рсов силы
мышления и мускульной силы.

     Поначалу  все  было просто. Президент Соединенных Штатов Америки хлопал
Смита по  плечу,  тот  указывая  перстом и  говорил: "Уничтожить",  и  Римо,
естественно, уничтожал то, на что указывал перст начальства.
     Поначалу это  было  даже занятно. Но  одно  задание неизбежно тянуло за
собой другое,  третье,  десятое, двадцатое, и в конце концов Римо уже не мог
вспомнить ни одного лица своих многочисленных жертв. Изменилось его сознание
- изменился и весь организм. Римо, например, больше не мог питаться, как все
прочие представители человечества. Равно как спать и любить.
     Чиун был великим  Мастером своего дела,  а  потому  под  его  неусыпным
надзором  Римо превратился в нечто большее, чем простой смертный. А впрочем,
и в нечто меньшее тоже. У него отсутствовало то самое качество, что отличает
человека от машины, - способность к несовершенству.
     Римо один  мог уничтожить целую армию - в любое время  и в любом месте.
Вдвоем с Чиуном они были способны выпустить кишки земному шару.
     Но  сейчас  Мастер  Синанджу был не  в самом лучезарном настроении, что
выводило Римо из состояния покоя.
     -  Римо,   -  осведомился  он  тонким  голосом,  в  котором,  казалось,
сосредоточилась вся скорбь земная. - Это ты?
     Римо  двинулся  через  комнату по направлению  к ванной. Чиун прекрасно
знал, что это  он, Римо, и, скорее  всего, догадался об этом,  когда тот еще
был  на седьмом этаже, но Римо  поспешил ответить,  потому  как  безошибочно
распознал  интонации   в   голосе  Чиуна:  пожалейте  этого  бедного,  всеми
оплеванного  корейца, который вынужден держать на своих  хрупких плечах  всю
планету, не получая никакой поддержки от своего неблагодарного американского
партнера.
     - Да, это я, чемпион Америки по уничтожению всех, кто того заслуживает,
наделенный  силой и навыками, каких  нет у  простых смертных. Это я -  Римо.
Тот, кто способен менять политику коррумпированных правителей, голыми руками
сгибать юристов и подковы.
     Римо вошел в ванную, не переставая говорить.
     - Быстрее  молнии, мощнее урагана, способный одним прыжком  перемахнуть
через континент.
     Римо включил  воду, надеясь, что ее шум  заглушит голос Чиуна. Но когда
тот заговорил, то без труда перекрыл грохот маленького водопада.
     - Кто поможет  бедному несчастному старику добиться мира и спокойствия?
- вопрошал Чиун. - Когда же эти несправедливости прекратятся?
     Римо  открыл второй кран.  Не помогло. Тогда  он вдобавок включил еще и
душ.
     - Мне не нравится это новое задание,  - слышал  он Чиуна так отчетливо,
словно тот находился  рядом. А  потом и забрался  прямо в голову Римо. Тогда
Римо спустил воду в туалете.
     С тех пор как Чиун взялся обучать Римо, мир сильно переменился. Об этом
позаботилась  организация, возглавляемая  Смитом.  Невозможно  было добиться
астрономического  количества  приговоров  по  делу  о  коррупции,  постоянно
прореживать стройные шеренги организованной  преступности и постоянно решать
кризисные ситуации в стране, обладающей такой  военной мощью, что ее хватило
бы, чтобы уничтожить  земной шар тысячу  раз, - невозможно  было  заниматься
этим, не привлекая внимания посторонних наблюдателей.
     Поэтому теперь  весь мир  тянулся,  чтобы  обменяться  рукопожатиями  с
Соединенными  Штатами.  Кто-то  делал это  вяло,  кто-то  норовя  исподтишка
вонзить колючку, кто-то от всей души.
     Американская конституция, оставаясь пактом между гражданами Соединенных
Штатов, сулила надежду  другим  странам. Задача  Римо и  заключалась  в том,
чтобы  надежда  эта не  угасала.  Ранее это  входило  в  обязанности  других
организаций, но теперь КЮРЕ поддерживала порядок на всей планете.
     Разумеется,  Конгресс  США,  лихо  потрошивший  ЦРУ при  первом удобном
случае, не имел  к  деятельности  КЮРЕ никакого  отношения. Иначе и быть  не
могло.
     - Мне не хватает дневных драм, - закончил Чиун. Было такое впечатление,
что он говорит в пустом зале.
     Римо  знал, что Чиун всегда  берет верх, а потому  выключил душ,  вымыл
руки над раковиной, выключил оба крана, после чего вернулся в гостиную.
