в список и Джаст Фолкс.
     Дав задание  компьютеру,  он  откинулся  в  кресле, предоставив  машине
возможность показать, чего она стоит.
     Этот  компьютер,  который  Смит назвал Фолкрофт-4,  был звездой  первой
величины среди своих собратьев. Смит собственноручно спроектировал  всех их,
и  хотя  внешний  вид этих умников оставлял желать лучшего  - они  выглядели
старомодными,  просто  грудой  металлолома,  -   но  внутри  каждый  являлся
шедевром. Смит, как мог, приспособил их к потребностям работы.
     В  течение  многих  лет  в  четыре компьютера  стягивалась  информация,
которую кропотливо собирала целая команда людей. За свою работу они получали
деньги от Смита. Естественно, что ничего не слышали ни  о Смите, ни о КЮРЕ и
не  знали,  кто  им  посылает  деньги.  Они могли  предполагать, что тут  не
обошлось без ЦРУ или  ФБР,  но  особенно не вникали,  тем  более,  что  чеки
поступали  достаточно  регулярно.  Поступающая информация  обрабатывалась  в
компьютерах, на нее делались ссылки - простые и перекрестные, она включалась
в каталоги, -  и все  для того,  чтобы  компьютеры  могли в считанные минуты
ответить  на  любой вопрос, относящийся ко  всем видам  деятельности  внутри
Соединенных Штатов.
     Компьютер начал выдавать  информацию, из  которой Смит выделил для себя
один, бросившийся ему в глаза, кусок:
     О.Х. Бейнс. Президент авиалинии Джаст Фолкс.  Снял с  личного счета  14
июля пять тысяч долларов.  15 июля  неизвестным  лицом  куплен двадцать один
билет  на  самолет  авиакомпании  ИМА за  4.927 долларов. 23 июля О.Х. Бейнс
продал на  61.000 долларов акций.  24 июля сто двадцать один билет на  сумму
60.000 долларов продан на  самолет авиалинии Эйр Юуроп, следующий до Парижа.
Вероятность связи - 93,67%.
     Смиту  захотелось закричать от радости. Но  он только  нажал кнопку  на
столе и произнес в своей обычной суховатой манере:
     - Миссис Микулка, не соединяйте меня пока ни с кем.
     Затем позвонил  в Джаст Фолкс.  Записанный  на пленку приветливый голос
посоветовал ему немного подождать, если у него действительно есть дело. Смит
выслушал три довольно длинных музыкальных записи - они казались еще длиннее,
просто  бесконечными,  из-за  того, что исполнителем  был Барри  Манилов - а
потом сквозь треск до него донесся женский голос.
     -  Джаст  Фолкс,  дружелюбная  и  безопасная  авиалиния,  -  произнесла
женщина.
     - Мне хотелось бы поговорить с мистером О.Х. Бейнсом.
     - Сожалею, но мистера Бейнса здесь нет.
     - Это его офис?
     - Нет, это стол предварительных заказов.
     - И почему вы так уверены, что его нет?
     -  А вы считаете,  что такой миллионер,  как мистер  О.Х.  Бейнс, будет
торчать  в аэропорту, зарабатывая  варикозное  расширение вен,  и  продавать
билеты?
     - Соедините меня, пожалуйста, с его офисом, - попросил Смит.
     - Офис  мистера  Бейнса,  - ответил другой  женский голос со  стальными
нотками вымуштрованного секретаря.
     -  Попросите,  пожалуйста,  мистера  Бейнса.  Звонят  из   Комиссии  по
безопасности полетов.
     - Сожалею, но мистера Бейнса нет.
     - Где я могу его разыскать? Дело очень срочно.
     - Боюсь, ничем не смогу  вам помочь, - суровый  голос смягчился,  в нем
зазвучали нотки растерянности, - он отсутствует по личным причинам.
     - Как? И это во время кризиса в пассажирском авиатранспорте? - удивился
Смит.
     -  На  нашей  авиалинии   все  благополучно,  -  невозмутимо   отвечала
секретарша.
     - Он хоть звонит вам?
     - Время от времени. Хотите что-нибудь передать?
     - Нет, - отрубил  Смит и повесил трубку. Он вдруг  осознал, что остался
один.  Ни  Римо,  ни  Чиуна  рядом.  А  время,  отпущенное  КЮРЕ,  неумолимо
сокращалось.  Но  теперь Смит ни  минуты  не сомневался, что Бейнс связан  с
убийством в воздухе. Он твердо знал.
     Необходимо разыскать Бейнса. Придется действовать одному.
