идите ли, слегка разочарован.
     - А что случилось?
     - Да  ничего  особенного.  Вам будет сложно понять. У него своеобразный
стиль мышления, и я не знаю, сможете ли вы уяснить, а чем дело.
     - А вы попробуйте, - президент скорее приказывал, чем просил.
     - Да нет, вы не поймете.
     - Мне уже приходилось общаться с японцами.
     - Ой, Боже мой...  -  скривился  Римо. - Бога  ради,  не называйте  его
японцем. Он ведь кореец. Если бы вас назвали французом, вам бы понравилось?
     - Смотря где бы я в тот момент находился.
     - Ну, или  там немцем или  англичанином... Вы же  американец. А  он вот
кореец - и никто иной.
     - И  при  том из лучших,  - холодно блеснул  глазками  Чиун. - Уроженец
лучшей  части  страны -  и  самой лучшей  в  этой  части  деревни  Синанджу,
средоточия славы  этого  мира,  центра  земли,  на  коий взирают с почтением
небесные светила...
     - Вы сказали - Синанджу? - переспросил президент.
     В  памяти его  всплыли вдруг воспоминания молодости,  когда он служил в
подводном флоте. Тогда  все в экипаже почему-то шепотом произносили название
захолустной деревеньки на берегу  Корейского залива, к  которой уже двадцать
лет  с  завидной  регулярностью наведывались  американские  подводные лодки.
Ходили самые разные  слухи -  о  золоте,  которое доставляют  таким  образом
американским агентам, еще о  каких-то столь  же невероятных вещах. Но как бы
то ни было,  каждый матрос, от салаги до старослужащего, знал легенду о том,
как каждый год в одно и то же время та или иная субмарина получает секретное
задание - проложить курс во вражеские воды, чтобы...
     - Да восславится имя ее, - закончил Чиун.
     - Ах, да, да... Восславится, несомненно. Знаете, это название почему-то
ассоциируется у меня с подводными лодками...
     - Это дань Соединенных Штатов деревне Синанджу, - охотно пояснил Римо.
     - Дань? А за что?
     - За то, что вот он меня тренирует.
     - А на предмет чего?
     - М-м... разного.
     Римо  не успел  продолжить, поскольку Чиун вновь  перебил  его  гневной
тирадой на корейском.
     - А сейчас что он вам сказал? - полюбопытствовал президент.
     - Он утверждает, что его  мастерство никогда  не использовали  в полную
силу. Вот они психует по этому поводу.
     - По какому именно, простите?
     - Видите  ли,  Синанджу  - это, собственно, Дом наемных  убийц. Которые
столетиями продавали свои услуги разным там императорам,  королям  и  прочим
подобным типам...
     Закончить ему помешал ввинтившийся в воздух длинный ноготь Чиуна.
     -  Лишь для того, чтобы не  бросать голодных детей в студеные волны! Мы
спасали детей! - гневно возопил он.
     Римо с извиняющимся видом пожал плечами.
     - Он имеет в виду, что веков этак двадцать восемь назад... ну, в общем,
еще до рождества  Христова... им пришлось  топить всех  младенцев  в заливе,
потому  что  их  не на  что было кормить. Деревня, понимаете  ли, была тогда
бедной.
     - Всему  виной засуха!  - сердито затряс  бородой Чиун.  - И безмозглые
бестии, захватившие власть в деревне! И козни врагов-соседей! И...
     -  Короче,  -  продолжал  Римо,  -  пока  Мастера  Синанджу  не  начали
наниматься по всему свету на  такую вот службу,  деревня прозябала в крайней
бедности.  От  этого  они  ее,  конечно,  избавили  -  но до  сих пор  любят
утверждать, что, мол, спасают от смерти детей и все прочее.
     - А этих... Мастеров - их что, много? - спросил президент.
     - Нет. Вот остался  Чиун и... ну  и  я,  наверное.  Но такова  традиция
Синанджу -  говорить о Мастерах  так, будто все они живы и  здравствуют.  Вы
ведь  думаете о времени как  о прямой  - сзади  прошлое, впереди будущее, вы
находитесь посредине.  А по нашим  представлениям  это  нечто вроде  большой
тарелки -  так  что и прошлое, и настоящее, и все,  что будет находятся, так
сказать в одной плоскости.
     -  Но  ученики  после  мастеров  остались? -  полуутвердительно спросил
президент.
