а.  Как  мы
могли  потерять  человека, которого  мы  же  охраняли?  Потерять! Как он мог
просто  так испариться? Его  кто-нибудь  видел? Его или  людей, которые  его
похитили? Как далеко находилась машина с вашими людьми?
     -  Метрах  в  десяти-пятнадцати  сзади. Между ней  и  машиной  генерала
вклинилась какая-то другая машина.
     - Просто так взяла и вклинилась?
     - Да.
     -  А  кто-нибудь знает, что это была  за машина, куда она направлялась,
кто в ней ехал?
     - Нет.
     - И никто не слышал выстрелов?
     - Нет.
     -  А  потом вы  нашли  тела  двух убитых помощников  генерала Лю, а сам
генерал исчез, я вас правильно понял?
     - Правильно.
     - Джентльмены,  мне нет необходимости повторять,  какое  значение имеет
все случившееся и насколько  озабочен  президент. Я могу только сказать, что
рассматриваю все происшедшее как проявление крайнего непрофессионализма.
     Ответа не было.
     Советник  оглядел людей,  собравшихся за длинным  столом,  и взгляд его
остановился  на  маленьком   щуплом  человечке  в  больших   очках  с  лицом
лимонно-желтого цвета. За  весь  день он не произнес ни слова, только  делал
пометки.
     - А вы,  -  обратился  к  нему  советник, -  у  вас  есть  какие-нибудь
предложения?
     Головы всех присутствующих повернулись в ту сторону.
     - Нет, - ответил странный человек.
     -  А не  окажете  ли вы нам  честь  и не сообщите  ли, почему президент
пригласил вас на это совещание?
     -  Нет, -  ответил  тот столь  же  невозмутимо, будто  у него попросили
огоньку, а спичек под рукой не оказалось.
     Начальники  департаментов пристально смотрели на него. Один прищурился,
как если бы увидел знакомое лицо, потом отвернулся.
     Напряжение  разрядилось,  когда  открылась  дверь   и  вошел  курьер  с
очередной  порцией  донесений.  Советник  президента  замолчал   и  принялся
барабанить  пальцами  по  стопке отчетов,  поступавших раз  в полчаса. Перед
каждым  из руководителей  департаментов  стоял телефонный  аппарат. Время от
времени, то перед одним,  то перед другим  загоралась  лампочка, и тогда  он
передавал  собравшимся  новую,  только что полученную  информацию.  Но перед
маленьким человечком  с лимонного  цвета  лицом,  что сидел  на  самом конце
стола, лампочка телефонного аппарата за весь день не загорелась ни разу.
     На этот раз курьер подошел к советнику  и прошептал  что-то ему на ухо.
Советник  кивнул. Затем  курьер подошел к человеку с лимонно-желтым лицом  и
что-то  прошептал ему. И тот  вышел. Он прошел  за курьером через  устланный
ковром зал, а потом его проведи в огромный темный кабинет, где  горела всего
одна лампа, освещавшая громадный письменный стол. Дверь  за  ним  закрылась.
Даже в этой полутьме он смог заметить, что лицо человека  за столом выражает
глубокую озабоченность.
     - Итак, господин президент, - произнес вошедший.
     - Слушаю вас, - отозвался президент.
     - Я хотел бы отметить, сэр,  что  считаю  все происходящее выходящим за
рамки обычной процедуры.  Мне  представляется,  что  все  это - недопустимое
нарушение нашего соглашения. Мне не только пришлось прийти в Белый дом, но и
участвовать в совещании, где, как я полагаю, меня узнали. Конечно,  я  готов
положиться на безусловную честность и  порядочность  того  человека, который
меня  узнал.  Но  даже сам  факт, что  меня увидели,  дает  практически  все
основания для ликвидации нашего дела.
     - Никто, кроме того человека, не знает вашего имени?
     - Дело не в  этом, господин президент. Если о нашей деятельности станет
известно, или  хотя  бы  проскользнут  какие-то  намеки  на сам  факт нашего
существования,  то  нам  лучше сразу самоликвидироваться.  А  теперь,  если,
конечно, вы не считаете  все происходящее достаточно  важным  основанием для
того, чтобы мы прекратили свою деятельность, я хотел бы удалиться.
