- Прав.
     - Мое участие в выполнении заданий не оговаривалось, верно?
     - Верно.
     -  Следовательно,   если  я  перейду  к  активным   действиям,  следует
пересмотреть размер оплаты.
     - И думать забудь! Смитти хватит удар. Того золота, что он отправляет в
твою  деревню,   и  так   хватило  бы   для   того,  чтобы  управлять  целой
южноамериканской страной.
     - Маленькой страной, - уточнил Чиун.
     - Прибавки не будет. Он ни за что не согласится.
     - А если ты попросишь?
     - Он и без того считает мои траты чрезмерными, - покачал головой Римо.
     -  Я  бы не  вышел за пределы оговоренных  президентом рамок  повышения
зарплаты, не приводящего к росту инфляции, - сказал Чиун.
     - Попробуй. Что ты теряешь?
     - По-твоему, он согласится?
     - Нет, - сказал Римо.
     - Я  все  равно  попробую,  - сказал  Чиун,  закрыл  крышку  сундука  и
уставился на темную воду озера.
     После длительного молчания Римо разобрал смех.
     - Что тебя рассмешило? - осведомился Чиун.
     - Мы кое о чем запамятовали, - сказал Римо.
     - О чем? - спросил Чиун.
     - Смитти больше не пересматривает условия договоров.
     - А кто их пересматривает?
     - Руби Гонзалес, - сказал Римо.
     Чиун повернулся и пристально посмотрел  на Римо, чтобы понять, не шутит
ли он. Римо кивнул. Чиун издал стон.
     - О, горе мне! - сказал он.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     Четырнадцать японских бизнесменов приготовились к работе. Каждый из них
отдал  должное  костюмам остальных тринадцати, каждый  раздал по  тринадцать
собственных визитных карточек и  получил по тринадцать от коллег, хотя все и
так были хорошо знакомы. Каждый высоко оценил качество изготовления визитных
карточек коллег и их ассортимент.
     Девять  из  четырнадцати имели  при  себе фотоаппараты  и не  преминули
сфотографировать   компанию   полностью   и  по  частям.  Трое  похвастались
вмонтированными в кейсы  магнитофонами, радиотелефонами, мини-компьютерами и
калькуляторами с печатающими устройствами.
     Наконец все уселись и стали ждать. Ведя учтивую беседу, они поглядывали
на   золотые   часы   на   жидких  кристаллах,   недоумевая,  почему   Элмер
Липпинкотт-младший  опаздывает.  Ведь  он  сам  пригласил  их  на это тайное
совещание, к тому же все, собравшиеся за  столом,  знали, что посвящено  оно
будет  японскому  посредничеству при  заключении  новых торговых  соглашений
между  США  и  Красным  Китаем,   которые   поддержат  американский  доллар,
находившийся последние два года в плачевном состоянии.
     Все бизнесмены были уведомлены японским Советом  по торговле,  что  Лэм
Липпинкотт  имел  две  недели тому назад встречу  с президентом США.  Зная о
важности  совещания,  приглашенные  не  могли  не удивляться  опозданию  его
инициатора.
     Часы на жидких кристаллах показывали 11 часов 5 минут 27 секунд.
     Марико Какирано негромко сказал по-японски:
     - Лучше бы ему поторопиться. У меня есть и другие срочные дела.
     Тринадцать  голов  дружно  кивнули;  все  воззрились на  дверь  дубовой
гостиной крупнейшего в Токио "Гинза банка".
     - Уверен, что он вот-вот появится, - сказал другой бизнесмен.
     Тринадцать лиц повернулись к нему,  тринадцать  голов  кивнули, одобряя
его глубокую мысль.
     Всего в 20 футах  от собравшихся на  встречу с ним японских бизнесменов
находился Лэм Липпинкотт, относившийся к происходящему по-другому.
     -  Не хочу туда идти, -  сказал он своему секретарю,  проводя кончиками
пальцев по чисто выбритой розовой щеке.
     - Не понимаю, сэр, -  откликнулся секретарь,  молодой человек  в черном
костюме, белой  рубашке и  черном галстуке, сидящих на нем так  естественно,
словно он родился в морге.
     - Тут и  понимать нечего, - сказал Липпинкотт. - Не хочу - и точка. Нет
настроения. Мне не по себе.
     Он встал.  Он  отличался высоким  ростом,  будучи единственным из  трех
сыновей Элмера Первого, не уступавшим в этом параметре отцу; зато, в отличие
от папаши, по-прежнему походившего телосложением  на  рельсу, как и подобает
рабочему с нефтяного прииска, Лэм Липпинкотт  отрастил брюшко и широкий зад.
