спытает чувство унижения.
     Но что будет в следующий раз? Что еще потребует от него голос?
     Он достал  карандаш  и попытался подсчитать,  сколько  стоит  его образ
жизни. Он думал,  что  может  обойтись  парой тысяч  в неделю, но, к  своему
полному изумлению, обнаружил, что тратит в неделю двенадцать тысяч долларов,
и это не считая расходов на еду.
     Хватит. Он забирает деньги и исчезает.
     Он  посмотрел на  цифру в  банковском извещении и выписал  чек на  семь
миллионов долларов.
     Он направился в банк. Кассирша спросила, не шутит ли он. Он сказал, что
не шутит. Подошел управляющий филиалом. Он связался с головным отделением. В
головном отделении рассмеялись. У Уолдо на счету  было  всего полторы тысячи
долларов - и это только благодаря льготному кредиту на случай перерасхода.
     На следующее утро Уолдо  притаился в подъезде  одного  из домов рядом с
компьютерным  центром.  Когда Памела приехала  на работу, он  подбежал к ней
сзади  и  быстро-быстро сунул ей  руку  под  юбку. Она  завизжала.  Какая-то
женщина с очень тяжелой сумочкой преградила ему путь к отступлению, какой-то
мужчина  закричал: "Насильник!",  но  Уолдо  упал на  колени  и на корточках
выбрался  из  толпы.  Он  оглянулся  через  плечо  и  увидел,  что  охранные
телекамеры нацелены на улицу. Он чувствовал, как они хохочут над ним.
     Еще  несколько дней спустя он с утренней почтой подучил новое извещение
из банка. В нем содержался приказ появиться по новому адресу.
     Все тот же нежный женский голос звучал и в этой конторе. Он произнес:
     - Отшлепай Памелу Трашвелл веслом.
     Уолдо понял, что  в следующий раз ему прикажут убить. Веслом тоже можно
убить. Он позвонил лейтенанту Джо Кенси.
     Они встретились на темной набережной реки Гудзон,  напротив Нью-Джерси.
Уолдо выбрал это место за его пустынность. Он был уверен, что тот, кто стоит
за всем этим, - кто бы или что бы это ни было - может видеть почти всюду. Он
хотел убежать,  убежать  от всех и всякие компьютеров, убежать отовсюду, где
есть телекамеры, фиксирующие любое его движение. Но  все-таки больше всего -
прочь от компьютеров. Компьютер начал все это,  изменив сумму остатка на его
счету. И Памела Трашвелл  работала в компьютерном центре. Слово  "компьютер"
вызывало у Уолдо только одну ассоциацию: "бежать".
     - У меня неприятности, - сказал Уолдо полицейскому.
     И рассказал ему, как банковская ошибка привела к тому,  что уровень его
жизни  постоянно  повышался  и  повышался,  и  теперь   он  попал  в  полную
зависимость от денег. Он нуждался  в деньгах. Но  его страшило  то, что ему,
может быть, придется сделать ради них.
     -  У меня  такое чувство, будто мною играют, -  пожаловался он. -  Я не
могу  обналичить  чек в банке и  получить реальные деньги, но  я по-прежнему
могу  купить  все что угодно на  свою  кредитую карточку. Поэтому все, что я
могу получить, - это товары.
     - Ну, и на какую сумму в год? - поинтересовался Кейси.
     - Полмиллиона или около того, - ответил Уолдо.
     - Хорошие деньги, - присвистнул Кейси.
     - Но куда все это ведет? - недоумевал Уолдо.
     - Полмиллиона за то,  чтобы  полапать девушку? Залезть к  ней под юбку?
Отшлепать?  Слушай, Уолдо, я  простой полицейский. Мне платят куда меньше за
куда более неприятную работу.
     - Что вы хотите сказать?
     -  Я хочу  сказать,  что  за полмиллиона я  бы отшлепал самого  Папу, -
сказал Кейси.
     - Но чем все это кончится?
     - А тебя это волнует? - удивился Кейси.
     - Что вы хотите сказать? - удивился Уолдо.
     - Отшлепай девчонку - вот что я хочу сказать.
     Уолдо  покачал  головой.  Что-то  внутри  говорило  ему:  нет.  Хватит.
Понемногу,  шаг  за шагом,  став игрушкой  в чужих  руках, он растерял всего
себя. Он понял, что  если продолжать и дальше, то он  потеряет все. Уж лучше
вернуться к Миллисент. Он выходит из игры.
