--  Ты  скоро  узнаешь... -- Блейд  с изумлением  заметил, что  девушка
покраснела. -- Давай выпьем еще. И ты снова скажешь что-нибудь хорошее...
     -- За то, что случится сегодня, -- странник поднял серебряный бокал. --
Я верю, что ты видела нечто приятное, Лилла.
     Она выпила -- мелкими глотками, поглядывая на него из-за края чаши.
     -- Знаешь, кто был моим отцом, Талса? -- Блейд покачал головой. -- Брат
фра  Сенды... Саграм,  великий искатель... Ему тоже была  дарована  Сила. Не
столь большая, как у бартайи или дзу, но ее хватало, чтобы управлять риго  и
ол-ста.  Он  погиб в  бою  с  кастелами... в  той битве, когда мою мать, Фра
Лайану,  взяли в  плен. Мать дала ему могучие  талисманы.  Он сражался,  как
разъяренный клот, и убил многих... но Брина не сумел одолеть.
     -- Я  сожалею, -- Блейд на секунду склонил голову. -- Давай помянем его
и твою мать, Фра Лайану. Я думаю, они счастливы вместе в чертогах Арисо. Они
выполнили свой долг.
     В зале вновь раздался серебристый звон.
     -- Сила -- великий дар, --  тихо сказала  Лилла. Чтобы она  не исчезла,
каждая бартайя, когда приходит ее срок, выбирает мужчину... в своем роду или
в другом... мужчину тоже одаренного Силой...
     Блейд молчал. Ему  было ясно, что она хотела сказать, на что надеялась,
но  мог  ли  он и дальше обманывать ее? Его сила  заключалась  в другом -- в
опыте,  в знаниях,  в телесной мощи, в том, что не передается по наследству,
как  этот таинственный телепатический дар. Безусловно, у  него были какие-то
способности по этой части, но совсем крохотные, и пирокинез, его  таллахская
добыча, скорее подтверждал, нежели  опровергал этот факт.  Лилле нужна дочь,
наследница,  дитя,  одаренная Силой от  рождения;  это слишком  важно в мире
Иглстаза, чтобы он мог поддаться слепой страсти.
     -- Ты колеблешься? -- глаза девушки потемнели, золотые искорки исчезли.
-- Может быть, я не нравлюсь тебе?
     Блейд накрыл большими ладонями ее пальцы.
     --  Очень  нравишься, милая. Но я  не умею  ни  лечить,  ни  говорить с
животными, ни предвидеть будущее. Мой ребенок может оказаться пустышкой.
     -- Случается,  человек  обладает Силой,  не  ведая об этом. А ты многое
умеешь, Талса. Например... ее взгляд метнулся к камину.
     -- А! -- он с досадой отмахнулся. -- Этому меня  научили, я же говорил.
И я  не  могу  передать  свое умение ребенку,  который  еще  не родился. Что
касается всего остального...
     -- Все остальное  можно проверить, -- тонкая рука  Лиллы  протянулась к
вазе, накрытой  тканью.  Легким  движением  девушка  сбросила ее,  и  Блейд,
ослепленный, на миг прикрыл глаза.
     Там лежал камень. Сверкающий, невообразимо прекрасный самоцвет! Вначале
кристалл показался страннику  очень большим, и лишь приглядевшись, он понял,
что камень невелик --  с фасолину,  не  больше. Радужное  сияние, окружавшее
его, увеличивало размеры во много раз; оно  казалось плотным и в то же время
прозрачным,  позволявшим разглядеть грани  кристалла.  Он имел  форму шара и
словно  светился   изнутри,  ежесекундно   меняя  цвет.  Рубиновый  багрянец
переходил в золотистый блеск  цитрина,  потом -- в глубокую зелень изумруда,
прозрачную  аквамариновую  голубизну и насыщенные тона сапфира. На мгновение
камень  темнел, приобретая оттенок обсидиана, затем цикл повторялся сначала.