     - Я считаю  все  происходящее  достаточно  важным основанием  для того,
чтобы  вы  поставили на карту само свое существование.  Я  бы не просил  вас
прийти сюда, если бы так  не  считал. -  Голос  его звучал  устало,  но  без
надрыва - сильный голос, который мог звучать, и звучать долго, и ни  разу не
дрогнуть. - То, с чем нам пришлось столкнуться сегодня, - это вопрос мира на
Земле. Все очень просто - да или нет.
     - То,  с чем мне приходится иметь дело, сэр, - сказал  доктор Харолд В.
Смит,  -  это  безопасность  Конституции  Соединенных  Штатов.  У  вас  есть
военно-морской флот. У вас есть авиация. И Федеральное бюро расследований, и
Центральное  разведывательное  управление,   и  министерство   финансов,   и
министерство  сельского  хозяйства, и  таможня, и все  что угодно. И все эти
люди работают в рамках конституции.
     - И все они потерпели неудачу.
     - А что заставляет вас думать, что у нас получится лучше?
     - Он, - сказал президент. - Тот человек.
     Доктор Харолд В. Смит молчал, а президент продолжал:
     - Мы связались  с  послом  Польши  в Вашингтоне,  нашим  посредником  в
отношениях с Пекином.  Мне  сообщили, что если  мы не  найдем генерала Лю  в
течение недели, то премьер, как  бы он ни  хотел посетить  нашу  страну,  не
сможет этого  сделать.  У них в стране есть свои националисты - и  с ними не
так-то легко иметь дело. Нам надо во что бы то ни стало найти генерала Лю.
     - В таком случае, сэр, на что  нам тот человек, о котором вы только что
упомянули?
     - Нам  не найти  лучшего  телохранителя,  чем он,  не правда ли? Мы  не
смогли  защитить генерала Лю количеством людей. Может  быть, качество одного
человека нам поможет?
     - А не  получится ли так,  сэр, что мы  повесим лучший  в мире замок на
клетку, из которой пташка давно улетела?
     - Не совсем так. Он должен принять участие  в поисках. Мы обязаны найти
генерала Лю.
     - Сэр,  я  боялся,  что этот момент рано или  поздно наступит.  Я  хочу
сказать,  что  временами  боялся,  а  временами  желал,  чтобы  он  наступил
поскорее.
     Доктор Харолд В.Смит сделал паузу, пытаясь тщательнее  подобрать слова.
И не  просто потому,  что он  беседовал с президентом Соединенных Штатов, но
потому, что  его честность,  составлявшая  отличительную  черту  воспитания,
полученного  в юности,  заставляла  и  сейчас,  в зрелые  годы,  вести  себя
соответственно.
     Он  знал, что именно  его  честность  многие  годы  тому назад  явилась
причиной  того,  что  другой  президент доверил  ему  эту работу. Смит тогда
работал в Центральном  Разведывательном Управлении, и как-то  раз, в течение
одной  недели  сразу,   трое  его  начальников   вызвали  его   к  себе  для
собеседования.  Все трое сказали, что им неизвестно, в чем суть предстоящего
задания, но  один,  близкий приятель, доверительно сообщил,  что это задание
самого президента. Смит тут же с горечью отметил про себя, что, оказывается,
его приятелю нельзя доверять. Не  то чтобы он  где-то это записал, он просто
отметил это  про себя, как и подобает  хорошему  сотруднику, в  чьи  функции
входит  постоянный анализ  всей  информации, имеющей  отношение  к  делу.  А
вскоре, ясным солнечным  утром, его  попросили дать  анализ содержания  всех
трех  собеседований. Тогда впервые ему  довелось разговаривать с президентом
Соединенных Штатов.
     - Итак? -  произнес  молодой  человек.  Его  густые светлые волосы были
аккуратно  причесаны. На  нем был элегантный светло-серый  костюм. Он стоял,
слегка сутулясь, - сказывалась старая травма позвоночника.
     - Что "итак", господин президент?
     - Что вы думаете о людях, которые задавали вам вопросы о вас?
     - Они выполняли свою работу, сэр.
     - Но как бы вы их оценили?
     - Я бы не хотел. Даже для вас, господин президент.
     - Почему нет?
     - Потому что это не входит в мои функции, сэр. Я уверен, что у вас  для
такого дела есть свои эксперты.
     - Я - президент Соединенных Штатов. Вы по-прежнему отвечаете "нет"?
     - Да, господин президент.
     - Спасибо. Всего доброго. Кстати, вы только что потеряли работу. Что вы
теперь скажете?