     -  Нет, -  твердо  сказал он.  -  Я хочу  сдать того  человека  или  ту
штуковину - что бы это там  ни  было. Мне все  это надоело. Я зашел  слишком
далеко.  Думаю,  и  в самом деле надо платить за все,  что получаешь.  И мне
придется сполна расплатиться за все.
     - Ты это твердо решил? - спросил лейтенант Кейси.
     - Да, - ответил Уолдо.
     - Ты  все расскажешь? Вплоть до  мельчайших деталей? Все-все? Ты хочешь
открыть все?
     Уолдо кивнул.
     - Послушай  меня, приятель. Я тебе говорю как другу. Почему  бы тебе не
шлепнуть легонько эту девку по заднице и не забрать свои денежки?
     - Черт побери, Кейси,  это противозаконно, и я больше  не собираюсь это
делать. Есть некоторые вещи, которые я  не стану делать и  за деньги. Даже и
за большие деньги.
     Лейтенант полиции Джозеф Кейси  достал свой кольт  38-го калибра, ткнул
им в лицо Уолдо Хаммерсмиту и отстрелил значительную его часть.
     Не  повезло  Уолдо,  подумал  Кейси.  Но  человек  привыкает  к большим
деньгам. И  выходит  так, что пойдешь и на убийство - только бы приток денег
не прекратился.

     В Немонтсетте, штат Юта, подполковник, командующий базой баллистических
ракет  "Титан" с ядерными боеголовками, купил  себе два новых  "мерседеса" и
расплатился за них чеком. Он  зарабатывал меньше половины этой суммы в  год.
Но чек был принят.
     Интересно, подумал он, а  не придется ли  мне когда-нибудь вернуть  все
эти деньги? Но  он  не думал об этом слишком  долго.  Он  был на работе, и в
течение ближайших восьми часов в его обязанности входил надзор над двадцатью
четырьмя ракетами,  нацеленными  на  Советский Союз, угрожающими ему  мощью,
равной миллионам тонн тринитротолуола.

ГЛАВА ВТОРАЯ

     Его звали Римо. Иранское солнце этой  зимой почти совсем не грело,  тем
более, что он  был  одет только в тонкую черную майку с короткими рукавами и
легкие хлопчатобумажные брюки.
     Кто-то когда-то сказал ему, что зима в Иране такая же, как в Монтане, и
что в древние времена,  до прихода ислама, жители  этого края верили,  что в
аду холодно. Но потом они  отреклись от религии зороастризма и  приняли веру
пустыни, веру пророка Мохаммеда, который жил там, где солнце выжигает всякую
жизнь  на  раскаленном  песке, и в  конце концов,  как и  последователи всех
религий, чьи пророки начинали свой путь в пустыне, они начали верить, что  в
аду жарко.
     Но иранский холод не волновал  Римо, а адово пекло не  волновало людей,
за  которыми  Римо  следил,  потому  что все  они  были твердо  уверены, что
отправятся  прямо  в рай,  когда  придет  их время.  Их  спины были  покрыты
толстыми  шерстяными одеялами, а  руки протянуты  к теплым желтым  мерцающим
языкам пламени, а голоса их что-то негромко распевали на фарси.
     Часовые, расставленные в нескольких футах друг от друга, вглядывались в
черную  тьму  и  говорили себе,  что  тоже  обретут  рай, хотя  и  не  столь
гарантированно, как те люди, что сидят вокруг огня.
     Римо видел,  что часовые  напрягают  мышцы,  чтобы  уменьшить  ощущение
холода, - они и понятия не имели,  что  если  и  есть худший способ  согреть
себя, так именно этот.
     Холод  был  реален - всего три  градуса  выше  нуля,  а ветер стремился
выдуть из-под одежды последние остатки тепла человеческих тел,  но  Римо был
вне этого холода, вне этого ветра.
     Он дышал медленнее,  чем любой из людей у огня, он вбирал в себя меньше
холода  и  выпускал меньше  тепла  с  выдыхаемым воздухом  - тонкая  былинка
человеческого спокойствия, страдающая от холода не больше, чем высокая трава
вокруг,  доходящая ему  до бедер. Он стоял так спокойно  и  неподвижно,  что
обломок скалы привлек бы больше внимания в непроглядном мраке этой ночи.
     Люди, сидящие вокруг костра, пытались приглушить собственные ощущения и
тем самым  победить чувство холода. Римо выпустил  свои ощущения на свободу.
