з шума и крови, выяснили, кто из
врачей может быть убийцей. Это  не просто совпадение. По теории вероятностей
получается, что этих людей убили.
     - Великая вещь - математика. Теперь мы знаем, что Уилберфорс мертв.
     - Мы знаем больше, - сказал Смит. -  Мы почти уверены,  что  существует
некая  медицинская  структура, несущая  смерть. У меня есть  список  врачей,
которых надо проверить.  Но ни при каких обстоятельствах я не хочу напрасных
жертв. Мне не нужен новый Скрэнтон.
     - Этого не будет, дорогой мой. Не сердитесь.
     - Я  не сержусь, я  опечален. Мне грустно  смотреть на  то, что  с вами
происходит. Для нашей страны еще не все потеряно. Сейчас миру нужна надежда.
Эта надежда существует, даже если вы или кто-нибудь другой не верит в нее. И
я очень хочу, чтобы вы тоже обрели веру.
     Римо молчал.  Он  слушал,  как  шумит  транспорт  на улице,  как  гудит
кондиционер, и вдруг ему стало не по себе.
     - Ладно, сказал он. - Чего зря говорить об этом?
     - Хорошо, - ответил Смит. - Я понимаю.
     Когда наступил пятиминутный перерыв для новостей, и комнату, где Римо и
Смит изучали список  медиков, проскользнул Чиун. К тому времени  было решено
обратить  особое внимание на  престижную клинику в пригороде  Балтимора, где
часто лечились высокопоставленные правительственные чиновники.
     - Почему ты не сказал мне,  что приехал доктор Смит? -  сердито спросил
Чиун.  - Когда я услышал голоса,  то подумал, что вряд  ли это доктор  Смит,
иначе  Римо предупредил бы  меня о приезде такого важного гостя. Я  даже  не
допускал мысли о том, что доктор Смит приедет, а мне ничего не сообщат.
     Чиун изящно поклонился. Смит ответил коротким кивком.
     - Я слышал краем уха, что возникли некоторые неурядицы, - сказал Чиун и
на протяжении следующих четырех с половиной минут клялся,  что Дом  Синанджу
будет служить императору  Смиту,  что  верная служба императору  Смиту  есть
главная цель  Дома Синанджу, намекнул, что в империи Смита есть силы зла,  и
Дом Синанджу заверяет его, что стоит императору только приказать, как с ними
будет покончено,  и ему  не  о  чем  будет больше беспокоиться. Примерно  за
четыре секунды до  начала  следующего  сериала  Чиун поклялся служить не  на
жизнь, а на смерть и вышел, прежде чем Смит успел ответить.
     - Он не лишен благородства, - заметил Смит.
     - Да, - сказал Римо.
     Когда Смит ушел  и на фоне  органной музыки доктор Рэвенел выразил свое
беспокойство тем, что Марсия Мейсон не пришла  на коктейль к Дороти Дансмор,
поточу что  ее незамужняя дочь забеременела от лечившегося  от  проказы сына
Рэда Декстера, Римо обратился к Чиуну:
     - Папочка, зачем ты молол перед Смитом эту чепуху?
     - Императоры любят чепуху. До этого ты говорил ему правду, верно?
     - Да, откуда ты знаешь?
     - Я заметил его раздражение. Ни один император не любит правды, так как
сам  факт, что  он  является императором, есть сам по  себе ложь. Что  бы ты
сказал  хану, царю или принцу? Что он  правит потому, что удачно выбрал себе
родителей? Ха!  Они  рождаются  с  ложью  в  крови  и  всю  жизнь добиваются
подтверждения этой лжи. А факт, подтверждающий  ложь, сам должен быть ложью.
Поэтому, имея дело с  императором,  ты должен,  прежде всего,  избегать даже
упоминания о правде. Вот почему нервничал Смит.
     -   Здесь,  в   Америке,  нет   никаких   императоров.  Людей  избирают
голосованием, учитывая заслуги и программы претендентов.
     - Голосуют миллионы, так?
     - Да, миллионы.
     - И каждый из них беседует с глазу на глаз с тем, за кого голосует?
     - Нет, конечно. Но все слушают, что говорит кандидат.
     - А есть ли у них  возможность  спросить:  что ты имеешь в виду, говоря
то-то и то-то, и почему сегодня ты говорить не то, что вчера?
     - Ему задают вопросы репортеры.
     - Тогда только они должны голосовать.
     - А заслуги? - спросил Римо, скрестив руки.