Блейд не мог оторвать от этого чуда глаз.
     -- Харр,  Владыка Души, -- шепнула Лилла. --  Его магия сильна... Он не
может защитить от  врагов, как  ол-ста и тарна, не может  их уничтожить, как
риго и  эсс,  не  может  исцелять подобно хатору... Зато он умеет  соединять
человеческие души. Человек -- не животное, Талса, и в его мысли не проникнет
самая могущественная бартайя Иглстаза. Человек способен  лгать,  прятать зло
под личиной  доброты,  трусость под маской  отваги, скрыть подлость  завесой
показного благородства. Но если воспользоваться харром, ты все увидишь и все
поймешь. Он -- тропинка, протянутая от человека к человеку, самый дорогой из
даров Арисо!
     Ментальный  усилитель,  подумал   Блейд  и  внезапно  охрипшим  голосом
спросил:
     --  Ты  думаешь, этот талисман может оценить мои таланты?  Даже  те,  о
которых я не знаю сам?
     --  Нет.  Это сделаю  я; харр лишь  откроет мне  дорогу к твоей  душе и
сердцу.
     Секунду  Блейд  колебался,  потом  кивнул.  Он  был  человеком  быстрых
решений, нередко полагавшимся на инстинкт и интуицию, а не на трезвые доводы
рассудка.  Возможно,  это  качество он унаследовал от матери вместе с каплей
ирландской  крови;  ее  было  немного,  но,  случалось,  огненный  кельтский
темперамент побеждал англосаксонский прагматизм.
     Раскрыть свою душу другому...  Всю, до  конца, до дна!  В иной ситуации
это было бы для него неприемлемо, а на Земле -- просто невозможно! Но он был
в ином  мире и  знал,  чувствовал, что эта девушка, эта хрупкая  иглстазская
чародейка, не причинит ему вреда.
     -- Что я должен делать, Лилла?
     -- Ничего. Только смотри на харр... представляй, будто его лучи тянутся
от тебя  ко мне... они плетут радужную дорожку... она еще зыбкая и туманная,
но  становится  все  плотнее  и  плотнее...  прочной,  как  мост  из толстых
бревен...  ты вступаешь  на нее... ты идешь...  идешь ко  мне... все  ближе,
ближе... мы встретимся там, где под нами сверкает  харр... мы приближаемся к
этому месту... ты уже видишь меня... ты  протягиваешь  мне руки... касаешься
меня...
     Вселенная взорвалась. Это походило на перемещение в иную реальность, на
процедуру,  которой он подвергался уже более  тридцати  раз, когда привычный
мир превращается в осколки,  беспорядочно плывущие  в  бездне пространства и
времени.  Но  боли, привычной  спутницы,  не было;  наоборот,  он  испытывал
блаженный  покой  и   умиротворенность.  Он  словно   кружил  в  прозрачной,
кристально ясной  пустоте, вглядываясь в мерцающие со всех сторон фантомы, в
видения, рожденные памятью.
     Кабинет Дж.,  его пальцы, уминающие табак  в трубке, затем -- суховатое
лицо, окутанное  клубами  дыма... Лейтон -- маленький, сгорбленный, с рукой,
застывшей на  рубильнике... Вид вечернего Лондона с высоты --  ручейки света
сливаются в  реки  огня,  впадающие  в  яркие озера площадей... Отец  и мать
такие,  какими он  видел их в последний  раз, перед автокатастрофой...  Лица
девушек, женщин...  Десятки, сотни  лиц!  Одно из них все ближе  и  ближе...
Лилла?
     Внезапно Блейд  осознал, что  он  не  один. Лилла была  рядом,  теплая,
нежная,  ласковая.  Он  чувствовал  ее  удивление,  ее  доброе  неназойливое
любопытство, безмолвную просьбу показать, объяснить. Он обнаружил, что может
сделать это; каким-  то  образом ему удавалось  управлять  роившимися вокруг
видениями, мгновенно доискиваться  до  их  смысла, передавая  свои  ощущения
девушке --  без слов, без связных фраз, без неуклюжего языка, лишь мешавшего
общению.