     -  Как  это  понимать?  - осведомился он,  вытирая руки полотенцем,  на
котором  огромными  зелеными  буквами  было  выведено  "Хилтон-Париж".  -  А
впрочем, ясно. Смит, похоже, перестал посылать видеокассеты.
     Чиун оставался  в  позе лотоса, слегка наклонив голову и  скосив глаза,
которые грозили вот-вот вспыхнуть пожаром.
     -  Я могу оправдать нечестность. Это как-никак характерная черта белого
человека. Но наглый обман?! И это награда за годы преданной работы?
     Римо подошел к личному видеомагнитофону  Чиуна, который лежал на боку в
другом конце комнаты.
     - Мужайся, Чиун.  Но в чем,  собственно, дело?  - спросил Римо,  подняв
аппарат и возвращаясь к корейцу.
     - Смотри! -  сказал Чиун и вложил кассету, которая со щелчком стала  на
место.
     Римо посмотрел на экран. Пятьсот пятьдесят две вертикальные серые линии
превратились в цветную  картинку.  Домохозяйка в мини-платьице,  похожем  на
детское, внесла большую миску в комнату.
     У нее были густые каштановые волосы, заплетенные  в две толстые косы, и
челка, кончавшаяся над самыми глазами.
     -  Я  принесла  ему куриного  бульона,  -  сказала  она  подруге, очень
напоминавшей цыпленка в брюках. - Я слышала, что он заболел.
     Домохозяйка,  похожая  на цыпленка, взяла  миску  с куриным бульоном  и
передала ее своему пьяному мужу,  который сидел, укутавшись  в одеяло. Затем
обе присели на диван и стали о чем-то разговаривать.
     Римо уже собирался поинтересоваться, чем, собственно, Чиуну не нравится
эта лента  - она была такая же унылая и бесконечная,  как и "мыльные оперы",
смотреть которые Чиун испытывал настоятельную потребность. Туг телевизионный
муж,  находившийся в  пьяном  ступоре,  упал  головой  в  миску  с  супом  и
захлебнулся.
     Римо обернулся к Чиуну, который заворчал:
     -  Император Смит обещал исправно посылать мои любимые  дневные  драмы.
Знаменитую "Пока Земля вертится". Несравненную  "Все мои отпрыски". И вместо
этого я  получаю... - И без того высокий  голос Чиуна  поднялся до визга:  -
Мери Хартман! Мери Хартман!!!
     Римо  хмыкнул,  когда  обе дамы  обнаружили захлебнувшегося  в  курином
бульоне мужа, и сказал:
     - Не понимаю, что тут такого ужасного, папочка.
     - Конечно, тебе этого  не понять, бледное свиное ухо! Человеку, который
пускает в ванной воду, чтобы не слышать справедливых слов своего наставника,
любая гадость может показаться чудом искусства.
     - А что тут такого плохого? - обернулся Римо  к  корейцу, показывая  на
экран.
     - Что тут плохого?! - возмущенно  повторил старик.  Он сказал это  так,
словно и ребенок мог понять, что дело скверно. - А где доктор-алкоголик? Где
мать-одиночка?  Где  пытающаяся  то  и  дело  покончить  с  собой жена?  Где
дети-наркоманы? Где все то, что сделало Америку великой нацией?
     Римо снова посмотрел на экран.
     -  Я уверен, что все они  там,  Чиун,  просто в этом сюжете чуть больше
реализма.
     - Если мне  захочется реализма, я всегда могу поговорить  с тобой или с
другим болваном.  Но когда у меня возникает потребность в красоте, я включаю
эту машину и смотрю дневные драмы.
     Чиун  поднялся  с коврика одним быстрым  неуловимым  движением,  словно
вихрь желтого  дыма.  Он  подошел к  четырем  огромным лакированным синим  с
золотом  сундукам, которые стояли друг на друге  в углу, возле кровати. Пока
Римо смотрел на экран,  Чиун  открыл верхний  чемодан и стал  выбрасывать из
него содержимое.
     Римо обернулся, когда вокруг него стали падать куски мыла.
     - Что ты делаешь?  - осведомился  он,  когда у него на плече  оказалось
полотенце с надписью "Холидей Инн".
     - Ищу контракт между Домом  Синанджу  и императором Смитом. Посылая мне
"Мери  Хартман, Мери Хартман!" вместо "Молодой и дерзновенный", они нарушают
наше соглашение.  Если они не ценят мои услуги, то я сочту за благо подать в
отставку, пока не случилось худшее.
