ути  к славе  и
прогрессу всего арабского мира.
     - Это означает, что я лишусь всех доходов, не так ли?
     - Не обязательно. Если король не будет пытаться вернуть себе корону, он
сможет жить в полном комфорте.
     - Да благословит Аллах революцию!
     - Да хранит Аллах короля!
     -  Переводите мои  деньги  в швейцарские банки - у  них большой опыт  в
таких делах. И пусть вас не смущает легенда о правах нашей семьи на трон.
     - Какая легенда? - спросил полковник.
     - В ней говорится, что когда  наша династия правила в Багдаде... Я ведь
не бербер, как вам известно...
     - Это существенно облегчило задачу повстанцев.
     - Так вот, предки мои сидели халифами в Багдаде... Еще до того, как тот
сержант объявил себя шахом... Во  всяком случае,  в легенде говорится: посол
одной восточной страны пожелал преподнести  моему предку-халифу великолепный
подарок. По словам посла, подарок этот дороже золота, дороже рубинов, дороже
тончайших китайских шелков...
     - Ближе к делу!
     - Я ведь вам рассказываю...
     - У меня мало времени.
     - Ну что ж,  придется  сократить и испортить  долгую красивую  историю.
Короче  говоря,  посол   обещал   халифу   услуги  самых   искусных  наемных
убийц-ассасинов  на  земле.  Тот, кто  осмелится  лишить  короны  любого  из
потомков  великого  халифа,  встретит ужасающий  смерч  с  Востока,  который
налетит с Запада.
     - И что же дальше?
     - Это все.
     -  Да здравствует революция! До свидания! -  Молодой  полковник повесил
трубку и думать  забыл о красивой сказке, которую посчитал очередным орудием
империалистических сил.  Нужно побыстрее  подчинить себе  Запад,  вдев ему в
ноздрю железное кольцо. А  кольцом  этим была та самая жидкая  субстанция, в
которую превратились некогда динозавры. Нефть.
     А  пока полковник Муаммар Барака, как  и тиранозавр, не боялся никого и
ничего.

ГЛАВА ВТОРАЯ

     Его звали Римо. Он был готов.
     Ему  не нужен  был  приказ - приготовиться: если бы  такой  приказ  ему
требовался, он бы не чувствовал себя готовым. А он не просто  это чувствовал
- он знал. Только знание позволяет ощущать себя спокойным, отрешенным и в то
же время собранным. Когда оно есть, оно есть.
     Знание  пришло  к  нему  не  тогда,   когда  он  выполнял   упражнения,
успокаивающие  нервы, или  учился сохранять равновесие,  балансируя на узком
выступе  стены,  на  высоте двадцатого  этажа. Оно пришло,  когда  он спал в
гостиничном номере в Денвере, штат Колорадо.  Проснувшись, он открыл глаза и
сказал себе:
     - Оно! Я готов.
     Римо  пошел в  ванную,  включил свет и оглядел себя  в большое зеркало,
вделанное в дверь.  Подготовка началась  более десяти  лет  назад,  и за это
время он потерял  в весе десять - пятнадцать фунтов. Он определенно похудел.
Только  запястья еще остались  широковаты.  Но  это  уж от природы; со  всем
остальным - порядок.
     Он  начал   одеваться:  черные   носки,  светло-коричневые   туфли   из
итальянской кожи без шнурков, серые брюки,  голубая  рубашка. Глаза  у  него
были темные,  скулы  высокие, щеки худые. В  последние несколько лет  он  не
подвергался пластическим операциям с целью изменения внешности: он научился,
когда надо,  менять ее сам. Не так уж это и трудно - дело сводилось к мелким
изменениям,  достигаемым  тренировкой  лицевых  мускулов,  движениями   губ,
натяжением кожи на голове, вокруг  пробора, иным выражением глаз.  Это может
сделать любой человек, если не будет забывать, что все приемы надо проводить
одновременно.  Если  же  делать  сначала  одно,  потом другое, то  создается
впечатление, что человек просто гримасничает.
     Когда Римо Уильямс вышел  из номера, в коридоре никого не было, и он не
стал запирать за собой дверь. Да и  что у него можно украсть?  Белье? Брюки?
Пусть берут на здоровье. Даже если возьмут деньги, беда не велика. На что он
может их потратить? Ему все равно не  купить дом,  где бы он мог чувствовать
себя  как  дома.  Автомобили? Он  в  состоянии  купить  их столько,  сколько
пожелает. Так что ему воры?
