вы, наверное, имеете в виду доктора Бенгази.
  - Нет, я не имею в виду никакого доктора. Женщина в приемной,  которая
не умеет читать.
  - Высокая женщина?
  Римо кивнул.
  - Густые курчавые волосы?- Шокли округлил руки над головой.
  Римо кивнул.
  Шокли кивнул в ответ.
  - Конечно, Доктор Бенгази. Наш директор.
  - Храни нас Боже!
  Долгие несколько секунд Римо и Шокли молча смотрели друг на друга. На-
конец Римо сказал:
  - Раз никто не хочет научить этих ребят читать и писать, то почему  бы
их не научить каким-нибудь ремеслам? Пусть станут сантехниками, или пло-
тниками, или шоферами грузовиков, или еще кем-то.
  - Как быстро вы решили обречь этих детей на прозябание в мусорной  ку-
че! Почему они не должны получить свою долю всех богатств Америки?
  - Тогда почему, черт побери, вы не готовите их к этому?-  спросил  Ри-
мо.- Научите их читать, ради Христа! Вы когда-нибудь  оставляли  ребенка
на второй год?
  - Оставить на второй год? Что это означает?
  - Ну, не перевести его в следующий класс, потому что он плохо учится.
  - Мы полностью избавились от этих рудиментов расизма в процессе обуче-
ния. Тесты, интеллектуальные коэффициенты, экзамены, табели, переводы из
класса в класс. Каждый ребенок учится в своей группе, где  он  чувствует
себя в родном коллективе и где ему прививается вкус к общению ради  пос-
тижения высшего смысла его собственного предначертания и в  соответствии
с опытом его народа.
  - Но они не умеют читать,- напомнил Римо.
  - По-моему, вы несколько преувеличиваете значение этого факта,- сказал
Шокли с самодовольной улыбкой человека, пытающегося произвести впечатле-
ние на пьяного незнакомца, сидящего рядом за стойкой бара.
  - Я только что видел парня, который в  начале  года  выступал  с  при-
ветственной речью. Он не умеет даже раскрашивать.
  - Шабазз - очень способный мальчик. У него врожденная нацеленность  на
успех.
  - Он вооруженный грабитель!
  - Человеку свойственно ошибаться. Богу свойственно  прощать,-  заметил
Шокли.
  - Так почему бы вам его не простить и не изменить дату выпуска?- спро-
сил Римо.
  - Не могу. Я на днях уже перенес дату выпуска, и теперь никакие  изме-
нения недопустимы.
  - А почему вы перенесли дату?
  - Иначе некому было бы выступить с прощальной речью.
  - Так, а этого парня за что сажают?- поинтересовался Римо.
  - Это не парень, а девушка, мистер Сахиб. Нет-нет, ее не отправляют  в
тюрьму. Напротив, ей предстоит испытать великое счастье материнства.
  - И вы перенесли дату выпуска, чтобы она но разродилась прямо на  сце-
не?
  - Как грубо!- сказал Шокли.
  - А вам никогда не приходило в голову, мистер Шокли...
  - Доктор Шокли. Доктор.
  - Так вот, доктор Шокли, вам никогда не приходило в голову, что именно
ваши действия довели вас до этого?
  - До чего?
  - До того, что вы сидите, забаррикадировавшись в своем кабинете за ме-
таллической решеткой, с пистолетом в руках. Вам никогда не  приходило  в
голову, что если бы вы обращались с этими детьми, как с людьми, имеющими
свои права и обязанности, то они бы и вели себя, как люди?
  - И вы полагаете, что лучшее средство - это  "оставить  их  на  второй
год", как вы изволили выразиться?
  - Для начала - да. Может быть, если остальные увидят, что  надо  рабо-
тать, они начнут работать. Потребуйте от них хоть чего-нибудь.
  - Оставив их на второй год? Хорошо, попробуем  себе  это  представить.
Каждый год, в сентябре, мы набираем в первый класс сто детей. Теперь до-
пустим, я должен оставить на второй год их всех, потому что  они  учатся
неудовлетворительно и показали плохие  результаты  на  каком-нибудь  там
экзамене...
  - Например, по умению пользоваться туалетом,- прервал его Римо.
  - Если бы я оставил на второй год все сто человек, тогда  в  следующем
сентябре у меня было бы двести человек в первом классе, а  на  следующий
год - триста. Это никогда бы не кончилось, и спустя несколько лет у меня
была бы школа, в которой все дети учатся в первом классе.
  Римо покачал головой.
