возрастет, и только тогда душа приговоренного
отлетит  в  мир  иной. Ощущая  жар собственного  дыхания,  Хэйнс увидел, что
начальник тюрьмы отошел на шаг от  кресла  и кивнул. Хэйнс медленно повернул
ручку реостата. Взвыли генераторы.  Тело Уильямса подскочило в кресле. Хэйнс
ослабил напряжение.  Он  почти физически  чувствовал сладковатый дух горелой
плоти,  вроде запаха жареной свинины, который щекотал  сейчас ноздри тех, за
стеклянной перегородкой.
     Начальник тюрьмы  кивнул  еще раз. И  Хэйнс снова бросил в  тело мощный
удар тока под вой генераторов.
     Тело  Уильямса  дернулось и обмякло.  Задыхаясь от  возбуждения,  Хэйнс
выключил ток. Все кончено.
     Тут  Хэйнс  заметил, что  его  визитер  исчез. Недовольный  отсутствием
прессы, дурными манерами  посетителя, странным звучанием  генераторов, Хэйнс
одну за другой отключал электрические  цепи на пульте.  Что-то здесь явно не
так. Завтра, пообещал он себе, надо разобрать панель до последнего винтика и
выяснить в чем дело.
     Обмякшее тело Римо Уильямса мирно лежало в кресле. Склонившаяся к плечу
голова упала  на  грудь, когда  охранники  начали отстегивать  ремни. Доктор
Филлипс, который вошел в комнату  уже после казни, для проформы  приставил к
груди казненного фонендоскоп и немедленно удалился.
     Торопливо    переговорив    с   начальником   тюрьмы,    санитары    из
исследовательского центра  осторожно  уложили  тело  на каталку  и  прикрыли
простыней. "Зачем торопиться?  -  подумал  один  из охранников, наблюдая  за
людьми в белых халатах. - Уильямсу теперь спешить некуда."
     Санитары церемонно сложили руки казненного на груди, но в коридоре руки
безжизненно  упали  с носилок. Лежащее  тело теперь напоминало ныряльщика  в
момент последнего  толчка с края вышки. Края простыни, прикрывавшей каталку,
волочились  по  полу.  Санитары  остановились  перед  дверью,  выходящей  на
погрузочную площадку тюремного двора.
     Новенький "бьюик" медслужбы стоял  с открытыми дверями. Санитары ввезли
каталку  в  автомобиль и закрыли двустворчатые  задние  двери с затемненными
стеклами. Затемнены были и стекла по  бокам. Как  только двери захлопнулись,
сидящий  внутри человек, в  котором  Хэйнс  узнал  бы  своего  невозмутимого
посетителя, сбросил с колен прикрывающее его правую руку покрывало.
     В  руке оказался шприц. Быстро включив освещение салона левой рукой, он
наклонился  над  телом  и  одним движением разорвал спереди  серую  тюремную
рубаху. Нащупав  пятое  ребро,  вонзил  длинную иглу  прямо  в сердце  Римо.
Аккуратно и  постепенно нажимая  на  поршень,  опустошил  шприц  и  столь же
тщательно вытащил иглу, удерживая ее под тем же углом, под которым она вошла
в тело.
     Швырнув шприц в угол, он потянулся к потолку и схватил закрепленную там
кислородную  маску.  Как  только маска  освободилась из специальных зажимов,
послышалось шипение кислорода.
     Прижав маску  ко  все  еще  смертельно бледному лицу Римо, темноволосый
стал ждать, поглядывая на часы. Через минуту он  прижал ухо к  груди. На его
лице  появилась  улыбка.  Он выпрямился,  снял  с Римо маску, закрепил ее на
потолке,  убедился,  что  кислород  перекрыт,  и  постучал  по  перегородке,
отделяющей салон от водителя.
     Чихнув мотором, "бьюик" тронулся.
     Отъехав  миль  пятнадцать от  тюрьмы,  "скорая" остановилась.  Один  из
санитаров, уже переодетый в обычную одежду, направился к стоящему неподалеку
автомобилю.  Там, присев на крыло, ждал  человек с крюком вместо кисти левой
руки, неторопливо попыхивая сигаретой.
     Человек с хрюком бросил санитару ключи, выбросил сигарету и, подбежав к
"бьюику", постучал в заднюю дверь:
     - Это я, Макклири.
     Двери распахнулись, и он  вошел  в автомобиль плавным движением большой
кошки, укрывающейся в пещере.