     Деньги  не  проблема  - это  ему обещали с  самого  начала,  не сказав,
однако, до какой степени они будут  ему безразличны.  Потому их обещание так
же существенно, как если бы кого-то заверили, что на него никогда не нападут
летающие тарелки. Вот  спасибо! Впрочем, нет. У  него все же есть сокровище,
которое  никто не в состоянии  отнять. Римо  остановился  у  соседней двери.
Только  один человек  может  забрать  его,  и  человек  этот  спит в смежной
комнате. Это его наставник Чиун, Мастер Синанджу.
     Римо спустился на лифте в вестибюль, притихший в ночи и ожидающий утра,
когда его вновь заполнят шумливые постояльцы.

     Когда они с Чиуном остановились в этой гостинице, Римо выглянул из окна
и сказал:
     - Смотри: горы...
     Чиун еле заметно кивнул.  Реденькая бородка на желтом пергаментном лице
слегка вздрогнула.
     - Вот здесь ты и должен ее найти, - сказал он.
     - Что найти? - Римо обернулся  к старику,  сидевшему  на одном из своих
четырнадцати лакированных дорожных сундуков. Сам Римо имел только то, что на
нем. Когда одежда загрязнялась,  он  ее выбрасывал  и  покупал  новую.  Чиун
никогда ничего  не  выбрасывал и  вместе  с  тем не упускал случая упрекнуть
своего  ученика  в скаредности, которой,  по  его мнению,  грешили все белые
американцы.
     - Она должна быть где-то здесь, та вершина, - снова сказал Чиун.
     - Какая вершина?
     - Как я могу тебе объяснить, если ты не понимаешь? - проворчал Чиун.
     - Хватит разыгрывать передо мной философа! Дом Синанджу - это  династия
наемных убийц.  И ты тоже, насколько  я  понимаю, наемный убийца-ассасин,  а
никакой не философ.
     - Когда нечто достигает блеска  и совершенства, оно должно предстать во
многих обличьях. Синанджу - это не что-то одно. Синанджу - это много  всего,
и главное отличие его от всех предыдущих школ состоит в том, что мы думаем и
как мы думаем.
     -  Если, не дай  бог,  там, "наверху", хотя бы однажды  забудут послать
деньги в  твою  деревню,  папочка, тогда  они узнают,  чего  стоит  вся твоя
философия.
     Чиун долго молчал, размышляя и разглядывая Римо.
     -  Может статься,  я смотрю на тебя так  в последний  раз,  - сказал он
наконец.
     - Как это "так"?
     - Как смотрят на рваный кусок бледного  свиного уха. -  Чиун  хихикнул,
прежде чем скрыться за дверью своей комнаты.
     Сколько  ни  стучал  ему  Римо, он не отозвался.  Старый  наставник  не
ответил  ни  утром -  в  час  их  занятий,  ни вечером  -  в  обычное  время
тренировок,  хотя  весь  день в  его  комнате раздавались  монотонные голоса
актеров из  его любимых "мыльных опер".  Так продолжалось несколько  дней  -
вплоть до того момента, когда Римо, встав с постели, понял, что он готов.

     Весенняя  ночь  в этом городе, на высоте одной мили  над уровнем  моря,
была прохладной, и, хотя  Римо  не  видел высоких вершин  Скалистых  гор, он
знал, что там - снега. На углу улицы он остановился. Снега растают, и, какие
бы разрушения ни причинила зима,  жизнь снова заявит о своих правах. И снова
-  лось,  человек  или  мышь-полевка,  если  они  не  окажутся  погребенными
где-нибудь  в  сухом  месте,  разложившись  на солнце,  станут частицей этой
земли, этой  горы, которая стояла  задолго до того,  как на  ней  зародилось
живое существо, и будет стоять еще долгое время после того, как оно найдет в
ней свою могилу.
     Десять  лет назад,  начиная  обучение у Чиуна,  Римо  не думал о  таких
вещах.
     Он был осужден за убийство, которого не совершал. Он думал, что идет на
казнь,  однако   очнулся   живым,  чтобы  оказаться   избранным  в  качестве
исполнителя  -   орудия  тайной  организации  КЮРЕ,  которой  как  бы  и  не
существовало. Она "не существовала", так  как в противном случае пришлось бы
признать, что конституция в  Соединенных Штатах не действует. В  обязанность
КЮРЕ входило  тайными средствами устанавливать равновесие в том случае, если
баланс начинал склоняться в  пользу преступного мира.  Римо, наемный убийца,
стал  "главным бухгалтером". Молодой президент США, создавший КЮРЕ, сказал о
ней так: "Мы будем нарушать конституцию, чтобы спасти ее".