     - Всего доброго, господин президент.
     - Доктор Смит, а что вы скажете, если  я сообщу вам, что могу приказать
убить вас?
     - Я буду молиться за мою страну.
     - Но вы не ответите на мой вопрос?
     - Нет.
     - Ладно, вы выиграли. Назовите ваши условия.
     - Забудьте об этом, господин президент.
     -  Вы  можете идти,  - сказал приятный  молодой человек.  -  У вас есть
неделя, чтобы изменить свое решение.
     Спустя неделю Смит вновь оказался в том же  кабинете и  снова отказался
предоставить  анализ с оценкой  того,  о  чем  спрашивал президент.  Наконец
президент сказал:
     - Хватит играть в кошки-мышки, доктор Смит. У меня для вас очень плохие
новости. - На этот раз  в его голосе не  было угрозы.  Он звучал искренне, и
при этом испуганно.
     - Меня убьют? - высказал предположение Смит.
     - Возможно, вы  еще пожалеете, что нет. Во-первых, позвольте мне пожать
вашу руку и выразить вам мое глубочайшее почтение.
     Доктор Смит не пожал протянутую руку.
     - Ясно,  - сказал президент. - Я так и думал. Доктор Смит, дело  в том,
что  в  течение  ближайших  десяти лет  в нашей  стране  может  установиться
диктатура. На этот счет  нет никаких сомнений. Макиавелли заметил, что  хаос
легко порождает тиранию. Мы вступаем в стадию хаоса.
     -  Оставаясь  в  рамках   конституции,  -  продолжал  президент,  -  мы
неспособны   сдерживать   организованную    преступность.   Мы    не   можем
контролировать группы террористов  и революционеров. Есть  так много  вещей,
которые мы не можем контролировать... оставаясь в рамках конституции. Доктор
Смит,  я люблю  эту страну  и верю в  нее.  Я думаю, нам  предстоят  тяжелые
испытания,  но мы  выстоим. И  вместе с тем  я  полагаю,  что  правительство
нуждается в некой особой силе, которая поможет выжить демократии.
     Президент поднял глаза.
     - Вам, доктор  Смит, предстоит возглавить эту особую силу. Ваше задание
- работать  вне рамок конституции  с тем, чтобы сохранить нормальный процесс
управления страной.  Там, где имеет место коррупция, положите ей конец. Там,
где совершаются  преступления, остановите их. Используйте любые меры,  кроме
убийства. Помогите защитить  нашу страну, доктор Смит! - В голосе президента
звучало неподдельное страдание.
     Смит выдержал долгую паузу, прежде чем ответить президенту.
     -  Это опасно, сэр,  - наконец произнес  он. -  А что если  я попытаюсь
сконцентрировать в своих  руках такую силу, которая позволит получить полную
власть над страной?
     - Я подобрал вас не на улице.
     - Понятно. Я полагаю, сэр,  что у  вас разработана какая-то  программа,
которая позволит прикрыть мое дело в случае необходимости?
     - Вы хотите знать об этом?
     - Нет, раз я принимаю ваша условия.
     - Так я  и  думал. - Президент  передал доктору Смиту  толстую папку. -
Здесь,   в   этих  бумагах,  содержатся  инструкции  по  финансированию,  по
оперативной деятельности, и прочее.  Все разработано до мельчайших  деталей.
Здесь   легенда  для  вас  и   вашей  семьи.   Инструкции,  как  приобретать
недвижимость, как нанимать сотрудников. Это будет трудно, доктор Смит,  ведь
об этом знают  только два человека - вы и я, - сказал президент и добавил: -
Я  сообщу моему  преемнику,  а  он  - своему,  а если  вы умрете, тогда  вся
организация автоматически ликвидируется.
     - А если вы умрете, сэр?
     - Сердце у меня хорошее, и никакого намерения стать жертвой покушения у
меня нет.
     -  А что  если вы  станете жертвой покушения,  не  имея на то  никакого
намерения?
     Президент улыбнулся:
     - Тогда вашей задачей будет сообщить обо всем этом новому президенту.
     И вот ненастным  днем, однажды  в ноябре, доктор  Смит  сообщил  новому
президенту Соединенных Штатов о своей  организации. И этот президент  сказал
следующее:
     -  Ясно.  Вы  хотите  сказать,  что  если  мне понадобится  от  кого-то
избавиться, все равно от кого, то мне достаточно только сказать вам?
