ьсот, -  сказал он, - очищенный на 98 %  героин.
Знаешь, сколько это стоит? - спросил он.
     - Лучше, чем ты, - ответила она. - На  улице пятьдесят миллионов. Но мы
- оптовики и получим лишь пятую часть. Десять миллионов.
     - Но каждую неделю, - сказал Горовиц. - Десять миллионов каждую неделю.
А мы можем продолжать вечно.
     -  Только будь начеку. Мне пришлось здорово похлопотать, чтобы наладить
все  это.  -  Она  закурила.  -  Я  сообщила  на  места,  что  героин  будет
поставляться по тем  же ценам, того же качества и на тех же условиях. Теперь
я могу гарантировать и доставку.
     - Как? Ведь с нас не спускают глаз.
     - Будем вывозить героин вместе с морковью.
     - С морковью?
     - Да. В грузовиках для перевозки овощей. Не волнуйся, все  будет о'кей.
Надо как можно  скорее  вывезти отсюда  героин,  потом  подожжем это здание,
сравняем с землей, а сами переберемся в какой-нибудь цивилизованный уголок.
     - Вдвоем, - сказал Горовиц.
     - Что? Конечно, вдвоем, Майрон, - ответила она, - Готовь героин и фасуй
его. Я свяжусь с тобой насчет отправки.
     Она загасила сигарету и встала.
     - Синтия?
     - Что?
     - А как насчет сегодня? Ну, пожалуйста!
     - Я уже сказала. Я не в настроении.
     -  Готов  поспорить,  что  ты  наверняка  бываешь  в настроении,  когда
встречаешься с этой волосатой обезьяной, с которой я тебя видел.
     - Нет.  Ничего похожего. К тому  же он мертв. - И  она подумала о Римо,
который теперь тоже  был  мертв, улыбнулась Майрону  и  сказала:  -  Прости,
Майрон. Мне, правда, не до того.
     И быстро ушла. Майрон  смотрел ей вслед,  потом предупредил охрану, что
он  открывает дверь. Держа  в руках трубку,  он  открыл средний  ящик стола,
достал  оттуда  маленький  пузырек  с  наклейкой  "аспирин"  и положил  одну
таблетку в рот. Успокаивает нервы куда лучше, чем настоящий аспирин.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

     Первое заявление поступило из Великобритании. Неофициальное, так что  в
случае необходимости его получение можно было отрицать, но недвусмысленное.
     Правительство   Ее    Величества   расценило   неэффективные   действия
Соединенных  Штатов, касающиеся крупной партии героина, как  непростительную
ошибку. А поскольку торговля наркотиками в  Великобритании во многом зависит
от доступности наркотиков на американском рынке, правительство Ее Величества
сочло необходимым защитить свои кровные интересы.
     И вот на Чаринг-Мьюз мужчина с жесткими  чертами лица, похожий на Хоуги
Кармайкла,  положил   на  заднее   сидение  своего  перегруженного  "бентли"
"самостреляющий" портфель и направился в лондонский аэропорт, спеша  на рейс
самолета британской авиакомпании "Би-Оу-Эй-Си" в Нью-Йорк.
     На Елисейских полях целиком и полностью разделяли чувства правительства
Ее Величества. В  конце концов, разве  Франция не предлагала  положить конец
переправке героина  и разве  Белый  Дом не воспрепятствовал  этому? И  разве
беспомощность американцев не угрожает теперь  давним  дружеским отношениям и
сотрудничеству между странами в области борьбы с преступностью?
     Поэтому правительство  Франции отныне считает себя вправе предпринимать
любые шаги, которые сочтет необходимым, чтобы положить конец этой операции с
героином,  и  тем самым  подтвердить в  глазах международной  общественности
репутацию Франции как борца с наркотиками.
     В  Японии тоже  слышали о неприятностях  с большой партией наркотиков и
присоединились к всеобщей панике по  поводу того,  что на черные рынки всего
мира вскоре  беспрепятственно хлынет поток героина.  Из Токио тоже поступило
заявление, естественно неофициальное, относительно того, что "Япония считает
себя вправе предпринимать шаги, которые сочтет необходимыми".
     Доктор  Харолд  В. Смит, руководитель КЮРЕ, читал  сообщения  об этом у
себя в кабинете в санатории Фолкрофт.
     Такие  заявления  предполагали  использование  людских  ресурсов.   Эти
правительства пошлют в Соединенные Штаты своих самых опытных, вооруженных до
зубов оперативников, которые попытаются выследить  героиновую банду. Что они
сумеют  сделать такого, что не удалось  Римо Уильямсу? Только будут путаться
под ногами у Римо.
