шки с печальными глазами, с чудовищным акцентом и неистребимым запахом
лука, хотя и знала, что этот вечер устроен им.
     И вдруг ни с того ни с сего она  почувствовала, что ее неодолимо влечет
к  нему.  Он возбуждал ее сильнее,  чем Вильям  Шекспир,  провозгласивший ее
величайшей актрисой всех  времен (однажды  она видела  такой сон,  и это был
самый  эротический  из ее снов).  Она жаждала его  любви больше, чем шумного
успеха на  Бродвее.  За одну его ласку  она отдала  бы трех  своих  Оскаров,
которые стояли у нее в ванной, подогревая греховные фантазии.
     Берелл уединилась с ним в комнате наверху, где медленно и сладострастно
расстегнула  блузку и  обнажила свою прекрасную  грудь,  которую никогда  не
показывали на экране из опасения разрушить ее романтический  образ, хотя она
не раздумывая снялась бы голой верхом на жирафе,  если бы это способствовало
ее  кинематографической  карьере. Сгорая  от  нетерпения, Берелл бросилась в
объятия великолепного  Василия Рабиновича.  Все в нем  возбуждало  ее,  даже
запах лука.
     - Ну, хватит уже этих нежностей. Пора переходить  к делу. У  нас не так
много времени, -  отчеканил  Василий,  и страсть,  сквозящая в  его  голосе,
повергла Берелл  в сладостную дрожь. - Я вижу, ты совсем обезумела  от любви
ко мне,  - заметил он, чувствуя на себе ее изумительное розовое тело. - Так,
скорее.  Оп-па! Ну вот и все. Ладно, а теперь иди и расскажи всему свету,  а
особенно рыженькой красотке внизу, какой я потрясающий сексуальный партнер.
     - Это было великолепно! - простонала Берелл Ник.
     - Ты  должна рассказать об этом всем в Голливуде. Мой телефонный  номер
узнаешь у  Смита. Это  мой помощник. Если  он спросит  тебя  о ком-то или  о
чем-то,  сообщи ему все подробности. Ты  увидишь  его в  холле  - это  такой
мрачный изможденный тип.
     -  После  тебя,  дорогой,  все  покажутся  мрачными  и  изможденными, -
произнесла Берелл Ник, утирая слезы.
     Впервые  в  жизни она  плакала по-настоящему:  столь сильным  оказалось
пережитое ею любовное потрясение.
     - И не забудь застегнуть молнию.
     Василий растянулся  на  мягкой кушетке  и  принялся  листать журнал при
мягком свете позолоченных светильников.
     - Что? - не поняла Берелл.
     - Я говорю о ширинке.  Ты расстегнула  ее перед тем, как наброситься на
меня. Теперь нужно ее застегнуть.
     -  А-а,  ну  конечно,  дорогой.  Разумеется, -  проворковала  кинодива,
запечатлев на губах Василия поцелуй.
     Осторожным  и  одновременно  чувственным  движением,  на  которое  была
способна только Берелл Ник, она  стала застегивать молнию  на брюках лучшего
любовника в мире.
     - Ну что ты копаешься, честное слово? Можно подумать, что здесь снимают
кино. Застегивай и выметайся!
     Когда  она   выплыла  из  комнаты,  Василий  вздохнул   с  облегчением.
Наконец-то  он остался  один. Никто не  посмеет нарушить его  покой  - покой
человека,  собравшего  в своих роскошных двухэтажных  апартаментах на  Пятой
авеню самых  могущественных  людей Америки. Скоро сюда  пожалует  президент,
которого он превратит  в своего верного слугу, и  тогда Василий будет делать
все, что ему заблагорассудится.
     Итак,  он станет  хозяином  Америки. А что  потом?  Потом  можно  будет
заняться Россией. Он устроит грандиозную встречу на высшем уровне и добьется
полной лояльности российского руководства. А  дальше что?  Китай? А на черта
ему сдался Китай! Рабинович с ужасом  подумал, что идея мирового  господства
стала его утомлять.
     Василий Рабинович чувствовал себя так же, как, должно быть, чувствовали
себя римляне, покорив мир и  создав свою  империю. Нечто подобное испытывает
каждый человек, достигнув цели своей жизни.
     Все,  чего  бы  Василий  ни  пожелал,  тотчас  же  исполнялось.  Жизнь,
свободная  от борьбы  за существование, теряла  смысл. Он  понял, почему его
земляки никогда не покидали Дульска и уговаривали Василия остаться.