     - Самая большая  ложь  та, для подтверждения  которой  требуются  самые
большие фальшивые факты. Если человека выбирают  по заслугам, тогда все, что
он потом делает, должно  заслуживать  награды.  Так не бывает, особенно если
человек рожден не в Синанджу, и необходима ложь, чтобы  создать впечатление,
что он всегда поступает мудро. Ты поступишь мудро,  если впредь будешь лгать
Смиту всякий раз, когда ему будет необходимо услышать ложь.
     - А в чем должна заключаться эта ложь, папочка?
     - Говори, что ты любишь Америку и что одно правительство лучше другого.
     Наступила  пауза.  Римо   обдумывал  сказанное  Чиуном.   С   последним
утверждением он согласен - это явная ложь. Но любовь к  Америке? Все-таки он
любил ее. Чиун этого не поймет.
     Чиун прервал молчание, пробормотав что-то.  Это была уже знакомая фраза
о том, что даже Мастер Синанджу не может превратить грязь в бриллианты.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

     Мисс Кэтлин Хал пришлось выкроить в своем рабочем распорядке время  для
приема неприятной посетительницы, которая вовсе не хотела с ней встречаться.
     - Я хочу видеть директора клиники Роблера,  а не какого-то заместителя.
Как вас зовут, молодая леди? И не водите меня за нос. За последние два дня я
уже получила достаточно абсолютно бессмысленной информации, - сказала миссис
Уилберфорс.
     - Садитесь, пожалуйста.
     - Спасибо, я постою. Я не собираюсь тут задерживаться.
     - Если вы  сядете, мы  сможем спокойно  поговорить, - заявила нахальная
девица  с  каштаново-рыжеватыми волосами,  в  свободной  белой  блузке,  еле
прикрывавшей  непристойное  подобие лифчика,  а  не приличное удобное белье,
каковым сам Бог  велел быть бюстгальтеру. Если и было что-то утешительное во
всей этой трагедии, так лишь то, что  подобные девицы уже не совратят Натана
Давида.
     Когда  миссис Уилберфорс думала о Натане Дэвиде, ее охватывала глубокая
скорбь, а вместе с этим гнев и ярость.
     - Меня зовут мисс Хал. Присядьте, пожалуйста. Я хочу помочь вам.
     -  Хорошо. Я  желаю видеть  всех  врачей, которые  лечили Натана Дэвида
Уилберфорса. Я знаю, что они из этой клиники. У меня записаны их фамилии.
     - Мистер Уилберфорс - наш пациент, не так ли?
     - Нет,  он  мертв.  Я  отдала  вашим врачам  здорового  мальчика, а они
вернули мне труп. Вы убили его. Это убийство!
     И, видя, что это почему-то смутило  молодую  женщину, миссис Уилберфорс
еще раз выкрикнула во весь голос:
     - Убийство, убийство, убийство! Врачи-убийцы!
     - Миссис Уилберфорс, прошу вас, перестаньте. Чем я могу вам помочь? Что
вы хотите?
     -  Добиться  того, чтобы  вас признали  бандой  убийц.  Заставить ваших
врачей  признать это. Их  вызвали, чтобы убить Натана  Дэвида. Я  говорила с
адвокатом. Я знаю, у вас круговая порука. Но вам меня не одурачить. Я отдала
им здорового мальчика, который всегда надевал галоши - надевал, я проверяла.
Он носил галоши, я давала  ему витамины, а вы убили его, вот что вы сделали.
Убили. Целая клиника убийц!
     -  Послушайте, миссис  Уилберфорс,  вы  же знаете,  что  это не так,  -
сказала мисс Хал. Голос ее звучал искренне, ласково, но твердо.
     - Не  поверю,  пока  вы  мне не докажете обратного, пока этих  убийц не
привлекут к ответу. У вас есть  только один настоящий врач во всей больнице,
да и тот всего лишь анестезиолог. Будь он хирургом, Натан Дэвид был бы жив.
     - Доктор Деммет?
     - Да. Он вел  себя  порядочно, проявил искреннее участие. Для  него это
был  такой  же  удар, как  и для  меня. Если бы все врачи были таковы, Натан
Дэвид остался бы жив. Доктор Деммет был единственным, кто поговорил со мной,
остальные просто раскланялись и ушли.
     Миссис  Уилберфорс начала  всхлипывать. Ее  плеча коснулась тонкая рука
девушки.
     - Большинство мужчин такие черствые. Им  незнакомы  чувства, -  сказала
мисс Хал.