     Смит снова  просмотрел  донесения. Он  может  известить президента, что
отстраняет Римо от этой операции. Он имеет все основания так поступить.
     Тут  Смит,  сжав губы,  вспомнил фотографии  и  донесения,  которые  он
показывал Римо:  муки и смерть, о которых говорится сухим языком статистики,
дети,  ставшие  жертвой  наркотиков,   сломанные   судьбы,  погибшие   люди,
украденные  и  пропавшие миллионы. Он подумал о своей дочери, которая сейчас
мучительно борется с пагубным пристрастием на ферме в Вермонте, и убрал руку
от телефонного аппарата прямой связи с Белым Домом.
     У  Америки  осталась  одна  надежда.  Только  Римо  Уильямс,  Дестроер,
способен распутать это дело.
     И  мечтая  сохранить добрые  международные  отношения,  Смит взмолился,
чтобы никто из агентов дружественных стран не встал у Римо на пути.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

     Дон Доминик  Верильо  нашел  вечное успокоение среди  зеленеющих холмов
кладбища в пятнадцати  милях от города, где еще можно было дышать и где пели
птицы.
     Эскорт из полицейских  мотоциклов  и  почетного  караула  ехал  впереди
похоронной процессии, затем катафалк и машина с цветами. Покойного провожали
сто человек в лимузинах, затем они постояли у могилы ранним росистым утром -
так были отданы последние земные почести дону Верильо.
     Потом все разошлись, и каждый поехал своей дорогой.
     Вилли-Сантехнику Палумбо было велено проводить домой жену мэра,  миссис
Хансен. Она рыдала, не переставая.
     Синтия Хансен поехала вместе с мэром Хансеном в мэрию. Проводив мэра до
дверей его кабинета, она отправилась в свой.
     Крэг Хансен  снял котелок,  который он терпеть не мог,  так как он  его
старил, и, открыв массивные деревянные двери, вошел в кабинет.
     В его кресле, задрав  ноги  на стол, сидел  человек и читал  спортивные
новости в "Дейли ньюс".
     Человек опустил газету и посмотрел на вошедшего мэра.
     - Здравствуйте, Хансен, - сказал он. - Я ждал вас.
     Прошлым вечером  Хансен видел его в "Погребальном зале". Этот писатель,
какой-то  Римо,  крутился  вокруг  Синтии.  Мэр  Крэг  Хансен быстро  с  ним
разберется.
     - Привет, парень, - сказал он, бросив котелок  на  стол красного дерева
длиною в пять с половиной метров. - Чем могу быть полезен?
     Римо встал.
     - Хансен, где героин?
     -  Чудовищная  проблема, проблема  наркомании,  -  сказал Хансен. - Она
угрожает  жизнеспособности  Америки,  и  нам  не  избавиться   от  болезней,
поразивших жизнь  городов, пока не удалят эту  социальную раковую опухоль из
политического организма государства.
     Хансен направился  к столу,  и  Римо шагнул  в сторону, чтобы  мэр  мог
занять свое кресло.
     - Так где же он? - настаивал Римо.
     - Где конец? Этот вопрос мы постоянно слышим на улицах города. Для меня
это  мучительный крик  о  помощи тех, на чью  силу и энергию уповает город в
надежде возродиться, - сказал Хансен. - Не приходится сомневаться...
     Пока он говорил, Римо смотрел на тупое, невыразительное лицо и понимал,
что мэр  Крэг Хансен столь же не способен  спланировать операцию с героином,
как и быть дворником. Он  пристально вгляделся в его лицо: пропорциональные,
вроде бы правильные черты, но без всякого содержания, словно без костей.
     И Римо вспомнил другие лица. Жену Хансена, прекрасные  римские черты ее
лица. Верильо, который до  того,  как снес  себе верхнюю  часть черепа,  был
обладателем  сильного,  выразительного  лица.  Подумал  о  Синтии  Хансен  и
внезапно понял, откуда  у нее  это выразительное лицо и почему так безутешно
рыдала  миссис  Хансен, и  почему  Верильо так  внезапно  решился  покончить
самоубийством.
     Мэр Хансен повернулся к окну и, глядя сквозь грязное, пыльное стекло на
город  - его  город, продолжал бубнить,  что  "без социальных  сил подлинный
прогресс  немыслим, учитывая  также, что система  налогов..." Он все бубнил,
когда Римо выскользнул из кабинета и тихонько прикрыл за собой дверь.
