старался, Римо, тебе не понять  сути Синанджу. Лони
высоко ценят услуги Дома Синанджу, не то что китайские императоры и паршивые
американцы.
     Римо покачал головой. Если уж Чиун начал  говорить о славе Синанджу, то
с ним лучше  не  спорить. Во всем  мире о Доме Синанджу слышали от силы пять
человек, да  и то,  четверо из них - агенты разведки, а пятый - какой-нибудь
замшелый историк.  Но  если  послушать  Чиуна,  то  Синанджу  величественнее
Римской Империи.
     Чиун  пробормотал  что-то  еще,  и  солдаты явно  смешались. Они жестом
предложили Чиуну и Римо следовать за ними.
     - Сейчас ты увидишь, как достойные люди относятся к Мастеру Синанджу, -
с гордостью прошептал Чиун. - Есть еще люди, которые  достаточно  культурны,
чтобы отличить настоящего ассасина  от, как  ты его  называешь, убийцы.  Вот
увидишь!
     - Чиун,  ты ведь  даже не знаешь, лони ли  они.  Может, они  собираются
задать нам сейчас хорошую трепку.
     - Ты путаешь их с американцами, - огрызнулся Чиун.
     Солдаты отвели  Чиуна  и  Римо  к офицеру,  которому Чиун  снова что-то
энергично  объяснял,  с  необыкновенной  быстротой  размахивая  руками. Римо
пытался  угадать  реакцию по  лицу офицера, но  черная  как  ночь физиономия
оставалась бесстрастной, словно космос.
     Офицер показал на газетный киоск в аэропорту.
     Чиун кивнул и повернулся к Римо.
     - Вот увидишь. Увидишь, что такое  настоящее  уважение, -  сказал он. -
Пошли!
     Римо пожал плечами. Аэропорт - чуть меньше, чем в  Дейтоне, штат Огайо,
- был раз в пять больше того, что требовалось для нужд  Бусати. Римо и  Чиун
стояли  у газетного  киоска,  в  котором были главным  образом периодические
издания на английском языке.
     - Мы  получили твой багаж, Чиун, убедились,  что с портретом Реда Рекса
все в  порядке,  и  сегодня же  ночью я взгляну на  белый  дом  с  железными
воротами.
     - Нет, - возразил  Чиун, - мы должны дождаться офицера.  Уйти  сейчас -
значит показать неуважение к лони.
     - И почему это ты их так уважаешь?
     - Потому что, в отличие от некоторых других, они заслужили уважение.
     - Чиун, не  хочу обижать тебя, правда  не  хочу, но  скажи: неужели все
Мастера Синанджу в течение  сотен лет учили язык лони  только потому, что не
выполнили какой-то  договор? Да  они, наверное,  давно уже  забыли про  этот
должок. А сколько, интересно, еще языков ты хорошо знаешь?
     - По настоящему хорошо?
     - Ага.
     - Один. Мой родной. Остальными я только пользуюсь.
     Скользнув  взглядом  по  киоску,  Римо  заметил   среди  всего  прочего
экземпляр газеты "Нью-Йорк Таймс", продававшийся за два с половиной доллара.
Как следовало из сообщения на первой  странице газеты, на  телевидении нашли
возможность изменить время трансляции репортажей по Уотергейту. Возобновлены
передачи "мыльных опер".
     - В Штатах снова запустили "Пока Земля вертится", - шепнул Римо.
     - Что? - выдохнул Чиун.
     - Твои сериалы. Их снова показывают.
     Чиун пошевелил губами, как будто намереваясь что-то сказать, но у  него
ничего не получилось. Когда к нему вернулся дар речи, он молвил:
     -  Я уехал из Америки,  потому что оставлял за собой  пустоту.  Америка
обманула меня.  Как они могли  вот так просто  возобновить передачи, которые
они же так просто отменили?
     - Не  знаю,  папуля.  Но, думаю, следует  поторопиться, чтобы  поскорее
вернуться  в  Штаты,  не  так ли?  Свое  уважение к  лони ты можешь выразить
как-нибудь потом.  Если уж  они прождали пару тысяч лет,  им ничего не стоит
подождать еще годик-другой.
     Впервые в жизни Римо увидел, что Чиун колеблется.
     В этот момент армейский капитан, с которым они разговаривали, подошел к
ним и сказал на чистейшем английском языке:
     - Я и мои  солдаты, сэр, восхищены миленькой лонийской сказкой, которую
вы нам рассказали. Чтобы выразить нашу  благодарность, мы будем рады отвезти
ваш багаж всего за сто американских долларов.