  - Вы исходите из того, что все они останутся на второй год. Вы на  са-
мом деле не верите, что этих детей можно научить читать и писать, не так
ли?
  - Они могут постичь красоту черной культуры, они могут узнать все  бо-
гатство своего бытия в Америке, они могут узнать, как они сумели  проти-
востоять деградации и   вырваться   из   белого   рабства,   они   могут
научиться...
  - Вы не верите, что их можно чему бы то ни было научить,- повторил Ри-
мо и встал.- Шокли, вы расист, вы знаете это? Вы  самый  убежденный  ра-
сист, какого мне когда-либо доводилось встречать. Вас устраивает все что
угодно, любая чушь, которую несут эти дети, поскольку вы уверены, что на
лучшее они не способны.
  - Я? Расист?- Шокли рассмеялся и показал на  стену.-  Вот  награда  за
претворение в жизнь идеалов братства, равенства,  за  пропаганду  совер-
шенства черной расы, врученная мне от  благодарного  сообщества  Советом
чернокожих священников. Так что не надо о расизме.
  - Что говорит компьютер, где сейчас Тайрон?
  Шокли посмотрел на экран, потом нажал еще какую-то клавишу.
  - Комната сто двадцать семь. Класс новейших методов общения.
  - Хорошо,- сказал Римо.- Пойду на звуки хрюканья.
  - Мне кажется, вы не вполне понимаете цели современной системы образо-
вания, мистер Сахиб.
  - Давайте лучше кончим разговор, приятель,- сказал Римо.
  - Но вы...
  И вдруг Римо прорвало. Эта мучительная беседа с Шокли, глупость  чело-
века, во власть которому отданы сотни молодых  жизней,  явное  лицемерие
человека, который считал, что  раз  дети  живут  в  сточной  канаве,  то
единственное, что надо сделать,- это освятить канаву благочестивыми  ре-
чами,- все это переполнило Римо, как чересчур  сытная  пища,  и  он  по-
чувствовал, как желчь подступает к горлу. Во второй раз  меньше  чем  за
двадцать четыре часа он потерял контроль над собой.
  Прежде чем Шокли успел среагировать, Римо выбросил вперед руку и прор-
вал дыру шириной в фут в стальной сетке. Шокли лихорадочно пытался нащу-
пать свой "Магнум-357", но его на месте не оказалось.  Он  был  в  руках
этого сумасшедшего белого, и Шокли с ужасом увидел, как  Римо  переломил
пистолет пополам, посмотрел на ставшие бесполезными обломки и швырнул их
на стол перед Шокли.
  - Получай,- сказал он.
  Лицо Шокли исказила гримаса страдания, словно кто-то  впрыснул  ему  в
ноздри нашатырный спирт.
  - Зачем вы так?
  - Вставьте этот эпизод в свою новую книгу об этнических корнях  белого
расизма в Америке,- посоветовал Римо.- Это название книги. Дарю.
  Шокли взял в руки обе половинки пистолета и тупо уставился на них. Ри-
мо показалось, что он сейчас заплачет.
  - Не надо было так делать,- произнес Шокли, мгновенно потеряв аристок-
ратический выговор, и перевел злобный взгляд на Римо.
  Римо пожал плечами.
  - Чего мне теперь делать?- возопил Шокли.
  - Напишите еще одну книгу. Назовите ее "Разгул расизма".
  - У меня родительское собрание сегодня днем, а что я теперь без  "пуш-
ки"?
  - Перестаньте прятаться за этой перегородкой, как полено в камине, вы-
йдите и поговорите с родителями. Может быть, они скажут вам, что они хо-
тели бы, чтобы их дети научились читать и писать. Пока!
  Римо направился к двери, но, услышав бормотание Шокли, остановился.
  - Они меня прикончат. Прикончат. О, Господи, они меня кокнут, а я  без
"пушки".
  - Да, плохи твои дела, дорогой,- сказал Римо на прощанье.
  Когда Римо разыскал Тайрона Уокера, он не сразу понял, попал ли  он  в
комнату номер сто двадцать семь или на празднование шестой годовщины во-
ссоединения Семейства Мэнсона. Так называла  себя  банда  последователей
Чарльза Мэнсона. Под его руководством банда совершила ряд убийств,  пот-
рясших весь мир жестокостью и абсолютной бессмысленностью.
