отинках, сверкавших так  ярко,  что  в  них можно  было смотреться,  как  в
зеркало, был  тяжелее старого корейца  фунтов  на сто, пятьдесят из  которых
приходились  на  свисавший  с   черного  пояса  живот.  Он  тоже  знал,  что
старик-азиат путешествует  с американским  паспортом, и  потому презрительно
сплюнул на асфальт.
     - Послушай, что я тебе скажу, янки. Я вас всех не люблю, но желтых янки
особенно.
     - Уронили мой сундук, - повторил Чиун.
     - Ты  говоришь с капитаном армии Бакьи. Ну-ка покажи мне свое уважение.
Поклонись!
     Длинные  пальцы Мастера Синанджу  спрятались  в  кимоно.  Он  заговорил
медоточивым голосом.
     - Как  ужасно, -  произнес он, - что вокруг мало народу -  некому будет
послушать ваш прекрасный голос.
     - Ты чего? - насторожился капитан.
     - Пожалуй, двину  я этого старого  осла хорошенько,  ладно? - предложил
носильщик.
     Парню было года  двадцать два, чернокожее  привлекательное  лицо дышало
юностью,  а прекрасная атлетическая фигура говорила о  постоянной физической
активности.  На  восемнадцать дюймов выше  Чиуна, он  и капитана  обогнал  в
росте. Обхватив могучими руками зеленый лакированный сундук, он взметнул его
над головой.
     - Я сверну голову этому желтокожему янки.
     - Подожди, - остановил юношу капитан. - Что ты имел в виду, желтопузый,
когда говорил о моем прекрасном голосе?
     - Он будет  звучать великолепно,  - сладко проворковал Чиун.  - Еще бы,
ведь  вы запоете  "Боже,  храни  Америку",  и в  голосе  вашем будет столько
чувства, что всем покажется, что поет соловей.
     - Да я скорее язык проглочу, желтопузый, - сплюнул капитан.
     - Нет, не скорее. Язык вы проглотите позже, - заявил Чиун.
     То,  что кореец  задумал, требовало  большой  осторожности.  В  зеленом
сундуке лежали видеокассеты с американскими "мыльными операми", возможно, не
очень  аккуратно  упакованные. Значит, он  должен  мягко опуститься с головы
носильщика  на землю,  а  ни  в  коем случае  не упасть. Руки Чиуна  плавным
движением метнулись вперед и сомкнулись поочередно на правом и левом коленях
носильщика.  Казалось, эти желтые,  как пергамент,  руки греют юноше колени.
Капитан  не сомневался, что теперь  уж носильщик  непременно  шарахнет этого
старого дурня сундуком по голове.
     Но тут с коленями носильщика произошло то, чего раньше  капитан никогда
не видел. Они  оказались в ботинках. Колени вдруг съехали вниз внутри брюк и
уперлись в  ботинки.  А  сам носильщик стал  на восемнадцать  дюймов короче.
Затем что-то хрустнуло у него в пояснице, а старик с восточным  лицом кружил
вокруг  него  как овощечистка вокруг  картофелины. Лицо  носильщика исказила
гримаса ужаса, он широко раскрыл рот, силясь  закричать, однако  его легкие,
поднявшиеся  уже  к  подбородку,  превратились  в  кровавое  месиво.  Сундук
покачнулся было на его голове, но тут подбородок коснулся взлетно-посадочной
полосы, руки безжизненно раскинулись. Своим длинным пальцем кореец продолжал
манипуляции теперь уже с головой носильщика, пока  она не осела полностью, и
лакированный  сундук не опустился плавно на  этот кроваво-красный пьедестал.
Кассеты были спасены. А от носильщика осталось одно мокрое пятно.
     -   Боже,   храни  Америку!  -   резво  запел   капитан,  надеясь,  что
воспроизводимый мотив хоть немного напоминает  песню  гринго. Лицо его прямо
таки расплылось в  улыбке любви  к американским  друзьям.  - Мы все  зовемся
американцами, - радостно сообщил он.
     -  Это  не те слова.  Не из великой  песни  нации,  проявившей  большую
мудрость, прибегнув к  услугам  Дома  Синанджу.  Римо научит тебя правильным
словам. Он хорошо знает американские песни.
     - Некоторые знаю, - сказал Римо.
     - Какие там слова? - молил его капитан.
     - Почем я знаю, - отмахнулся Римо. - Пой что хочешь.