Подойдя к окну, он бросил взгляд на людную улицу и тут же отвернулся, словно
увиденное пришлось ему не по нраву.
     Секретарь волновался. Липпинкотт настоял на полете в Японию  на частном
самолете, на подаче к трапу  американского автомобиля с шофером-американцем.
Он буквально крадучись проник в гостиницу, выслав вперед шофера с поручением
удостовериться,  что по  пути ему не  повстречается  гостиничный персонал. В
номере  Липпинкотт  начал  с  того,  что  приказал  секретарю   не  впускать
горничных.
     - А как же постель, сэр?
     - Я сам себе постелю, черт возьми!
     Утром   они  так  же   крадучись  покинули  гостиницу,  направляясь  на
совещание: служебным лифтом, автомобилем с занавесками на окнах, по запасной
лестнице  -  в  комнату,   где  находились  сейчас.   Секретарь  Липпинкотта
сообразил, что его  босс  провел в Токио целых 12  часов, так и не увидев ни
одного японца.
     Липпинкотт расхаживал по изящному коврику, как зверь по клетке. Он то и
дело потирал ладони, словно к ним пристали мельчайшие частицы грязи.
     - Ненавижу этот желтый ковер!  -  взорвался  он.  - Какие в этой стране
маленькие ковры! Маленькие, желтенькие... Все  здесь маленькое и желтенькое!
Вам надо побыть на солнце, Джеральд, у вас нездоровый вид.
     Секретарь тихонько вздохнул. Наверное, у босса нервное расстройство.
     - Я скажу им, что вы заболели, сэр.
     Липпинкотт встрепенулся, будто впервые понял, что рядом с ним находится
секретарь, и покачал головой.
     -  Нет, это  не  годится. Разве вам  не известно, что  мы, Липпинкотты,
никогда не  болеем?  Отец  этого не перенесет. Ладно,  нам не избежать этого
дурацкого совещания. Только давайте побыстрее его закончим.
     Шагая по коридору, Липпинкотт шепнул секретарю:
     - Будьте поблизости. Вы мне понадобитесь.
     Секретарь  кивнул,  недоумевая  про себя,  что  это за блажь.  Потом он
обогнал  босса, чтобы  открыть для  него дверь,  и  посторонился,  пропуская
Липпинкотта вперед.
     Четырнадцать японских бизнесменов, увидев  в дверях Липпинкотта, дружно
вскочили, желая засвидетельствовать свое почтение. Секретарь увидел, как его
босс  отпрянул,  словно  усмотрел  в  рвении  японцев  угрозу для себя. Пока
Липпинкотт боролся с  охватившей его нерешительностью, секретарь обогнул его
и вошел в гостиную первым.
     - Благодарю, господа, - произнес он. - Прошу садиться.
     Все  четырнадцать  разом  сели. Секретарь  оглянулся  на Липпинкотта  и
ободряюще улыбнулся.  Тот  кивнул,  но  вошел  с опаской,  словно  ступая по
минному полю.
     Остановившись  у  ближайшего  к  двери  края стола, он  далеко выдвинул
кресло и сел на самый его краешек, словно готовясь в любой момент кинуться к
двери.  Японцы смотрели на  него  с  вежливым любопытством. Марико  Какирано
встал  и  тоже отодвинул  свое кресло подальше от  стола,  после чего  снова
уселся.  Остальные  тринадцать бизнесменов  поступили так же. Теперь,  чтобы
достать что-нибудь  из атташе-кейса, любому пришлось бы вставать и подходить
к столу.
     Секретарь заметил на  лбу  у  Липпинкотта испарину и расслышал отданный
свистящим шепотом приказ:
     - Джеральд, сядьте между ними и мной!
     Определенно нервное расстройство! - подумал о боссе секретарь.  Если он
прав, Лэму Липпинкотту не миновать дурдома.
     Японцы  сидели  смирно  и  улыбались,  пока  секретарь не  уселся.  Тот
поставил кресло между  Липпинкоттом  и  столом под таким  углом, чтобы можно
было видеть одновременно и  японцев, и босса.  Теперь  Липпинкотт потел, как
марафонец,  и  затравленно переводил взгляд  с  одной  желтой  физиономии на
другую. Наверное, кого-то ищет, подумал секретарь.
     Липпинкотт открыл рот, по каждое слово давалось ему мучительно.