  В классе было двадцать семь черных подростков - предельное число,  ус-
тановленное законодательством штата, потому что большее  число  учеников
неблагоприятно сказалось бы на результатах обучения.  Полдюжины  из  них
сгрудились у подоконника в дальнем углу класса и передавали из рук в ру-
ки самодельную сигаретку. В комнате витал сильный горьковатый запах  ма-
рихуаны. Трое подростков забавлялись тем, что метали нож в портрет  Мар-
тина Лютера Кинга, прикрепленный клейкой лентой к  отделанной  под  орех
стене класса. Большинство учеников развалилось за столами и  на  столах,
закинув ноги на соседние парты. Транзистор на предельной громкости выда-
вал четыре самых популярных шлягера недели: "Любовь - это камень",  "Ка-
мень любви", "Любовь меня обратила в камень" и "Не обращай в камень  мою
любовь". Шум а классе стоял такой, словно полдюжины симфонических оркес-
тров настраивали свои инструменты одновременно. В тесном автобусе.
  У стены стояли три сильно беременные девицы. Они болтали,  хихикали  и
распивали пинту муската прямо из бутылки. Римо поискал глазами Тайрона и
нашел - парень сладко спал, распластавшись на двух столах.
  Появление Римо вызвало несколько любопытных взглядов, но школьники  не
сочли его достойным особого внимания и с презрением отвернулись.
  Во главе класса, за столом, склонявшись над кипой бумаг, восседала же-
нщина с отливающими стальным блеском волосами, мужскими часами на запяс-
тье и в строгом черном платье. К учительскому столу была прикручена таб-
личка: "Мисс Фельдман".
  Учительница не взглянула на Римо, и он встал рядом со столом, наблюдая
за ее действиями.
  Перед ней лежала стопка линованных листков бумаги. Наверху  на  каждом
листе имелся штамп с именем ученика. Большинство из листков, которые она
просматривала, были девственно-чистыми, если  не  считать  имени  вверху
страницы. На таких листах, в правом верхнем углу, мисс Фельдман аккурат-
но выводила оценку "4".
  На отдельных листках были карандашом нацарапаны какие-то каракули.  На
этих мисс Фельдман ставила оценку "5", трижды подчеркивала ее для  пущей
выразительности, а вдобавок старательно приклеивала золотую звезду ввер-
ху страницы.
  Она просмотрела с дюжину листов, прежде чем осознала, что кто-то стоит
возле ее стола. Она вздрогнула, но, увидев Римо,  вздохнула  с  облегче-
нием.
  - Что вы делаете?- спросил он.
  Она улыбнулась, но ничего не ответила.
  - Что вы делаете?- повторил Римо.
  Мисс Фельдман продолжала улыбаться. Ничего  странного,  подумал  Римо.
Видимо, учительница с придурью. Может, даже повреждена в уме.  Потом  он
понял, в чем причина. В ушах мисс Фельдман торчали затычки из ваты.
  Римо наклонился и вытащил их. Она поморщилась, когда вой и рев  класса
ударили по ее барабанным перепонкам.
  - Я спросил, что вы делаете?
  - Проверяю контрольную работу.
  - Чистый лист - четверка, каракули - пятерка?!
  - Надо поощрять усердие,- пояснила мисс Фельдман.  Ей  пришлось  приг-
нуться - мимо ее головы просвистела книга, брошенная из  дальнего  конца
класса.
  - А что за контрольная?- полюбопытствовал Римо.
  - Основы языкового искусства,- ответила мисс Фельдман.
  - Что это означает?
  - Алфавит.
  - Итак, вы проверили, как они знают алфавит. И большинство из них сда-
ли чистые листы. И получили четыре балла.
  Мисс Фельдман улыбнулась. Она посмотрела назад  через  плечо,  как  бы
опасаясь, что кто-нибудь протиснется в пространство шириной в три  дюйма
между ее спиной и стеной.
  - И сколько лет вы этим занимаетесь?- спросил Римо.
  - Я работаю учителем тридцать лет.
  - Вы никогда не были учителем,- сказал Римо.
  Учитель! Учителем была сестра Мария-Маргарита, знавшая, что  дорога  в
ад вымощена добрыми намерениями, но дорога в рай - добрыми делами, тяже-
лым трудом, дисциплиной и требованием полной отдачи от каждого  ученика.
Она работала в сиротском приюте в Ньюарке, где вырос Римо, и каждый раз,
когда он вспоминал о ней, он почти физически  ощущал  боль  в  костяшках
пальцев от ударов ее линейки, которыми она награждала его, когда  счита-
ла, что он проявляет недостаточно усердия.
  - И сколько вы тут получаете?- спросил Римо.
  - Двадцать одну тысячу  триста  двенадцать  долларов,-  ответила  мисс
Фельдман.
  Сестре Марии-Маргарите за всю ее жизнь не довелось увидеть сто  долла-
ров сразу.
