оздуху.  Казалось,  Чиун не
шелохнулся, даже  не  дотронулся до Ободе, но  тот перелетел через Чиуна  и,
взметнув облако пыли, с глухим ударом упал на спину.
     - У-у-у-ф! - выдохнул он.
     Чиун  не  спеша поворачивался  на шелковом квадрате, пока  не  оказался
лицом к лежавшему Ободе. Ободе встал  на колени; по  толпе прокатились волны
смеха.
     - Тихо! Тихо!  - потребовал Чиун. - Или  кто-нибудь из вас хочет занять
его место?
     Шум стих. Римо  шепнул  Батлеру: - Вилли,  ты  сэкономил два доллара. -
Вообще-то,  честно говоря,  Римо был  несколько  удивлен  той  легкостью,  с
которой Чиун расправлялся с Ободе. Не то, чтобы  Ободе представлял  для него
реальную  опасность. Конечно,  нет. Но Чиун был убийцей-профессионалом и  не
раз говорил  Римо,  что убийца, вступая в схватку с противником, которого по
тем или иным причинам не может убить, становится даже более беззащитным, чем
обычный человек, поскольку  в этом случае фокус  его  энергии сбивается, она
рассеивается, и часть ее  может сработать против  него самого. И  хотя  было
очевидно, что  Чиун  намеренно  не лишает Ободе жизни, он, тем не  менее, не
представлял  для  Чиуна  никакой  особой  опасности.  "Вот  что  значит быть
Мастером Синанджу", - подумал Римо.
     Ободе снова был на ногах. На лице его застыло вопросительное выражение.
Он повернулся к Чиуну и ринулся к нему.  Старик оставался на месте, но когда
Ободе  приблизился, Чиун молча стремительно выбросил вперед руку.  Пальцы ее
вонзились рядом с ключицей Ободе, и тот упал, как падает мячик с края стола.
Но мяч  при этом подпрыгивает.  Президент  Бусати  остался лежать  на  земле
пыльной бесформенной кучей.
     Чиун  отступил на  шаг,  поднял свой  шелковый  платок,  отряхнул  его,
аккуратно сложил и заложил обратно за пояс.
     - Уберите его, -  сказал  он, ни  к  кому  конкретно не  обращаясь, - и
привяжите вон к тому столбу.
     Четверо  мужчин  положили  на землю  свои копья и подошли к тому месту,
которое только что было  ареной поединка. Схватив Ободе за  руки  и за ноги,
они  потащили  его по  пыльной  площади  мимо  ритуального  костра,  все еще
испускавшего  пар и дым, к восьмифутовому  столбу по другую сторону от него.
Двое из  них поддерживали в  вертикальном  положении все еще не пришедшего в
себя Обеде, а двое других подняли его безвольно болтавшиеся руки и привязали
за запястья к укрепленному наверху столба железному кольцу.
     Ободе  повис  на  руках.  Сознание медленно  возвращалось  к нему. Чиун
отвернулся и взглянул на Саффу.
     Она подняла с земли золоченую  жаровню в форме японской хибачи и, держа
ее  за ручки,  понесла к Чиуну. Над  чашей  дрожал раскаленный воздух,  свет
горящих углей, отражаясь от золоченых краев чаши, создавал над ней мерцающую
ауру. Саффа поставила жаровню у ног Чиуна.
     Чиун посмотрел вниз, на горящие угли.
     Висевшая   над  площадью  тишина   была   нарушена   криком   часового,
выставленного на холме, возвышающемся с северной стороны деревни.
     - Лони! Лони! Лони! - выкрикивал он в сильном волнении. Римо повернулся
и посмотрел на часового. Тот показывал рукой в сторону северного предгорья.
     Римо добежал до  деревенской окраины и совсем близко от себя увидел то,
что привело часового в такое  волнение.  По  склонам, направляясь к деревне,
шли толпы аборигенов, в которых Римо без труда узнал лони. Мужчины выглядели
высокими, гибкими и сильными, женщины - стройными и  красивыми. Особенно две
из них.
     Эти две женщины, как генералы на  параде, возглавляли длинную процессию
мужчин,  женщин и  детей,  которая  была теперь в  какой-то сотне  ярдов  от
деревни. Женщины были  высокие, черные,  как  ночь,  с  невозмутимыми, точно
выточенными из камня, лицами. Римо сразу  понял, что это наследные принцессы
Лони - младшие сестры Саффы.
     Римо оглянулся  назад, на Чиуна. Тот сидел в центре маленькой площади в
позе лотоса, с руками, сложенными как  при молитве. Глаза его  были закрыты,
лицо  наклонено вперед - к  находившейся прямо перед  ним жаровне с горящими
углями.