        "Глава семнадцатая"
      Римо  сидел на кровати в  номере  нью-орлеанского мотеля,  закрыв лицо
руками и опершись локтями на колени. Как он оказался в Новом Орлеане?
     Этого он не знал. Добирался он сюда один -  то на попутных машинах,  то
пешком, одна дорога сменяла другую - а направляло его нечто, чему он не знал
названия.
     Где же Чиун? Чиун  бы понял. Он хорошо разбирался во всем, связанным  с
культом Кали.  Когда  Римо  впервые  услышал от  Чиуна древние  сказания, то
отнесся к ним как к волшебным сказкам, посчитав, что старик слишком уж верит
легендам,  но  теперь он  уже не был уверен в своей правоте. Ведь привело же
его что-то в эту убогую комнатку на темной улочке. Что-то влекло его сюда из
Денвера, заставив преодолеть много миль.
     Хуже  всего  то,  что  Римо  чувствовал:  инородное  влияние  постоянно
нарастает.  Что-то темное, пугающее и чужое затаилось под его  кожей. Именно
оно заставило его забыть стыд и улечься с белокурой девушкой прямо на улице.
Даже обычный  человек, пожираемый  таким  огнем, мог  охваченный безумством,
убить кого-нибудь.  А Римо  с его силой  и  отработанной  техникой убийства?
Скольких он мог убить? Сколько ущерба нанести?
     Все это был сущий кошмар,  и  Римо  никак  не  мог из  него  выбраться.
Напротив, он понемногу сдавался. Выходя из гостиничного номера в Денвере, он
говорил себе, что  только немного  побродит по улицам, проветрится. Не может
же  он сидеть  долгие дни,  а  может, и  недели  в закрытой  комнате, ожидая
возвращения Чиуна. Так он говорил себе, и это звучало логично.
     На его стороне был здравый смысл, который отсутствовал в рассказе Чиуна
о  неудачливом мастере Лу и глиняной  богине, сидеть в четырех  стенах из-за
какой-то глупой легенды?! Идиотизм! Он покинул отель в Денвере, и тогда этот
шаг казался ему исключительно разумным поступком. Но в глубине души все-таки
засело сомнение.
     В давние времена, когда Римо еще и слыхом не слыхивал про Харолда Смита
и КЮРЕ,  а был всего лишь рядовым полицейским, обходившим день за днем  свой
участок  в  Ньюарке,  штат  Нью-Джерси,  он  неоднократно  собирался бросить
курить. Каждый год повторялось одно и то же: он решительно  порывал с дурной
привычкой,  чувствуя  себя хозяином  положения, властелином  своих  желаний.
Затем, обычно  неделю спустя,  он позволял себе выкурить одну сигарету. Одна
сигарета  - пустяк! - так говорил ему рассудок. От одной сигареты он даже не
получал удовольствия. Но  это каждый раз было концом его добрых намерений, и
хотя  рассудок твердил, что  одна сигарета вреда не принесет, в глубине души
Римо знал правду - он опять становился курильщиком.
     Поэтому,  выйдя из  гостиничного номера, он начертил  желтым  мелом  на
стене отеля корейские иероглифы: Ухожу. Подобные знаки он оставил еще в паре
мест Денвера  и  далее, на протяжении  всего путешествия,  -  робкая попытка
обозначить маршрут, чтобы Чиун мог разыскать его.
     Ведь в глубине он понимал, что гибнет. Чиун,  разыщи меня,  сжав руки в
кулаки, он держал их перед собой, все его тело сотрясала дрожь.
     Вожделение  нарастало  в нем. Какая-то темная сила - как ее не назови -
Кали или  еще как -  хотела,  чтобы он шел к ней. Цель была  совсем  близко.
Попав на эту  темную улочку  Нового Орлеана, он  знал, что  она  рядом.  Ему
стоило  неимоверных  усилий,  чтобы  победить  стойкий  внутренний  порыв  и
ткнуться в  эту  жалкую  гостиницу,  где  на кровати  не  было  покрывал, из
старенького  телевизора торчали проволоки, а в ванной болталось единственное
пожелтевшее от времени полотенце.
     В номере,  правда, был телефон. Если бы у Римо был друг, он мог хотя бы
позвонить  тому и послушать его голос. Только  голос друга мог бы спасти его
от  безумия.  Но у  наемных убийц нет друзей.  Одни жертвы.  Римо встал.  Он
обливался потом, дыхание его было тяжелым, он задыхался.
     Нужно выйти на улицу - ему не хватало воздуха. Это казалось разумным.
     - Что со мной происходит? - выкрикнул в пустоту Римо.