     Выяснилось, что капитан  любит Соединенные  Штаты  всем сердцем,  и его
родная сестра, живущая в Штатах, тоже любит Америку почти так же сильно, как
он, и поэтому он строго-настрого наказал подчиненным, чтобы они позаботились
о сундуках  старика.  Если кто уронит хоть  один, он того  пристрелит,  сам,
лично!
     Капрал  из   провинции  Хосания,  известной  непобедимой  ленью   своих
уроженцев,  брезгливо  пожаловался, что  зеленый сундук плавает  в  какой-то
гадости.
     Капитан в назидание другим тут же всадил ему пулю в лоб - люби соседей,
люби,  как он, - для него, капитана, дороже  Америки ничего нет. Особенно по
душе ему желтолицые американцы.
     Восемьдесят пять солдат прошли строевым шагом от аэропорта до гостиницы
"Астарз", не  переставая  стучать  в барабаны-"конга"  и петь  "Боже,  храни
Америку!". Четырнадцать сундуков плыли поверх их голов. Процессия напоминала
откормленную змею с блестящими лакированными чешуйками.
     Миновав дворец президента,  караван  остановился у  парадного  подъезда
гостиницы.
     - Нам лучший номер! - приказал капитан.
     - Простите, капитан, но все лучшие комнаты заняты.
     -  В "Астарзе"  всегда  есть свободные комнаты.  У страны  трудности  с
туризмом.
     - А теперь все заняты, вот так, - сказал клерк. - Они там все наверху с
оружием. Некоторые с большим, - и  клерк широко развел руки. - А некоторые с
маленьким, вот с таким. - И он свел близко два пальца. - Но обращаться они с
ним умеют. Только вчера мы потеряли трех солдат. Такие вот дела.
     - Сам я работаю на аэродроме. Слышал краем уха, что у  вас неладно,  но
подробностей не знаю.
     -  Еще  бы. Те  солдаты уже ничего не  расскажут, капитан. А такие  вот
подневольные, вроде вас,  получат приказ идти сюда, а здесь раз  - и пуля  в
лоб. Вот так-то, приятель.
     - Сукины дети, - пробормотал капитан.
     Он  имел  в  виду старших  офицеров.  Они-то,  конечно,  все  знали.  И
предлагали за  небольшое вознаграждение следить за туристами. Капитаны армии
Бакьи,  подобно  всем  испаноязычным  офицерам  повсеместно,  независимо  от
политического   устройства   стран,   делали   свой  маленький   бизнес   на
капиталистический лад.
     Эти  офицеры  настолько  страстно   верили  в   превосходство  рыночной
экономики, что  заткнули бы за  пояс  любого банкира.  Надо сказать,  что на
Бакье,  как и  на  остальных  островах Карибского моря, существовала  старая
добрая традиция. За чин офицера в армии полагалось платить. Это  было своего
рода капиталовложением.  Став  офицером,  вы  возвращали деньги,  и часто  с
прибылью.  Те,  кто победнее, расплачивались  разными услугами.  За  хорошее
место надо было платить больше. Аэропорт считался неплохим местом. Отель же,
в   котором   останавливались   туристы,  с   процветающей   проституцией  и
возможностью спекулировать был в глазах генералитета особо лакомым кусочком.
Однако капитан догадывался, что сейчас в отеле дела обстоят не очень хорошо:
сумма, которую надо заплатить, чтобы попасть туда, резко снизилась.
     Все же капитан хотел рискнуть  и купить  себе должность в отеле.  И вот
теперь  клерк  бескорыстно  предупредил  его  о  том,  что  здесь  творится.
Бескорыстно ли? Капитан заподозрил неладное.
     - А почему вы мне говорите все это? - спросил капитан.
     Быстрым движением он подтянул живот, нависавший над ремнем.
     - Не хочу находиться здесь: все командуют - кому где селиться.
     Капитан   потер   подбородок.   Да,   дела.   Оглянулся   на   хрупкого
старика-азиата с клоками  седых волос. Широко улыбнулся. Он еще не забыл про
беднягу  носильщика,  от  которого  всего  и  осталось  -  мокрое  пятно  на
взлетно-посадочной полосе.  И все же если  клерк  предоставляет кому  попало
бесплатную информацию, значит,  там,  наверху, действительно творится что-то
ужасное.
     -  Я тоже  дам  тебе  бесплатную информацию, - доверительно  проговорил
капитан. - Будем квиты. Советую найти комнату этому благородному желтолицему
пожилому человеку.