     "Ты будешь несчастлив, Василий, - говорили  они.  - Уехав отсюда, никто
из нас не может быть счастлив. Здесь мы трудимся. Мы вынуждены трудиться,  и
это  великое благо. Мы живем в ладу со всеми.  Зимы  у нас  суровые,  но тем
приятнее ожидание  весны. Как сказал святой старец,  без  зимы  и  весна  не
радость, а сплошное томление духа".
     Вспомнив эти  слова, Василий подумал, как важно, чтобы  женщина  иногда
говорила "нет" - тем  отраднее будет услышать от  нее "да". Как  важно иметь
возле себя настоящего друга, а не людей, ставших твоими приятелями поневоле.
Как  важно трудиться в  поте  лица,  чтобы потом  наслаждаться отдыхом. Даже
смерть, подумал он, необходима, чтобы ощутить всю прелесть жизни.
     Вот так, борясь с охватившей его  тоской,  Василий понял: чтобы сделать
свою  жизнь мало-мальски сносной, надо поставить  мир  на грань уничтожения.
Для  человека,   способного   загипнотизировать   кого  угодно,   это   было
единственной возможностью внести в свою жизнь хоть какое-то разнообразие.
     Поначалу  ему  хотелось  только одного - чтобы его оставили в покое. Но
это  было  давно,  когда он сбежал  из  России. Теперь ему требовался  некий
допинг,  и  таким  допингом  была атомная  война.  Ничто другое  не  поможет
справиться с прострацией.
     Он  вызвал  Смита.  Рабинович  был  высокого мнения  о  его  умственных
способностях, вернее, о  том,  что от них осталось. Смит тотчас же явился на
зов, аккуратно причесанный  и улыбающийся, как  когда-то в начальной школе в
Путни.
     Рабинович находил трогательным то, как этот гений, способный проникнуть
в  секреты  любой правительственной  организации, прилежно  поднимал  руку и
спрашивал его разрешения, прежде чем выйти в туалет.
     - Смит, я всерьез подумываю об атомной  войне. Что  ты скажешь по этому
поводу?
     - Она разрушит земной шар,  мисс Эшфорд. Вы действительно этого хотите,
мэм?
     - Нет.  Я  не хочу разрушать земной  шар.  Я всего лишь  хочу  вплотную
подойти к этому. Понимаешь?  Сколько  ракет потребуется, чтобы поставить мир
на грань ядерной катастрофы? Одна? Три? Пятнадцать? Десять ракет, нацеленных
на Москву? Сколько?
     - Можно ответить, мисс Эшфорд?
     - Давай.
     -  Я  думаю, три ракеты - оптимальный вариант. В крайнем  случае - две.
Одной  ракеты  будет  маловато,  хотя  люди,  не   разбирающиеся  в  ядерной
стратегии, могут сказать, что этого вполне достаточно.
     -   Да,  запуск  одной   ракеты   будет   воспринят   всего  лишь   как
предупреждение.
     - Нет,  предупреждение  -  это  две ракеты. Запуск  одной ракеты  будет
расценен как случайность.
     - Вот как? Я всегда полагал, что одна ракета - это уже предупреждение.
     - Нет, мисс Эшфорд. Чтобы нанести упреждающий удар, нужно запустить две
ракеты.  Одна  ракета - это случайность. В секретном соглашении, подписанном
много лет назад советским премьером и  американским  президентом, говорится,
что случайный запуск ядерной ракеты одной из сторон не должен восприниматься
как  повод  к полномасштабной  атомной войне.  Насколько я помню,  советский
лидер  заявил:  "Мы не  намерены  рисковать  коммунистической  партией из-за
гибели нескольких сотен тысяч людей".
     - А что ответил на это американский президент?
     -   Президент   ответил,   что  хотя  разрушение   пусть   даже  одного
американского  города будет колоссальным  ударом для  Америки, он, возможно,
сумеет  объяснить  охваченному  ужасом народу,  что это случилось по чистому
недоразумению.
     -  Интересно. А  я-то  считал,  что  их  можно припугнуть  всего  одной
ракетой,  -  сказал  Василий,   вспомнив   о  своих  похождениях   в  Омахе:
оказывается, для этого нужны, по крайней мере, две ракеты.
     - Если же, - продолжал Смит, - направить три ракеты на ядерные  объекты
противника, это будет уже не предупреждение, а война.
     -  А если запустить  их на  три небольших населенных пункта? -  спросил
Василий.