     Миссис  Уилберфорс ощутила странное возбуждающее волнение во всем теле,
но не обратила на него внимание, как не обращала  внимание на подобные  вещи
всю жизнь.
     -  Я  требую  расследования  или я... я напечатаю тысячи  листовок, где
будет сказано, что  клиника  Роблера - это логово убийц, и разошлю их во все
инстанции.
     - Вы же знаете,  что это не так, миссис Уилберфорс, - сказала Кэти Хал.
Ее  рука  скользнула  ниже  по  массивному  плечу, но тут же  была  сброшена
шлепком.
     - Я не люблю, когда ко мне прикасаются, - произнесла миссис Уилберфорс
     - Прошу прощения. Я не знала.
     - Ладно. Так что же вы собираетесь делать?
     - Организуем  расследование. Я дам указание доктору Деммету, но кое-что
должны сделать и вы, миссис Уилберфорс. Вы должны помочь мне.
     - Не подходите так близко, мне это неприятно.
     - Наше расследование должно проводиться в тайне.  Совершенно  секретно.
Вы  же  знаете, что  представляют  собой медики.  Если они  заподозрят,  что
ведется расследование, то перейдут в нападение.
     -  Значит, вы  согласны  со мной? Натан  Дэвид  был...  пожалуйста,  не
трогайте меня  руками... вы согласны, что  они убили Натана Дэвида? Что это,
преступная небрежность?
     - Нет, я  не  согласна.  Но хочу, чтобы  вы  сами во всем  разобрались.
Сейчас вы убиты горем, а я хочу, чтобы вы поняли, что именно произошло.
     Миссис  Уилберфорс  сняла  назойливую руку со  своего  колена  и  резко
встала.
     -  Хорошо.  Но  если мои требования  не будут  удовлетворены, я добьюсь
встречи с руководством и разошлю листовки.
     - Хорошо, - сказала мисс Хал. - Вы остановились в городе?
     - Да, неподалеку отсюда.
     - Будьте осторожны на улицах. Там опасно.
     - Я не  выхожу  по  ночам и  не возвращаюсь домой  навеселе. Мне нечего
бояться.
     - Вы правы. Вы такая милая, можно вас поцеловать?
     - Нет, нет! Конечно, нет.
     - Вы напоминаете мне мою мать. Позвольте лишь один дочерний поцелуй.
     -  Нет, ни  в  коем  случае, - сказала  миссис  Уилберфорс  и,  покинув
кабинет, тяжелой поступью пошла по коридору.
     Кэти Хал вернулась за стол.
     - Дерьмо, - сказала она и со злостью ткнула карандашом в стол.
     Из среднего  ящика она достала  витое  золотое кольцо и вертела  его  в
руках, пока пыталась  дозвониться до доктора Деммета. Его не было  на месте.
Она  позвонила  домой, где  его  тоже  не  оказалось.  Она  набрала  телефон
гольф-клуба и нашла доктора  там,  отметив про себя, что с этого и надо было
начинать. Деммет дежурил сегодня  на вызовах и должен был оставить  телефон,
по которому его можно разыскать. Но не оставил.
     - Привет, Дэн. Это Кэти. Как поживаешь?
     - Нет, - сказал доктор Деммет.
     - Это так ты поживаешь?
     - Что бы ты ни попросила, ответ будет отрицательным.
     - Мне от тебя ничего не нужно, Дэн, кроме денег.
     - Тебе все равно не удастся меня обыграть. Зима - не твой сезон.
     - Это мы  посмотрим. Ты всегда проигрываешь, Дэн. Неужели ты до сих пор
этого не понял? - Ее голос звучал нежно и вкрадчиво.
     - Я не стану играть на твоих условиях.
     -  Назови  свои,  малыш.  Чем  больше  будут  ставки,  тем  быстрее  ты
проиграешь.
     - К чему ты ведешь, Кэти? Что тебе надо?
     - Я еду в клуб.
     Кэти Хал повесила трубку, предупредила секретаршу, что  уже не вернется
сегодня, и поехала в гольф-клуб, размышляя о  погоде. Снега не было, так что
специальными  красными шарами играть  не придется.  Земля  еще, видимо, была
каменной, хотя снег и растаял под мэрилендским солнцем. За последние три дня
солнце  светило  редко. На заледеневшей земле  игру легко  контролировать. У
Деммета было  единственное  преимущество  -  его  мужская  сила. Но если  он
попытается использовать ее... Кэти Хал знала, как этому противостоять.