     Римо прошел  мимо  вздрогнувшей  от неожиданности  секретарши к  дверям
кабинета Синтии. Молча вошел и запер за собой дверь.
     Синтия  сидела за  столом, опустив голову  на руки.  Ее  тело сотрясали
рыдания.
     Она  была  в  черном платье,  эффектно подчеркивающем  ее  фигуру. Римо
остановился и  стал  наблюдать  за  ней.  Наконец, она  почувствовала, что в
комнате кто-то есть. Подняла голову и увидела его. Шок стер горе с ее лица
     - Это ты... - сказала она.
     - Я. Твои громилы не сработали.
     У  Синтии,  оплакивающей   Римо  не  меньше,  чем  Верильо,  потрясение
сменилось гневом, а горе - ненавистью. Она зарычала:
     - Ублюдок!
     Синтия выпрямилась  и потянулась  к  верхнему правому ящику письменного
стола. Римо  понял, что там пистолет. Но он забыл  обо всем, он видел только
ее грудь и длинную талию. И  вот он уже бросился на нее, развернул в сторону
от открытого ящика. Навалился, - задрал платье до бедер...
     - Разок на дорогу, крошка, - сказал он.
     Она шипела:
     - Ненавижу тебя, ненавижу, скотина!
     Римо усердствовал, запрокинув ее на стол. Мало-помалу его прикосновения
и  близость  подействовали,   и  ее  ярость  снова  перешла  в  слезы.   Она
пробормотала:
     - Ну как ты мог? Он же мой отец!
     - Я не знал, - сказал Римо.
     - Ты, надеюсь, не подумал, что  этот урод - там, в соседнем кабинете  -
мой отец? - спросила Синтия.
     Ответа, судя  по всему, не  требовалось,  и Римо продолжал  свои игры с
Синтией Хансен, дочерью дона Доминика Верильо.

     Вилли-Сантехника замучили приступы кашля. Он  прислонился передохнуть к
дверце своего  голубого  "Эльдорадо",  выжидая, пока в  глазах прояснится  и
дыхание  успокоится.  Потом закрыл  дверцу,  стараясь  не  хлопнуть  слишком
сильно, и обошел машину, чтобы открыть дверцу для миссис Хансен.
     Даже  теперь,  когда  он узнал,  что она  долгие  годы была  любовницей
Верильо,  он  полагал, что  слезы ни  к чему. Ну  да  что  поделаешь.  Пусть
поупражняется,  думал  он  мрачно.  Скоро  опять  придется  поплакать, когда
дочурку потеряет.
     Он  помог  миссис Хансен подняться по  ступеням ее дома и препоручил ее
заботам горничной. Потом вернулся к машине и, не торопясь, покатил в мэрию
     Вчера  Вилли  повысили  в  чине, это было третьим потрясением за  день.
Первое -  Гассо. Потом -  Верильо.  Потом -  Синтия  Хансен  огорошила  его:
оказывается, это она самолично контролирует операцию с героином и производит
его в свои помощники.
     Он всегда  подозревал, что у  Верильо  есть хозяин и, скорее всего, это
кто-нибудь из мэрии, но он всегда считал, что это мэр, а выяснилось, что это
его дочь.  Размышляя теперь над  этой историей, ее рыданиями  и ее искренним
горем, он понимал, что причина не только в том, что она была в одной упряжке
с Верильо и единоличным руководителем операции с героином.  Там еще  кое-что
крылось.
     С башкой у  нее все в порядке, этот факт  нельзя  не признать.  Она все
сделала  правильно.  Велела  связаться   с  Атлантик-сити  и  сообщить,  что
договоренность остается  в силе.  Велела  передать полицейским, занимающимся
наркотиками,  приказ  прикончить Римо Барри.  Ее  поразил  рассказ  о чудной
машинке, которая проверяет моркови, свеклу и мак. Она даже поцеловала его  в
щеку.
     Не важно. Не  имеет значения. Она  не с Сицилии, к тому  же  баба.  Она
будет  боссом Вилли Сантехника,  пока не  выведет  его  на  героин, а  потом
составит  компанию своему  приятелю мистеру Верильо  в  холодной-прехолодной
могиле.  В городе Вилли есть место только для одного босса,  и им  будет он,
Вилли,
     Но  пока что  надо  вести себя с умом,  говорил  себе  Вилли-Сантехник,
паркуя "эльдорадо" на стоянке  позади мэрии на пятачке,  предназначенном для
сотрудников.