Он  чувствовал,  с  каким  трудом   растет  трава,  цепляющаяся  корнями  за
каменистую, пыльную почву, из которой  все питательные вещества вымывались в
течение многих тысяч лет. Он чувствовал, как дрожит часовой, прислонившись к
стволу  сухого дерева,  он чувствовал,  как его  дрожь  уходит в землю через
подошвы тяжелых сапог, а по земле доходит до него, Римо. Он чувствовал запах
мяса и лимонов, исходящий  изо рта людей, пообедавших тем и другим несколько
часов  назад. А из маленького костра  до  него доносились звуки лопающихся и
обращающихся в пламя и дым мельчайших клеточек дерева.
     Пение прекратилось.
     - Теперь будем говорить  по-английски, о  возлюбленные, - донесся голос
предводителя.  -  Мы отдаем  свои жизни, жертвуем  ими во имя борьбы  против
Верховного Сатаны,  и потому мы должны говорить языком Верховного  Сатаны. В
Соединенных Штатах нас  ждут тысяча кинжалов и тысяча  сердец, готовых войти
во врата рая.
     - Тысяча кинжалов и тысяча сердец, - эхом отозвались голоса.
     - Мы все жаждем завершить наш  жизненный путь на  земле и обрести жизнь
вечную. Мы не боимся ни  пуль, ни  самолетов, ни каких-либо иных изобретений
Верховного Сатаны. Наши братья ушли раньше  нас и взяли с собой много жизней
неверных. Теперь и мы тоже пустим кровь  Верховному Сатане. Но нам  дарована
более  высокая честь, ибо  мы  пустим самую  важную, самую ценную кровь.  Мы
целимся в голову змея. В президента. Мы понимаем, что никто и ничто не может
избегнуть гнева Аллаха.
     - Аллах Акбар! - пропели молодые люди, сгрудившиеся вокруг костра.
     - Мы организуем группы из студентов, а потом,  подобно волне праведного
гнева, мы понесем с собой бомбы, которые поразят  Верховного Сатану  прямо в
голову. Мы понесем бомбы в толпе. Мы устроим взрывы на  улицах. Мы превратим
всю страну Верховного Сатаны в обитель его собственной смерти.
     - Аллах Акбар! - снова пропели молодые люди. - Господь велик!
     И  тогда  во мраке  иранской  ночи,  среди завываний неистового  ветра,
раздался голос, ответивший им по-английски.
     - Господь велик, но вы, тряпичные головы, вы - ничтожны.
     Молодые люди в плотных шерстяных  одеялах огляделись  по  сторонам. Кто
сказал это?
     -  Настало время игры  в  высшей лиге,  вы  - пожиратели ягнят, - вновь
раздался голос во мраке  ночи.  - Хватит  разогреваться  песнями  и убеждать
себя, что  можете врезаться на  грузовиках, начиненных взрывчаткой,  в дома,
где спокойно спят мирные  люди. Настало время настоящих мужчин, работающих в
ночи. В одиночку.
     - Кто это сказал?
     Голос оставил этот вопрос без внимания. Вместо ответа он произнес:
     - Сегодня  ночью вам не будет позволено лгать самим себе. Сегодня ночью
прекращаются  ваши  песнопения. Драка  Микки  Мауса  с  Али-бабой  окончена.
Сегодня вы играете в высшей лиге и  играете один  на один. Вы и  я. Забавно,
правда?
     - Стреляйте! - заорал предводитель.
     Часовые,  онемевшие  от  холода,  ничего  не видели.  Но  им  приказали
стрелять. Тишину  ночи  прорезал треск очередей из стволов  "Калашниковых" -
невежественные крестьянские парни исполняли немудреную работу: жали пальцами
на спусковые крючки.
     После   резкого   грохота   наступившая   тишина  показалась   особенно
звеняще-непроницаемой.  Все  слышали треск  выстрелов, но  никто  не  слышал
голоса человека, говорившего во мраке.
     Предводитель почувствовал, что может потерять  свою власть над группой,
и громко провозгласил:
     - Трусы прячутся во мраке? Любой дурак умеет говорить.
     Молодые  люди рассмеялись.  Предводитель  понял,  что они  снова в  его
власти.  Он уже многих  отправил  туда, где  их ждал конец,  и  знал:  чтобы
заставить  человека врезаться  на грузовике, начиненном динамитом, в здание,
надо  быть рядом  с этим  человеком  вплоть до того самого момента, когда он
садится за баранку.  Ему надо  непрестанно твердить про  райское блаженство.
Ему надо помочь  накинуть на плечи покрывало,  какое  надевают  правоверные,
когда решают отдать  жизнь во имя Аллаха, а потом  надо  поцеловать его  - и
этим  поцелуем доказать, что все правоверные любят его.  А потом надо быстро
отойти в сторону, как только он нажмет на газ.