     - Обязательно, сеньор капитан. Сейчас  же займусь. Но  сначала изгоните
прежних  жильцов. Может, начнете с  болгар на втором  этаже? У них при  себе
пулемет, он простреливает весь коридор, а стены комнаты они обложили мешками
с  песком.  Сегодня  утром,  когда  я  выразил  недовольство  тем,  что  они
непозволительно долго держат у себя коридорного, в то время как у нас рук не
хватает, они прислали мне вот это.
     Клерк   вытащил  откуда-то  снизу  шляпную  коробку   и   снял  крышку,
отвернувшись при этом в сторону.  Капитан  глянул внутрь.  Там, завернутые в
папиросную бумагу, лежали отрезанные человеческие руки.
     - Вот все, что осталось от коридорного.
     - А коридорный-то и впрямь был необыкновенный.
     - Почему вы так думаете? - спросил клерк.
     - С тремя руками он, наверное, был незаменим.
     Клерк бросил взгляд в коробку.
     - Ну, вот, значит, они и кухарку прикончили. Я и не знал. А болгары еще
самые миролюбивые.
     Клерк зачитал список  постояльцев.  Среди  них были русские  и китайцы,
англичане, кубинцы, сирийцы,  израильтяне, южноафриканцы, нигерийцы и шведы.
И все они намеревались отнять у Бакьи ее новое оружие.
     - Я уж не говорю о повстанцах, они тоже ждут номеров.
     - А может, кого-нибудь сейчас нет в гостинице?
     -  Боюсь  проверять,  но,  мне кажется,  я  слышал,  как сегодня  утром
англичане пальнули пару раз из миномета.  Обычно они так делают  перед  тем,
как идти пить чай.
     Капитан щелкнул каблуками и отдал честь.
     - Сеньор американец, у нас есть для вас замечательная комната.
     Сгибаясь в три  погибели,  первая группа солдат втащила два  сундука по
парадной лестнице. Один сундук заклинило - тут же приоткрылась дверь  чужого
номера. Оттуда стали палить засевшие там южноафриканцы, им ответили русские,
которые решили, что это  опять резвятся  болгары.  Два  капрала скатились по
лестнице вниз, один - прижимая к себе беспомощно болтавшуюся раненую руку.
     Мало-помалу солдаты перетащили на второй этаж в номер, расположенный на
восточной стороне, все четырнадцать сундуков. О присутствии британцев в  нем
ничего  не  говорило, разве что мина-ловушка  - сюрприз, оставленный  ими на
пороге.
     Клерк  был  прав.  Номер  2-Е на  втором этаже временно  пустовал.  Все
сундуки удалось втащить в комнату. Происшествий больше не было, кроме одного
несчастного случая. Молодой солдат, отец которого дал большую взятку,  чтобы
определить  сына  на  безопасную  службу  в  аэропорт,  где  легче  добиться
повышения, получил пулю в лоб.
     Его  накрыли  простыней  -  по  ее  виду  можно  было  догадаться,  что
изначально она была белой, но не была в стирке много лет.
     Наконец,   уже  ничто  не  мешало  желтолицему  американцу   с  ногтями
потрясающее длины пройти в комнату,  и Чиун вступил в  номер 2-Е, перешагнув
через лежащий на пороге и накрытый простыней труп юноши.
     Капитан  извелся  от  напряженного  ожидания. Больше всего на свете ему
хотелось  распрощаться с  этим опасным  американцем  и  убраться подальше от
гостиницы, пока у него не перестреляли всех подчиненных.
     - Куда это вы торопитесь? - спросил его Чиун.
     - Мы ведь проводили вас до самого номера. Он вам нравится?
     - Полотенца несвежие. Простыни - тоже. - Чиун посмотрел в окно. - А где
залив?  Из этой комнаты не виден  залив. В  постелях  явно  кто-то спал. Где
горничные? А лед? Лед обязательно должен быть. Лично мне он не нужен, но так
полагается.
     Чиун заглянул в ванную.
     - Другие номера не лучше, сеньор, - сказал капитан.
     - Но некоторые все  же выходят окнами  на залив, - возразил  Чиун. - И,
думаю, там должны быть чистые полотенца и простыни.
     -  Сеньор, нам очень жаль, но больше мы ничего не можем сделать. Может,
вы,  с  вашей великой  мудростью  и  необыкновенными  личными достоинствами,
преуспеете  там,  где  мы  потерпели  поражение.  Договоритесь,  чтобы   вам
предоставили  другую комнату, и мои люди перенесут  сундуки.  Я  преклоняюсь
перед вашим могуществом.