     Поднимаясь на  лифте, он приготовил почтительно-приятное приветствие, с
которым он войдет, и уже готов был произнести  его, поворачивая в замке ключ
от кабинета  Синтии - символ  его нового положения.  Да так  и  не произнес,
потому что  увидел ее  - лежит на столе,  платье задрано выше задницы,  а ее
обрабатывает эта  скотина,  Римо Барри.  А ведь Вилли-то  считал, что с  ним
разобрались прошлой ночью "свои" фараоны.
     Вилли не верил в пользу дробовика, когда нужна гаубица. И он не понимал
всех  этих удовольствий,  к которым  стремились  Гассо, Верильо и, наверное,
полицейские из отряда по борьбе с  наркотиками.  Более того, ему было на это
абсолютно наплевать.  Поэтому он сунул руку  в карман и вытащил пистолет. Но
тут человек,  известный  под  именем Римо, повернулся  и  взглянул  в  глаза
Вилли-Сантехнику. Глаза Римо  были холодные и мертвые, точно коричневый лед.
Теперь Вилли знал, что испытывали Гассо и Верильо перед смертью.
     Римо двинулся с места. Палец Вилли застыл на курке. Римо  был уже рядом
и нанес плавающий удар, который, попади он в цель, рассек бы Вилли пополам.
     Сам  того  не желая,  Вилли-Сантехник открыл один  из  великих секретов
восточных единоборств: самый быстрый способ уйти от удара - упасть. Вилли  и
упал, рухнул на пол  в  глубоком обмороке. И  удар  Римо,  не попав  в цель,
которая должна  была  поглотить  всю его энергию,  обратился на  руку самого
Римо.  Мускулы  Римо  не  выдержали  силы удара,  плечо  вышло  из  сустава.
Внезапная боль нокаутировала его, и  он без сознания рухнул  на пол рядом со
скрюченным телом Вилли, который даже в обмороке сотрясался от кашля и ужаса.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

     Римо дрожал.
     Почувствовав холод, он усилием воли заставил  кровь  быстрее  бежать по
жилам, разнося  по  телу  тепло,  и,  только согревшись, понял, что  у  него
вывихнуто плечо.
     Он  медленно открыл  глаза. Он лежал  на каменном полу какой-то фабрики
или склада, и холод  не  был плодом  его воображения. По полу медленно плыли
белые клубы холодного воздуха, а когда он заставил себя сесть, то понял, что
левая рука не действует.
     Чиун сделал его суперменом,  но  не сумел  изменить  анатомию. Плечевые
суставы не были приспособлены к силе удара, которая обрушилась на руку Римо,
когда он промахнулся. Точно так же не выдерживают нагрузки колени игроков  в
американский футбол - гигантов  весом в двести восемьдесят фунтов, способных
пробежать в своих доспехах стометровку за  девять с  половиной секунд. Через
двадцать поколений в  результате эволюции, возможно, переменится  и  это. Но
пока!
     Было холодно.  Перед  ним, прислонясь  к грузовику с  прицепом,  стояла
Синтия  Хансен  и тоже дрожала. Римо пригляделся. На  грузовике была надпись
"Транспорт  Челси". Машин было  четыре, они аккуратно выстроились  в  ряд, и
Римо  понял, что  нашел-таки  четыре  грузовика  "Океанского  транспорта"  с
героином.
     Но  было  нечто куда более  важное,  чем  четыре грузовика  и холод,  -
пистолет в руке Синтии Хансен, нацеленный ему в голову.
     Римо с трудом поднялся на  ноги, раскачиваясь  взад и  вперед. С  рукой
действительно  плохо, это ясно. Он не чувствовал ни руки,  ни  мышц,  только
тупая боль где-то возле левого плеча.
     - Где это мы? - спросил он нарочито хриплым голосом.
     - В  том самом месте, которое ты так искал. Здесь наша фабрика. А вот и
грузовики с героином, - сказала Синтия.
     Римо изобразил удивление.
     - Тут хватит места для маленького уютного гнездышка, - сказал он.
     - Более,  чем  достаточно,  - сказала она, и  он почувствовал,  что она
ухватилась за соломинку, которую он ей протянул.
     - А как я здесь очутился?
     - Я привезла тебя. А мой помощник спустил тебя сюда.
     - Так  у тебя  есть партнер? - спросил Римо,  стараясь, чтобы в  голосе
прозвучала обида.
     Синтия  посмотрела  наверх  и  удостоверилась,  что  дверь,  ведущая из
подвала наверх, плотно закрыта.
     - Этот? Он просто наемная рабочая сила, - ответила она.