     - Нет. Чиун первый из них имеет ученика - да еще иностранца к тому же.
     - Ага. Но чем же именно они занимаются?
     - Я ведь говорил вам - это Дом наемных убийц, - ответил Римо.
     - А, и он сердится из-за того, что ему приказали меня не трогать?
     - Ну... вообще  да.  Понимаете, он  видит живого  президента - а он уже
столько времени не имел возможности лишить жизни государственного деятеля. И
это  оскорбляет  его...  ну, как если  бы  вы были  президентом  Соединенных
Штатов, а вас возьми и  назначь президентом ассоциации  аптекарей. Поняли, в
чем дело? Да нет, ни черта вы не поняли.
     - Значит, он собирался убить меня,  - медленно  произнес президент. Его
лицо потемнело.
     - Говорил же я - не сможете вы ничего понять, - покачал головой Римо.
     - Я понял только одно - моя жизнь в опасности. Кстати, кто вас впустил?
     - Впустил? - поднял брови Римо.
     - Ваша безалаберность, - проскрипел Чиун.
     - Слушайте, хотите сами убедиться в том, что у вас тут все открыто, как
на  ладони?  Вы, по сути уже мертвы.  Вас,  фигурально говоря, уже сунули  в
духовку - осталось вынуть и  поперчить -  Римо осклабился. - Какая, к черту,
охрана? Здесь ничегошеньки нет. Смитти сказал, что мы  должны, вроде, спасти
ваш зад - так пошли, сейчас все сами увидите.
     Позже   президент  обращался   за  консультациями   к  видным   врачам,
специалистам  из ЦРУ и разведки, пытаясь выяснить  один вопрос  -  насколько
сильным бывает внушение.
     - Вот, например,  - объяснял  президент, - если  вас заставляют глубоко
дышать - может это способствовать... э-э... гипнотическому внушению?
     И всякий раз после этого он вспоминал то, что произошло после странного
разговора в ванной. Ему предложили несколько раз глубоко вдохнуть - объяснив
это тем, что в  его нервном состоянии это  лучший способ взять себя в руки -
после  чего все  трое  вышли из  ванной и  президент  почувствовал, как руки
корейца сомкнулись  вокруг его пояса, пожилой азиат  с неожиданной легкостью
приподнял его. Он  лишь ощутил легкий приятный  аромат, исходивший от кимоно
Чиуна   -   настолько  тонкий,  что  временами   и  он  казался   президенту
галлюцинацией.
     Они двигались,  не  издавая ни  единого  звука; их поступь  была  более
неслышной, чем сама тишина. Оба словно стали бесплотными - так что когда они
приблизились сзади  к одному из  охранников Службы, он продолжал  неподвижно
стоять, ни сном, ни  духом не подозревая об их присутствии. Странное чувство
- находиться в двух шагах от человека, абсолютно уверенного, что позади него
никого нет.
     Движения президент не видел - он заметил лишь, как шевельнулись складки
кимоно Чиуна в том месте, где должна быть рука, и в следующую секунду голова
охранника бессильно упала на грудь, как  будто его ударили по затылку чем-то
тяжелым. Подхватив стража под мышки, Римо усадил его на стоявший рядом стул.
     - Вы ведь не убили его? - с беспокойством спросил президент.
     - Да нет,  - мотнул головой  Римо.  -  Минут через пять  он очухается и
подумает,  что  заснул  на  посту.  А  теперь  -  ш-ш!  Тихо!  В  этом  зале
полным-полно ушей и гляделок - все ваши электронные дела!
     Президенту все больше казалось, что он видит сон,  в котором его влекут
по миру тишины  две беззвучных, невидимых тени; но  в этом мире тишины стали
вдруг слышны звуки, недоступные человеческому уху при свете дня, - жужжание,
скрежет,  попискивание   таинственных   механизмов.   После   он   спрашивал
специалистов, какие именно устройства были установлены в этой части  здания.
Оказалось - скрытые камеры на  шасси, снабженных мотором.  Нет, вычислить их
по  звуку нельзя -  на  расстоянии  двадцати  ярдов  шум  моторчика  кажется
комариным писком.
     - Это вот таким - "зз-мм-бип"? - уточнил президент.
     -  Да...  Но сэр, для того  чтобы это услышать,  нужно приложить  ухо к
самому  корпусу,  а чтобы  приложить  ухо к  корпусу,  придется как  минимум
взломать стену.
