ды  осенившей его блестящей идее, какая до сей
поры еще никому не приходила в голову.
     Но пока что подобная идея появляться не торопилась. Выпущенный в память
о победе Марка  Спитца брелок  в виде золотой медали желаемых результатов не
принес.  Предприятие  по   производству  настольной  игры  "Звездные  войны"
лопнуло. Изготовленная  пиратским способом восьмидорожечная запись музыки из
кинофильма "Кинг-Конг 2" оказалась никому не нужной.
     Тогда он отштамповал 20000 тысяч маек с портретом Элвиса Пресли, но они
не раскупались, и  он сбыл их  с наваром десять центов на доллар. Через  две
недели  Элвис  Пресли умер, майки стали цениться на вес золота, но  теперь у
них был другой хозяин.
     Охваченный отчаянием, он разработал систему выигрыша на тотализаторе на
скачках,  в основу которой положил  биоритмы лошадей, но, когда увидел,  что
без конца  проигрывает, бросил играть и  занялся реализацией путем пересылки
данных игрокам по почте. Желающих купить не нашлось.
     Когда же банковский счет в полмиллиона долларов, оставленный ему отцом,
понизился до  20 тысяч, Солли Мартин  решил, что настало время  пересмотреть
свое отношение к карьере бизнесмена.
     И он  пришел  к выводу,  что  утратил взаимосвязь с  обществом.  Он был
настолько одаренным,  настолько  опережал свое  время,  так  возвышался  над
окружавшей  его  толпой,  что и  думать забыл о людских заботах и чаяниях. И
тотчас же предпринял попытку восстановить контакт с потребителем.
     --  Я хочу открыть магазин, -- сказал он. Дядя Натан оторвал взгляд  от
тарелки и, обращаясь к матери Солли, сказал:
     --  Он  будет продавать  арабам песок.  Откроет  филиал в  Иране. Будет
торговать звездами Давида. Ну и бизнесмен!
     Сказав  это,  дядя  атаковал  очередной  креплак,   никак  не  желавший
попадаться ему на вилку.
     -- Ага, -- сказал Солли. -- Что ж, может быть, это не такая уж и плохая
идея, если  прикинуть, сколько этих самых звезд можно продать людям, которые
захотят  сжечь  их  во время  демонстраций  или сделать  из  них  что-нибудь
непотребное. Вы никогда над этим не думали?
     -- Слава Богу, нет, -- ответил дядя. -- Если бы я думал  о таких вещах,
я бы спал на  улице  и  варил себе  суп в жестянках  из-под томатного  сока,
мистер Бизнесмен. Ха! -- И, взглянув на Солли, он показал свои желтые зубы.
     Солли Мартин ушел из дому. Ему было нехорошо. Его дядюшка был  чересчур
старомоден,  чтобы  понимать  современную  жизнь  и  пути  развития  мировой
торговли. К тому же его частое присутствие в доме вносило дискомфорт.
     Солли  только  что  купил  помещение  на   Уайт-плейнз,   недалеко   от
Мейн-стрит,  в  самом  центре  фешенебельного  Уэстчестер-каунти.  Он  решил
торговать товарами со Среднего Востока, которые можно было сейчас приобрести
за  бесценок, поскольку  Средний Восток  находился  в сильной  экономической
зависимости.
     Покупать подешевле, продавать подороже. Что может быть проще?
     К  несчастью,   в  странах   Среднего  Востока,  очевидно,  не  считали
соблюдение графика поставок дело строго обязательным, как это было принято у
американских компаний,  поэтому,  к моменту  открытия магазина  Солли,  было
доставлено  всего  лишь два ящика значков  с исламской символикой, одни были
сделаны из дешевого металла,  другие из перламутра,  да семнадцать картонных
коробок с флагами Организации Освобождения Палестины, которых Солли вовсе не
заказывал.
     Связавшись   по  телефону  с  поставщиком,  Солли   выразил  ему   свое
недовольство, но  тот,  несмотря  на  то что  при получении заказа  назвался
Филом, теперь утверждал, что его зовут Фауд Банидех  и что все было заказано
согласно  заявке  Солли.  Но американцы сами виноваты, потому  как вынуждают
иранских  бизнесменов  совершать  неблаговидные  поступки  своими  попытками
восстановить  в  Иране  империалистический режим,  -- хотя  чего  еще  можно
ожидать от американских империалистов, которые спят с сионистами, -- а кроме
того, задержать оплату по чеку уже поздно, поскольку деньги уже получены.
     Первый клиент  Солли,  войдя в магазин, только огляделся по сторонам и,
не сказав ни слова, вышел вон.