     - Но для одного тут слишком много денег, - сказал Римо.
     - Лучше одному, чем никому, - сказала она, поеживаясь от холода.
     Римо махнул  правой рукой,  словно хотел согреться, и пока  она следила
взглядом за этими движениями, он незаметно сделал небольшой шаг вперед.
     - Да, - согласился он. - Но двое лучше, чем один.
     - А ведь так могло быть, Римо, - сказала  она грустно. - Действительно,
могло.
     Впервые  она посмотрела  ему прямо в глаза,  и Римо на  полную мощность
включил в них тепло.  Он заставил мозг возродить картины  любви под столами,
среди  колбасной кожуры,  на столах и креслах.  В глазах  отразились все эти
воспоминания, и она отреагировала, повторив:
     - А ведь так могло быть. Правда. Только ты и я.
     - Да, трое. Ты,  я и твой пистолет, - сказал Римо, снова взмахнул рукой
и сделал еще шаг  вперед. - Знаешь, - сказал он, - нас с тобой  ведь кое-что
связывает. И я могу любить тебя безо всякого пистолета.
     - У меня никогда  не было так, как с тобой, - сказала она.  - Но теперь
конец. Как я могу довериться  тебе?  - спросила она, надеясь, что он еще раз
убедит ее.
     -  А   как  женщины  доверяются  мужчинам?  Большинство  обходится  без
пистолета, - сказал Римо.
     - Я и не думала, что он мне понадобится, - сказала Синтия.
     Римо ответил:
     - Все, что тебе понадобится, дано тебе природой.
     Рука,   державшая  пистолет,  слегка   дрогнула.  Римо  заметил  это  и
прошептал:
     - Только ты и я...
     Пистолет медленно  опустился -  она была беззащитна перед ним. Он стоял
всего в нескольких футах от нее и - черт бы ей побрал! - видел только тонкие
чеканные  линии  лица,  великолепную  грудь и  тонкую,  длинную  талию;  она
подставила ему лицо, и Римо со стоном  прильнул к ее губам. Лязгнув,  на пол
упал пистолет.
     Потом,  не  отрываясь  от  ее  губ,  он  медленно, шаг за  шагом,  стал
подталкивать  ее к  кабине  первого  грузовика.  Он прислонил  ее к  кабине,
здоровой  рукой,  которой только что  ласкал грудь,  нащупал  ручку дверцы и
открыл ее Потом приподнял  Синтию и уложил  на сиденье. Он  прикрыл  ей лицо
подолом платья, раздвинул ее ноги так, что одна легла на панель  приборов, и
соединился с ней, не обращая внимания на боль от разорванных связок плеча.
     Холод  был пронзительным, а кабина  неудобной, но с этой женщиной  Римо
чувствовал себя словно на перине.
     Он приблизился к ее уху и прошептал:
     - Я всегда мечтал заниматься этим в грузовике.
     Она обхватила его голову, притянула к себе и прошептала на ухо:
     - Римо, я люблю тебя! Я люблю тебя! Прощаю тебя! Прощаю тебя!
     Конец был близок. Она металась и извивалась под ним на сиденьи, а когда
наступила  кульминация, укусила его за ухо. Он слегка отстранился, но не для
того,  чтобы  увернуться  от укуса, а для  того, чтобы  снова накинуть подол
платья ей на лицо. Здоровая рука взлетела  над ее головой и опустилась на ее
лицо.  Она не видела удара. Римо почувствовал под  ладонью хруст и понял: ее
больше нет.
     Он отдавал себе отчет, что если бы ее лицо было открыто, ему не хватило
бы духу сделать то, что необходимо было сделать. Во имя тех юных наркоманов,
наводнивших страну, чьим проклятием  был источник обогащения Синтии Хансен и
чьими страданиями были оплачены ее развлечения.
     Он убил ее, потому  что ненавидел. Но он немного  любил ее и потому дал
ей возможность умереть мгновенно.
     Римо  привстал, и тут только понял, почему в  кабине было так тесно. На
полу,  под  рулем, вповалку лежали  два трупа. Они  прижались друг к  другу,
пытаясь  согреться, да  так и  заледенели. Римо  смотрел  на тела  невидящим
взглядом.
     Потом в приливе  ярости он  снова занес  руку и снова ударил  Синтию по
мертвому лицу; теперь он не испытывал ничего, кроме ненависти.
     - Вот так-то, дорогая.
     Римо  выбрался  из  грузовика  и с тоской подумал, что там,  в  кабине,
вместе с изур