     - Вы знаете,  зачем  мы собрались  здесь,  господа, -  начал  он, делая
длительные паузы между словами.
     Четырнадцать голов согласно кивнули.
     -  Президент  желает,   чтобы  компании  Липпинкоттов,  действуя  через
посредничество ваших компаний, развили торговлю с Красным  Китаем, что будет
способствовать росту  нашего  торгового оборота и укреплению доллара. Такова
позиция президента.
     Дружный кивок.
     -  Я  знаю,  что  вам, желтым  бесенятам,  нельзя  доверять, -  выпалил
Липпинкотт. - Думаете, я забыл про Пирл-Харбор?
     Секретарь  в ужасе  посмотрел  сначала  на Липпинкотта,  потом  на  его
аудиторию. Японцы были ошеломлены. Послышался возмущенный ропот.
     - Не смейте возражать, варвары-недомерки! - прикрикнул Липпинкотт. -  Я
знаю вам цену! Вы только и помышляете, как бы застать нас врасплох и обвести
вокруг  пальца. Когда вы  споетесь с китаезами,  то быстро  сообразите,  как
драть с нас три шкуры.
     Липпинкотт с  такой силой  впился  в ручки кресла, что у него  побелели
костяшки пальцев.
     Марико Какирано вскочил.
     - Мистер Липпинкотт, я протестую!
     Липпинкотт обмяк.
     -  Предупреждаю,  держитесь  от  меня  подальше.  Не  подходите!  -  Он
съежился, как ребенок, ожидающий взбучки.
     - Вы не имеете права! - пискнул Какирано.
     Остальные тринадцать бизнесменов тоже повскакали с мест. Некоторые были
разгневаны, но  большинство  испытывали  изумление  или смущение. Прежде чем
Какирано снова раскрыл  рот, Лэм Липпинкотт  вскочил и выбросил вперед руки,
словно готовясь отразить атаку четырнадцати противников.
     - Не смейте, желтокожие дьяволы! Я  знаю, вам  подавай  мое  мясо,  мои
кости! Не выйдет!
     Секретарь   встал.  Липпинкотт  размахивал  руками,  словно   борясь  с
воображаемыми насекомыми, перешедшими в атаку.
     - Сэр, - заикнулся было секретарь, - не лучше бы нам...
     Липпинкотт не дал ему договорить: он заехал ему по физиономии, заставив
рухнуть на кресло.
     - И ты туда же? Ты заодно с этими стервятниками?
     Марико   Какирано   с    омерзением   покачал    головой   и    оглядел
соотечественников.  Заручившись  их  одобрением,  он  направился   к  двери.
Остальные потянулись за ним, образовав безупречную цепочку.
     - Все на одного? Не выйдет! - крикнул Липпинкотт и хотел  было кинуться
наутек, но зацепился ногой за секретарское  кресло,  опрокинув Джеральда  на
ковер.
     Тот,  придя в  себя,  увидел, как  его босс  прошибает головой  оконное
стекло и, раскинув руки, наподобие лебединых крыльев, устремляется в  полет.
От тротуара его отделяло шесть этажей.
     Лэм Липпинкотт погиб не  просто так. Он упал на троих пожилых  японцев.
Все четверо умерли на месте.
     Проведя  тщательное расследование, токийская полиция  пришла к  выводу,
что произошел трагический несчастный случай.

     В тот  же  день,  ближе к вечеру,  в  кабинете доктора Елены Гладстоун,
директора  лаборатории "Лайфлайн", зазвонил телефон. Это был не обыкновенный
звонок,  а  особый  сигнал.  Прежде  чем поднять  трубку,  доктор  Гладстоун
надавила под столом на специальную кнопку, заблокировав дверь.
     - Да,  -  произнесла  она и выслушала доклад  о  печальной участи  Лэма
Липпинкотта.
     - Как неприятно! - посетовала она.
     - Его смерть не входила в наши планы, - сказал голос в трубке.
     - Предугадать реакцию  невозможно, - ответила она. - Мы еще не вышли из
стадии эксперимента.
     - Подобное не должно повториться, - приказал голос.
     - Не повторится, - пообещала доктор  Гладстоун и повесила трубку, после
чего, доверяя дверным замкам, от души расхохоталась.

     В  25  милях  к  северу от манхэттенского  кабинета  доктора  Гладстоун
зазвенел  еще один телефон. Доктор Харолд В.  Смит, глава тайной организации
КЮРЕ, вынул трубку из нижнего ящика стола и сел  так,  чтобы видеть в  окно,
непроницаемое для взглядов снаружи, волны залива Лонг-Айленд.