     Римо зажал руками рот, чтобы не рассмеяться.
     И тут Чиун дал волю своим чувствам. Тощий азиат, как ураган, набросился
на газеты, разрывая их  в мелкие клочья.  Газетный стенд врезался в  стенной
стеллаж,  стенной стеллаж  - в  продавца,  а  продавец  вместе  со  стендом,
стеллажом  и тем, что  осталось от  газет, - в переплетение  трубок неоновых
ламп рекламного щита.  По залу аэропорта Бусати порхали, медленно опускаясь,
белые, как снежинки, клочки бумаги.
     - Это вероломство не останется безнаказанным, - объявил Чиун.
     Капитан, который хотел заставить их раскошелиться,  начал было пятиться
назад, но услышав то, что сказал ему Чиун, остановился.
     В  этот  раз  Чиун  не переводил Римо  содержание  своего  разговора  с
капитаном.  Закончив  переговоры, Чиун дал Римо знак следовать за ним. Когда
они шли за капитаном, он тихо сказал:
     - Эти люди - не лони.
     - Хорошо. Поедем в город и закончим то, ради чего мы сюда явились.
     - Но  сначала  я  должен закончить  то,  ради чего  я  сюда  явился,  -
безапелляционно ответил Чиун.
     Они уже  несколько  часов  тащились  по  равнине Бусати. Римо продолжал
выковыривать из карманов клочки  газетной бумаги и ворчать, что Чиун обманул
его, заставив поверить, будто они возвращаются в город.
     - Я же тебе сказал, -  объяснял  Чиун,  - более  старый  контракт имеет
преимущество.
     - Это не решает мою проблему, папочка.
     - С глупым разговаривать бесполезно.
     - И мне, и тебе платит один и тот же хозяин. Мы обязаны  выполнять  его
задание, но этого не делаем.
     - Если тебе так  надо, можешь отправляться в свой город, но  только без
меня.
     - Это каким же образом?  - возмутился Римо, оглядывая равнину. - Я даже
не знаю, где мы сейчас находимся.
     -  А когда ты что знал?  - съехидничал Чиун  и бодро зашагал  дальше, к
виднеющимся вдали горам.
     Они шли целый день.  Римо сетовал на то, что провалит здание, что лони,
можно  не  сомневаться,  ограбят  их  в  первой  же  деревне,  жаловался  на
изнуряющий  зной  выжженной солнцем  равнины,  которую Чиун  упорно  называл
"пышными  предгорными  садами", поскольку, объяснял  он  Римо, в свое  время
здесь были красивейшие в мире сады.
     -  Лони,  должно быть, неплохо заплатили тогда твоим предкам, -  сказал
Римо.
     - Они умели ценить настоящую работу.
     -  Вот  увидишь, они накинутся на  нас,  как  только  сообразят, что их
больше.
     - Лони - честные, справедливые и порядочные люди.
     -  Да, заплатили вам  явно недурственно, -  ворчал Римо. Чувствовал  он
себя прескверно:  пропыленный, грязный, покрытий  липким потом... Еще  бы  -
двое суток не  менял белья. А Чиуну, с его семью  сундуками  одежды, хоть бы
что.
     К тому  времени,  когда  они начали  подниматься  в  горы,  на  древний
континент, во всем  ее  величии,  внушающем благоговейный трепет, пала ночь.
Римо сразу заметил, что продвигались они не просто по горным тропинкам, а по
уступам, вырубленным в камне, и за прошедшие века стертым ногами человека.
     Они  продолжали упорно  двигаться  вперед -  все выше и  выше, в ночные
горы.  Римо  был изумлен  выносливостью солдат, шагающих под  грузом чиунова
багажа.
     За очередным поворотом они увидели огонь, горящий на высокой стене.
     Чиун сложил рупором  ладони  и что-то  прокричал  на лонийском диалекте
суахили.
     - Я им сказал, что это я, - объяснил он Римо.
     - Ну, сейчас мы получим, - сказал Римо, готовясь к худшему.
     Из  проемов в  стене  показались  люди  с  факелами  и  копьями,  всего
несколько  человек,  которые сначала отступили назад,  выжидая,  пока  их не
набралось  побольше, а тогда двинулись вперед. Свет их  факелов ослепительно
сиял в ночной темноте.
     Слишком  много людей  и  копий, чтобы  удрать целым и  невредимым. Римо
решил пробраться через  центр,  приготовившись  получить  несколько  ран,  а
потом,  не  останавливаясь  бежать.  Отступать  было  некуда. Позади себя он
слышал  стук сбрасываемых на землю сундуков Чиуна и топот  ринувшихся  назад
солдат хауса.