     Крик  этот гулко отозвался в тишине комнаты.  Она властно звала  его на
улицу. Она хотела, чтобы он поскорее пришел. У Нее тошнотворно-сладкий запах
и смертоносное объятие
     Римо с силой ударил кулаком по  зеркалу. Его  изображение  разбилось на
тысячи мелких осколков, разлетелось в разных направлениях. С глухим рыданием
он сел.
     - Успокойся. Соберись с духом. -  Эти слова  Римо выговаривал спокойно,
без  нервов,  поглаживая  руки,  пока  не  улеглась   дрожь.  Потом  включил
старенький телевизор.
     В  Париже  все  еще  находят  жертв последней серии массовых  убийств в
воздухе - на авиалинии Эйр Юуроп, - объявил диктор.
     Римо, застонав, прислушался.
     Тела трех  видных жителей  Денвера найдены  утром в парке неподалеку от
Нейи, пригорода  Парижа. После опознания стали известны их имена: это мистер
и миссис Херберт  Палмер, а  также миссис О.Х. Бейнс, жена президента  Джаст
Фолкс. Как выяснилось, она путешествовала с двумя детьми, Джошуа и Кимберли,
чье местонахождение пока не установлено.
     - О, Боже, - простонал Римо.
     Ведь  именно ему поручили положить  конец авиационным убийствам. Именно
ему.
     Сколько  прошло  времени  с  тех пор, как он перестал  думать  о  своей
работе, об ответственности перед Родиной? Его затошнило. Теперь он знал, что
делать.  Ему  нужно вернуться к своим  обязанностям. И  забыть  думать о той
неведомой силе, которая влечет его  к  себе. Он протянул  руку  к телефону и
стал  набирать секретный  код, по  которому можно  было  срочно  связаться с
Харолдом Смитом.
     Его долго не соединяли.  Рука  так  и силилась опустить трубку, но Римо
сопротивлялся  изо всех сил, зная, что это Она заставляет его так поступить.
Она хочет, чтобы он принадлежал только Ей.

     Подъезжая к дому, Смит  вспомнил о письме, которое  собирался  написать
жене.  Оно  так не было  закончено,  как и все остальные  письма, которые он
писал ей. А ведь другого случая может и не представиться.
     Он не  был дураком. Звонок  президента - последнее предупреждение КЮРЕ.
Если  Смит в самое ближайшее  время  не положит  конец  смертям  в  воздухе,
следующий  приказ из Белого  Дома потребует  немедленного  роспуска  КЮРЕ. А
шансы предпринять  что-то  серьезное,  учитывая, что ни Римо,  ни  Чиуна нет
рядом, почти равнялись нулю. Если у  него ничего  не  получится, это  станет
концом КЮРЕ и самого Харолда В. Смита.
     Нужно проститься с Ирмой.
     Вылезая из автомобиля, Смит увидел двух соседей, сидящих в палисаднике,
и вдруг  осознал, что хотя живет в этом доме с Ирмой уже двадцать лет, он до
сих пор не знает, как зовут соседей.
     Ирма-то, конечно, всех здесь  знает, она очень открытый человек,  прямо
душа общества. В течение четырнадцати лет ее цветы  получали первые призы на
ежегодном конкурсе  садоводов, пока Ирма не решила, что дельфиниумы не стоят
тех трудов,  которые она на них  затрачивает. А  до того времени каждый июнь
яркая синяя лента  гордо развевалась на  двери дома Смитов. Только эта лента
свидетельствовала о  победе  Ирмы, сама она на эту  тему не  говорила.  Смит
вдруг подумал, что ни разу не похвалил сад жены, не сказал, как он красив.
     Подходя  к  дому,  он  увидел  через  окно, как Ирма  снимает  фартук и
поправляет прическу:  как  делала  всякий  раз  перед  его  появлением.  Это
заставило  его  улыбнуться,  что  случалось с ним  нечасто.  Его  пухленькая
женишка,  чьи  волосы  с  годами  приобрели голубовато-серебристый  оттенок,
всегда  встречала  его  как  возлюбленного,  приходящего  к  ней  на  первое
свидание. Если,  конечно,  бодрствовала. Обычно  он являлся  домой  глубокой
ночью,  когда  жена  уже спала крепким сном.  Но на  столе его  всегда ждала
тарелка с едой, всякий  раз нечто ужасное, густо политое  томатным соусом. И
никогда  никаких  сцен,  никаких  объяснений  по  поводу  задержек. Впрочем,
теперешняя работа давала  Ирме возможность видеть  его чаще, чем в  те годы,
когда Смит работал в военной разведке, а потом в ЦРУ; тогда от него месяцами
не было известий. За вторую мировую войну она видела мужа  всего два раза, а
пять лет холодной войны - только раз и еще получила две телеграммы по десять
слов в каждой.