     - Слушаю, сэр, - сказал он в трубку.
     Смит  оставался   главой  тайной   организации   при   правлении   пяти
президентов,  и   каждый  из   них  обладал  неповторимым  характером,   что
проявлялось  и  в телефонных разговорах. Организацию создал первый из  пяти,
молодой  президент,  чью  жизнь оборвала  пуля  убийцы. Он задумал  КЮРЕ как
агентство, действующее независимо  от Белого  дома. Президенту не полагалось
давать КЮРЕ поручения, он лишь предлагал, чем заняться агентству.  Президент
мог  отдать Смиту  единственный  приказ -  распустить  КЮРЕ.  Подбирая главу
организации,  первый  президент принял  мудрое решение, остановив  выбор  на
Смите: получив такой  приказ,  Смит  немедленно  распустил  бы  организацию,
невзирая на опасность этого шага для его собственной и любой другой жизни. О
трудностях, пережитых  Америкой в 60-70-е годы,  свидетельствовало  то,  что
каждому следующему президенту очень хотелось распустить КЮРЕ, но ни один так
и не осмелился отдать соответствующий приказ.
     Смит  знал каждого по голосу. У  первого  был отрывистый говор уроженца
Новой Англии, который умел  даже  неправильно  выговариваемые слова подавать
как свое  достоинство;  у  другого  была  неразборчивая, эмоциональная  речь
техасца,  близкого  к  почве,  -  этот  был  единственным из  знакомых Смиту
президентов,  в  котором  бурлила  жизнь.  Голос следующего  президента  был
по-калифорнийски  резок; при  разговоре  с ним  Смиту всегда  казалось,  что
собеседник всю беседу  спланировал заранее, обдумал 25 вариантов разговора и
24  отбросил,   оставив   наилучший.   Этот  голос   принадлежал   истинному
профессионалу,  его  обладатель  уважал точность,  но  у Смита  не проходило
чувство, что он напряжен, как тугая струна, и стоит этой струне лопнуть, - и
ему  придется туго. Потом  Смиту приходилось  слушать другой голос - простой
выговор выходца со Среднего Запада. Президент обладал такой речью, словно не
чувствовал родного  языка и не отдавал себе отчета, о  чем говорит. Впрочем,
его не подводили инстинкты, и он  отличался  крепкой волей. Смит испытывал к
нему симпатию: не умея говорить, он умел руководить.
     Характерной  особенностью  Смита  было то, что  он ни разу за 18 лет не
участвовал  в выборах  президента. Он  полагал,  что предпочтение,  отданное
одному  из  кандидатов,  будет  в  дальнейшем  влиять  на  его  отношения  с
победителем.  Не  голосовал  он и  за теперешнего  президента и  ни разу  не
задавался  вопросом, кого  бы  выбрал,  приди он  на  избирательный участок.
Однако  порой  он  позволял себе  роскошь признаться  самому  себе, что этот
президент ему не по душе. Президент был южанином, и Смит ловил  себя на том,
что относится  к нему  с  предубеждением на том, главным образом, основании,
как звучит по телефону его голос. В этом голосе, в отличие от голосов многих
южан, отсутствовала мелодичность; он звучал неровно, с паузами в неожиданных
местах,  словно  его  обладатель  зачитывал  случайные слова. Президент  был
ученым, и  Смиту  казалось, что он  постоянно борется с научным подходом  ко
всем явлениям. Он обладал редкой способностью к самообману, и Смит не только
упрекал себя  за неприязнь  к нему,  но и  испытывал  недовольство  собой за
неспособность более отчетливо представить себе этого президента.
     Однако,  отвечая  на  звонок, Смит  забыл  про  свое личное отношение к
очередному американскому президенту.
     -  Что  вам  известно о  деле  Липпинкотта?  - спросил  голос  с  южным
акцептом.
     -  Я  получил  отчеты  о  случившемся  в  Токио, -  начал Смит.  -  Мои
собственные  источники подтверждают  их правдивость. Первичный зондаж ничего
не выявил:  никаких осложнений ни дома, ни в бизнесе. Сведения о психической
неуравновешенности,  госпитализации  или  лечении  на  дому  отсутствуют.  С
момента  смерти  Лэма  Липпинкотта  прошло 8 часов.  Поэтому  я  склоняюсь к
заключению,  что случившееся  объясняется непредсказуемым нервным  срывом  с
трагическим исходом. Видимо, он не выдержал напряжения.