     Только три человека знали, что собой представляет эта организация и чем
она занимается. Одним из них был президент страны, другим - доктор Харолд В.
Смит, директор исследовательского центра санатория Фолкрофта в местечке Рай,
штат Нью-Йорк, который служил прикрытием для КЮРЕ, и - Римо.
     Римо, завербованного прямо  с электрического стула, препоручили старому
корейцу Чиуну,  дабы азиат обучил его искусству профессионального убийцы. Но
даже  многоопытный Харолд В.Смит  не  мог  предположить, к  каким изменениям
приведет  это  обучение. Ни один компьютер не  может вычислить потенциальные
возможности человеческого организма, даже если заложить в ЭВМ данные о  силе
муравья  в  расчете  на единицу  его  веса,  о  координации движений  кошки,
схронометрированных в сотых долях секунды.
     Одного из  людей, вернее,  его  тело избрали в  качестве  средства  для
достижения определенной  цели, а  десять лет  спустя человек этот обнаружил,
что избранная цель служит ему средством.
     Римо почувствовал, что  достиг вершины,  о  которой говорил  Чиун.  Он,
Римо, есть то, что он есть, и понимает теперь, что всегда это знал. Та самая
вершина...
     За десять с  липшим лет обучения  Мастер Синанджу показал  ему -  через
упражнения, через боль, через страх и отчаяние, - чем он, Римо, может стать,
и теперь, когда ученик  это понял,  для него  стало несомненно:  то, чем  он
стал, есть то, чем он был всегда.
     Теперь он знает это. Именно  так и не иначе. Недаром Чиун  говорил, что
истина  проста. Только сказки сверкают будто  драгоценные камни в бескрайнем
хрустальном космосе...
     -  Эй,  гринго!   На   что  уставился,  а?  -  послышался  голос  из-за
припаркованной машины.
     Их было восемь, все приблизительно одного роста с Римо. Огоньки сигарет
светились  во  тьме безлунной ночи. На  перекрестке зажегся зеленый свет, но
машина не тронулась.
     - Тебе говорят! Ты чикано или гринго?
     - Я размышлял, а вы мне помешали.
     - Чико, слышишь? Он размышлял! Всем заткнуться: гринго думает. О чем ты
размышлял, гринго?
     - Я думая о том, как мне повезло, что я оказался с подветренной от  вас
стороны.
     - Э,  да ты шутник, гринго! Настоящий  шутник. Разве тебе не  говорили,
что здесь живут чиканос? Я - Цезарь Ремирес, и без моего разрешения никто не
имеет права размышлять на моей улице.
     Римо повернулся и пошел назад, по направлению к гостинице. Но не прошел
он и нескольких шагов, как услышал за собой  какой-то выкрик, и вся компания
двинулась за ним следом.
     Когда один из парней приблизился настолько,  что Римо  ощутил на  своем
затылке тяжелое дыхание, он ухватил его за губы, рванул вперед и, перебросив
через  себя изогнувшееся  тело, прошелся по нему, едва  позвоночник упавшего
коснулся земли. Хруст, треск - и все. Безжизненное тело превратилось в мешок
с  костями. Когда на следующий день дворники нашли его, оказалось, что бедра
и плечи отсечены от позвоночника.
     Тотчас  же к спине Римо потянулись с ножами.  Слегка пританцовывая,  не
останавливаясь и не меняя направления, он продолжал идти к отелю.
     Когда один из обладателей ножей оказался достаточно  близко, Римо  взял
его  за  руку и  отразил удар другого  ножа. Сделал он  это очень просто:  с
треском  всадил  первый  нож  в мозг  второго  нападавшего,  вследствие чего
нацеленное ему в живот  лезвие  неожиданно изменило  направление и перестало
угрожать его жизни.
     Римо шел к отелю, все еще  держа  в руке кисть первого нападающего. Тут
на него набросился еще один. Это был Цезарь. Взглянув в лицо, он понял,  что
совершил  большую  ошибку,  встав между  Римо и его отелем,  и лучше  бы ему
убраться с дороги, но его решение чуточку запоздало.