     Вторым посетителем была женщина в сером брючном костюме, с выкрашенными
в рыжий цвет седеющими волосами. Осмотревшись, она остановилась у прилавка и
стала перебирать исламские полумесяцы.
     Перед ней появился Солли.
     -- Что вам угодно? -- спросил он.
     -- Только одно, -- ответила она. -- Не шевелись. После чего плюнула ему
в лицо, швырнула на пол значок и, пристукнув его каблуком, ушла.
     Эти  посетители  "Маленького  цветка",  расположенного  в  Ист-шопе  на
Уайт-плейнз,  оказались  первыми и последними,  если  не  считать  сборщиков
налогов,  контролеров  за  расходом электроэнергии и  рассыльного,  которого
присылал  этот  ненормальный  Фауд  Банидех,  вознамерившийся,  по-видимому,
похоронить Солли Мартина под горами исламских значков  из  дешевого  желтого
металла и перламутра.
     Тогда Солли решил дать в местную газету объявление о продаже, но, когда
услыхал,  что  нужно  заплатить  вперед  наличными,  просто  вывесил его  на
витрине.
     Объявление   "Большая  распродажа"  не  привлекло  никакого   внимания.
Последовавшее  за  ним  "Распродажа  в  связи  с  закрытием"  имело  тот  же
результат. Не больший эффект возымело и "Заключительная распродажа в связи с
закрытием дела", а  "Последние  дни", хотя  и  не прибавило  клиентов,  зато
привлекло внимание каких-то трех  прохожих,  которые,  прочитав, стали перед
магазином и зааплодировали, а  ночью под  вывеской  кто-то приписал:  "давно
пора".
     На "Бесплатную раздачу" клюнул какой-то подросток, предположивший,  что
"Маленький цветок" в Ист-шопе -- порносалон, но, когда  увидел,  что никакой
"порнухи" там нет, только презрительно ухмыльнулся и вышел вон.
     Когда деньги кончились, а ящики  с исламскими  полумесяцами и знаменами
ООП продолжали прибывать,  Солли  сделал то,  что,  как он  полагал,  делало
большинство американских бизнесменов, обреченных на разорение. Он направился
в пивную и там узнал, что в действительности  делают обреченные на разорение
американские бизнесмены, -- они вовсе не напивались по такому случаю.
     Там  Солли  и   поведал   свою   печальную  историю  двум  посетителям,
оказавшимся рядом с ним  у стойки. Слушая, они все время хрустели костяшками
пальцев и, поглядывая друг на друга, кивали головами.
     -- И теперь я не просто разорен, но полностью завишу от этого араба, --
говорил Солли.
     --  Ты  не принял  в расчет американскую  психику,  --  сказал тот, что
поменьше, по имени Моу Москалевич.
     Второй, тот, что повыше, с рожей шпика, которую словно окунули  в воск,
а потом вывесили на солнце, кивнул.
     --  Совершенно  верно,  --  подтвердил он.  --  Ты не принял  в  расчет
американских психов.
     -- Психики, -- поправил  его  Моу Москалевич. Эрни Фламио, с обреченным
видом, проговорил, обращаясь к Солли:
     -- Есть только один выход. Солли вскинул голову.
     -- Я еще слишком молод, чтобы умирать, -- сказал он.
     -- А кто говорит, умирать? -- удивился Фламио.
     -- Это некорректно, --  заметил  Москалевич,  речь которого изобиловала
такого рода выражениями.  -- Никто  и не  упоминал  о твоей  преждевременной
кончине.
     --  Верно, --  подтвердил  Эрни  Фламио.  -- Никто  не упоминал о твоей
несвоевременной кончине.
     -- Преждевременной кончине, -- поправил Моу Москалевич.
     -- Да, верно. Преждевременной кончине, -- повторил Фламио.
     --  Тогда что  же?  --  спросил  Солли  Мартин.  Ни тот,  ни  другой не
торопились  с  ответом.  Они  подозвали  бармена,  и  тот наполнил  стаканы.
Расплатившись  за  выпивку -- в первый раз с  тех пор,  как подсели к  Солли
Мартину, преисполненному жалости к  самому себе, -- они отвели  его  в  угол
зала и, сев за столик, заговорили шепотом.
     -- Мы говорим о пожаре, -- сказал Москалевич.
     -- О пож... -- начал было Мартин, но рот ему тотчас  же закрыла широкая
костлявая ладонь Фламио.
     -- Совершенно верно, --  шепотом сказал Москалевич.  -- О пожаре. Всего
лишь одна спичка. Достал,  чиркнул, бросил  -- и все твои  проблемы  решены.