     Они  двигались  дальше, все  так же ничем не  нарушая молчания,  иногда
замедляя шаг, словно наблюдая за игрой  в загадочном представлении, где их -
единственных  зрителей  - не видят актеры. У  поворота коридора, отмеченного
большой аркой с позолоченным орлом - за пределами Белого дома это сооружение
могло бы  показаться верхом нелепицы - они  остановились. Покрывавшие  стену
обои с портретом  какого-то  генерала времен  американо-мексиканской войны с
треском лопнули, за ними, словно свежая рана, открылась трещина в деревянной
панели; с  рваных краев сыпались чешуйки отставшего лака - точно таким крыли
дерево в старых домах на родине  президента, в Джоржии; сейчас  их, конечно,
давно уже перестроили, но он помнил.
     Шагнув в открывшийся длинный пролом,  президент вдруг почувствовал, что
трещина смыкается за  его  спиной. Он стоял один в  душной,  кромешной  тьме
ниши...  и  тут  стена пошла  на  него, сжимая, сплющивая  его  тело,  грудь
сдавило, стало нечем дышать, а ниша становилась все более и более тесной. Он
попытался вдохнуть, но  воздух не  поступал  в стиснутые деревянным корсетом
легкие, он  не мог даже вскрикнуть - и уже не  знал, окружает ли его темнота
предательской ниши или мрак помутившегося перед смертью сознания...
     Невозможно  было  двинуть ни  рукой, ни  ногой, оскаленный в беззвучном
крике рот не закрывался - на нижнюю челюсть давила балка из сухого дерева.
     Сейчас  он  умрет.  Он  доверился  этим  двоим -  и  заплатит  за  это,
задохнувшись в темной норе  в стене дома, из которого он,  как ему казалось,
еще долгие годы мог править этой страной.
     И сам он  подписал себе приговор,  позвонив  по этому чертову телефону,
словно  воплотившему все,  против чего он некогда поклялся бороться всю свою
жизнь беззаконие,  тайную войну, игру  на  слабости и пороках  ближних. Само
существование  этой  банды  под  названием  КЮРЕ говорило  лишь об  одном  -
демократия  не  работала.  И  теперь Всемогущий  карает его  за то,  что  он
обратился  к методам, которые  - и ведь внутренний  голос  подсказывал ему -
противны человеческим и Божьим законам.
     Мелькнула  мысль  -   наверное,  нечто   подобное  чувствовали  матросы
подводных лодок, задыхавшиеся на  большой глубине. Странно, но он  не ощущал
ни   страха,  ни   сожаления...   и  сквозь   невыносимую  боль,   терзавшую
распластанное по стене тело,  пробивалась странная мысль: это  не конец. Там
не бывает так больно.
     И  вдруг -  снова свет, и он  стоит, пошатываясь и ловя ртом  воздух, в
большой, хорошо  освещенной комнате.  Он узнал ее. Это был Овальный кабинет.
Позади него  раздался  легкий  щелчок - и  дверь потайного хода снова  стала
деревянной панелью стены.
     - Бог мой, - произнес президент сдавленным голосом.
     - Да, - подтвердил Чиун.
     - Значит, в Белом доме есть целая сеть потайных туннелей...
     - Нет. - Чиун  покачал головой.  - В любом из известных мне  дворцов их
намного, намного больше. Но ни один трон в мире не просуществовал бы без них
и дня. Впервые это поняли еще владыки Египта.
     Именно  тогда,  как вспоминал позже  сам глава  государства,  он  начал
осознавать  то,  о чем  многочисленные наследники  всевозможных  царствующих
династий догадались за много столетий до него. Каждый из них - объект охоты,
и чем больше сосредоточенная в его руках власть, тем чаще  будут совершаться
попытки отнять ее.  Вместе  с  жизнью. Еще  египетские  фараоны  поняли, что
большие  деньги  купят  любого,  а  самые большие могут  стать ценой  головы
правителя.  И  потому,  дабы  уберечь  голову  помазанника,  всякий  раз  по
завершении  строительства  дворца  очередного владыки слетала с  плеч голова
главного архитектора - придуманные им секреты царского обиталища он уносил с
собой вглубь могилы.