     Чиун улыбнулся. Римо  тихо  пробормотал, что  вот теперь-то Чиун  может
быть доволен: его  оценили  по заслугам. Чиун расцветал,  когда ему отдавали
такие почести, как сейчас капитан. Пятясь, капитан выбрался из комнаты. Чиун
нацелил длинный ноготь на Римо.
     -  Будучи  ассасином,  ты  должен  в  исполнении  воли  своего  хозяина
стремиться  к  совершенству. Твой  президент хочет,  чтобы ему доставили без
хлопот эту машину,  но он требует  также и уважения от народа  Бакьи и всего
мира.
     - Папочка, - сказал Римо. - Президент хочет все; о лишь получить оружие
Корасона, и чтобы все было проделано быстро и чисто.  Ничего другого ему  не
нужно.
     -  В таком варианте недостает изящества,  - сказал  Чиун. - Это повадка
вора.
     - Я  стоял рядом с  тобой в Овальном  зале  и слышал  все, что  говорил
президент.
     Чиун улыбнулся.
     - Если бы его устраивала примитивная работа, он выбрал бы в исполнители
американца. Он мог бы дать задание тебе. Но нет, он избрал Мастера Синанджу,
и поэтому его имя, как бы его ни звали, навсегда останется в истории.
     - Ты что, не знаешь имени президента? - недоверчиво спросил Римо.
     -  Вы  часто  меняете своих  президентов,  -  сказал Чиун.  -  Одного я
запомнил. У него было очень забавное имя. Потом появился еще один. И еще.  А
одного убили какие-то дилетанты.
     Чиун  неодобрительно  покачал  годовой.  Ему  не  нравилась  склонность
американцев к  импровизированным убийствам, порожденным  ненавистью.  В этих
убийствах не  было стиля,  чувствовалось,  что их совершают варвары.  Им  не
хватало того, что он, Чиун,  им теперь  продемонстрирует, - изящества, того,
что привносит Синанджу - солнечный источник боевых искусств.
     А находящийся по  другую сторону главной улицы,  в президентском дворце
доктор   Биссел   Хантинг   Джеймсончетвертый,   вице-президент   Британской
Королевской  Академии наук, даже не подозревал,  что  в  его  номер вселился
новый  постоялец.  На нем и его приближенных  были  безукоризненной свежести
летние  брюки,  синие  блейзеры  с  эмблемой  академии, белоснежные рубашки,
галстуки  выпускников  привилегированных   учебных   заведений  и  пистолеты
"вальтер Р-38" под пиджаками. Они держали в руках соломенные шляпы и одни во
всей Бакье могли перейти в полуденный зной в подобной  одежде главную улицу,
не покрывшись испариной.
     Казалось,  люди  этой породы получают при  рождении встроенную  систему
охлаждения.
     Доктор  Джеймсон  сделал  заявление  на  изысканном  английском  языке,
рождающемся как бы в глубине его существа и  только  звучащем через рот,  на
языке, в котором каждая гласная открыто заявляла о безусловном превосходстве
говорящего над прочими людьми.
     Итак,  Британии не безразлична  судьба Бакьи.  Британия так  же,  как и
Бакья, - остров. У Британии, как и у Бакьи, есть свои национальные интересы,
а также проблемы с валютой. Объединившись, Британия и Бакья с помощью нового
изобретения, хранящегося у  президента, и английского  опыта по производству
секретного оружия могли  бы вместе, рука об  руку, шагать вперед, к светлому
будущему.
     Если  бы  на встрече  присутствовал  некто,  не  знающий, что  Бахья  -
захудалый  островок,  на  котором  нет  ничего,  кроме трущоб и  заброшенных
плантаций сахарного  тростника, а Англия -  крупная индустриальная  держава,
переживающая  трудные времена,  то  он  решил бы,  что  у  правительства  Ее
Величества  и у  теперешнего  диктатора  острова  в Карибском  море -  общая
история и общее будущее.
     Корасон внимательно выслушал белого.
     Они  полностью  заплатили   сумму,  которую  с   них   потребовали   за
демонстрацию  аппарата в  действии. Заплатили золотом. Корасон любил золото.
Оно  вызывало  у   него  доверие.   Особенную  нежность   он   испытывал   к
южноафриканскому крюгерранду.