     Он  вызвал череду миров,  в которых побывал.  Покорные  его  воле,  они
плыли,  кружились  в  хрустальной  бездне  бесконечным  хороводом,  странным
образом не мешая, не заслоняя друг друга. Мрачные башни Крэгхеда и его двор,
усеянный  фигурками сражавшихся...  он  сам, с огромным бронзовым топором  в
руках... нефритовые горы  Ката... яростная  атака монгской конницы... степь,
черные  шатры,  деревянная  клетка,  в   которую  его   заточили...  Меот...
прекрасный город над синим морем... снова всадники, женщины с развевающимися
волосами... ледяной  блеск  берглионских пустынь и  Аквия, склонившаяся  над
котелком с колдовским зельем... равнина Тарна, разбитая на ровные квадратики
плантаций... большой черный корабль и  четырехрукие силуэты хадров, проворно
скользящих по  вантам...  стол, заваленный сияющими жемчужинами  Кархайма...
сармийская  трирема,  выброшенная  на   пустынный  берег...   Сияющие  Врата
джеддов...  Талзана  --  озеро  и  две хижины  на  лугу...  огромный дракон,
штурмующий  Городскую  стену...  парк,  в  котором гуляли  наложницы султана
Зира...  там  он встретил Вэлли...  звероподобные  физиономии  волосатых  из
Уркхи...   Азалта...  камера  с   зарешеченным  окном...  просторная   арена
Таллаха...
     Он побывал там, он видел эти миры, он ощущал на своем лице вкус соли их
морей,  вдыхал  пряный степной  воздух,  бродил  по  улицам их  городов!  Он
вспомнил  все,  и  все объял  в каком-то  нечеловеческом усилии, чувствуя за
спиной  незримое   присутствие   Лиллы;  она   тоже   смотрела,  спрашивала,
поражалась.
     Внезапно видения опали, как лепестки увядшего цветка. Блейд снова сидел
за столом, перед полупустой чашей; серебряная ваза с кристаллом была накрыта
плотной тканью, и Лилла склонялась над ней, сжимая ладошками виски.
     --  Так  много...  --  прошептала  она. --  Так  много  всего...  Я  не
понимаю... Ты... ты был там? Везде?
     Блейд молча кивнул.
     -- Ты -- странник  и пророк, -- вдруг уверенно  сказала девушка. --  Ты
ходишь из мира в мир и изменяешь их... творишь будущее... то, которое делает
их лучше... Большая удача, что ты появился на Майре!
     Он пожал плечами.
     --  Странник, возможно... но пророк... Нет,  девочка, такого  дара  я у
себя  не  замечал.  Пророки  любят  поговорить  о  том,  что ждет  мир, а  я
предпочитаю довольствоваться настоящим.
     -- Ты живешь в настоящем, но творишь будущее, -- опять упрямо повторила
девушка.
     -- Как и  все остальные, обычные люди,  лишенные Силы, не бартайи и  не
дзу. Надеюсь, теперь ты поняла, сколь невелик мой магический дар?
     Она  выпрямилась, пристально глядя на Блейда;  ее глаза сияли ярче, чем
волшебный кристалл харра.
     -- Ты не прав, Талса, мой супруг... если б ты знал, как не прав!
     Странник поднялся и подхватил девушку на руки, зарывшись лицом в черный
шелк  ее  волос. Перешагивая  порог  опочивальни, он слышал,  как за  спиной
протяжно вздыхает Ффа.