     - По моей оценке, это будет означать ядерный конфликт.
     - Я хотел бы использовать подводные лодки.
     - Среди ваших гостей, мисс Эшфорд, находится  адмирал, однако вы должны
иметь в виду, что  запустить американские ядерные ракеты  не  так-то просто.
Существует целая система ядерной защиты.
     - Так займись этим, Харолд.
     - Можно мне  сначала выйти в туалет?  - спросил Смит прежде чем бросить
всю мощь компьютеров КЮРЕ на разрушение американской системы ядерной защиты.
     Никогда еще электрическая сеть не работала с такой нагрузкой, как в тот
вечер.  Первым  делом   Смит  попытался  разобраться  в  системе   сигналов,
используемых Стратегическим авиационным командованием и ВМС США, и  выяснил,
что  существуют особые  коды  для  приведения  в  боевую  готовность ядерных
арсеналов.  Разумеется,  запуск  ракет  осуществляется  конкретными  людьми,
однако Харолд  Смит, мальчик не только прилежный, но и смышленый, догадался,
что эти конкретные люди подчиняются все тем же кодам.
     Всякий  раз,  когда  компьютер  Смита  натыкался  на  код,  его  работа
блокировалась.  Однако Смит с его рационалистическим умом понимал: для того,
чтобы решить  какую-то проблему, совсем необязательно разбивать стенку лбом.
Препятствия на то и существуют, чтобы их обходить. Когда на пути его поисков
возникало препятствие в  виде кода,  он ставил на его месте особый  значок и
шел дальше. Через двадцать пять минут на экране его компьютера высвечивалась
целая  гирлянда  таких  значков,  дающая  полное  представление  о том,  как
действует американская система ядерной защиты.
     Более того, Смиту  удалось определить,  что  существует не один,  а два
кода, необходимых для запуска ядерных  ракет.  Проследив  всю цепочку,  Смит
понял, что одна линия ведет к президенту, а другая - к военному руководству.
Это  означало,  что  решение о  нанесении  ядерного  удара  принимается  ими
совместно.
     Итак, сигнал к  запуску  ракет должен одновременно поступить от высшего
военного командования и от  президента. Единственное, что требовалось Смиту,
это найти оба кода. А  потом уже все пойдет  как по  маслу. Бах! - и  земной
шарик взлетит на воздух.
     Смит поспешил сообщить весть мисс Эшфорд.
     -  Харолд, - ответила она.  - Не  думай, что хвастаться своими успехами
дурно.  Наоборот, это одно из  лучших твоих качеств. Благодаря  ему теперь я
знаю,  что  к  чему.  Ты  замечательно  поработал.  Но  у  нас  нет  никакой
необходимости  ломать  голову  над этими  кодами.  В  зале на  первом  этаже
находится нужный нам адмирал, а президент будет здесь с минуты на минуту.
     Василий махнул рукой, давая сияющему Смиту понять, что он может идти, и
на прощание добавил:
     - Не  беспокойся,  я, конечно  же,  поставлю тебе пятерку. Даже пять  с
плюсом. Кстати, ты не можешь сделать так, чтобы одна из ракет  была нацелена
не  на Россию,  а,  скажем, на  Париж? Атомное  облако над  Эйфелевой башней
выглядело  бы весьма эффектно.  Только смотри, чтобы  Дульск  не  пострадал.
Запомни:  в радиусе ста километров от него не должно быть никаких взрывов! А
теперь пришли ко мне адмирала. Я хочу с ним немного потолковать.
     В  ходе беседы,  продолжавшейся ровно  пятьдесят  две секунды,  адмирал
сообщил Рабиновичу код,  которого никогда в жизни не открыл  бы даже родному
отцу.   Если  кто-то  и  узнал  бы  от  него  это   слово,   то  только  его
непосредственный подчиненный, да и то лишь в случае ядерной войны.
     Отослав адмирала к остальным гостям, Рабинович позвонил Смиту и сказал,
что все в порядке.
     -  Теперь осталось получить только  код  президента, - ответил  Смит по
телефону из своего кабинета, помещавшегося в квартире Рабиновича.
     Эта квартира занимала два  этажа здания на Пятой авеню,  расположенного
неподалеку  от клиники, в которой Василий  когда-то избавлял своих пациентов
от избыточного веса, пристрастия к курению и сексуальных проблем.
     - Это дело нескольких минут, - успокоил его Василий.
     - Простите, мисс Эшфорд, можно мне отлучиться в туалет?