     Замки августейших особ  средневековой Европы имели больше потайных ниш,
выходов и лазеек,  чем самый  современный  стадион. Прервав Чиуна, президент
осведомился, не  желает ли он поделиться информацией о тайнах Белого  дома с
ЦРУ. Однако великий Мистер Синанджу наотрез отказался.
     - Дом Синанджу прошел долгий путь. Тот, что лежит перед ним, еще  более
долог. Мы возвели стены государства  задолго до  того,  как  в вашей  стране
забрезжил  первый луч  разума.  И когда  вам суждено  будет  пасть,  подобно
династии Минь  или империи  римлян, мы  пребудем -  но наши  тайны останутся
тайнами. Ибо  немощь, сохраненная в тайне, по-прежнему остается немощью - но
поделившись ею с другими, легко найти способ преодолеть ее.
     - Мне, по-видимому, предстоит  узнать еще очень многое... Скажу честно:
отнюдь не в моем вкусе  полагаться на людей вроде вас, но выбор у меня,  как
видно, сейчас весьма ограничен, или вы, или смерть.
     - Всецело соболезную вашему горю, - церемонно раскланялся Чиун.
     После  чего уже нормальным тоном  объяснил, что проблема  действительно
весьма и  весьма  серьезная. Существует  соглашение между  ним и императором
Смитом, нарушив которое он обречет несчастных малюток  в деревне Синанджу на
голодную  смерть.  Однако  если  президент  - который  славой  своей  далеко
превзошел, без сомнения, императора Смита - предложит Чиуну в знак признания
его заслуг сумму чуть большую... конечно, Чиун просто  не сможет отказаться.
Для  родной  деревни  он  готов  на   все.  В  завершение  Мастер   Синанджу
пожаловался, что  устал пахать на неблагодарных негодяев и желает перейти на
службу к славнейшему  из императоров, чья  мудрость  известна и почитаема во
всем мире.
     - Благодарю вас, - кивнул в ответ президент, - но,  состоя на службе  у
императора Смита, вы ведь служите также и мне - и всему народу Америки.
     О, неужели великий президент доверяет Смиту? Неужели не догадывается, о
чем думает этот Смит  по ночам, когда в голове последнего нищего просыпаются
мечту править миром?  А вот если  Смит  вдруг умрет - то  есть  должен будет
умереть  -  то Чиун станет  свободным  от  всех  обязательств  и  с радостью
подпишет  с президентом новый контракт. Но весь вопрос в  том,  доверяет  ли
президент Смиту? Его, Чиуна прямой  долг  -  предупредить президента, что  в
голове у Смита уже  созрел план захвата власти  в его стране. Может ли после
этого президент доверять этому человеку?
     - Безусловно, - кивнул головой президент.
     Ну, в таком случае, - если президент желает доверить свою жизнь  любому
честолюбивому проходимцу-северянину, который  терпеть  не  может  выходцев с
Юга, считает их недоумками и  вообще больше всего на свете  мечтает обладать
женой президента,  - тогда ему, Мастеру Синанджу, остается лишь  предпринять
те шаги, которые только и возможны в столь противоестественной ситуации.
     -  Никогда  раньше  не  замечал,  чтобы  Смит  определял  недоумков  по
региональному признаку, - заметил президент.
     - С ним никогда и не случалось такого, - заверил Римо.
     - Итак, я желаю знать,  что вы все же собираетесь делать. Я имею в виду
- как  вы намерены спасать мою жизнь,  которая, насколько  я мог уяснить, по
неизвестной  мне  причине  находится  в  весьма  серьезной  опасности. Иными
словами, каковы ваши методы, джентльмены?
     -  Простите,  сэр,  но Дом  Синанджу  обычно  не  намеревается, как  вы
выразились, спасать жизни. А просто спасает их. И не делится своими методами
с правителями первой встречной страны, которой только-только исполнилось две
сотни лет отроду. Таковы традиции Синанджу. Все остальное не имеет значения.
     -  Он  не  ведает,  что  говорит,  о  благословеннейший из  императоров
Америки, - встрял в диалог скрипучий голос Чиуна. - Но наша помощь будет еще
более  ценной,  если мы  постараемся  освободить  вас  от бремени  ненужного
знания. Знаете ли  вы законы,  по  которым происходит движение? Нет,  вы  не
знаете этих законов. Потому вам трудно будет понять и наши методы. Позвольте
лишь  заверить  вас  в нашей способности  в  любых условиях  сохранить  вашу
драгоценную жизнь.