     К   удивлению  Римо  лони  не  стали  их  преследовать.  Вместо  этого,
приблизившись на  расстояние  полета копья, они пали  на колени  и в  унисон
молитвенно вскричали:
     - Синанджу! Синанджу! Синанджу!
     Затем через головы толпы в ярком свете факелов Римо увидел спускающуюся
к ним высокую черную женщину в короткой белой тунике.  Она  несла сверкающую
металлическую жаровню,  в которой пылал огонь. Римо и  Чиун подошли ближе, и
толпа, скандирующая "Синанджу", по' одному ее слову остановилась.
     Она заговорила. Чиун переводил Римо.
     -  Добро пожаловать, Мастер Синанджу! Мы  мечтали  о  возращении твоего
грозного  величия.  О, Грозное Величие, Боги  лони  приветствуют тебя.  Наши
мечты сбылись!  О, Грозное Величие, теперь  трон лони  снова в безопасности,
потому что ты снизошел до нас.
     - Чиун, они что - действительно это говорят? - тихо уголком рта спросил
Римо.
     -  Так цивилизованные  люди  приветствуют Мастера Синанджу,  -  ответил
Чиун, последний из Мастеров Синанджу.
     - Чушь собачья, - сказал Римо Уильямс, бывший полицейский из Ньюарка.

     ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Когда  самолет  приземлился  в  аэропорту  Вашингтона,  генерал  Уильям
Форсайт  Батлер  взял  напрокат  машину  и  направился  в  городок  Норфолк,
расположенный в штате Вирджиния.
     Воздух  был  напоен  пьянящими  весенними  запахами.   Батлер  выключил
кондиционер и открыл окно,  прислушиваясь к дыханию  земли и наслаждаясь  ее
красотой.
     Так ли уж давно первые рабы  ступили на эту землю? Может быть,  они шли
по  этой же дороге? Конечно  она была тогда не шире телеги. Горячая дорожная
пыль забивалась  у  них  между  пальцами, ласкала и грела  их  ноги, и  они,
наверное, думали так  же, как  думал когда-то  Батлер: какая  добрая, щедрая
земля! Может быть после своего путешествия с  каждодневными страданиями, они
думали, что судьба наконец-то им улыбнулась - перед ними простиралась тучная
плодородная земля, на  которой они  могли  построить счастливую полнокровную
жизнь. Наверное так думали принцы лони. Но вместо  счастья и благополучия их
долей  стали цепи, хлыст и изнурительный  труд на полях под  палящими лучами
солнца - труд, не  скрашенный ни беззаботным  смехом, ни поддержкой  семьи -
медленное постоянное забвение простого человеческого счастья.
     Лони были  в то время гордым народом.  Многие из них пытались  изменить
свою  судьбу - вначале спорили с белыми  мучителями, затем пробовали бежать,
затем - поднимались на бунт.
     Батлер подумал о том, что теперь  лони подавлены и  забиты даже в своей
собственной стране, и сильнее нажал на педаль газа.
     В  Норфолке  он направился  в  оживленный портовый район и  припарковал
автомобиль  на неохраняемой  стоянке недалеко  от  небольшого зала игральных
автоматов. Он еще не вышел  из  машины,  а уже  почувствовал, как все вокруг
заполнено влажностью, запахом соли и морской тины. Идя по припортовой улице,
он  чувствовал, как этой влагой в этим  запахом  пропитывается даже шелковая
ткань его легкого голубого костюма.
     Он  остановился  у  пирса и посмотрел на протянувшуюся в обе стороны на
добрые полмили  ярко освещенную, сверкающую неоновыми огнями улицу.  В одном
из трех мест на этой улице должен быть его человек.
     В  первом баре, в  который он зашел, работала система кондиционирования
воздуха, в  нем  было прохладно, и он почувствовал, как сразу же,  только он
вошел внутрь, на теле высох пот. Это был бар для моряков. Для белых моряков.
В таверне  было  полно моряков. Их одежда,  наколки и особенно задубелые  на
солнце и морских ветрах лица  и  руки подтверждали их профессию лучше всяких
документов. Эти лица вопросительно повернулись к нему, когда  он остановился
в дверях, понимая, что  ошибся, что это не тот бар, который  он искал. Решив
показать, что он тоже свободный  человек, Батлер не спеша прошелся  взглядом
по лицам сидевших за стойкой бара, затем оглядел столы.