     Римо впился глазами в Чиуна, но угадать, о чем думал или  что собирался
делать Чиун,  было  абсолютно  невозможно. Римо  чувствовал  себя  несколько
смущенным.  Договорились же, что  Римо  убьет этого негодяя, так зачем Чиуну
понадобилось  с ним играть? Почему сразу же не отдать его Римо? И что это за
огненный  ритуал очищения, который собирается совершить Чиун?  А как  насчет
этой чепухи о том, что Чиун вроде бы пожертвует своей жизнью? Если это будет
что-то опасное, Римо не позволит ему сделать это. И нечего валять дурака! Об
этом не может быть и речи!
     А между тем, поток лони вливался в деревню - сотни людей, возглавляемых
двумя красивыми  черными женщинами. Когда они вступили  в лагерь  и  увидели
Саффу,  выражение  невозмутимости на  их  лицах растаяло, и они бросились  к
своей сестре, которая тут же заключила их в свои объятья.
     Целых пятнадцать минут все новые и новые группы лони заполняли площадь;
здесь собрались все три выживших племени. Римо огляделся вокруг.  Вот и все,
что  осталось от величайшей в истории  Африки Империи. Наверное, сотен  пять
мужчин, женщин  и детей. Меньше, чем население  Ньюарка, и, конечно, гораздо
меньше, чем требуется, чтобы создать новую Империю.
     А  Чиун  продолжал  сидеть. Лони  молча  смотрели на  него, сгрудившись
вокруг деревенской  площади,  где  находилась огненная яма, и  еще оставался
кусок  пространства  размером не больше арены для бокса. Вид  привязанного к
столбу   с   другой   стороны   ямы  генерала   Ободе   вызывал   оживленное
перешептывание.
     Ободе  уже  пришел  в себя  и,  явно  недоумевая,  пытался  понять, что
происходит.  Его взгляд  бегал по лицам, выискивая  хотя  бы  одно дружеское
лицо. Разглядев на другой стороне площади генерала Уильяма Форсайта Батлера,
он со злостью плюнул на землю.
     В  хижине, рядом с забитой людьми  площадью, шевельнулась после долгого
сна  Хиллари Батлер. Было очень  шумно и жарко. Но это было приятное тепло -
такое,  в  котором  крепчают  мышцы,  и  во  всем теле чувствуется легкость.
Впервые  после  того, как они прибыли  в эту деревню,  ей захотелось встать,
выйти на улицу и посмотреть, куда занесла ее судьба.
     Но сначала она, пожалуй, поспит еще немножко.
     Саффа  подошла  к Чиуну и встала прямо перед ним, глядя  на него сквозь
раскаленный воздух, струящийся из жаровни с углем.
     -  Наступил великий момент, Старейший. Легенда начинает осуществляться.
Дети лони вернулись домой.
     Одним легким движением  Чиун  поднялся  на  ноги  и  открыл  глаза.  Он
посмотрел  на  лони,  которые  продолжали  увлажнять  покрывающие  яму ветви
деревьев, и кивнул  им.  Они наклонили  кувшины с водой, и из  ямы  повалили
густые клубы пара.
     Чиун повернулся и сложил перед собой руки.
     - Легенда не лжет, - торжественно произнес он, - дети лони возвращаются
домой. Но посмотрите, те ли  это лони? Тем ли лони служили мои  предки много
лет тому назад? Им ли, ненавидящим хауса и  боящимся слонов трусам, которые,
как дети, пугаются  непонятного шума в ночной тишине,  и бегут от него, даже
не  пытаясь  узнать,  что  он означает? Те  ли это лони,  если  их храбрость
переселилась  в   женщин?   Те  ли,  что  много  лет  назад   несли  свет  и
справедливость темному миру вокруг них?
     Чиун  замолчал и, словно ожидая ответа,  медленно обвел взглядом толпу,
останавливаясь, казалось, на каждом лице.
     Никто не произнес ни слова, и Чиун продолжал:
     - В легенде говорится, что  дети лони вернутся домой.  И тогда человек,
который  уже  побывал  в  одеждах  смерти,  должен убить  человека,  который
поработит лони.  А потом  Мастер Синанджу  очистит  народ  лони в ритуальном
огне. Но этот Мастер смотрит  сейчас  на этих лони и  думает,  а можно ли их
спасти?