     Римо подошел к сундуку, в котором копошился Чиун.
     - Возьми себя в  руки, папочка.  Произошла ошибка. Они  ведь,  кажется,
больше не совершили ничего предосудительного, или я ошибаюсь?
     Чиун проворно выпрямился,  на его пергаментном лице появилось выражение
притворного удивления.
     - Они мне прислали тебя,  - прокудахтал  он, после  чего снова согнулся
над раскрытым сундуком. - Хи-хи-хи! - засмеялся он. - Они прислали мне тебя,
скажешь, нет? Хи-хи-хи!
     Римо начал собирать разбросанные предметы, которые усыпали пол комнаты,
словно осенние листья землю после ливня.
     -  Постой,  постой, папочка.  А это  что такое?  - Римо поднес  к свету
бутылочку.  -  "Сиграмс"?  Угощение от  "Америкен  эрлайнз"?  А  это что?  -
подобрал он вторую бутылочку - "Джонни Уокер", черная этикетка? На память об
"Истерн эрлайнз"? Отлично. А это смирновская водка -  благодарим за  то, что
вы выбрали ТВА?
     Чиун  оторвался  от  сундука,  всем  своим   видом  напоминая  медленно
распускающийся бутон невинности.
     -  Никогда не известно, когда  эти штучки могут  пригодиться, - пояснил
он.
     - Мы же  не пьем.  Так, а это что  такое? Спички из ресторана  "Времена
года"? Зубочистки? Господи, а вот этим мятным конфетам лет пять, не меньше!
     - Мне их подарили, - сказал Чиун, - и я счел неудобным отказываться.
     Римо поднял последнюю находку.
     - А откуда пепельница с надписью "Чинзано"?
     Чиун обернулся, и на лице его отразилось легкое недоумение.
     - Пепельницы  не помню. Она, случайно, не  твоя? Ты, часом, не провозил
контрабандой свое барахло вместе с моими сокровищами?
     Римо снова повернулся к телеэкрану и сказал:
     - А я-то никак не мог понять, чем набиты твои сундуки. Оказывается, все
эти годы я таскал с собой мелочную лавку.
     - Я не могу найти контракт, -  объявил  наконец Чиун, - а стало быть, я
лишен возможности разорвать его и удалиться от дел. Дело в том, что для меня
слово чести  - святыня, чего  никак  нельзя  сказать  ни  о тебе, ни об этом
сумасшедшем Смите.
     - Да, да, - сочувственно покивал головой Римо.
     -  Тем не  менее я  должен  принять  меры,  чтобы  положить конец  этим
безобразиям.  Смит должен  увеличить жалованье  Синанджу  и  впредь посылать
настоящие записи настоящих сериалов.
     - Будет  тебе, папочка.  Синанджу получает от  нас  столько  денег, что
можно покрыть кровлей из платины ваши хибары.
     - Золотом, а не  платиной, - поправил Чиун. - Они платят нам золотом. И
в недостаточных количествах. Нам никогда не хватает.  Ты не помнишь страшное
бедствие, которое посетило нашу маленькую деревеньку несколько лет назад?
     - Вам платят в количествах, вполне достаточных,  - возразил Римо, зная,
что его возражение не  помешает Чиуну в тысячный раз  пересказать легенду  о
Синанджу, маленькой  рыбацкой деревушке в Корее, жителям которой приходилось
выступать  в  роли  наемных  убийц, чтобы побороть нищету,  заставлявшую  их
топить детей в бухте, так как они не имели возможности прокормить их.
     Из столетия в столетие Мастера из Синанджу преуспевали в своем ремесле.
Во всяком случае,  с  финансами у них было неплохо. А лучше всех  шли дела у
Чиуна, нынешнего Мастера. Даже несмотря на инфляцию.
     - Достаточно или недостаточно, - закончил  Чиун, - но небеса все те же,
моря все те же, и Синанджу остается такой же, какой была всегда.
     Римо попытался подавить зевоту и сказал:
     - Хорошо.  Отлично.  Можно, я немножко посплю? В ближайшее время Смитти
выйдет с нами на связь. А пока надо отдохнуть.
     -  Да,  сын  мой.  Можешь  поспать. Как  только мы  примем меры,  чтобы
оградить других от пагубного воздействия этой "Мери Хартман, Мери Хартман".
     - Мы? - откликнулся Римо уже с кровати. - А, собственно, почему мы?