     Всю  жизнь она обыгрывала мужчин.  Была вынуждена. Только их  и  стоило
обыгрывать: у них были деньги. Деньги были также у благотворительных фондов.
Одним из последних мрачных  оплотов средневекового засилья мужчин оставались
благотворительные фонды.  Женщин туда просто  не допускали.  Объяснения были
самыми обычными  - что люди  не доверяют женщинам, особенно молодым, больших
сумм денег,  что корпоративный мир бизнеса  не хочет видеть женщину во главе
фонда, что так вообще не принято.
     Поскольку  у  клиники  Роблера  была репутация  прогрессивного по  духу
учреждения, Кэти  предложила  свою кандидатуру и была  принята  на должность
содиректора программы развития. О ней  писали статьи, ее фотографировали, ей
задавали вопросы о том, каково быть первой женщиной в подобной роли. Все это
выглядело очень эффектно,  если  забыть о том, что  содиректор  по  созданию
благотворительных  фондов выполнял  одну-единственную функцию. Эта должность
называлась так  громко  лишь  для  того,  чтобы обращавшиеся к  тебе люди не
думали, будто имеют дело  с  мелкой  сошкой. То  же относилось и к мужчинам,
занимавшим эту должность. Что же касается женщины, то, помимо всего прочего,
она должна была печатать на машинке, вести картотеку и следить за тем, чтобы
другим директорам-мужчинам вовремя подавали кофе.
     Вот  чем  занималась  одна  из  первых  девушек,  окончивших   Йельский
университет.  Она могла  бы устроить свою  жизнь обычным для женщины путем -
проводя  большую  часть   времени   в  постели  с  мужчинами.  Недостатка  в
предложениях  руки  и сердца не было.  Но мужчины  почти всегда  оказывались
отвратительными любовниками, да и она сама была иногда не прочь побаловаться
с девочками.  В  конце концов,  почему  она  должна  играть  только ту роль,
которую ей отводит общество?
     Как  у большинства людей, причастных к серийным  убийствам,  у нее были
аргументы  в  свою защиту. Требовался только особый,  определенный взгляд на
вещи. Она регулярно играла в  гольф с доктором Демметом, чтобы иметь довесок
к  зарплате, которая,  естественно, была ниже,  чем  у  содиректоров-мужчин.
Деммет рассказал ей о том, что творится в операционных, что хирурги приходят
на операции так накачавшись  депрессантами, что их потом  уводят под руки. О
специальной  медсестре, следившей  только  за тем, чтобы  инструменты  после
операции  не  оставались  в  кишках  пациентов.  Она  узнала  новое  слово -
"ятрогения".  Оно относилось  к тем пациентам, которые  умерли скорее  из-за
обычных для больницы накладок и неразберихи, чем из-за неудачной операции.
     Но  установить  это   было   трудно.   Медики  не   дураки.   Очевидная
некомпетентность  обошлась бы им  дорого. Поэтому в больницах  все  делалось
шито-крыто, врачи и другой медицинский персонал никогда не свидетельствовали
друг против друга, что служило им моральной поддержкой. Все это навело ее на
мысль,  что  врач  может  без  труда  убить  того, кого  захочет,  во  время
хирургического вмешательства, а затем спокойно уйти от ответственности.
     Вскоре  возник  и  первый  благотворитель,  пожелавший завещать  деньги
клинике. Произошло это  случайно.  Когда зазвонил телефон,  в  офисе,  кроме
Кэти, никого  не было. Одна  известная и уважаемая в городе  дама собиралась
оставить свое  состояние  клинике  Роблера,  где, как она считала, ее деньги
принесут пользу.
     Кэти Хал нанесла визит этой женщине, старой зануде, о которой никто  не
пожалеет и не вспомнит после ее смерти. Та решила, что ее внук, в чью пользу
было  составлено  завещание,  человек  никудышный, транжир.  Нет, теперь  он
получит столько, сколько необходимо для  поддержания его существования. Кэти
Хал сказала старухе, что она  совершенно права - именно то,  что та и хотела
услышать.