     - Ты только что туда ходил, - суровым тоном напомнил ему Василий.
     Если он самый могущественный  человек  в мире,  то из  этого  вовсе  не
следует, что он  должен быть добреньким. Старикан совсем распоясался! Впредь
он будет выпускать его в туалет один раз в день - и точка!
     Рабинович подошел к окну. Снизу доносился грохот музыки.  Вечер выдался
куда как шумный, но соседи не такие важные шишки, чтобы жаловаться на  него.
Он посмотрел на раскинувшийся внизу Центральный парк. Вполне возможно, что к
утру все  здесь  будет  погребено под  толстым  слоем  радиоактивного пепла.
Опасность приятно щекотала ему нервы, наполняла жизнь новыми красками.
     К дому в  сопровождении кортежа мотоциклистов  подъехал  длинный черный
лимузин.  В  нем  сидел  президент  Соединенных  Штатов.  Интересно, подумал
Рабинович,  если  плюнуть  из  окна,  попадет ли  его  плевок в  президента?
Впрочем,  он тут же отказался  от этой затеи: президентская охрана наверняка
поднимет панику. Внизу было полно агентов Секретной службы, но Василий знал,
что они не смогут защитить президента от него.
     Сквозь ряды агентов и телохранителей  с изяществом балетного танцовщика
пробирался какой-то  человек. Никто не мог его  остановить. Он  добрался  до
президента  и  указал  пальцем  на  освещенные  окна  квартиры   Рабиновича.
Президент посмотрел вверх. Разговаривавший с ним человек тоже, и тут Василий
узнал  его. Это  был Римо, первый  и единственный друг  Василия  в  Америке,
спасший его от русских диверсантов.
     Президент  кивнул  и,  подталкивая  свою  прелестную  жену, вернулся  к
лимузину, который  тут  же  умчался прочь  вместе с кортежем  мотоциклистов,
оглашая улицу воем сирен и увозя с собой код.
     - Чиун, Чиун! - заорал Василий. - Скорее сюда!
     Чиун явился  с такой быстротой, словно только и ждал, когда Василий его
позовет.
     - Немедленно  верни  президента и доставь его ко мне Он  мне  нужен сию
минуту!
     -  Неужели наконец  мы  освободим президентское  кресло  для  Смита,  о
Великий Ван?!
     - Доставь сюда президента, тебе говорят. А если увидишь Римо, убей его!
Его необходимо  убрать,  и сделать это должен ты. Он  встал у меня  на пути.
Слишком далеко зашел он в своей дружбе.
     Тут  случилось нечто невообразимое. Старый кореец затрясся, из горла  у
него  вырвалось сдавленное "нет!", но  рассудок  повелевал  ему  подчиниться
приказу. В нем происходила такая внутренняя борьба, что с потолка посыпалась
штукатурка.
     - Ну ладно, ладно, хватит уже устраивать сцены, -  одернул его Василий.
-  Положим, это совсем не  Римо, а твой заклятый враг. Это тебя  устраивает?
Или я снова должен вправлять тебе мозги, как в Сорнике? Ну все, спокойно.  Я
- добрый старина  Ван. Парень, который как две капли воды похож  на Римо, на
самом деле твой злейший враг. Ты должен его убить. Иначе он убьет тебя.
     С души Чиуна словно камень свалился. Он не понимал, что именно принесло
ему такое облегчение, но жизнь снова стала прекрасна. Ужасного противоречия,
из-за  которого  сердце  его только  что  разрывалось  на  части, больше  не
существовало.
     - Приведи  своего  заклятого  врага  сюда.  Я  хочу посмотреть  на  ваш
поединок. Он должен был  состояться еще в Сорнике, если бы этот тип не удрал
оттуда. Но  имей  в  виду, это должен  быть настоящий поединок. Ты  способен
доставить мне такое удовольствие?
     -  Великий  Ван,  это  будет  поединок во  славу  вашего имени  и  Дома
Синанджу. Это будет...
     - Ну ладно,  ладно, - оборвал Чиуна Василий Рабинович в образе Великого
Вана. - Поединок устроишь после того, как доставишь сюда президента.
     Однако все случилось намного  раньше, чем планировал Рабинович.  Выходя
из лифта, Чиун лицом к лицу столкнулся со своим заклятым врагом.
     У него было лицо Римо. Он говорил, как Римо, и это делало его еще более
опасным.  Изо  рта   у  Чиуна  вырвалось  зловещее  шипение.  Все  его  тело
напряглось, готовясь к  смертельной схватке. Собрав в кулак всю свою энергию
и  сосредоточившись,  он  описал руками широкую дугу,  вызывая противника на
бой.