     Стоя рядом,  Римо и  Батлер с одинаковым  вниманием  следили за Чиуном,
думая при этом о совершенно разных вещах. "Кажется, он хочет отступиться", -
думал Римо.  Интересно,  берет  ли  Дом  Синанджу  отступные?  Батлер  же  с
удовлетворением  подводил  некоторые итоги  последних событий.  Правда,  все
получилось не совсем так, как он планировал, но это неважно. Дело явно шло к
тому,  что,  прежде  чем  закончится этот  день,  Ободе  будет мертв.  Лони,
конечно, поддержат Батлера как своего руководителя,  поддержат его  и многие
члены кабинета министров Ободе и руководство армии. Это будет  замечательный
день в жизни Уильяма Форсайта Батлера - следующего президента Бусати!
     - Где благородство, которое когда-то наполняло сердца лони? - продолжал
Чиун. - Угасло, как угасает этот огонь, -  ответил на  свой  вопрос  Чиун, и
толпа ахнула,  увидев, как он опустил руки  в золотистую  жаровню и  вытащил
оттуда две  пригоршни  горящих углей. Медленно,  будто  не чувствуя жара, он
разбросал  угли  по  земле. -  Угли,  когда  они  вместе, это  -  огонь,  но
поодиночке они  - угольки,  которые  скоро погаснут. Так  же и с людьми: они
велики  тогда,  когда  они  все  вместе и каждый  в отдельности поддерживают
традиции  своего величия. - Он  снова присел на корточки  и принялся  руками
выгребать угли из жаровни.
     За его  спиной  все еще дымились листья  и  ветки  в  яме,  из  которой
поднимались  волны   раскаленного   воздуха  -  словно  пар  над   решетками
нью-йоркского метро в морозный зимний день.
     Хиллари  Батлер больше не хотела спать. Она поднялась на  ноги, заметив
при  этом с радостным удивлением, что на ней был сверкающий чистотой голубой
халат. Теперь она окончательно  поверила в то,  что все  будет  хорошо.  Тот
дьявольский дом, человек на корабле - все  это  уже  позади. Скоро она будет
дома и, как и предполагалось, выйдет замуж. Почему-то она была  уверена, что
все будет в порядке.
     Медленно, на еще дрожащих от слабости ногах, она направилась к выходу.
     Снаружи, возле ее хижины, стояли Римо и Батлер.
     - Вилли, - заговорщицким тоном обратился Римо  к Батлеру, обняв его  за
плечи, - ты был  действительно хорош. И ты  играл за хорошую  команду. Скажи
мне кое-что - я всегда хотел это знать. Вы что - всегда оговаривали конечную
разницу в очках? Помню, по идее вы  должны были выиграть  с разницей  в пять
очков, а  закончили игру  с  разницей в три. Вы  стоили  мне чертовски много
баксов, Вилли.  Никогда не мог понять, зачем вам это  нужно. Я хочу сказать,
вы  и  без того заколачивали хорошую деньгу, зачем вам нужно было рисковать?
Вы же не рабы, Вилли, или что-то там в этом роде...
     Хиллари Батлер вышла из хижины и  заморгала  в  ярком солнечном  свете.
Прямо перед собой она увидела Римо и улыбнулась. Он такой милый! Римо стоял,
обнимая чернокожего человека в белой форме, и они разговаривали.
     - Слушай, отвяжись же ты от  меня  Христа ради, - сказал Уильям Форсайт
Батлер  и  поднял  правую  руку,  чтобы  оттолкнуть  Римо.  При этом  что-то
сверкнуло на его руке. Золотое кольцо. Золотое кольцо в виде цепочки.
     Хиллари Батлер  уже  видела раньше  это  кольцо. Всего лишь  раз, когда
тяжелая черная рука с хлороформом опустилась на ее лицо.
     Она закричала.
     Римо резко обернулся к ней. Над всей деревней нависла тишина. На пороге
хижины   стояла   белая  девушка,  рот  открыт  в  громком  крике,  медленно
поднимающийся палец на что-то указывает.
     - О, Римо, вы поймали его? - спросила она дрожащим голосом.
     - Кого? Ах, да - Ободе. Вон он, привязан к столбу.
     -  Нет, нет, не Ободе! Вот этого, - сказала она, указывая на Батлера. -
Это он выкрал меня из дома. Он похитил меня.
     - Он? - удивился Римо, глядя на Батлера.
     Хиллари Батлер кивнула, по ее телу пробежала дрожь.
     - Старина Вилли? - недоумевал Римо.
     - Да, он - снова подтвердила она.
     Для  Уильяма Форсайта  Батлера все как-то  сразу  осложнилось, но  шанс
выкрутиться  еще  был.  На ходу выхватывая  из кобуры  пистолет, он  ринулся
сквозь толпу к Ободе. Надо  убить Ободе, а потом заявить,  что он действовал
по его приказу.