     - Ты  как раз  подоспел к ужину,  - сказала жена, как всегда делая вид,
что взволнована встречей.
     - Я не голоден. Прошу тебя, сядь.
     - О, дорогой...  - Ирма села, наморщив  вопросительно лоб.  - Что, дела
очень плохи? Она взяла в руки отложенное вязание.
     - Ничего подобного. Воцарилось неловкое молчание.
     - Сними куртку, дорогой.
     - Мне скоро уходить.
     - Срочная работа в офисе?
     - Нет. Просто мне придется уехать из города. На неопределенное время.
     Миссис  Смит  кивнула, заставив себя  улыбнуться. Она всегда улыбалась.
Даже  когда Смит в начале  войны, через три недели после их свадьбы, уехал в
Европу, она не  плакала, а  улыбалась. Глядя на жену, Смит думал: интересно,
как сказать такой женщине, что ты, возможно очень скоро покончишь с собой?
     Жена стиснула руки.
     - Поступай, как надо, дорогой, - мягко произнесла она.
     Смит изучающе смотрел на нее. Ему никогда раньше не приходило в голову,
что  Ирма, возможно, знает,  что он находится на секретной работе и является
кем-то  большим, чем просто  директором  санатория  Фолкрофт.  Может, она  и
знала,  нет.  Не могла  она этого знать. Он никогда  не обсуждал с  ней свою
работу. По сути, как со  стыдом признался Смит  себе, он вообще с ней ничего
не  обсуждал. И все  же  она  ухитрялась  как-то  облегчать  ему жизнь. Даже
сейчас, понимая, что происходит нечто очень важное, она не задерживала его.
     - Ну, хорошо. - Откашлявшись, он поднялся, кивнул и отошел от стола. Не
дойдя до двери, Смит обернулся. - Ирма, я хочу что-то сказать тебе.
     - Да, дорогой?
     -  Я...  э-э... ты... то  есть я... -  И громко  выдохнул:  -  Твой сад
удивительно красив.
     Она улыбнулась.
     - Спасибо, дорогой.

     Дом О.Х.  Бейнса  стоял в пригороде Денвера, в районе,  где было больше
зелени, школ, парков и денег, чем в любом другом месте поблизости.  Все дома
стояли  на  огромных,  тщательно подстриженных  зеленых  газонах,  а  гаражи
габаритами превосходили размеры жилья большинства жителей города.
     В доме Бейнсов, а также в доме покойных мистера и миссис Херберт Палмер
никто не открывал.  Соседями Бейнсов были  некие Каннингэмы. Смит позвонил в
звонок,  дверь открыла ухоженная  женщина  средних  лет в  Дорогом  твидовом
костюме.
     - Миссис Каннингэм?
     Женщина отрицательно покачала головой.
     - Я экономка. Чем могу вам помочь?
     - Если не  возражаете, я  предпочел  бы говорить  с миссис Каннингэм. -
Смит извлек из  бумажника удостоверение сотрудника  министерства финансов. -
Дело очень срочное, - прибавил он.
     - Миссис Каннингэм в спортивном зале. Я доложу о вас.
     Экономка  ввела  его  в  дом, обставленный с  учетом  последних  веяний
оформительского искусства - розово-лиловая  гостиная,  кухня в  бело-зеленых
тонах,  выложенная  изразцами,  и  наконец,  сверкающая  солнечным  оттенком
желтого   цвета   комната   для   спортивных   занятий,   там   пыхтела   на
тренажере-велосипеде маленькая женщина с почти болезненной худобой,  на  ней
был модный тренировочный костюм и ультрамодные зеленые спортивные туфли.
     - Мистер Харолд Смит их Министерства финансов, - объявила женщина.
     - Хорошо.  Принесите мне завтрак, Хилари. -  Она  повернулась к  Смиту,
окидывая оценивающим взглядом его немодный костюм. - Прошу меня извинить, но
пока я не поем - не смогу с вами поговорить.
     Хилари внесла  завтрак  - на  тарелке старинного уорсестерского фарфора
лежал тонкий ломтик тунца. Миссис Каннингэм ухватила его тонким пальчиками и
сунула в рот.
     - Ну, вот, - удовлетворенно проговорила она. - Простите, не хотите ли?
     - Нет, спасибо, - ответил Смит, проглотив слюну.
     - Очень низкая калорийность.
     - Нет, благодарю вас.