Страховая компания вернет тебе все  твои деньги. И ты  сможешь начать  новое
дело и воплотить в жизнь еще какую-нибудь замечательную идею.
     Солли  задумался.  Пожар  --  это  неплохо.  Он вспомнил, как постоянно
шутили  над ежегодными пожарами у дяди Натана, которые неизменно случались в
тот  самый  момент,  когда  дела  шли  неважно.  Но  был  в пожаре еще  один
положительный момент. Он избавлял Солли Мартина от необходимости покончить с
собой,  что,  как он с  некоторых  пор  считал, было для  него  единственным
выходом.
     --  Ну, что ж,  --  сказал  Солли и, сделав большой  глоток  из  своего
стакана  с  водочным   коктейлем,   настороженно  огляделся   вокруг,  чтобы
убедиться, что их никто не подслушивает. Его собеседники дружно закивали. --
Пожар, так пожар, -- добавил он. -- Но как...
     --  А как -- это уже наше дело, -- сказал Эрни Фламио. -- Не зря же нас
прозвали Огненными близнецами.
     Солли готов был расцеловать их. Как добры были эти  люди, решив  помочь
ему  выпутаться  из беды! И только когда все  пропустили еще по три  порции,
выяснилось,   что  помощь  эта  будет  отнюдь  не  бескорыстной.  Содействие
оценивалось в 2000 долларов и должно было быть оплачено вперед.
     Эту сумму он  может  без  труда  раздобыть у  своей  матери. А потом он
откроет   новое  дело.  Такое,  которое  будет  соответствовать  уровню  его
клиентов. Ему надоело терпеть убытки из-за глупости. Глупость их устраивает?
Будет им глупость.
     Каких только  глупостей он  для них не сделает! Захотят гамбургеров  из
опилок --  пожалуйста! Захотят  кур в  пакетах,  содержащих 712 наименований
вредных  веществ,  --  пожалуйста!  Захотят  рыбу,  которую  любой  человек,
знакомый с запахом моря, не смог бы есть, -- сколько угодно!  А с  попытками
сделать жизнь в Америке лучше
     -- покончено. Он представит им то, чего они заслуживают.
     На  следующее утро Солли Мартин  проснулся со страшной  головной болью.
Вспомнив,  что  произошло с ним накануне  вечером, он почувствовал  себя еще
хуже.
     Он  думал,  что  Моу  Москалевич  и  Эрни  Фламио будут ожидать  его  в
"Маленьком  цветке",  но  их  там  не  оказалось.  Вместо   этого  в  начале
одиннадцатого они ему позвонили.
     -- Совершенно ни к чему, чтобы нас там видели, -- сказал Москалевич.
     -- Да. Верно, -- согласился Солли,  ломая голову, как бы от всего этого
отказаться.
     -- Это  произойдет  завтра  ночью,  малыш,  --  сказал  Москалевич.  --
Запомни,  когда будешь уходить, оставь  заднюю  дверь  незапертой. Замок  мы
сломаем,  чтобы  все выглядело  как  ограбление.  И  постарайся  куда-нибудь
убраться из города, чтобы никто не мог тебя ни в чем заподозрить.
     -- Хорошо, -- сказал Солли и секунду помедлил, собираясь с духом, чтобы
сказать, что он  отказывается.  Но  тут  взгляд  его упал  на  пачку счетов,
присланных ему иранцем Фаудом Банидехом, и он, сглотнув, добавил:
     -- Да. Хорошо. Завтра ночью.
     Пусть пеняют  на себя! Пусть  все пеняют на себя! Может быть,  эти двое
устроят  такой  пожар,  что  дойдет до  самого  Ирана!  Может  быть, получив
страховку,  ему  удастся  договориться  с  Моу и Эрни, чтобы они подожгли  и
контору этого Банидеха в Нью-Йорке... может...
     Вот тут в мозгу Солли и забрезжила идея.

     Он  понимал, что  ему не  следует туда идти.  Он понимал,  что это было
рискованно. Но Солли Мартин не мог отказаться от желания увидеть  все своими
глазами. Идея, наметившаяся в его мозгу,  начинала приобретать  форму, и ему
захотелось  увидеть, узнать,  выяснить,  может  ли из  этого  на самом  деле
что-нибудь выйти.