     Батлер поднял пистолет, чтобы  выстрелить.  Но пистолета в  его руке не
оказалось - описав в воздухе дугу, он с глухим мягким стуком  упал на землю,
подняв облачко пыли, а рядом с ним стоял Чиун.
     Батлер замер на месте.
     - Ты причинил  много зла народу лони,  - сказал Чиун.  -  И ты надеялся
стать когда-нибудь королем этой страны? Чтобы поработить не только хауса, но
и лони? - теперь Чиун почти кричал. Батлер медленно попятился от него.
     - Ты опозорил народ лони. Ты не достоин жить!
     Батлер  бросился  было бежать,  но  лони стояли  перед ним  стеной.  Он
повернулся к Чиуну, но тот вдруг развернулся к нему спиной и пошел прочь.
     Его место занял Римо.
     - Так это был ты, Вилли?
     -  Да, -  прошипел  Батлер, гортанное  шипение выдавало  его  гнев. - Я
должен  был  отплатить  белым  за  то,  что они сделали мне. Что они сделали
народу лони.
     - Извини, Вилли, - сказал Римо, вспоминая девушек, которых ему пришлось
умертвить, -  может,  ты  и был когда-то  хорошим угловым,  но ты  знаешь: с
легендой не поспоришь.
     Он  направился  к Батлеру, который выпрямился  во  весь  рост и  стоял,
поджидая его. Он был крупнее Римо, тяжелее и, возможно,  сильнее. Этот белый
сукин  сын ни  на минуту не  мог забыть,  что  когда-то меня  называли Вилли
Батлером.  Ну  хорошо же!  Пусть так и будет. Сейчас  он покажет ему, на что
способен Вилли Батлер, когда он играет в игры белых людей.
     Он пригнулся, и из глубины его глотки вырвалось рычание:
     - Тебе подавать, белая гнида!
     -  Я заполню твою  зону принимающими игроками, -  сказал  Римо.  -  Это
всегда сбивало вас, бандюг, с толку.
     Римо  начал маленькими  шажками  приближаться к Батлеру, который широко
расставил ноги  и  принял  положение перехватывающего.  Когда  Римо  был уже
достаточно  близко, он прыгнул навстречу и, перекатываясь, кинулся  ему  под
ноги. Римо легко перепрыгнул через него, и Батлер тут же вскочил на ноги.
     - Один к десяти, - отметил Римо.
     Он снова двинулся к Батлеру, который встал в ту же  позицию, но на этот
раз, когда Римо приблизился, быстро выпрямился, взлетел в  воздух и выбросил
вперед  ногу,  целясь  Римо в лицо. Отвернув голову в сторону,  Римо  обеими
руками перехватил ногу Батлера и сильно дернул ее вперед.  Запрокинувшись от
рывка назад, Батлер резко упал на спину.
     -    Неспортивное    поведение,   Вилли.   Это   будет   стоить    тебе
пятнадцатиярдового штрафного.
     Батлер снова вскочил  на ноги и, разъяренный, бросился на Римо, который
ловким финтом уклонился от просвистевшего мимо него кулака.
     -   Скажи-ка,  Вилли,  что   ты  собирался   доказать?  Для  чего  тебе
понадобились эти девушки?
     - Ты разве поймешь? Эти проклятые Батлеры, Форсайты, Липпинкотты... Они
купили мою семью. Я собирал долги.
     -  И  ты  думаешь,  что вон та  бедняжка  имеет  к  этому  какое-нибудь
отношение?
     - Одного поля ягоды, - проворчал Батлер, обхватывая Римо. - Сорняк надо
вырывать, неважно, как глубоко он пророс.
     Римо вывернулся, и Батлер соскользнул с него на землю.
     - Вот из-за таких, как ты, Вилли, и появилось слово "расизм".
     Батлер медленно  передвигался  по кругу, лицом к державшемуся  в центре
Римо. Постепенно он расширял этот круг, пока не коснулся спиной первого ряда
лони,  которые, дивясь  на  невиданное зрелище, молча  следили за поединком.
Внезапно  Батлер  вырвал  у  ближайшего  лони  копье и одним  прыжком  снова
оказался в центре площади.
     - Ну  вот ты и показал себя, - сказал Римо. -  Да ты же просто  грязный
игрок.
     Батлер пошел на него  с копьем, держа его так, как обычно держат дротик
-  ровно  посередине,  в  правой полусогнутой руке,  вскинутой  над  плечом.
Копье-дротик было готово к броску.
     -  А  вот  теперь,  ты белый человек, объясни мне  кое-что, -  прошипел
Батлер. - В легенде говорится, что с Мастером к лони придет мертвый человек.