     Придет время,  и город Денвер  оплатит  похороны  Цезаря,  как  оплатил
когда-то  его  появление  на свет, его  жилище, его  питание  и обучение  (в
процессе которого он и ему подобные научились называть оказываемую поддержку
угнетением, не  чувствуя  себя, однако, угнетенными настолько, чтобы  искать
работу), но в эту критическую минуту город ему не помог: Цезарь  оказался на
расстоянии вытянутой руки от этого безумного гринго. Один на  один. Даже без
работника социального обеспечения. На этом все кончилось. Цезаря не стало.
     Чико,  у  которого  "одолжили"  кисть,  завыл  и  потребовал свою  руку
обратно.  Римо,  не глядя, бросил ее через  плечо.  Она  упала прямо парню в
колени.
     Вернувшись в гостиницу,  Римо постучался в дверь комнаты, откуда ему не
отвечали вот уже несколько дней.
     - Папочка! - позвал он. - Я нашел вершину: я всегда был тем, что я есть
теперь. Неведению пришел конец.
     На этот раз он услышал ответ:
     - Хорошо. Значит, мы готовы, и нас найдут.
     Чиун  твердил эти  слова неделями,  а  Римо его  не понимал. Теперь  он
понял, что имел в виду Чиун, говоря, что их найдут. И кто найдет.
     - Я понимаю, папочка, - сказал он.
     -  Эй  вы,  там, заткните глотки, а не то я сделаю это сам! -  раздался
сердитый вопль из комнаты рядом.
     И  поскольку  говорить  больше было  не о чем, Римо  пошел к себе и лег
спать, придя  к заключению, что  на  вершину  либо взбираются, либо падают с
нее, но отдохнуть на ней не удастся.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Первое, на что обратил внимание доктор Равелштейн: значки у этих парней
были перевернуты вверх ногами. Кроме того, если эти двое в аккуратных  серых
костюмах  действительно из  ФБР, то  почему значки у  них приколоты прямо  в
бумажниках? И опять же... Однажды доктор Равелштейн имел дело с агентом ФБР,
проводившим у них проверку. Помнится, у того был не значок, а удостоверение.
Впрочем, не суть важно.
     -  Я не могу разобраться,  что  это  у вас  за  значки, - сказал доктор
Равелштейн. Он жутко устал.
     Часы показывали половину четвертого утра.  Почти  сутки он не отрывался
от  зеленоватой  ленты  терминала,  соединенного  с   одним  из  компьютеров
Мичиганского  университета.  Усталый пятидесятилетний  человек,  не  спавший
ночь, вряд ли  сможет отличить  показанные ему значки от нарезанного салями,
подумал  он.  Но почему у  него так  болят глаза?  Доктор Марвин Равелштейн,
ведущий  в университете курс машиностроения,  вдруг  понял, что на  нем  нет
очков. Наверное, он снял и положил их куда-то, когда услышал, как отворяется
дверь в лабораторию.
     - В очках вы смогли бы лучше определить,  кто мы такие,  -  сказал тот,
что был выше ростом и потяжелее.
     - Да, конечно... Очки... Где же они?
     - У вас на лбу.
     - Разумеется... Так  кто вы такие? Ах да, агенты  по особым  поручениям
Поль Мобли и  Мартин  Филбин. Я  понимаю. Да... Очень  хорошо.  Очень, очень
хорошо... Спасибо, что заглянули к нам. Очень рад вас видеть.
     - Сэр, мы должны обсудить с вами одно важное дело. Не исключено, что вы
- тот, кто может спасти мировую цивилизацию.
     Доктор  Равелштейн  вздохнул  и  кивком  головы  указал им на табуреты,
стоящие рядом  с его столом. Снаружи  была необычная для весны жаркая  ночь,
превратившая  университетский  двор  в  темный  зловонный  колодец. В  самой
лаборатории  работающий кондиционер  и  дым  от  сигарет  создали  не  самую
благоприятную атмосферу,  если ее  приходится  выносить более  шести  часов.
Доктор Равелштейн снова кивнул,  ни к кому не  адресуясь.  Эти парни  из ФБР
сказали  чистую  правду:  он  не только мог  спасти  индустриальный  мир  от
банкротства,  он  уже   сделал   это.  Самое  удивительное,  что  его  успех
подтверждали цифры расчетов, а  не только осязаемые  материалы, хранящиеся в
соседней  комнате.  Их  мог  видеть   и   потрогать  каждый,  и  каждый  мог
подтвердить:  да,  это  прекрасная нефть-сырец, да, это новые  замечательные
строительные  материалы.   Однако,  пока   компьютер   не   переварит  и  не
систематизирует огромное  число данных, подтверждающих  коммерческий  эффект
эксперимента,  его  нельзя   считать   удавшимся.  Давние  сомнения  доктора
разрешились только что,  всего двадцать  пять минут назад, - и  вот  уже эти
бюрократы из центра нацелились откусить от его пирога.