     Для  пущей  безопасности он отправился обедать к матери. Улучив удобный
момент, перевел стрелки кухонных часов на три часа вперед и положил таблетку
снотворного в ее стакан  с виноградным вином от Манишевича. Когда  она через
некоторое  время начала  клевать  носом, он, обратив  ее внимание  на  часы,
показывавшие полночь, сказал:
     -- Уже полночь, мама. Я, пожалуй, останусь ночевать здесь.
     Уложив старушку спать, он прокрался вниз и, сев в свою машину, двинул в
сторону Уайт-плейнз.
     И вот теперь он сидит в машине, припарковавшись в темной боковой улочке
наискосок от  парадного  входа  в  свой  магазин. Ночью  "Маленький  цветок"
казался еще более унылым и заброшенным, чем днем. Днем он хоть  и был так же
пуст, но выглядел не так мрачно.
     Вот  так,  скорчившись, он просидел  в  машине около  часа, прежде  чем
увидел, что кто-то идет по пустынной улице торгового центра.
     Он ожидал увидеть Моу  Москалевича и  Эрни Фламио,  а вместо них увидал
какого-то  худосочного  мальчишку  с  черными,  как  у  трубочиста,  руками,
торчавшими из рукавов рваной тенниски, и в брюках,  которые были коротки ему
на два года и три дюйма.
     Мальчишка  остановился под  фонарем. В  ярком желтоватом  свете  Мартин
разглядел,  что тому  было  лет  тринадцать. На  голове у  него  была  копна
огненно-рыжих волос,  а лицо, какие бывают на плакатах, призывающих неимущих
отправлять своих детей в летние лагеря.
     Мальчишка огляделся и нырнул в проулок между магазином Солли и соседним
домом.  Что это  за пацан?  Эти два  поджигателя  ничего не говорили о таком
помощнике.
     Только  через   несколько  минут  на  улице  появились  быстро   идущие
Москалевич и  Фламио.  Не  оглядываясь,  без  всяких  колебаний,  они  резко
свернули в проулок  рядом с магазином.  Солли Мартин  удовлетворенно  кивнул
головой. Он одобрил эту идею: использовать мальца в качестве разведчика.
     Задняя часть  магазина  Солли  Мартина  была  не  только незапертой, но
оказалась распахнутой настежь,  и  Моу Москалевич  недовольно заворчал. Этот
молокосос  Мартин оказался поц.  То,  что дверь не  заперта,  не  заметил бы
никто, а  вот открытая дверь могла  послужить  для соседей  поводом  вызвать
полицию.
     Он уже  хотел  было  сказать что-то  Эрни  Фламио,  как вдруг услыхал в
магазине какой-то звук и замер на месте. Потом повернулся к своему напарнику
и приложил палец к губам. Фламио кивнул. Они прислушались.

     Лестер Мак-Герл бросал газеты  на пол через прилавок и при этом напевал
что-то себе  под нос.  Это  было его любимым  занятием. Самым-самым любимым.
Затем он стянул с полок знамена ООП, развернул их и бросил в угол. Поначалу,
когда мальчик только  вошел в магазин, он то  и  дело поглядывал на витрину,
чтобы  убедиться,  что его  никто  не  видит,  но  теперь он  забыл об  этой
предосторожности.  Он  любил  свое  дело,  и  временами  ему хотелось, чтобы
кто-нибудь,  проходя по улице,  остановился посмотреть. Он бросил на пол еще
несколько газет.
     Стоявший за дверью Эрни Фламио шепотом сказал Моу Москалевичу:
     -- Он напевает "Я не хочу, чтобы весь мир сгорел".
     -- Нет, -- сказал Москалевич, -- это не то. Эта песенка называется "Мой
прежний огонь".
     -- Ну, что-то в этом духе, -- сказал Фламио. -- А что он сейчас делает?
     -- Не знаю. -- Москалевич присел возле  двери на корточки. -- Он совсем
мальчишка.
     -- Может этот Мартин и его нанял?
     -- Нет, -- ответил Москалевич. -- По-моему, он работает сам по себе.
     Поднявшись, Москалевич  шагнул в  дверь. Эрни  Фламио, держа  сумку,  в
которой  была  банка  с бензином  и  кусок  шпагата,  пропитанного  калийным
нитратом, который выполнял роль запасного шнура, последовал за ним.
     --  Чем  ты  тут  занимаешься?  --  спросил  Москалевич,  оказавшись  у
мальчишки за спиной.