     - Хилари отказывается работать у тех, кто ест мясо.
     - Экономка?
     -  Не  правда  ли,  не  женщина, а мечта? -  открыто восхищалась миссис
Каннингэм.  -  Точеная  талия,  и  никаких  характерных  расовых  признаков.
Конечно, она не утруждает себя работой. Это испортило бы ее одежду.
     - Миссис Каннингэм, я разыскиваю О.Х. Бейнса, - сказал Смит.
     Женщина закатила глаза.

     - Пожалуйста не упоминайте это имя.
     - Почему?
     -  Я   сама  запретила  произносить  его  как   председатель   Комитета
самоуправления района.
     - Чтобы лишний  раз  не вспомнить печальные  обстоятельства смерти  его
жены?
     - Боже, конечно  нет.  Это  лучшее,  что  Эвелин сделала  за  последние
месяцы. Жаль только, что Палмеры были с ней. Хорошие люди.
     - А что случилось с миссис Бейнс? - спросил Смит.
     - Умерла в Париже.
     - А до этого?
     - Они впутались  в  одно  темное  дело, оно и погубило их  репутацию, -
ответила дама.
     - Что за дело? Мой вопрос не праздный, я  задаю его как государственный
служащий.
     - В  таком случае... - начала она и, наклонившись к нему, продолжала: -
Они поселились  в какой-то религиозной  общине. - Миссис Каннингэм отступила
назад, глаза ее пылали, руки яростно уперлись в бедра. - Вы не поверите. Это
совсем  не  то, что закатывать  банкеты для революционеров.  Этим мы бросаем
вызов существующему порядку. А разве религии такое  под силу?  Даже в  Южной
Калифорнии им это не удается.
     - А эта община по соседству с вами? - спросил Смит.
     - Надеюсь, нет.  У епископальной церкви  не бывает общин. В моей церкви
нет  даже служб.  Тут как раз и нашла коса на камень. Бейнсы хотели устроить
коммуну в  наших краях. Но мы совсем не хотели, чтобы какой-нибудь  лохматый
старик  из  Китая  или  еще  откуда-нибудь   устраивал  на  наших   лужайках
религиозные сексуальные оргии. И поэтому заявили Бейнсам, что мы - против.
     - А вы давно видели мистера Бейнса?
     -  Очень  давно.  Он даже  на похоронах не  присутствовал.  Впрочем, он
всегда был со странностями. Представьте, не любит играть в теннис.
     - А вы не знаете, где находится та община, к которой они примкнули?
     -  Понятия  не  имею.  А  если  вы  выясните,  не утруждайте  себя и не
сообщайте мне. Я хочу думать только о прекрасном.

     Смит сидел в автомобиле, размышляя, что еще можно предпринять, когда из
атташе-кейса,  лежащего на переднем  сидении,  послышалось  глухое жужжание.
Открыв кейс, Смит поднял трубку вмонтированного в него телефонного аппарата.
     - Слушаю, - сказал он.
     - Это... Римо.
     - Где вы? - воскликнул Смит.
     Голос Римо звучал необычно, в нем слышалась боль.
     - В Нью-Орлеане... не знаю названия улицы... в мотеле...
     - Римо. - В голосе Смита слышался приказ. - Не вешайте трубку.
     - Она хочет меня. Я не могу долго говорить.
     - Соберите всю свою волю.
     - Слишком поздно... Я должен идти... должен...
     Раздался грохот, похоже Римо уронил аппарат. Смит слышал, как стукались
о стенку висевшая на шнуре трубка.
     Смит  несколько  раз выкрикнул  имя  Римо  в трубку, затем  по  другому
аппарату  передал  приказ  компьютерам в  Фолкрофте определить,  откуда  был
звонок.
     Римо  направился  к  двери,  продолжая  сопротивляться  как  мог,  этой
властной, зовущей его на улицу тяге, и в последний момент опрометью бросился
в ванную, захлопнув за собой дверь.
     Однако запах и здесь преследовал  его.  Он властно звал  за собой. Римо
пытался укрыться от него, даже запихнул под дверь желтое полотенце, но запах
не пропадал, он настойчиво лез в его ноздри и сознание.  Тогда  Римо зарылся
лицом в полотенце, но и это не помогло.
     Не  в силах больше сопротивляться, Римо поднялся, сунув в карман желтое
полотенце, открыл дверь и вышел в холл.
     Тяжелое предчувствие  сжало  его  сердце,  когда  он распахнул дверь  в
комнату.
     Он вытащил из  кармана желтый мелок, с  которым не расставался с самого
Денвера.
     Больше тот ему не понадобится.
     Это на