     Предводитель уже многих,  отправил  прямой дорогой в рай, и они взяли с
собой многих врагов благословенного имама, великого аятоллы.
     - Выходи  из темноты, ты, трус! -  крикнул он  снова. - Дай нам на тебя
посмотреть.  -  Его последователи вновь рассмеялись.  Он обратился к  ним: -
Видите, благословенные! Только те, кто несет поцелуй рая на устах и Аллаха в
глазах, могут оценить меру мужества  в этом мире. Вы непобедимы. Вы одержите
верх.
     Последователи закивали. В этот  момент каждый из них ощущал, что ему не
нужен даже жар огня - так переполняла их пламенеющая сила правого дела.
     - Я скажу вам, что этот голос  вполне мог быть голосом самого Сатаны. И
взгляните, насколько он беспомощен.  А вспомните,  каким грозным  он казался
вам, когда прозвучал во мраке.
     Молодые люди снова закивали.
     Предводитель продолжал:
     - Мы один сильны в этом мире. Сатана только кажется сильным, но он, как
и этот шум в ночи, лишен всякого смысла. Власть Сатаны - это  лишь  иллюзия,
такая же непрочная вещь, как и стремление неверных к миру. Мир есть только в
раю. А мир на земле - это победа ислама во всем мире.
     - Не-а, я так не думаю.
     Голос был тот же, но на этот раз  он сопровождался видением. У видения,
явившегося в холоде ночи, было бледное тело, высокие скулы и темные глаза. У
него  были широкие запястья, а из одежды - только майка с короткими рукавами
и легкие брюки. Оно не дрожало ни от холода, ни от страха.
     Оно заговорило:
     - У меня для вас плохие новости, ребятки. Я - реальность,  присланная к
вам из Америки без наилучших пожеланий.
     - Исчезни, видение! - возгласил предводитель.
     Римо рассмеялся. Он вышел туда, где свет  огня осветил его получше. Все
глаза  следили за  ним. Потом он  протянул руку, ухватил одного  из иранских
фанатиков за  подбородок, оттащил его от огня и исчез  вместе с ним во мраке
ночи.
     - Видите, - произнес предводитель. - Видение. А теперь оно исчезло.
     Но все услышали негромкий щелчок - словно бы треснула тонкая стеклянная
трубка.
     - Оно исчезло, - стоял на своем предводитель.
     Из мрака ночи по направлению к костру прикатилось, подскакивая, что-то,
немногим  больше  футбольного мяча;  оно оставляло  за собой  темный влажный
след. Оно было с волосами.
     Молодые  люди  сначала  посмотрели  на   этот   предмет,  потом  -   на
предводителя. Они поняли теперь,  что это был за треск. Это был треск шейных
позвонков. К ним из мрака ночи вернулась голова.
     Но в  тот момент, когда они посмотрели на предводителя, он  вдруг исчез
вместе с прошлым видением во мраке ночи.
     Римо  чувствовал,  как  его  жертва  дергается  под  толстым  шерстяным
одеялом, и сделал так, чтобы одеяло из средства  защиты превратилось в путы,
мешающие  предводителю двигаться. Он  играючи пронес  своего  спутника  мимо
часовых, слегка пошлепывая  его, -  с такой  же легкостью,  с какой искусный
повар раскручивает над головой тесто для пиццы.
     Отойдя подальше от  костра и от часовых,  Римо опустил предводителя  на
землю.
     -  Добрый вечер,  - вежливо поприветствовал он его.  - У меня  для  вас
сообщение. В Белый Дом посторонним вход воспрещен.
     - Мы не несем зла американцам. Мы не несем им никакого зла.
     - Лгать нехорошо, - укоризненно произнес  Римо. - Лгуны лишаются теплой
одежды.
     Он сорвал с плеч предводителя  шерстяное  одеяло, а заодно  сломал  ему
руку.  Он  знал, что  рука у  парня  сломана, потому что теперь тот  пытался
согреться, орудуя только одной рукой.
     -  А  теперь уясни  для  себя одно:  в  Белый  Дом  - посторонним  вход
воспрещен. К президенту Соединенных Штатов - посторонним вход воспрещен.
     Предводитель кивнул.
     - А почему к нему вход воспрещен? - терпеливо спросил Римо.
     - Потому что он не Верховный Сатана? - предположил иранец.