     - Эй, ты! - крикнул бармен. - Это частный бар.
     - Конечно, - сказал Батлер, - конечно, частный. Ищу кое-кого, босс.
     - Ну, здесь ты его вряд ли найдешь.
     - Да не его, босс.  Ее. Может  быть,  ты  ее видел? Крупная блондинка с
большими титьками. На ней короткое красное платье, а под ним - распрекрасная
теплая задница. - И он осклабился, показав ряд белых зубов.
     Бармен закипал.
     - Да ладно, босс. Я уже вижу - ее здесь нет. Но если она придет, скажи,
чтобы она несла свою теплую задницу домой. Не то, скажи, ее мужик отхлестает
по  этой самой заднице.  А еще скажи, что если она  сразу же не заявится, то
больше не получит вот этой штуковины, - сказал Батлер и показал на то место,
где сходятся две штанины.
     Несколько человек хихикнули. Бармен открыл было рот, чтобы ответить, но
Батлер повернулся  и вышел  на улицу,  не придержав при этом дверь.  Тяжелая
деревянная дверь гулко захлопнулась за ним.
     Он остановился  на подъездной дорожке  и  рассмеялся гулким раскатистым
смехом,  в  котором  натренированное  ухо  лингвиста   могло   бы  различить
гортанно-шипящее прищелкивание, характерное для лони в гневе.
     Отсмеявшись,  Батлер  повернулся  и   зашагал  к  следующему  кварталу.
Гнетущая жара уже спала. Для его кожи в самый раз.
     Во второй  таверне  все  было нормально,  но пусто; он нашел того, кого
искал,  в  третьей  таверне. Человек этот сидел за столиком в  дальнем  углу
зала.  Его  лицо цвета кофе с молоком казалось  светлее на фоне темно-синего
габардинового  кителя. Несмотря на жару, на нем был отделанный тесьмой жилет
и утконосая фуражка с золотым витым шнуром по околышу и козырьку.
     В зале было полно черных матросов, и никто даже  не взглянул на черного
щеголя в  голубом костюме.  Пока он  пробирался к  задней  стене, ему дважды
предлагали выпить, но он дважды отказался, стараясь быть предельно вежливым.
Наконец он подошел  к  столику, за  которым сидел  морской  офицер  и пил  в
одиночку виски "Катти Сарк", наливая из стоявшей перед ним бутылки.
     Когда Батлер опустился в кресло, офицер взглянул на Батлера.
     - Привет, капитан, - поздоровался Батлер.
     - Ага, полковник Батлер, - отозвался капитан. - Как я рад видеть вас. -
Язык  его немного заплетался;  успел  уже наклюкаться,  досадливо поморщился
Батлер. - Давно вас здесь не было.
     - Да, - согласился Батлер, - но сейчас мне нужна ваша помощь.
     Наполнив  до краев  свой  стакан,  капитан вяло улыбнулся.  Он  понюхал
виски,  поднес  стакан  к  губам и  начал медленно, понемногу  выливать  его
содержимое в рот. Когда стакан наполовину опустел, он остановился.
     - Что ж, пожалуйста, - сказал он. - Условия те же?
     Батлер кивнул.
     "Те  же условия"  означали пять тысяч долларов  наличными  для капитана
танкера,  плавающего  под либерийским  флагом.  По крайней  мере,  это  была
любезная выдумка, которой придерживались Батлер и капитан. Правда состояла в
том, что "условия  те  же"  означало:  жена и дети  капитана, которые жили в
Бусати,  будут  продолжать  там  жить,  а  не   окажутся  вдруг  мертвыми  в
какой-нибудь  канаве. Это  условие  было оговорено  еще при  первой  встрече
Батлера  с капитаном десять месяцев тому назад, и этот вопрос никогда больше
не поднимался - не было необходимости: капитан все хорошо помнил.
     - Однако, - сказал Батлер, - на этот раз есть некоторая разница.
     Он внимательно оглядел  зал,  чтобы  убедиться, что никто  за  ними  не
следит и  не  подслушивает.  Небольшой бар  сотрясали  душераздирающие вопли
музыкального автомата. Успокоенный, Батлер сказал:
     - Две женщины.
     - Две? - переспросил капитан.
     - Две, - улыбнулся Батлер. - Но одна из них, не закончит путешествия.
     Капитан хлебнул виски и снова улыбнулся.
     -  Понимаю, -  сказал он, - понимаю. - Но он не понимал. Он не понимал,
почему он  должен  взять на борт за одну  и ту  же цену двух  женщин  вместо
одной. Так же,  как  не понимал, каким  образом поставить перед Батлером пот
вопрос,  не  рискуя  навлечь на  себя серьезные неприятности.  Но  он  снова
повторил: - Понимаю.