     - Нет.
     - Хорошо. А то, разумеется, я бы приказал всех вас отвести за ближайший
сарай и поставить лицом к стенке.
     И этот президент сообщил нынешнему и показал ему телефонный аппарат, по
которому он может  связаться со штаб-квартирой секретной организации КЮРЕ. И
он  предупредил,  что  единственное,  что  президент  может  сделать  -  это
распустить  организацию или  попросить ее  исполнить  что-то, входящее в  ее
функции. Он не может дать ей никакого иного задания.
     И вот нынешний президент просит именно об этом.
     Было  по-прежнему  темно -  горела только настольная  лампа.  Президент
вопросительно смотрел на стоящего перед ним человека, а тот явно колебался.
     - Итак? - спросил президент.
     - Мне бы хотелось, чтобы ваши люди сами справились с этой работой.
     - Мне бы тоже этого хотелось. Но они потерпели неудачу.
     - Мне  надо  самым серьезным  образом  рассмотреть вопрос о возможности
роспуска моей организации, - сказал Смит.
     Президент вздохнул.
     - Иногда бывает очень трудно  быть президентом. Прошу вас, доктор Смит,
- он вытянул руку, и настольная лампа ярко осветила кисть. Президент сомкнул
большой и указательный пальцы, потом развел их на полсантиметра. - Вот какое
расстояние отделяет нас от мира или от войны, доктор Смит. Не больше.
     На лице  президента  Смит прочел выражение  усталости  и в то  же время
мужества.  Железная  дисциплина  заставляла  этого   человека  идти  вперед,
невзирая ни на что, идти к одной цели - к миру.
     -  Я  сделаю то, о чем вы просите,  господин президент, хотя это  будет
трудно.  Если этот  человек выступит в роли телохранителя или  даже  сыщика,
кто-нибудь, кто знал его, пока он еще был жив, может узнать его по голосу.
     - Пока он был жив? - удивился президент.
     Смит не стал отвечать на этот полувопрос. Он встал, и президент тоже.
     - Удачи вам, господин  президент. -  Смит принял  протянутую ему  руку,
вспомнив, как многие  годы назад отказался пожать руку другому президенту, о
чем впоследствии не раз сожалел. Уже в дверях он обернулся и сказал:
     - Я поручу это задание тому человеку.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Римо  выложился  до  предела.  Он  видел,  как старик-кореец придирчиво
рассматривает   полоску  туалетной  бумаги,  пытаясь  найти  хоть   малейшую
морщинку. Не нашел и удивленно посмотрел на Римо. Подобные тренировки  шли у
них  без  перерыва  уже  почти целый  год -  три месяца назад  Римо допустил
маленький  промах,  и с  тех  пор ему постоянно приходилось выкладываться до
предела.
     Римо  не  ждал  похвалы  -  он  знал:  этого  не  будет.  За  семь  лет
периодически прерываемых  тренировок  он  редко удостаивался доброго  слова.
Римо  переоделся  - содрал  с  себя облачение  ниндзя, натянул  трусы, белую
майку, а поверх этого - широкие легкие брюки и зеленую  спортивную  рубашку.
Затем сунул  ноги в шлепанцы  и причесал свои коротко стриженные волосы.  За
последние семь лет  он  уже привык к  своему лицу - высокие  скулы, нос чуть
более правильной формы, чуть более открытый лоб. Он уже почти забыл то лицо,
которое было  у него  раньше - давным-давно, еще до того, как его обвинили в
убийстве, которого он не совершал, и посадили на электрический стул, который
работал не вполне  исправно, хотя никто, кроме  его новых хозяев, об этом не
догадывался.
     -  Неплохо,  -  сказал Чиун. Римо заморгал  -  похвала?  От  Чиуна?! Он
довольно странно вел себя, начиная с августа, но похвала сейчас, после того,
как он столько раз оказывался не на высоте, - это было просто невероятно.
     - Неплохо? - переспросил Римо.
     -  Для  белого человека,  у  которого такое глупое  правительство,  что
признает Китай, да.
     - Бога ради, Чиун, не начинай  снова. -  Римо  в притворном раздражении
воздел  руки.  Дело  было  вовсе  не  в  том,  что  Чиун  осуждал  признание
Соединенными Штатами коммунистического Китая, он осуждал всех, кто признавал
хоть какой-нибудь Китай. И это не раз приводило к осложнениям.