  - Почему бы вам не попытаться чему-нибудь научить этих детей?- спросил
Римо.
  - Вы из местного совета по школьному образованию?- с подозрением спро-
сила мисс Фельдман.
  - Нет.
  - Из городского совета?
  - Нет.
  - Из налогового управления?
  - Нет.
  - Из службы суперинтенданта штата?
  - Нет.
  - Из федерального министерства образования?
  - Нет. Я ниоткуда. Я сам по себе. И я не понимаю, почему вы ничему  не
учите этих детей.
  - Сам по себе?
  - Да.
  - Так вот, мистер Сам-По-Себе. Я работаю в этой школе  восемь  лет.  В
первую неделю моего пребывания здесь меня пытались изнасиловать три  ра-
за. За первую контрольную я поставила неудовлетворительные  оценки  двум
третям класса, и у моего  автомобиля  прокололи  шины.  За  вторую  кон-
трольную я поставила шесть "неудов", и мою машину сожгли. Следующая кон-
трольная, новые "двойки", и, пока я спала, моей собаке перерезали  горло
прямо в квартире. Потом родители выставили  пикеты  у  школы,  протестуя
против моего расистского, жестокого обращения с черными детьми.
  Совет по школьному образованию, этот образчик честности и неподкупнос-
ти, отстранил меня от работы на три месяца. Когда я снова  приступила  к
работе, я принесла с собой целый мешок золотых звезд. С тех пор  у  меня
не было проблем, а в будущем году я ухожу на пенсию. Что еще мне остава-
лось делать, как вы полагаете?
  - Вы могли бы учить их,- сказал Римо.
  - Основное различие между попытками обучить чему-нибудь этот  класс  и
карьер по добыче щебня заключается в том, что карьер вас не изнасилует,-
сказала мисс Фельдман.- Камни не таскают в карманах ножи.
  Она вернулась к своим бумагам. На одном из листков были аккуратно  вы-
писаны пять рядов - по пять букв в каждом. Мисс Фельдман поставила  выс-
шую оценку - пять с плюсом - и приклеила четыре золотые звезды.
  - Это она будет выступать с прощальной речью?- догадался Римо.
  - Да. Она всегда забывает о букве "W".
  - А если бы вы попытались их чему-нибудь научить, они  бы  научились?-
спросил Римо.
  - Только не в том возрасте, когда они попадают ко мне,- ответила  мисс
Фельдман.- Это - старший класс. Если они неграмотны, когда попадают  сю-
да, то так и останутся неграмотными. Хотя в младших классах их можно бы-
ло бы чему-то научить. Если бы все  просто  поняли,  что  неудовлетвори-
тельная оценка вовсе не означает, что вы расист, желающий вернуть черных
в рабство. Но это надо делать в младших классах.
  Римо заметил, что в уголке левого глаза мисс Фельдман блеснула слезин-
ка.
  - И этого не делают,- сказал он.
  - Не делают. И вот я сижу здесь и раздаю золотые звезды за работы, ко-
торые двадцать лет назад служили бы основанием для исключения ученика  -
неважно, черного или белого. До чего мы докатились!
  - Я друг Тайрона. Как он?
  - По сравнению с кем?
  - С остальными.
  - Если ему повезет, он попадет в тюрьму раньше, чем ему исполнится во-
семнадцать. В этом случае голодная смерть ему не грозит.
  - Если бы в вашей власти было решать, оставили бы вы его в живых?  Ос-
тавили бы вы хоть кого-нибудь из них в живых?
  - Я бы убила всех старше шести лет. И начала бы все заново с  малышами
и заставила бы их работать. Заставила бы их учиться. Заставила бы их ду-
мать.
  - Вы говорите, почти как учительница.
  Мисс Фельдман грустно посмотрела на него.
  - Почти,- согласилась она.
  Римо отошел от нее и хлопнул Тайрона по плечу  Парень  пробудился  ото
сна, вздрогнув так, что едва не опрокинул столы.
  - Пошли, дурачина,- сказал Римо.- Пора домой.
  - Звонок звонить?- спросил Тайрон.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  Столь редкое событие, как визит Тайрона Уокера в школу, не прошло мимо
внимания некоего Джеми Рикется, он же - Али Мухаммед, он же -  Ибн-Фару-
ди, он же Ага Акбар, он же - Джимми-Бритва.
  Джеми перекинулся парой фраз с Тайроном,  затем  покинул  школу  имени
Малькольма, Кинга и Лумумбы, угнал первую попавшуюся ему незапертую  ма-
шину, проехал двенадцать кварталов и оказался на Уолтон-авеню.