     Темноволосый  закрыл  дверь.  Макклири  устроился  на сидении поближе к
лежащему  на  черной коже носилок все  еще  неподвижному  телу и взглянул на
темноволосого:
     - Ну?
     -  Конн, нам, кажется,  попался  парень,  который  умеет  выигрывать, -
сказал темноволосый.
     - Не говори глупостей, - ответил человек с крюком. - В нашем деле никто
не выигрывает.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

     "Бьюик" мчался вперед. Макклири принюхался к странному запаху в салоне.
Так  пахнет   слабительное  в  шоколадной   оболочке.  "Должно  быть,  из-за
повышенного содержания кислорода," - подумал Макклири.
     Конн  Макклири остановил взгляд на  человеке,  лежащем  на  приподнятой
каталке.  Каждый раз,  когда  простыня,  покрывавшая  грудь,  поднималась  и
опускалась, он  испытывал удовольствие. Он  выжил!  Возможно,  теперь многое
наконец решится.
     - Зажги-ка свет, - сказал Макклири своему спутнику.
     -  Конн, нельзя. Мне сказали, что  включать свет  запрещено, -  ответил
темноволосый.
     - Да зажигай, - повторил Макклири, - на полминуты.
     Темноволосый   протянул   руку,   и  ярко-желтый  свет   залил   тесное
пространство  кабины. Макклири моргнул и  сосредоточился на  лице с высокими
скулами, гладкой  белой  кожей,  глубоко  посаженными  темно-карими глазами,
которые сейчас были прикрыты веками, с едва различимым шрамом на подбородке.
     Макклири  моргнул, но взгляда  не  отвел. Он не мог оторваться от самой
большой авантюры в его жизни.  Он сознательно пошел  против всего, чему  его
учили, поставив все на одну карту. Решение, он знал, было неверным. В то  же
время оно было единственным.
     Если лежащий  перед ним  на  каталке полутруп сработает  так, как  было
задумано, то сработает  и  многое  другое. Больше людей  получат шанс жить в
любимой  стране.   Предначертания  предков  исполнятся,   и   великий  народ
сохранится как нация. Почем знать - очень может быть, что все теперь зависит
от  лежащего перед ним едва дышащего  человека, чьи прикрытые веки темнели в
ярком  свете, на  фоне более светлой кожи лица.  Да, эти  веки. Макклири уже
видел их раньше, и тоже под ярким светом. Только тогда свет  был  от жаркого
солнца Вьетнама, освещавшего морского пехотинца,  спящего под серым скелетом
засохшего дерева.
     Макклири  тогда еще  работал  на ЦРУ, но  для конспирации носил военную
форму,  и  его  сопровождали два парня из морской  пехоты. Война  вступила в
патовую ситуацию, через  пару месяцев все должно было кончиться. Это задание
было, похоже, последним.
     В  небольшом  селении в  американском тылу вьетконговцы  устроили  свою
штаб-квартиру. Из ЦРУ поступил приказ: захватить этот пункт, где должны были
храниться секретные списки тайных агентов Вьетконга в Сайгоне.
     Если атаковать  это логово Вьетконга, помещавшееся  в  каком-то  сарае,
обычным образом - с  перебежками и  огневым  прикрытием,  -  то  моментально
захватить его не удастся, и тогда коммунисты успеют уничтожить списки. А они
были ЦРУ крайне необходимы.
     Макклири  решил,  что  единственный   выход  -   бросить  роту  морских
пехотинцев в лоб противнику, на  манер камикадзе. Тогда, полагал Макклири, у
осажденных не будет времени ни на уничтожение списков, ни на что-либо еще.
     Ему дали роту морской пехоты.  Но  когда Макклири нашел ее командира  и
стал излагать план атаки, капитан кивнул в сторону двух морских пехотинцев с
винтовками, сидевших на кучке чего-то, прикрытой брезентом.
     - Это еще что? - спросил Макклири.
     - Ваши списки, - спокойно ответил капитан, плюгавый человечек, форма на
нем была отутюжена так, как будто линия фронта была далеко-далеко.
     - Но как же так? Ведь был приказ не штурмовать до моего прибытия.
     - Без  тебя  обошлись,  уж извини. Забирай бумажки и отчаливай. Мы свое
дело сделали.
     Макклири хотел  было  возразить, но  передумал и  направился к покрытой
брезентом кучке.  Минут двадцать он перелистывал  плотные  листы пергамента,
испещренные иероглифами. Наконец, улыбнувшись, уважительно кивнул капитану.
     - Обязательно с благодарностью упомяну о вас в рапорте.