     Плакать Римо не умел, но почувствовал, как что-то влажное подбирается к
глазам.
     - А для  корейца, папочка? - Он знал, что  Чиуну нравится, когда к нему
так  обращаются. Когда  Римо впервые  назвал  старика так  - это было тогда,
когда у него  еще не прошли ожоги на лбу, на запястьях и на щиколотках, там,
где  к коже прикасались электроды, -  то получил от Чиуна сердитую отповедь.
Возможно,  старика рассердил  чересчур  шутливый тон; возможно, он не верил,
что  Римо  выживет.  Это  было в  те  далекие  времена, когда  Римо  впервые
повстречал  людей,  которые  не  верили,  что  он,  полицейский из  Ньюарка,
застрелил того торговца наркотиками.
     Он  знал, что этого не делал. И именно тогда  началась эта  сумасшедшая
жизнь. Пришел священник,  чтобы  дать  ему последнее  причастие, а  на конце
креста у него  была маленькая капсула,  и  священник  спросил, что он  хочет
спасти  -  душу или шкуру.  А  потом он взял  капсулу в рот  и пошел в  свой
последний путь, и раскусил  капсулу, и вырубился, думая, что всех осужденных
именно таким образом сажают на стул, предварительно навешав им на уши  лапши
насчет грядущего спасения.
     А  потом  он  проснулся  и  встретил  людей,  которые  знали,  что  его
подставили,  потому  что они  сами  его  и подставили. И все это было частью
цены, которую ему пришлось заплатить за то,  что  он сирота. Родственников у
него  не было, а раз так -  никто не станет о нем плакать. И  еще - это было
частью цены, которую ему пришлось заплатить за то, что люди  видели, с каким
мастерством он расправлялся  с вьетконговскими партизанами во время войны во
Вьетнаме.
     Итак,  он  проснулся  на  больничной  койке, и  перед ним  встал выбор.
Сначала  - начать тренироваться.  Это  был  один  из тех  маленьких  шажков,
которые могли привести к чему угодно - к путешествию длиною в тысячу миль, к
любви до гробовой доски, к великой философии или к полному уничтожению.  Шаг
за шагом - а там видно будет.
     И вот таким образом  КЮРЕ - организация, которой нет, - заполучила себе
человека, которого  нет, - с новым лицом и новым сознанием. Именно сознание,
а  не тело делало Римо Уильямса Римо Уильямсом. Или  Римо Кэбеллом, или Римо
Пелхэмом,  или всеми прочими  Римо, которыми  ему  доводилось бывать. Им  не
удалось изменить ни  его  голос,  ни  автоматическую реакцию на имя. Но  они
изменили его самого, сволочи. Шаг за шагом. Но он и сам помогал. Сам  сделал
первый шаг и выполнил, едва сдерживая смех, те первые штучки, которым обучил
его Чиун. А  сейчас  он уважал старика-корейца так,  как не уважал  никого и
никогда.  И   ему  было  грустно   видеть,  как  Чиун  реагирует  совсем  не
по-чиуновски на разговоры о мире с Китаем. Самого Римо это не волновало. Его
научили не обращать внимания на подобные мелочи. Но было странно видеть, что
такой мудрый человек  может  вести себя так глупо. Впрочем,  сам этот мудрый
человек однажды заметил:
     -  У  каждого  человека  должны  сохраниться  несколько  глупостей  его
детства.  Сохранить  все  -  это  слабость.  Понимать  их  -  это  мудрость.
Отказаться от всех -  это смерть. В них - первые семена радости, а у каждого
человека должны быть свои деревья, за которыми он должен ухаживать.
     И вот теперь, спустя много лет после этой  первой мудрости, преподанной
ему папочкой, Римо спросил:
     - А для корейца, папочка?
     Он увидел, как старик улыбнулся. Помолчал немного. И медленно произнес:
     - Для корейца? Думаю, я должен искренне ответить - да.
     - А для деревни Синанджу? - не ослаблял напора Римо.
     - Ты очень честолюбив, - сказал Чиун.
     - Мое сердце готово достать до неба.
     - Для Синанджу ты годишься. Просто годишься.
     - У тебя с горлом все в порядке?
     - А что?
     - Мне показалось, что тебе больно произносить эти слова.
     - Да, честно говоря, не без этого.
     - Папочк