  В бильярдном зале он отыскал вице-канцлера Саксонских Лордов и сообщил
ему о том, что Тайрон, по его собственным словам, провел  ночь  в  отеле
"Плаза" на Манхэттене. Вице-канцлер Саксонских Лордов направился  в  бар
на углу и передал эту информацию заместителю помощника  регента  Саксон-
ских Лордов, а тот в свою очередь заместителю министра войны.  Вообще-то
у Саксонских Лордов имелся только министр войны, без заместителя. Но ти-
тул "заместитель министра войны", по единодушному решению, звучал  длин-
нее и внушительнее, чем просто "министр войны".
  Заместитель министра войны передал сообщение помощнику  канцлера  Сак-
сонских Лордов, которого он нашел спящим в выгоревшем  здании  прачечной
самообслуживания.
  Двадцать пять минут спустя помощник канцлера отыскал Пожизненного  Ру-
ководителя Саксонских Лордов, который спал на голом матрасе в  пустующем
доме.
  Пожизненный Руководитель, вступивший в должность меньше двенадцати ча-
сов назад, сразу после неожиданной кончины на школьном дворе предыдущего
Пожизненного Руководителя, знал, что делать. Он встал с матраса,  стрях-
нул с одежды все, что по ней ползало, и вышел на улицу На  Уолтон-авеню,
он добыл десять центов у первого встречного - пожилого  негра,  тридцать
семь лет прослужившего ночным сторожем и в данный момент возвращавшегося
домой с работы.
  Монетка была нужна Пожизненному Руководителю для того, чтобы позвонить
в Гарлем.
  - Да пребудет с вами милость Господня,- ответила трубка.
  - Ага,- согласился Пожизненный Руководитель.- Я узнал где.
  - А!- обрадовался преподобный Джосайя Уодсон.- И где?
  - В отеле "Плаза", в центре.
  - Отлично,- сказал Уодсон.- Ты знаешь, что делать.
  - Знаю.
  - Хорошо. Возьми с собой лучших людей.
  - Все мои люди - лучшие люди. Нет только Бо-Бо Пикенса. Он все  еще  в
Ньюарке.
  - Не перепутай ничего,- напутствовал его Уодсон.
  - Не-а. Не перепутаю.
  Пожизненный Руководитель Саксонских Лордов повесил трубку телефона-ав-
томата в маленькой кондитерской. А потом - поскольку был Пожизненным Ру-
ководителем, а руководители должны показывать свою власть - вырвал труб-
ку вместе со шнуром из корпуса телефона.
  Посмеиваясь, он вышел из лавки и направился собирать команду из  своих
самых-самых лучших людей.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  - Мы куда?- спросил Тайрон.
  - Назад в гостиницу.
  - Чо-ррт! Чего ты меня не отпустишь?
  - Я решаю, убить тебя или нет.
  - Это нечестно. Я тебе ничего не делать.
  - Тайрон, само твое существование на этой земле меня оскорбляет. А те-
перь заткнись. Я хочу кое-что обдумать.
  - Черт, это глупо.
  - Что глупо?
  - Хотеть думать. Никто не хочет. Просто думают - и все. Сами собой.
  - Закройся, пока я тебя не закрыл.
  Тайрон закрылся и забился подальше в угол заднего сиденья такси.
  В то время, когда такси направлялось в сторону Манхэттена, четверо че-
рнокожих молодых людей шли по коридору шестнадцатого этажа  отеля  "Пла-
за", к номеру, где, как сообщил им брат по крови -  мальчик-рассыльный,-
остановились белый и старик-азиат.
  Тайрон сидел спокойно целую минуту, потом не выдержал.
  - Мне там не нравится,- сообщил он.
  - Почему?
  - Кровать, она жесткая.
  - Какая кровать?
  - Большая белая кровать без матраса. Жесткая, и спина болит, и вообще.
  - Кровать?- удивился Римо.
  - Ага. Ой, черт.
  - Большая жесткая белая кровать?
  - Ага.
  - Большая жесткая белая кровать, которая загибается вверх  по  краям?-
уточнил Римо.
  - Ага. Она.
  - Это ванна, губошлеп. Закройся.
  В то время как Римо и Тайрон обсуждали новейшие достижения  в  области
оборудования ванных помещений, Пожизненный Руководитель Саксонских  Лор-
дов взялся за ручку двери номера 1621 в "Плазе", легонько повернул ее  и
обнаружил, что дверь не заперта. Торжествуя, он улыбнулся