     -  Я тоже так  подумал, -  сказал президент, - но несколько минут назад
мне на стол легло весьма необычное письмо.
     - Письмо? От кого?
     - Если бы я знал! - вздохнул президент. - Какая-то бессвязная писанина.
     - Как и большая часть вашей почты, - сухо прокомментировал Смит.
     -  Именно. Письмо скорее всего очутилось бы в корзине, не попав ко мне,
но ему повезло:  мне показали его,  потому  что только что стало известно  о
Липпинкотте. Я подумал, что в этом что-то есть...
     - Что там  написано,  сэр? - спросил  Смит, скрывая нетерпение.  Прижав
трубку  к  уху  плечом, он подтянул  узел  своего полосатого,  как  положено
государственному служащему, галстука.
     Смит был худ и долговяз, ему перевалило за 60, и он ускоренно лысел. Он
врос  в свой  серый костюм, который  он, казалось, не снимал всю жизнь.  Его
облик  все больше  превращался  в  символ его родной  Новой  Англии, а такое
зрелище символизирует ушедшие в прошлое времена.
     -  Про  Липпинкоттов,  - ответил  президент. - Про  якобы  существующий
заговор убить их всех. Это как-то связано с животными.
     - С животными, сэр? Каким же образом?
     - Об этом в проклятом письме не сказано.
     - А о том, кто стоит за заговором?
     - Тоже нет.
     - Что же в нем сказано?
     - Что отправитель - частный детектив из Нью-Йорка.
     - Фамилия, - произнес Смит, нажимая кнопку под столом.
     Посредине  его письменного  стола  отодвинулась панель, и  из отверстия
поднялась клавиатура  компьютера. Смит приготовился  набрать фамилию,  чтобы
гигантский компьютерный банк данных КЮРЕ,  крупнейший в мире, выдал сведения
о частном детективе.
     - Фамилия отсутствует, - доложил президент.
     - Понятно, - вздохнул Смит. - А что присутствует?
     - Отправитель - детектив из Нью-Йорка.  Ему известно о заговоре с целью
уничтожения Липпинкоттов. Это как-то связано  с животными, но он  не  знает,
каким  образом. Он собирается  в этом разобраться.  Когда  Липпинкотты будут
спасены,  я пойму, что  его письмо  правдивое. Он  свяжется со  мной,  чтобы
получить в награду медаль.
     - Бессмыслица! - бросил Смит.
     - Да,  - согласился президент. - Но происшествие с  Лэмом  Липпинкоттом
заставило меня призадуматься...
     Смит кивнул. Вдалеке  он высмотрел парусную яхту, подгоняемую ветром, и
удивился, кому пришла охота выйти в море в такой холодный зимний день.
     -  Видимо, - сказал он, - письмо следует передать семье Липпинкоттов. У
них есть возможность защитить себя.
     - Знаю. Но дело  в том, мистер Смит,  что мы не можем  допустить, чтобы
сказанное в этом письме оказалось правдой.
     - Почему?
     - Потому что я поручил  семье Липпинкоттов ряд проектов за рубежом. Они
выглядят, как  обыкновенные сделки, но замысел  заключается  в  том,  чтобы,
используя  средства  Липпинкоттов  и  привлекая  японские  компании, открыть
обширные рынки сбыта в Красном Китае.
     - Вы полагаете, что этому может воспрепятствовать иностранная держава?
     - Не исключено, - ответил президент.
     - Жаль, что я не знал об этом раньше, - посетовал Смит. - Мы бы приняли
меры по охране Лэма Липпинкотта во время его поездки в Токио.
     -  Разумеется. Но  я не ждал неприятностей. Я надеялся, что все пройдет
гладко, как обычно бывает в таких делах.
     Смит   с   трудом  поборол  искушение   прочесть  президенту  лекцию  о
предпринимаемых  во  всемирном  масштабе  попытках  коммунистического  блока
подорвать  экономику  США, действуя  через  банковскую систему и руководство
крупнейших корпораций. Человек в здравом уме,  если он не напрочь оторванный
от действительности мечтатель, не имел права надеяться, что попытка укрепить
доллар останется  незамеченной и не вызовет реакции со стороны тех, кто спит
и видит его падение.  Увы, все политики,  с которыми  приходилось иметь дело
Смиту,  жили  в  иллюзорном мире, где  надежда  неизменно затмевала разум, а
прекраснодушные пожелания - уроки истории. Поэтому он ничего не сказал.
     - Полагаю, вашим людям следует заняться этим, - сказ