     - Хорошо, - сказал Батлер. - Когда вы отплываете?
     -  В  пять,  -  посмотрев  на  часы  сказал  капитан.  - Как раз  перед
рассветом.
     - Буду в пять, - сказал Батлер и поднялся из-за стола.
     -  Может быть,  присоединитесь ко  мне? - предложил капитан, берясь  за
бутылку.
     - Извините нет. Я не пью.
     - Жаль. Это вы зря. Когда выпьешь, жизнь становится намного легче.
     Батлер положил на стол свою большую ладонь и, перегнувшись через  стол,
сказал:
     - Вы не поймете, капитан. Ничто  сейчас не может быть более легким, чем
моя жизнь. И более приятным.
     Капитан кивнул. Батлер на секунду задержался, ожидая вопроса, затем, не
дождавшись, оттолкнулся от стола, повернулся и молча вышел.
     Он остановился в мотеле на окраине  города, где снял комнату под именем
Ф.Б.Уильямс.  Он заплатил наличными и отмел попытки дежурного завязать с ним
разговор.
     Батлер  проверил комнату. Дверные  замки были вполне удовлетворительны.
Он бросил  на  кровать  свою  небольшую дорожную  сумку,  закрыл  комнату  и
вернулся к машине.
     Целый час разъезжал Батлер  по улицам  Норфолка, разыскивая нужного ему
человека. Ему нужен был особый человек.
     Наконец  он нашел ее. Это была высокая  стройная блондинка с пепельными
волосами. Она стояла на углу перекрестка, у столба светофора, в отработанной
годами  позе  проститутки -  готовая тут  же  пересечь  улицу,  если  вблизи
покажется полицейская машина, но  согласная стоять там  хоть  вечность, если
фараоны  не покажутся  и  если  конечно не  подъедет  подходящий  мужчина  в
подходящей машине.
     Увидев ее, Батлер быстро объехал на прокатном "бьюике" вокруг квартала,
а  затем, точно подгадав, подкатил к ней как раз в тот момент, когда зажегся
красный свет.
     Девушка взглянула на него через лобовое  стекло. Батлер нажал на кнопку
электрического устройства дверей, отпирая  их. Глухой щелчок  открывающегося
замка  был еще одним принятым  всюду сигналом.  Девушка  подошла  к  машине,
облокотилась  на дверь,  просунула  в  открытое окно голову и  первым  делом
внимательно оглядела заднее сиденье. "Да, - подумал Батлер, - рост, фигура и
возраст вроде бы подходят. Цвет кожи и волос - тоже."
     - Хотите развлечься? - спросила девушка.
     - Точно!
     - Минет - пятнадцать долларов, натурально - двадцать пять.
     - А на ночь? - спросил  Батлер. Странно, подумалось ему, слова и  фразы
уличного  жаргона  всплывали в памяти с  такой легкостью, как будто он и  не
переставал ими пользоваться.
     - Не-а, - сказала девушка. - Не охота. Это тоска зеленая.
     - А три сотни желания не прибавят? - спросил Батлер, зная, что за такие
деньги можно заставить расстараться сразу трех проституток на выбор.
     - У вас они есть?
     Батлер кивнул.
     - Покажите!
     - Покажу. Прыгай в тачку!
     Девушка  открыла  дверь  и  скользнула  на  переднее сиденье,  рядом  с
Батлером. Зажегся  зеленый. Батлер  повернул направо, за угол, и остановился
недалеко от ярко освещенного ночного газетного киоска.
     Достав из кармана бумажник, он вынул из него три стодолларовые бумажки,
стараясь,  чтобы  девушка  заметила  оставшуюся  в  бумажнике  пухлую  пачку
банкнот. Три сотенные он развернул веером и подержал на уровне ее глаз.
     - Деньги вперед, - сказала она, сглотнув.
     -  Две  сотни сейчас,  - ответил он.  - Можешь их  припрятать. Третью -
потом.
     - Чегой-то ты так разохотился? - спросила она.
     -  Послушай. Я  - не извращенец.  Никаких  там хлыстов и прочей чепухи.
Просто  мне нравятся белые женщины. Если ты  мне угодишь, получишь еще  одну
сотню, о которой никто не будет знать.
     Она еще  раз всмотрелась в лицо Батлера, на этот раз очень внимательно,
явно  стараясь сверить его  со своими  представлениями о  трех известных  ей
категориях