А ты разве мертвый?
     - Прости, Вилли,  но это  правда.  Я умер десять лет  назад. Так что не
беспокойся о легенде.
     - Не похоже, что ты умер. Думаю, тебе придется испробовать это еще раз.
     Батлер находился теперь в  каких-то шести футах от Римо, и, откинувшись
назад, метнул  в  него копье. Острие  копья  летело прямо  в грудь Римо, тот
молниеносно откинулся назад, и  вскинутой вверх  рукой перерубил пролетавшее
над его  головой  копье.  Копье разломилось  пополам,  и  обе  его  половины
отлетели к ногам Чиуна, который стоял и молча смотрел на ристалище.
     Римо медленно выпрямился.
     - Жаль, Вилли, но  ты проиграл. А это тебе за жульничество, - сказал он
и метнулся к Батлеру.
     Целясь Римо в переносицу, Батлер стремительно выбросил вперед кулак, но
встретил на своем пути  пустоту. И  тут  же Вилли Батлер почувствовал острую
боль в груди, которая,  как  занимающийся пожар, быстро разрасталась  внутри
него,  выжигая все вокруг огненными языками. Самый жаркий огонь, который  он
когда-либо  встречал в  своей  жизни. Яркая вспышка пламени вдруг  высветила
далекое прошлое, и он мысленно сказал: это я, сестричка, я  - Билли; я знаю,
что могу бегать очень быстро, и когда-нибудь  стану большим человеком, а его
сестра сказала, что никакой грязный негр не сможет никогда ничего добиться в
жизни; но, сестричка,  ты была неправа, и я был неправ: ненависть  и насилие
не  годятся,  они просто  ничего  не  решают. Но  его сестра ничего  ему  не
ответила, и вдруг Вилли Батлеру стало все равно, потому что он был мертв.
     Римо встал, толкнул тело Батлера ногой,  и  оно, перекатившись, застыла
недвижимо, лицом в пыли.
     - Такие вот дела, дорогуша, - сказал он.
     Лони продолжали молча смотреть. Чиун подошел к Римо, взял его за руку и
громко сказал:
     - Два предсказания легенды уже сбылись.
     Он  обвел  медленным взглядом окружавших его людей, все еще смущенных и
испуганных,  потом посмотрел на Ободе, который  окончательно пришел в себя и
стоял выпрямившись, подняв  голову,  готовый с достоинством  принять смерть,
как и подобает британскому солдату.
     - Зло - это  не всегда злые хауса, - продолжал Чиун. - Проклятие лони -
не хауса, а лони, потерявшие свою душу. Мы должны вернуть ее вам.
     Чиун отпустил руку Римо и повернулся к огненной яме. Словно по сигналу,
последние капли воды  испарились, ветки в  яме разом вспыхнули,  и  над  ней
поднялись высокие языки пламени, которое, казалось, поглотило весь  кислород
на площади. Палящий вздох костра заставил Ободе съежиться и отвернуть лицо.
     Взяв  стоявший  рядом  с  костром  кувшин  с  солью,  Чиун,  совершенно
равнодушный к жару, стал сыпать ее у дальнего  конца ямы. Саффа  и ее сестры
подошли поближе и встали у него за спиной.
     Похожая  на  взрыв вспышка огня  быстро испепелила  пересохшие  остатки
веток в яме, пламя сникло и скоро сошло на нет. Чиун  сделал знак рукой двум
лони, стоявшим у дальнего края ямы. Длинными  шестами они начали ворошить  и
разравнивать огненную  массу,  и теперь сквозь огонь можно  было рассмотреть
большие,  похожие  на  страусиные яйца, округлые камни,  раскаленные  добела
после двухдневного обжига.
     Римо подошел к Чиуну.
     - Какого черта? Что ты собираешься делать? - решительно спросил он.
     - Не надо беспокоиться за Мастера. Надо только смотреть и учиться.
     Взглянув на Римо, Чиун понял, что тот серьезно встревожен, и сказал:
     - Что бы ни случилось, обещай мне не вмешиваться. Несмотря ни на что.
     - Чиун, я не позволю тебе делать глупости.
     - Ты сделаешь то,  что я  сказал. Ты не будешь вмешиваться. Долг нашего
Дома - наш семейный позор. Ты осрамишь меня, если помешаешь вернуть его.
     Римо  вгляделся в глаза Чиуна, надеясь найти в них следы неуверенности,
хотя бы намек на нее, но ничего не увидел.
     - Не нравится мне это, - бормотал Римо, отступая назад.
     - Моим предкам это неинтересно. Им нравится то, что делаю я.
     К тому времени всю