     Лестер   Мак-Герл  резко  обернулся  и   увидел  двух   мужчин.   Затем
инстинктивно отступил назад. В слабых отблесках уличных фонарей, наполнявших
магазин тусклым желтоватым  светом, он  увидел их лица. Это были взрослые, а
взрослых он  не любил. Вообще  не любил.  Этих двоих  он  никогда  раньше не
встречал, но физиономии  такого типа видел. Он видел  их в  детских домах  и
приютах,  и эти две рожи  напомнили ему  о  сильных  и грубых руках, которые
столько лет награждали его тумаками. До недавнего  времени. Пока он не нашел
способ от всего этого избавиться.
     Несмотря на разделявшее их расстояние, он уловил запах бензина, который
эти двое принесли с собой, и тотчас же понял, зачем они здесь появились.
     -- Это мой  пожар, -- резко произнес он,  продолжая пятиться.  -- Лучше
вам уйти отсюда и оставить меня в покое.

     Солли  Мартин  понимал,  что  делать  этого не следует, но ему  надоело
ждать. А кроме того, ему хотелось знать, как устраиваются пожары.
     Выйдя  из  машины,  он  двинулся к  проулку, отделявшему его магазин от
соседнего дома.
     Задняя  дверь  магазина  была  открыта,  Солли  остановился  и  покачал
головой. Ему ничего не было известно о заказных пожарах,  однако  он считал,
что бросать  дверь открытой по меньшей мере глупо,  поскольку кто-нибудь мог
это заметить и позвонить в полицию.
     Подойдя к двери, он услыхал внутри голоса. Ему  не понравилось, что они
так  громко разговаривают. Ему  показалось, что  так дела не делаются,  и он
решил  отменить все это к чертовой матери, пока его  не арестовали заодно  с
этими придурками. "Хрен  с ним  --  решил он. -- Это его деньги. И он сейчас
войдет и скажет, чтобы они прекратили всю эту возню".
     Ступив  на  порог, он увидел  Москалевича и Фламио,  стоявших  всего  в
нескольких шагах спиной к нему. В углу помещения стоял мальчишка.
     Но не успел Солли открыть рот, как заговорил Москалевич:
     -- Как это понимать, твой пожар? Нас наняли и заплатили за эту работу.
     Они с Фламио двинулись вперед.
     -- Я вас предупреждаю, -- услышал Солли голос мальчика.
     Голос был совсем детский, нетвердый, неокрепший, что  никак не вязалось
с угрозой, которая прозвучала в его словах.
     Фламио засмеялся.
     --  Ну  и нахал!  -- сказал он. -- Это ты предупреждаешь нас? Что будем
делать с этим паршивцем, Моу?
     -- По-моему, нужно оставить его здесь, -- ответил Москалевич.
     -- В последний раз предупреждаю! -- проговорил паренек.
     Фламио снова засмеялся.
     Мальчик широко развел руками в стороны, словно собираясь взлететь.

     Если бы  Солли  Мартин не видел  этого своими  собственными глазами, он
никогда бы в такое не поверил.
     В тот самый момент, когда Фламио и Москалевич бросились к нему, паренек
развел руки в стороны.
     Тело  мальчика  засветилось. Мартин  видел,  как сначала от  него пошло
какое-то  слабое  голубоватое  сияние,  как  будто  тело  очутилось  посреди
газового  пламени.  Затем свечение  усилилось,  становясь  ярче  и  окутывая
мальчишку, точно  какая-то спиритуальная аура.  Москалевич и  Фламио замерли
посреди магазина, как вкопанные, а паренек тем временем вытянул  руки вперед
и  растопырил  пальцы.  Свечение вокруг  него  стало  меняться.  Сперва  оно
приобрело фиолетовый оттенок,  затем постепенно стало  алеть,  все сильнее и
сильнее,  все  ярче  и ярче. И  вот  вокруг мальчика запылало рыжее  зарево,
переливаясь и мерцая, точно раскаленная в камине кочерга. Солли стало больно
смотреть.  Но  он продолжал смотреть и сквозь оранжевое облако  увидел  лицо
мальчика:  его  сузившиеся глаза  пылали,  зубы  сверкали  в широкой улыбке,
выражавшей истинное наслаждение.
     Затем, как если бы двое мужчин были отрицательными полюсами  батареи, а
мальчик  мощнейшим  генератором  положительных  импульсов,  полумрак комнаты
пронзили две огненные  оранжевые молнии, и обоих  пришельцев  хватило пламя.
Солли Мартин подавил в себе рвавшийся  наружу крик.  Одежда на людях сгорела
мгновенно, оранжевое пламя стало пожирать их, и на глазах Мартина они словно
таяли, медленно оседая на пол.
     Никто из них даже не вскрикнул, и Мартин понял, что  они мертвы. А  тут
еще  взорвалась   банка  с  бензином,  которую  принес