     - Да уж пожалуйста, - последовал равнодушный ответ.
     Когда Макклири увидел тот  самый сарай, в  котором вьетконговцы хранили
свои архивы, то заметил, что на глинобитных стенах нет следов пуль.
     - Как вам это удалось? Вы что, штыками работали?
     Капитан сдвинул каску на затылок и почесал висок:
     - И да, и нет.
     - Как это?
     - Есть тут у нас парень. Он это умеет.
     - Что "это"?
     - Ну, вот как с этим сараем. Это его работа.
     - Что?
     - Пробрался туда и всех перебил. Мы  его  используем как раз для  таких
заданий, для ночной работы. Все лучше, чем потери считать.
     - А как он это делает?
     Капитан пожал плечами.
     - Не знаю. Я его не спрашивал. Делает, и все.
     - Я представлю его к "Медали чести"*! - воскликнул Макклири.

     * "Медаль чести" - высшая военная награда США. (Прим. ред.)

     - За что? - удивленно спросил капитан.
     - Да за то,  что он в одиночку добыл эти  документы, за то, что он один
уничтожил... Сколько их там было?
     - Пятеро, кажется...
     Удивление все еще не сходило с лица капитана.
     - Вот именно за это.
     - За это?
     - Именно за это!
     Капитан снова пожал плечами:
     - Уильямсу это не  впервой. Не знаю,  что такого особенного он сделал в
этот раз. Если поднимется шум с награждением, его  от нас могут перевести. А
потом, ему на медали наплевать.
     Макклири вгляделся в лицо капитана: не врет ли? Вроде непохоже.
     - Где он сейчас? - спросил Макклири.
     - Вон там, под деревом.
     С места, где стоял  Макклири, была видна  чья-то широкая грудь, да  еще
надвинутая на лицо каска.
     -  Оставьте  охрану у  этих бумаг, -  сказал  он капитану,  неторопливо
подошел к спящему и склонился над ним.
     Ударом ноги, достаточно точным,  чтобы не нанести увечья, Макклири сшиб
каску с головы спящего. Солдат мигнул и лениво приподнял вот эти самые веки.
     - Имя! - отрывисто сказал Макклири.
     - Вы кто?
     - Я - майор.
     Чтобы  не  создавать  лишних проблем  с субординацией,  Макклири  носил
майорские погоны. Морской пехотинец посмотрел на его плечи.
     - Римо Уильямс, сэр, - сказал солдат, начиная вставать.
     - Сиди. Списки ты добыл?
     - Так точно. Что-нибудь не так?
     - Нет, все в порядке. Останешься в морской пехоте?
     - Нет, сэр. Мне осталось служить два месяца.
     - А потом?
     - Вернусь  в полицейское управление,  в  Ньюарк,  и  буду  толстеть  за
столом.
     - И угробишь себя на эту ерунду?
     - Да, сэр.
     - О ЦРУ никогда не думал?
     - Нет.
     - Хочешь работать у нас?
     - Нет.
     - Может, подумаешь?
     - Нет, сэр.
     Макклири   явно  давали  понять,   что  пересыпанная  "сэрами"  угрюмая
вежливость - не более, чем дань субординации. Этому человеку хотелось, чтобы
его оставили в покое.
     - Ньюарк - это тот, что в Нью-Джерси, а не в Огайо?
     - Так точно, сэр.
     - Что ж, поздравляю с успешным выполнением задания.
     - Благодарю, сэр.
     Пехотинец  снова  закрыл  глаза, не  потрудившись  даже  потянуться  за
валявшейся рядом каской, которой он мог  бы  прикрыться  от  солнца. Это был
предпоследний раз, когда Макклири видел эти веки опущенными. Это было давно,
почти так же давно, как Макклири не работал в ЦРУ.
     Под  действием  снотворного  Уильямс мирно  спал, как  спал  и  тогда в
джунглях. Макклири кивнул темноволосому:
     - Ладно, выключай.
     Внезапная тьма слепила так же, как и яркий свет.
     - Дороговато нам обошелся этот сукин сын, а? - спросил Макклири. - Ну а
ты - молодец.
     - Спасибо.
     - Сигарета есть?
     - У тебя свои когда-нибудь бывают?
     - Зачем, когда есть твои?
     Оба рассмеялись. Римо Уильямс тихо застонал.
     - Парень умеет выигрывать, - опять сказал темноволосый.
     - Погоди, - сказал Макклири, - его неприятности только начинаются.
