость.
     -- Тогда что же сие означает? -- спросил Римо. -- Это напоминает жалобу
домохозяйки владельцу фруктовой лавки. "Две сливы,  разделенные, сокрушены".
Кого заботят раздавленные сливы?
     --  Я не знаю,  кого,  -- ответил Смит.  -- Я только думал, что вы  это
знаете.
     -- Благодарю вас, Смитти. Я все передам Чиуну.

     Когда  он  рассказал Чиуну о  сообщении Смита, старый кореец, казалось,
очень заинтересовался списком оружия.
     -- Ты говоришь, что последним там стояло время? -- переспросил Чиун.
     -- Так сказал Смитти. А что это  за оружие -- время? -- поинтересовался
Римо.
     -- Самое опасное из всех.
     -- Это как?
     -- Если кто-то сможет прождать достаточно долго, его враг  решит, будто
все забыто, и ослабит свою защиту.
     -- Значит, по-твоему,  это и в самом деле  седьмой камень принца Во? --
спросил Римо. Чиун молча кивнул.
     -- А как тогда понять эту фразу "Две сливы, разделенные, сокрушены"? --
не отставал Римо.
     -- Я думаю, это мы скоро выясним, -- ответил Чиун.

     Холмистые лужайки вокруг  поместья Воберна напоминали место  проведения
рождественского  пикника  ООН.   Множество  людей  в  национальных  костюмах
собралось  на праздник, Римо встретил тут все одеяния, какие только встречал
в  жизни.  Гости медленно расступились, давая  пройти  Римо  и Чиуну,  потом
сомкнулись за их спинами. Гул шепчущих  на разных языках голосов сопровождал
Римо и Чиуна, пока они шли через просторное зеленое поле.
     Римо   насчитал  десять  длинных  столов,  покрытых  белыми   камчатыми
скатертями и уставленных всяческими блюдами  и  напитками.  Смешанный аромат
кэрри,  рыбы и  мяса соперничал с  горячим дыханием тушеной капусты и пряным
ягненком  по-индонезийски. Тонкое  благоухание  поднималось  над  блюдами  с
овощами и вазами со свежими фруктами, многие из которых Римо видел впервые в
жизни.
     -- Здесь воняет, как в Бомбейском переулке, -- сказах Чиун, сморщив нос
от отвращения.
     Римо  указал  на что-то впереди. Там стоял маленький  столик,  покрытый
льняной  скатертью.  На нем  красовался серебряный кувшин со свежей водой  и
серебряная же  кастрюля  с  электроподогревом, доверху  наполненная  клейким
кашеобразным рисом.
     -- Для нас, -- пояснил Римо.
     Он подумал, что со стороны  Ким  Кайли  очень мило было  припомнить его
привычки, только где же она сама?
     Римо огляделся по сторонам, но  не заметил в толпе Ким. Она писала, что
праздник будет семейным, и ожидал встретить тут пару дюжин людей  в костюмах
для отдыха, шортах и забавных соломенных шляпах, толпящихся вокруг гриля, на
котором жарится барбекю. Но ничего подобного он и представить себе не мог.
     -- Я не вижу Барбары Стрейзанд, -- заявил Чиун.
     -- Может, она собирается въехать сюда верхом на слоне,  -- успокоил его
Римо.
     Мужчина в твидовом костюме выступил вперед и протянул Римо руку.
     -- Очень рад, что вы смогли прийти, -- сказал он. -- Я Резерфорд Вобли.
     Он вежливо кивнул Чиуну, пока Римо пожимал ему руку.
     --  А  это  Рудди  Вочнечк,  --  представил  Вобли.  Римо  повторил всю
церемонию с круглолицым славянином.
     -- Лии Вотан, -- назвал себя азиат, стоявший  неподалеку, и поклонился.
-- А это... -- тут  он начал выпаливать одно за другим  имена всех, стоявших
рядом  людей.  Вофтон, Воворт, Восенто и Вопо.  Имена  эти  для Римо звучали
очень похоже, он кивал и улыбался, пока  не удалось ускользнуть и скрыться в
толпе.
     И тут он задумался над этими именами. Почему они все начинались с ВО? И
не  только  у  людей,  которых он встретил сегодня. Были  еще Вильям и Этель
Волшебник, владельцы киностудии, и Джим  Вортман, их оператор. А  как насчет
того  фанатика-индонезийца, который пытался убить президента?  Его звали  Дю
Вок. Римо вдруг показалось, что, где  бы он ни появился в течение нескольких
последних недель, ему везде попадались люди, чьи фамилии начинались с ВО.
     За одним ярким, ослепительным исключением.
     Римо не спеша направился по сияющей лужайке к дому. Чиуна он оставил за
живой  беседой с  аристократического  вида молодым человеком  в  безупречном
белом  льняном  костюме.  Могло  показаться,  что  они  с  Чиуном  и  раньше
встречались  на  острове,  потому  что  эти  двое разговаривали, как  старые
друзья.
     Рядом  с особняком было несколько зеркальной  чистоты  прудов, усеянных
цветами водяных лилий, и просторное решетчатое газебо.
     За домом Римо заметил четыре колонны, напоминающие флагштоки, каждую из
них венчало несколько прямоугольников, тщательно прикрытых темной тканью.
     Римо проскользнул в дом и разыскал в библиотеке  телефон. Смит  ответил
на первый же звонок.
     -- Проверьте для меня одно имя, -- попросил Римо. -- Ким Кайли.
     -- Киноактриса? -- спросил Смит.
     -- Именно она.
     --  Подождите, --  Смит  отложил трубку,  и Римо  услышал,  как щелкают
клавиши компьютера,  потом раздалось глухое  гудение. -- Есть, -- Смит снова
взял трубку. -- Капли, Кимберли. Урожденная Карен Волински, 1953 год...
     -- Пожалуйста, дайте фамилию по буквам.
     -- В-о-л-и-н-с-к-и.
     -- Благодарю, -- отозвался Римо.
     Он  положил  трубку  и  несколько  мгновений  стоял  неподвижно,  не  в
состоянии  вот так, сразу,  поверить. Но сомневаться не приходилось: слишком
уж много совпадений одновременно.
     Через открытое окно до Римо доносились звуки празднества. Смех, музыка,
звон бокалов. Но праздничное настроение уже покинуло Римо окончательно, и он
вышел через боковой выход из особняка и побежал вдоль берега.
     Все  это  было  каким-то  образом соединено  между  собой.  Ким  и  все
остальные  люди, чьи  фамилии  начинались  с В-0. Все неопределенные  угрозы
о