     -  Мне  нужен  ты,  -  пояснил  Чиун,  - потому  что  требуется  грубая
физическая сила. - Чиун подошел к письменному столу, выдвинул ящик и вытащил
оттуда  бумагу  и  ручку.  -  Я  хочу  знать,  кто несет ответственность  за
появление "Мери Хартман, Мери Хартман", - сказал он.
     - Думаю, что это Норман Лир, Норман Лир, - отозвался Римо.
     Чиун кивнул и сказал:
     - Я слышал об  этом человеке. Он приложил немало усилий, чтобы погубить
американское  телевидение.  -  Чиун взял бумагу, ручку  и,  подойдя  к Римо,
положил  и  то и другое ему  на живот. - Сейчас я продиктую письмо, - сказал
он.
     Римо издал звук, похожий  на рычание, а Чиун опустился на коврик в позе
лотоса.
     - Ты готов? - спросил Мастер Синанджу.
     - Готов, - буркнул Римо.
     Чиун прикрыл глаза и положил ладони на колени.
     - Дорогой  Норман Лир, Норман Лир, - произнес он. - Берегись!  Подпись:
Чиун.
     Римо выждал паузу, затем спросил:
     - "Искренне Ваш" добавлять не будем?
     - Я завтра  проверю,  все  ли там верно,  а потом  ты его отправишь,  -
сказал  Чиун  и, сидя с  прямой  спиной на соломенном  коврике, погрузился в
первую стадию сна.
     Зазвонил телефон.  Римо  задумался,  не ему  ли  звонят.  Слишком много
телефонных звонков раздавалось  ночью. Римо слышал их  через стены. Он также
слышал,  как  пробирается  где-то между  стен мышь, совершая марш-бросок  по
внутренностям здания. За мышкой никто  не гнался, потому что  других  звуков
Римо не услышал.
     В ночи раздавалось немало разных звуков. Полной  тишины  не бывает. Для
Римо вот уже десять лет не существовало такого понятия, как тишина. Любители
мяса  и  воины  спят,  отключив  мозги. Но  это  не сон, а потеря  сознания.
Настоящий сон  дает  отдых голове и телу, позволяет быть в  курсе  того, что
происходит вокруг.  Такой сон  отключает  сознание не более,  чем  отключает
дыхание. Да и зачем такое отключение?
     Первобытные  люди,  возможно,  так  и  спали.  Но  их потомки  устроены
по-другому. Большинство из них спят как бревна. Но, как учил Чиун, позволять
себе такой сон означало просто-напросто умереть раньше срока. А  потому Римо
слышал во сне все, что  происходило вокруг. Это все равно как слышать музыку
за стеной. Он слышал все, но не принимал участия. Итак, зазвонил телефон.  И
когда Римо понял, что он звонит слишком громко,  а стало быть, не за стеной,
а в этой комнате, то встал и снял трубку.
     Поднося трубку к уху, услышал, как забормотал Чиун:
     -  Неужели  этот  чертов  телефон должен  звонить  час,  прежде чем  ты
пошевелишься?
     -  Спокойствие,  папочка,  -  отозвался  Римо.  - Алло! -  рявкнул он в
трубку.
     - Это я, - услышал  он  едкий  голос,  от  которого  у него  зачесались
барабанные перепонки.
     - Поздравляю, Смитти! Вы хотите пожелать мне спокойной ночи?
     Доктор Харолд Смит был явно разочарован.
     - Я звоню достаточно рано, и ваша ирония неуместна.
     - Отдел иронии фирмы КЮРЕ  работает круглосуточно. Звоните завтра  в то
же время - и результат будет точно такой же.
     -  Хватит,  - перебил  Римо  Смит. -  Ну,  что,  вы  навели  порядок  в
купле-продаже известного вам товара?
     - Надеюсь.
     - Где коммерсант?
     - Не важно. Главное, работа сделана.
     - Отлично, у меня для вас новое задание.
     - Что на этот раз? - осведомился Римо.  Опять поспать не удастся. - Ну,
кого надо пристукнуть?
     - Это  не  телефонный разговор,  -  отрезал Смит  -  Встречаемся  через
двадцать минут в кафе на улице с северной стороны отеля.
     Раздался щелчок, потом в  трубке послышались гудки, в которых, Римо был
готов поклясться на Библии, слышался отчетливый французский акцент.
     - Это  звонил  безумный  лунатик  Смит? - осведомился Чиун, по-прежнему
сидевший на коврике в позе лотоса.
     - Кто еще может звонить в такое время?
     - Отлично. Мне с ним надо поговорить.
     - Если так, то почему же ты не снял трубку?