     Они  снова  засмеялись.  Потом  Макклири  молча  курил,  поглядывая  на
вспыхивающий при каждой затяжке оранжевый огонек сигареты.
     Прошло  несколько  минут.  "Бьюик"  свернул  на  скоростную  магистраль
Нью-Джерси, шедевр автодорожного  строительства, наводящий смертельную скуку
на водителя. Еще  несколько лет назад эта магистраль была самой безопасной в
Соединенных Штатах, но,  по мере  того  как политиканы все чаще стали совать
свой  нос  в дела  дорожников и  дорожной  полиции,  трасса  становилась все
опаснее,  превратившись в конце концов  в  самое опасное скоростное шоссе  в
мире.
     Вспарывая темноту, "бьюик" мчался  в  ночи. Макклири успел выкурить еще
пять сигарет, пока  водитель наконец не сбросил газ и постучал по стеклянной
перегородке.
     - Что? - спросил Макклири.
     - Подъезжаем к Фолкрофту.
     - Давай,  жми,  -  обрадовался  Макклири. Начальство  ждет не  дождется
прибытия посылочки, которую он им везет!
     Наконец после ста минут  езды  "скорая" свернула  с асфальта на боковую
дорогу; из-под колес посыпался гравий. Машина остановилась. Человек с крюком
вместо руки выпрыгнул через заднюю дверь и быстро огляделся вокруг - никого.
Он  посмотрел  вперед,   туда,  где  над  остановившимся  "бьюиком"  нависли
громадные железные ворота в высокой каменной стене. В свете осенней луны над
воротами поблескивали буквы - "ФОЛКРОФТ".
     Из автомобиля снова раздался стон.
     В  это время  в  тюрьме  Харолда  Хэйнса осенило: в тот  момент,  когда
Уильямса убивали, лампы  над головой не потускнели, вот  что  было не так! А
"труп"  Римо  Уильямса  вкатывали в  ворота  Фолкрофта,  и  Конрад  Макклири
подумал: "Над  воротами неплохо бы повесить  табличку: "Оставь надежду, всяк
сюда входящий."


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     -  Он в приемном отделении?  - спросил кислолицый человек,  сидевший за
письменным  столом, покрытым стеклом. На  столе царил  безупречный  порядок.
Перед  ним стояла  клавиатура компьютера, позади, за окном, молчаливо темнел
залив Лонг-Айленд.
     - Нет, я его бросил на газоне у входа. Пусть  помрет от холода, и тогда
правосудие  наконец  восторжествует,  -  проворчал  Макклири,  опустошенный,
выжатый до капли отупляющим перенапряжением нервов.
     Как будто ему последних четырех месяцев было мало, от убийства в темном
проулке Ньюарка до сыгранной сегодня роли монаха-капуцина, чтобы выслушивать
от  шефа,  доктора  Харолда  Смита,  единственного  кроме  него  человека  в
Фолкрофте, знавшего, на кого на  самом деле все здесь работают, этого сукина
сына, вечно занятого своими отчетами и  компьютерами, опасения, что он, мол,
плохо позаботился о Римо Уильямсе.
     - Не нужно нервничать, Макклири, не вы один утомились, - сказал Смит. -
Не забывайте также, что не все еще окончено. Мы не можем даже с уверенностью
сказать, сработает ли  наш новый  гость. А он ведь представляет для нас, так
сказать, принципиально новую тактику, и вы это знаете.
     Смит отличался замечательной способностью подробно разъяснять очевидные
вещи,  причем  делал  это  с  такой   невинной  искренностью,  что  Макклири
захотелось  своим  крюком  расколотить  стоящий  перед  Смитом  компьютер  и
украсить  его костюм обломками. Но вместо этого  он только кивнул  и спросил
Смита:
     - Ему тоже будем рассказывать сказку про контракт на пять лет?
     -  М-да, у вас,  я вижу, сегодня  действительно  плохое  настроение,  -
произнес Смит своим обычным менторским тоном.
     Но Макклири почувствовал, что задел его.
     Пять лет.
     Таким был уговор поначалу. Контора закроется через пять лет. Через пять
лет ты свободен - так по крайней мере, обещал Смит, когда они увольнялись из
Центрального разведывательного управления пять лет назад.
     В  тот  день  Смит  был одет в точно такой  же серый костюм-тройку, что
было,  мягко  говоря, странным, если учесть,  что они  находились  на  борту
катера, в десяти милях от берега к востоку от Аннаполиса.