     - Вы говорите, спасти цивилизацию? - повторил Равелштейн. -  Я ее спас,
если хотите знать. Или, по меньшей мере, отсрочил ее гибель на двадцать лет.
Наверное, я заслуживаю какой-то награды, если  она вообще что-нибудь значит.
А сейчас, джентльмены, мне надо хорошенько выспаться. Чем  могу вам служить?
Только, прошу, покороче - я очень устал.
     - Мы  имеем  основания  думать,  доктор  Равелштейн, что  ваша  жизнь в
опасности.
     - Какая чепуха! Кому может понадобиться моя жизнь?
     -  Тем  людям,   которые  убили  доктора   Джонсона  из  Ренселлерского
политехнического института.
     - Эрик мертв! - вскричал Равелштейн, бессильно опускаясь в свое рабочее
кресло. - Нет, этого не может быть! Не верю...
     - Вчера ночью он упал  и сломал себе позвоночник.  Все было  обставлено
как  несчастный случай,  но это такой  же  несчастный  случай,  как  выстрел
снайпера. Один  из  его ассистентов видел,  как двое мужчин столкнули его  в
шахту лифта,  -  сказал агент по особым поручениям Мобли, тот, что крупнее и
толще.
     - Говорят,  что он оказал  серьезное для его возраста сопротивление,  -
добавил Филбин. На его худом, с острыми чертами лице отразилась печаль.
     Доктору  Равелштейну на  миг почудилось, что  за этой печальной  маской
кроется усмешка. Может  ли  такое быть?  Что  смешного  находит этот агент в
смерти  доктора   Джонсона?   Нет,  ему   просто  показалось.   Он   слишком
переутомился.
     - Я хотел бы позвонить близким Джонсона...
     - В  такой поздний час? Вероятно, его жене дали  снотворное. А впрочем,
дело ваше.
     - Вы действительно думаете, что его... что его убили?
     -  Да.  Он  допустил  ошибку, стоившую  ему  жизни:  в  своих  работах,
связанных с углеводородом, он слишком близко подошел к возможности получения
заменители бензина, - сказал Мобли.
     - Он получил его уже давно, - возразил Равелштейн.
     Достав пачку  сигарет, он  предложил ее посетителям, но  те отказались;
Мобли любезно  поднес  хозяину  лаборатории зажженную  спичку,  и  тот жадно
затянулся  дымом.  Но  в  этот  час  даже  сигарета  не  доставила  прежнего
удовольствия. А вообще, сколько сигарет в день он выкуривал с удовольствием?
Вероятно, ни одной.
     - Что вы хотите этим сказать? - спросил Мобли.
     -  Эрик  давно  нашел  этот  заменитель.  Разве  вы,   джентльмены,  не
понимаете, что за шумиха развернулась вокруг нефти? Энергетический кризис не
имеет никакого  отношения  к  имеющимся запасам или  к  разведыванию  новых.
Энергии  на Земле  больше,  чем требуется человеку. Прежде чем  иссякнут  ее
источники, люди погибнут от перенаселения. Они затопчут друг друга.
     На лицах агентов отразилось  изумление. Вот так всегда! Можно подумать,
что  важнейшая  проблема индустриального  общества  -  такая же загадка  для
людей, как солнечное затмение для дикаря.
     - Вы хотите сказать, что заменитель, изобретенный Джонсоном,  не  решая
проблемы? - недоверчиво спросил Мобли. - Выходит, он умер напрасно?
     -  "Умер  напрасно!" "Погиб за идею!" Смерть есть смерть.  Я никогда не
понимал понятия "благородная смерть".
     - Так вы говорите, доктор, что заменитель Джонсона ничего не решал?
     Кротко улыбнувшись, Равелштейн  взял  со стола тяжелый  ролик свернутой
компьютерной ленты и передал его Мобли:
     - Пожалуйста. Вот вам решение.
     - Здесь какие-нибудь химические формулы? - спросил Мобли.
     - Вовсе нет,  - засмеялся Равелштейн.  - Перед  вами  смета: расходы на
транспорт, на  строительные работы, стоимость рабочей силы, растущие цены на
цемент,  кирпич,  напряженно-армированный   бетон.   Все  эт