     На  том и  порешили, но президент  за этот  вечер  постарел  на  добрый
десяток  лет. Ему  впервые  пришлось  столкнуться  с  еще  одним  неприятным
свойством  реальности  -  от  его  имени  могут совершаться  такие действия,
которые сам бы он никогда и ни за что не одобрил.
     Оказавшись  на  улице,   Чиун  в  свойственной   ему   манере  похвалил
понятливость  Римо  -  оказывается,  он еще  способен  кое-чему научиться. В
особенности  была  отмечена  появившаяся   у   Римо   способность   понимать
собеседника без помощи слов.
     - Например? - осведомился Римо.
     -  Например,  когда ты  пообещал спасти  ему  жизнь.  Мы ведь не  можем
говорить наверняка, разумеется  -  обещать спасение не во  власти  смертных.
Только смерть подвластна человеческой воле, но...
     - Я собираюсь именно спасти президента, папочка.
     - Это меня больше всего и печалит, - удрученно закивал  головой Чиун. -
А я думал, ты действительно становишься мудрым.
     После  чего  объяснил  Римо,  что  давать  императору  гарантии  полной
безопасности - старый и хорошо проверенный обычай, ибо в случае неудачи тот,
кому это обещание было дано, вряд ли сможет пожаловаться.
     Римо это мало в чем убедило. Но Чиун не отставал.
     - Человек, трон  которого  менее всех в этом мире подвержен опасности -
это наш король, император или как там его...
     - Да? А мне казалось, его хочет убить чуть не каждый встречный.
     -  Это, конечно,  так,  - кивнул  Чиун.  - Но  разве со смертью  одного
императора  наступал  когда-нибудь   конец   царству?   Непременно  найдется
кто-нибудь, желающий занять его  место. Да и чтобы добиться власти  законным
путем, не нужно прилагать никаких сил - а  просто-напросто появиться на свет
из  соответствующего чрева. Разве выбирает младенец чрево своей  матери, или
рожденье  требует от  него усилий?  Однако, именно таким  путем обретает  он
власть над  себе подобными.  Вот и получается, что трону  ничего не грозит -
даже со смертью этого вашего императора.
     Такую вот мудрость  пытался вложить в уши своего упрямого питомца Чиун,
Мастер Синанджу, душной весенней ночью в Вашингтоне, округ Колумбия.
     Но   питомец   отнюдь  не   горел  желанием   предаваться   философским
размышлениям о бренности земных владык.
     - Чиун, этот  президент мне нравится. И я спасу его. Кроме того, я  тут
видел вице-президента...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Лезвие ножа  двигалось  очень  медленно.  Так же,  как и  тот, кто  его
держал. Обладатель ножа выпрыгнул  пару секунд  назад из блестящего  черного
"бьюика", и сейчас его солдатские ботинки, тоже блестящие и черные, медленно
переступали по замусоренной мостовой.
     - Белый, ты умирать!  - утробно возвестил  он. Голова его была повязана
грязным  белым  полотенцем,  посреди  лба  сверкал  огромный  бриллиант   из
оранжевого стекла. - Умирать для имя Аллаха!
     Роста  он  был  немаленького  - футов шесть с небольшим и  весил добрых
двести пятьдесят  фунтов;  волосатые  ноздри  грозно  раздувались  на темной
физиономии.
     - Я занят, - бросил Римо.
     Что  было правдой - они только недавно выехали из парадных ворот Белого
дома, немедленно обнаружили за  собой хвост, в  процессе  отрыва от которого
Чиуну вздумалось объяснять Римо теоретические аспекты деятельности ассасинов
- по его словам, для нее  существовало множество вполне обоснованных причин,
не имевших ничего общего с безрассудными эмоциями  вроде ненависти или жажды
мести. Более того - ассасину эти эмоции могли сослужить службу гораздо более
худшую, чем прыгуну на длинные дистанции -  волдырь на ноге. В лучшем случае
они просто отвлекали; в худшем - могли поставить под угрозу выполнение всего
замысла.
     И как раз когда Чиун готовился перейти к выводам, а Римо тщетно пытался
нащупать связь  между  взрывом  в Солнечной долине и  угрозой  покушения  на
президента  страны,  напряженную работу  мысли обоих прервал  какой-то тип с
кривым ножиком,  выскочивший  перед  ними на  проезжую част