     -  Через пять лет эта  проблема  будет  решена, - сказал  тогда Смит. -
Страна в опасности. Если все пройдет как запланировано, то никто не узнает о
том, что мы когда-либо существовали,  а конституционное  правительство будет
вне опасности. У меня есть один контакт, о котором вам знать не положено. Не
уверен  даже,  от  президента ли  исходит  эта  инициатива.  Контакт  будете
поддерживать только со  мной и ни с кем больше. Все остальные слепы, глухи и
немы.
     -  Ближе к делу, Смитти,  -  сказал Макклири.  Он  никогда еще не видел
Смита таким взволнованным.
     - Вас, Макклири,  я привлек  к  этому  делу  потому, что  вас ничего не
связывает с обществом. Вы ведь  разведены. Семьи  нет и  не будет. К тому же
вы, несмотря  на  ужасающие странности характера...  ну,  скажем, достаточно
компетентный агент.
     - Хватит. Чем мы будем заниматься?
     Смит взглянул на пенящиеся барашки волн:
     - Наша страна в опасности.
     - Мы всегда в опасности, - ответил Макклири.
     Не обращая внимания, Смит продолжал:
     - Мы  не в  состоянии справиться  с преступностью. Не в состоянии. Если
действовать  в рамках конституции, бороться  с ней на  равных невозможно. По
крайней  мере - с  организованной преступностью.  Законы уже не срабатывают.
Бандиты выигрывают.
     - А нам-то что?
     - Наша  задача - остановить их. В противном случае страна превратится в
полицейское  государство  или вообще  развалится.  Мы с вами  - третий путь.
Действовать   будем   под   кодовым   названием   КЮРЕ  в   рамках   проекта
психологических  исследований. Наш  легальный спонсор - фонд Фолкрофт. Чтобы
совладать с организованной преступностью и коррупцией, действовать  придется
вне рамок  закона.  Для решающего перелома  мы  пойдем  на любые меры, кроме
физического устранения. Потом самораспускаемся.
     - Убивать нельзя? - с сомнением спросил Макклири.
     - Нет. Они и так боятся, что дают нам  слишком много. Еще раз повторяю,
страна в отчаянном положении.
     Макклири заметил, что  на глаза  Смита навернулись  слезы. Так  вот оно
что. Его всегда интересовало, что движет Смитом? Теперь Макклири понял: Смит
просто любил свою Родину.
     -  Очень сожалею, Смитти, - сообщил Макклири, - но я  в  такие игры  не
играю.
     - Почему?
     - Да  потому, что я очень четко представляю себе,  как однажды всех нас
скрутят и  переправят на какой-нибудь вонючий островок в Тихом океане. Всех,
кто хоть краем уха слышал о  этой  чепухе с КЮРЕ,  перебьют. Вы что думаете,
они предоставят нам шанс опубликовать мемуары? Ничего не выйдет! Нет, это не
для меня, Смитти.
     - Отказываться поздно, Макклири. Вы уже осведомлены.
     - Повторяю, ничего не выйдет.
     - Вы должны понимать, что я не смогу отпустить вас живым.
     - А я ведь могу вышвырнуть вас за борт.
     Макклири помолчал и добавил:
     - Неужели вы не понимаете, что получается? Я убиваю  вас, вы -  меня, а
ведь только что речь шла о том, что никаких убийств не будет, а?
     Рука Смита нащупывала что-то в кармане пиджака.
     - На внутренний штат это не распространяется. Мы должны хранить тайну.
     - Пять лет? - спросил Макклири.
     - Пять.
     - Я все равно уверен,  что когда-нибудь на тихоокеанском  песочке будут
белеть наши с вами кости.
     - Возможно. Поэтому давайте ограничим потери:  только вы и я. Остальные
работают и не знают ничего. Устраивает?
     - А я-то, дурак, всегда смеялся над камикадзе, - сказал Макклири.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Понадобилось  больше  пяти  лет.  Вашингтонские  аналитики  ошиблись  в
оценках: преступность оказалась мощнее и организованней, чем предполагалось.
     Под  ее контролем  оказались целые  отрасли промышленности,  профсоюзы,
управления полиции и даже парламент одного из штатов: избирательные кампании
стоят  дорого, а у  преступных синдикатов денег было много. Тогда и поступил
приказ: КЮРЕ действовать и дальше до особого распоряжения.
     В Фолкрофте обучались сотни агентов, каждый из которых хорошо знал свое
дело, не имея ни  малейшего представления о  конечной цели. Некоторых из них
внедряли  в  правительственные учреждения, разбросанные по всей стране.