     - Потому  что это дело обслуживающего  персонала, -  сказал Чиун.  - Ты
отправил?
     - Что именно?
     - Мое послание Норману Лиру, Норману Лиру, - пояснил Чиун.
     - Папочка, но я только что встал.
     - На тебя нельзя ни в чем положиться! Тебе следовало уже давно отослать
письмо. Тот, кто ждет, прождет целую вечность.
     -  "Кто рано ложится и рано встает здоровье, богатство и  ум сбережет",
как гласит пословица! Кстати где тут север?
     Харолд  Смит,  директор КЮРЕ,  сидел  в бистро меж  весело  чирикающих,
пестро одетых французов, словно сыч на приеме с коктейлями.
     Когда Римо  опустился  на стул напротив Смита, то заметил, что тот  был
одет в серый костюм и черный жилет.  И еще на нем был действовавший  Римо на
нервы дартмутский галстук. Шли  годы, кто-то умирал,  кто-то продолжал  жить
себе припеваючи, но Харолд Смит и его костюм не менялись.
     Чиун  занял  позицию за соседним,  таким же белым, столиком, который, к
счастью, не  был никем  занят, и Чиуну не пришлось заниматься принудительной
эвакуацией.  Посетители  косились  на странное трио, а один  молодой человек
счел, что Чиун - звезда азиатской эстрады, прибывшая в Париж на рок-концерт.
     Официанты,  впрочем,  уже видели  трио  раньше.  Тот,  что постарше,  в
костюме  двадцатилетней давности,  смахивал  на продюсера.  Худой,  в черной
тенниске  походил на режиссера. Кореец сидел за столом с таким видом, словно
ему  принадлежал  весь  ресторан.  Поэтому  он  скорее  всего  был  актером,
приглашенным  на роль Чарли Чэна или Фу Манчу,  а может, и кого-то  другого.
Короче, это приехала очередная идиотская американская съемочная группа.
     - Привет, Смитти,  - сказал Римо. -  Что стряслось и почему нужно  было
непременно меня будить?
     - Римо! - сказал Смит вместо приветствия. - Чиун!
     - Сущая правда, - согласился Римо Есть и Чиун, и Римо.
     -  Привет,  о  великий  Император,  мудрый  хранитель  Конституции, над
которым не властно время, - сказал Чиун, отвешивая глубокий поклон, несмотря
на  то,  что его  ноги  были  закинуты на  стол. - О  кладезь премудрости  и
благородства!
     Смит обернулся к Римо и спросил:
     - Чего он хочет от меня на  этот раз? Когда  он  называет меня "великим
Императором", это неспроста. Он всегда в таких случаях чего-то хочет.
     - Скоро он сам заговорит, и все станет понятно, - отвечал Римо, пожимая
плечами. - Ну, так в чем дело?
     Смит  говорил  примерно  двенадцать  минут,  в  раздражающе  уклончивой
манере, которую  он  усвоил еще  с шестидесятых годов,  когда  в  моду вошли
подслушивающие  устройства. Римо смог  понять, что речь  идет о смерти  двух
израильтян, и, хотя убийства произошли в точках, отстоящих одна от другой на
тысячи миль, между этими событиями  имелась связь,  и она указывала на нечто
весьма серьезное.
     - Ну и что? - спросил Римо.
     - Сообщения из соответствующих регионов, - отвечал Смит, - указывают на
человека, внешность которого весьма напоминает вашу.
     - Ну и что? - повторил Римо.
     -  То, что эти люди были не  просто убиты, но и  к тому же изувечены, -
сообщил Смит так, словно это объясняло все остальное.
     Римо сморщился от отвращения.
     - Идите к черту, Смитти, я так не работаю! Кроме того, я на службе и не
люблю совместительства.
     -  Прошу  прощения.  Я просто хотел  еще  раз в этом  удостовериться, -
сказал Смит. - Мы установили, что обе жертвы имеют отношение к ядерной зоне.
     - К чему, к чему?
     Смит откашлялся и предпринял новую попытку.
     -  У нас есть основания полагать,  что  эти жертвы  означают подготовку
нападения на некоторые новшества в израильском военном арсенале.
     Римо махнул рукой перед носом, словно отгоняя надоедливую муху.
     - Виноват, не понял. Если можно, то же самое, только по-английски.
     -  Эти  убийства  могут  быть связаны с появлением  у  Израиля  мощного
оружия, которое представляет серьезную угрозу прочим странам.
     - Понял, -  сказал Римо  и  прищелкнул пальцами. - Речь идет об атомном
оружии. Он говорит про атомные бомбы, - соо