     А потом  Кэти Хал встретилась с внуком. Ей уже приходилось иметь дело с
наркоманами, но  этому  парню  с  огненно-рыжими  волосами был  необходим по
меньшей мере месяц, чтобы прийти в нормальное состояние. У него был счет, на
который бабушка переводила  еженедельно  по сто пятьдесят долларов,  она  же
оплачивала  квартиру,  газ, электричество  и  следила  за тем,  чтобы  запас
продуктов  не  истощался. К  середине  недели  деньги  кончались,  и  внучек
продавал продукты,  чтобы купить  наркотики. Кэти сообщила  ему,  что,  с ее
точки зрения, его чересчур притесняют.  На  самом деле наркотики значительно
дешевле. Ну конечно, она сможет доставать их ему даром. Нужно лишь подписать
заявление  без даты и  чек  без указания  суммы. Он согласился, если  только
сумма, которую она потом проставит, не превысит ста пятидесяти долларов.
     Кэти знала, что одна из  особенностей в деле создания благотворительных
фондов  состояла  в  том,  что тот,  кто  находил дарителя,  оставлявшего по
завещанию полмиллиона долларов,  не так ценился руководством,  как  тот, кто
приносил десять тысяч долларов сегодня  и наличными. Потому  что безналичные
деньги по завещанию когда еще поступят. За то,  что ты добыл звонкую монету,
могли повысить в должности.
     К тому  времени доктор Деммет был уже должен ей солидную сумму и, кроме
того, как выяснила Кэти, был в большом долгу у балтиморских букмекеров. Кэти
нашла способ освободить  его от этих долгов.  Деммет сначала назвал ее  план
абсурдным. Но Кэти сказала, что это не план,  а безумная идея, в которую она
сама еще не верит.
     Кэти рассуждала  вслух о том, как долго еще может прожить старуха, если
с ней внезапно  что-нибудь не произойдет.  Потом стала  внушать Деммету, как
отвратительна эта старая зануда.
     Вскоре пожилая леди слегка захворала и тут же оказалась на операционном
столе... Но деньги она оставила не клинике Роблера - новое  завещание еще не
вступило в силу, - а своему внуку! Его  адвокаты выразили удивление размером
суммы,  которую  он решил  пожертвовать  клинике Роблера.  Наследник  ничего
такого не помнил...  Тогда ему показали поручение банку с датой и подписью и
чек на огромную сумму с его же подписью.
     - Ну и ну, - только и мог он выговорить.
     Получив  такое пожертвование, руководство клиники нашло в лице мисс Хал
нового  директора  программы  развития. Она опять  была  первой  женщиной  у
Роблера,  возглавившей  такую  структуру. Ловко используя Деммета  и  имея в
своем распоряжении все  большие и большие суммы денег, Кэти Хал стала вскоре
заметной  фигурой  в  клинике. Следующей  ступенью  была должность помощника
администратора и главного распорядителя благотворительных фондов.
     Она прокладывала себе  путь наверх  и по-прежнему  могла  спать,  с кем
хотела.
     А  потом  пришло  решение,  настолько  простое  и очевидное,  что  было
удивительно,  почему оно не  пришло ей в  голову раньше. Если люди умирают и
оставляют деньги клинике Роблера, то почему бы им не делать  то же самое, но
с выгодой для Кэти?
     Сначала ей казалось, что придется привлечь к исполнению замысла многих,
но вскоре выяснилось, что достаточно одного Деммета. Он был одним из  лучших
анестезиологов  и  мог  по  своему  выбору  участвовать  в  любой  операции.
Постепенно,  шаг   за  шагом,   он  стал   исполнителем  в  службе  убийств,
организованной Кэти Хал.
     Контроль  над жизнью и смертью  давал ей ощущение власти.  А вскоре она
открыла для  себя то, о чем многие и не подозревают: власть - это  наркотик,
который необходим постоянно и без которого уже не можешь жить.
     Именно  тогда Кэти  Хал  поняла,  что все  правительственные чиновники,
попадающие  в  клинику Роблера, могут так или  иначе способствовать росту ее
благосостояния и  влияния. А через некоторое время  одна  пожилая неопрятная
докторша  с  пятого  этажа сделала странное  открытие,  находящееся сейчас в
стадии проверки.  Если  тесты  подтвердят  ее  правоту, Кэти  получит  такую
власть, о которой она не могла и мечтать.
     Сегодня Деммету предстояло еще  раз проверить на практике действенность
этого открытия.
     Деммет  ждал  в  баре  гольф-клуба, потягивая легкое вино.  На нем  был
просторный пиджак  цвета беж,  красные кашемировые слаксы и клетчатые  туфли
для гольфа.
     - Ты уже решил, сколько ставишь, Дэн? -  спросила Кэти, хотя и без того
уже догадалась. Если Деммет пил легкое вино, значит, ставка будет крупной. В
иных случаях он пил ликеры.
     - Да, решил. Почему бы нам