     -  Мне наплевать  на  то, что  происходит под  этими тряпками,  которые
покрывают ваши головы. Называйте  его Всеверховнейшим  Сатаной, если вам так
нравится.  Черт  побери, можете называть  его  Бичом Божьим,  если  вам  так
хочется. Но уясни для себя одну вещь, и пусть она прочно угнездится у тебя в
мозгу. Вы не станете убивать американского президента. Знаешь почему?
     Иранец покачал головой Римо снял с него рубашку.
     - Скажи почему. Скажи почему. Скажи почему! - в отчаянии  крикнул тот и
потянулся за рубашкой.
     - Потому что, - ответил Римо. - Вот почему.
     Он подержал рубашку на вытянутых руках, потом накинул ее собеседнику на
плечи. За рубашкой последовало шерстяное одеяло.
     - А теперь послушай  вот еще что. Никакие  вы не  представители Бога на
земле. Вы  - ничтожные  людишки  и  были  такими тысячу  лет. Со всеми этими
вашими разговорами  о  богоизбранности  вы  наткнулись на нечто  такое,  что
сумело обнаружить ваш лагерь в вашей стране, чего не коснулись ни пули ваших
часовых, ни холод вашей зимы. Передохни немного. Ты знаешь старые легенды?
     - Некоторые из них, - ответил иранец.
     Он крепко вцепился в одеяло, надеясь, что больше его не отнимут.
     - Ты когда-нибудь слышал о Синанджу?
     - Новый американский самолет?
     - Нет, Синанджу - это нечто старое. Очень старое.
     - Люди шаха? - спросил иранец.
     -  Теплее,  -  сказал  Римо. -  Но не  последнего  шаха, Старого  шаха.
Давным-давно. Раньше Мохаммеда.
     -  Ах, старые шахи. Синанджу - слуги смерти. Но они все ушли. Они  ушли
давным-давно. Кир, Дарий. Люди Синанджу ушли вместе  с великими императорами
древности.
     - Синанджу по-прежнему здесь, - сообщил ему Римо.
     - Ты - Синанджу?
     - Итак, ты слышал? - спросил Римо.
     - Старинная легенда гласит, что люди из Синанджу были самыми великими в
мире убийцами-ассассинами, и они защищали шахов в древности. Ты - Синанджу?
     Римо не ответил. Он позволил иранцу  убедиться, что холод не мешает ему
носить майку с  короткими  рукавами. Он позволил  иранцу  почувствовать, как
всего  одна тонкая рука поднимает его в  воздух. Он  позволил  иранцу  найти
ответ на свой вопрос в своих собственных ощущениях.
     - Но Синанджу на Востоке. А ты с Запада.
     - Неужели ты  такой  дурак?  -  нараспев спросил Римо. - Неужели  ты не
видишь, что холод  не  причиняет вреда  моему телу? Неужели ты не видел, как
ночь вернула  вам оторванную  голову? Неужели ты не видишь, как один человек
держит тебя на весу? Как ребенка.
     - Так ты Синанджу? - с присвистом повторил иранец.
     - Уж будь уверен, ты, задница в шерстяном одеяле, - заверил его Римо.
     Этой  фразе не хватало  ритма, но  ему эта страна ужасно не нравилась и
хотелось  отсюда поскорее убраться. Вот наконец он своими глазами увидел эту
сказочную  страну  Персию,  а она  жутко воняет. В  этой  стране канализация
никогда не работала как следует.
     - Синанджу возвращается,  -  произнес  предводитель фанатиков  -  А шах
вернется?
     - Это  меня не  касается,  - ответил  Римо.  - Я тебе  сказал.  Меня не
волнует,  во что  вы верите.  Но вы не станете  пытаться убить американского
президента. Слышишь? Вход воспрещен. Повторяй за мной. Вход воспрещен.
     - Вход воспрещен.
     -  Можете  найти  себе  другого  Верховного Сатану, если  вам так этого
хочется. Меня это не волнует. Бегайте по своим улицам и вопите во все горло.
Бегайте вокруг собственных посольств и взрывайте их. Делайте все что хотите,
но Америка - это ни-ни.
     - Ни-ни, - повторил иранец.
     - Хорошо, - удовлетворенно произнес Римо. - Каждой группе, с которой ты
будешь говорить, каждой группе, которую вы намереваетесь послать в Штаты, ты
передашь предостережение Синанджу.  Американский  президент  - это ни-ни.  А
если вы  не  послушаетесь, то Синанджу вернется, и мы подвесим ваши  головы,
как в давние времена подвешивали цветы.
     - Что?
     - Головы, как ягоды, - сказал Римо.
     - Не понимаю, - отозвался предводитель.
     -  Головы, как грибы,  - Римо пытался  подыскать