     Анна Чутесова  вскрикнула  и прижалась спиной к  стене кабины. Лампочки
мигнули и погасли от колоссальной энергии, исходящей от Мастера Синанджу.
     - Папочка, не надо сражаться  со мной. Это я, Римо, - сказал Римо, хотя
и не знал наверняка, кто перед ним: Чиун или Василий Рабинович.
     И то, и другое было одинаково возможно, Римо был готов к этому и не раз
прокручивал в мыслях, как против своей воли вступит в единоборство с Чиуном.
Другого  выхода  у  него не было.  Но  он  почувствовал,  что не может  себя
переломить, не может поднять руку на своего учителя.
     Чиун  выбросил  вперед руку,  готовясь нанести Римо  тот  самый удар, в
чистоте которого никто не мог с ним сравниться. Римо  знал силу этого удара,
который папочка отрабатывал с ним долгие годы. В ходе тренировок ему ни разу
не удалось отразить этот удар; в последнюю минуту Чиун сам останавливал свою
руку.  Но  на сей раз он не собирался останавливаться до  тех  пор,  пока не
сокрушит противника, призвав на помощь все  свое  мастерство, оттачивавшееся
на протяжении многих десятилетий.
     Римо  сосредоточился  и  приготовился  к  обороне.  Каждый  мускул  его
натренированного тела помнил уроки Чиуна. И когда Чиун обрушил на него  свой
удар, Римо сумел отразить его с  таким проворством и силой, которых прежде в
себе не подозревал.
     Римо одолел Чиуна!  Впервые в жизни он превзошел своего учителя. Нанося
ему  ответный  удар, призванный обезопасить  Чиуна,  но  ни в коем случае не
повредить ему. Римо понял, почему  это произошло. Он вспомнил слова Великого
Вана: "Сейчас ты находишься на вершине своего мастерства".
     Когда-то  Ван сказал то же самое Чиуну. Но таков  уж закон природы, что
за вершиной следует спад. Все эти  годы силы Чиуна  постепенно убывали, Римо
же день ото дня наращивал свою мощь, пока не превзошел учителя.
     Со  смешанным  чувством  печали и облегчения Римо перенес  поверженного
Чиуна в дальний угол кабины.
     Лампочки загорелись снова.
     - Что произошло? - спросила Анна. - Почему Чиун лежит на полу?
     - Это был величайший поединок в моей жизни, - проговорил Римо.
     - Но он продолжался всего лишь мгновение!
     - А  ты  хотела, чтобы  мы надели боксерские перчатки и  дубасили  друг
друга пятнадцать раундов?
     - Я бы хотела хоть что-нибудь увидеть.
     -  Даже если  бы свет  не погас,  ты  все  равно не  смогла  бы  ничего
разглядеть. Обычному человеческому глазу не угнаться за нашими движениями.
     - Это - настоящий Чиун,  -  констатировала  Анна. - К сожалению, где-то
здесь тебя  подстерегает  еще  один  Чиун,  под  маской  которого скрывается
Василий Рабинович. Удачи тебе, Римо.
     - Спасибо. Когда Чиун очнется, не говори ему, что он проиграл поединок,
ладно?
     - Но он и так все вспомнит.
     - Не  знаю уж, что он вспомнит,  - сказал Римо и поднялся на этаж,  где
званый вечер был в самом разгаре.
     Пробираясь в толпе гостей, он попытался выяснить, где находится Василий
Рабинович.  Все знали это имя. Да и как не знать такую знаменитость! Зал был
набит  людьми,  преисполненными  ощущения  собственной  значимости,  которое
только усиливалось от их общения между собой.
     Здесь были  банкиры, издатели и владельцы телевизионных компаний. Здесь
были известные хирурги и ученые, промышленные магнаты и политики. Здесь были
министры и советники президента.  Здесь собралась вся американская элита, но
эти  люди нисколько  не интересовали Римо. Единственный человек, которым  он
по-настоящему дорожил, лежал без сознания в лифте. Еще один человек, который
был ему  небезразличен, фактически  превратился в зомби. Не  исключено,  что
такая же участь ожидала и самого Римо.
     Все вокруг знали Василия, но никто не знал, где он находится.
     Популярная ведущая одной из телевизионных программ решила пококетничать
с Римо, но он послал ее к черту.