     Пересчитав деньги, казначей положил себе  в карман две монеты. Корасону
это  понравилось.  У него честный казначей.  Вор  прикарманил  бы пятнадцать
монет.  Люди плетут  небылицы  о каких-то неподкупных,  но  Корасон в это не
верил - все это сказки. Гринго тоже воровали, правда, они умели обстряпывать
свои делишки более ловко: вы не успевали заметить, как исчезали монеты, пока
они заверяли вас, что собираются вам помочь.
     - Ради вас,  - начал Корасон, -  мы  прямо сейчас  уничтожим с  помощью
моего грозного оружия гнусного насильника.
     - Ждем демонстрации с большим нетерпением, - отозвался доктор Джеймсон.
- Мы немного знакомы с магией вуду, хотя, конечно, не столь сведущи, как вы,
ваше   превосходительство,   но   никогда   раньше   не   слышали  о   таком
"духе-хранителе", как тот, что находится в вашем ящике.
     -  У белых  людей одно оружие,  у черных  и коричневых  -  другое.  Вам
никогда не понять наше.  Я никогда не пойму, что такое - ваша атомная бомба,
а  вы  -  что  такое  мой дух-хранитель, -  произнес важно  Корасон, который
сочинил  эту фразу еще  до  прихода англичан, демонстрируя оружие русским. -
Введите  гнусного  насильника,  и  пусть  он  почувствует силу гнева  своего
народа!
     Члены английской делегации  мигом повытаскивали из карманов мини-камеры
и прочую  аппаратуру. Ведь подчас даже  общий вид  может подсказать  принцип
действия оружия. Особенно у народа с не слишком высоким уровнем развития.
     Таинственный аппарат Корасона,  укрытый синим бархатом, стоял  слева от
диктатора, рядом с позолоченным троном, водруженным на невысокую платформу.
     Вместо  гнусного   насильника  перед  собравшимися   предстала  пожилая
негритянка в оранжевом платье и красной шали.
     -  Извините, насильника  мы  казнили рано  утром,  -  смущенно  объявил
Корасон. - Женщина эта обвиняется в измене, заговоре с целью взорвать Сьюдад
Нативидадо и других ужасных преступлениях.
     Женщина сплюнула.
     - Сэр,  - шепнул на ухо  Джеймсону его помощник. - Это хозяйка борделя.
Троюродная сестра  Корасона. Зачем  ему убивать ее, да еще по высосанному из
пальца обвинению?
     Корасон видел, как помощник главного гринго что-то шептал на ухо своему
начальнику.  Он, со своей  стороны, тоже кое-что хотел выяснить. Одно дело -
преступники, и совсем  другое  -  троюродная  сестра, которая умеет вызывать
духов и иногда присылает президенту из своего борделя красоток.
     - Зачем нам казнить Хуаниту? - поинтересовался Корасон.
     - Она использовала против вас колдовство, - заявил министр юстиции.
     - Какое еще колдовство?
     - Колдовство гор. И утверждала, что вы мертвец.
     - Ложь! - возмутился Корасон.
     - Конечно. Откровенная  ложь, - поторопился поддакнуть министр юстиции.
- Вы самый могущественный человек на земле. Вне всякого сомнения.
     Корасон  покосился  на Хуаниту.  Та знала  женщин  и  знала  мужчин.  И
колдовать  умела.  Что  за странную игру  она  ведет?  Говорила ли  она  эти
страшные вещи на самом деле? Может, спросить самому? Но не соврет ли она?
     По зрелом  размышлении Корасон решил-таки переговорить  с  кузиной. Два
солдата подвели к нему женщину, крепко держа ее скованные цепью руки.
     Подавшись вперед, Корасон прошептал на ухо троюродной сестре:
     - Послушай, Хуанита, что такое они говорят? Ты  что, и вправду пыталась
причинить мне вред с помощью колдовства?
     Стоящий за доктором Джеймсоном англичанин незаметно  повернул в кармане
регулятор  и развернул плечо в  направлении  Корасона  и женщины. Теперь  их
шепот заносился на  миниатюрный  магнитофон,  вшитый в накладное левое плечо
пиджака. Даже если Корасон  будет  упорствовать и не выдаст англичанам тайну
аппарата, они, по крайней мере; будут знать содержание этой  беседы и смогут
тем самым продемонстрировать Генералиссимусу силу Великобритании, что им все
известно.
     Хуанита что-то прошептала в ответ. Корасон вновь спросил ее, почему она
применяла против него колдовство.
     И  тогда  Хуанита шепнула на ухо кузену нечто такое,  от чего он  резко
выпрямился. Движения  его  не  напоминали больше  медленное скольжение  змеи
перед броском - он подпрыг