     * * *
     Пожалуй,  сторонний  наблюдатель  не заметил  бы особых  перемен в  его
жизни. Все  так же по утрам и  в послеобеденный час Блейд тренировал молодых
стрелков, которых стало уже  больше сотни;  все так же трижды в день садился
за  стол с  дружным семейством  Фра Сенды, все так же вел по  вечерам долгие
беседы с  Ффа у  камина. Но  когда солнце начинало  опускаться  за скалистую
стену грона, он поднимался  по лестнице на  балкон, растворял тяжелую резную
дверь, что вела в покои молодой бартайи, и оставался с ней до рассвета.
     Она  не была  искусной  любовницей;  скорее  девушкой,  познающей науку
любви. Но в  этом  таилась  своя прелесть! Часто, глядя  на  спокойное  лицо
засыпающей Лиллы, прислушиваясь к ее тихому дыханию, Блейд  вспоминал  своих
женщин. Нет, не тех подружек на одну  ночь  или даже на три  дня, которых он
мог  насчитать  дюжину  дюжин,  и  не  стареющих красавиц  вроде  альбийской
королевы Беаты, с которыми приходилось  спать для того, чтобы спасти  жизнь.
Первые  не оставили следа в памяти; последние будили лишь чувство гадливости
и досады.
     Нет, он вспоминал других, тех,  что были до сих пор дороги сердцу. Этот
гарем прошлого делился на две неравные части, и Блейд, пожалуй, лишь сейчас,
готовясь разменять пятый десяток, понял  и признал этот факт. Он относился с
нежностью  к большинству  своих  женщин, он  помнил о них  и  знал,  что эти
воспоминания дороги  ему;  возможно,  они составляли  самый  ценный капитал,
нажитый за годы странствий. Но  любил ли он их?  Или  только  позволял  себя
любить?
     Скорее,  второе, с невольной  горечью думал  он. Юная Талин, альбийская
принцесса,   нежная   Лали  Мей  из  Нефритовой  Страны,  неистовая   Айола,
повелительница  пиратов Кархайма,  малышка Митгу, ласковая Вэлли, даже Калла
-- Калла, о  которой  он вспоминал теперь  так часто... Они любили его, и он
искрение отвечал на  их страсть, он дарил им  наслаждение и наслаждался сам,
он ласкал их волосы, целовал губы и глаза... Чего-то, однако, не хватало.
     Чего? Он  понял  это, вспомнив о Гралии, меотидской амазонке, о Зулькие
из Тарна, о нежной  Эдаре, ласкавшей его под теплым небом Катраза. Да, их-то
он  любил! Не  потому, что эти  девушки  были красивей остальных  или  более
искусны в постели... нет, совсем не потому! Они  были готовы  отдать за него
жизнь!  Кое-кто  отдал...  На  миг  он  словно  очутился  на ступенях  своей
катразской виллы,  перед строем закованных в железо  воинов,  у  ног которых
распростерлась Эдара... мертвая Эдара...
     Да,  среди  дорогих  воспоминаний  были  самые  дорогие,  и  стоило  ли
удивляться, что  их  меньше? Он не  удивлялся. Он думал о том,  в  каком  из
ларцов его памяти окажется Фра Лилла: в маленьком,  заветном, или в том, что
побольше? Скорее, последний вариант...
     Конечно же,  она любила его. Он был первым ее мужчиной, ее избранником,
посланцем светлого Арисо, чародеем  с огненными руками... Но любовь Лиллы не
переходила  в экстаз самозабвения; существовали границы,  за  которыми лежал
другой мир, столь  же важный для молодой бартайи, как человек, с которым она
делила ложе. Она думала  о своем клане, об угрозе, неотвратимо надвигавшейся
на последний  грон фра,  о  своих талисманах,  потерявших  силу, о  ребенке,
которого должна произвести на свет ради  процветания рода. Блейд заполнял ее
мысли лишь в ночные часы; день был отдан другим заботам.
     Довольно  скоро   странник  это  понял.  Он  не  стал  делиться  своими
наблюдениями  с  верным  Ффа; вряд ли  клот  мог уловить  все оттенки любви,
которые  существовали  у  беспокойного  племени   двуногих.  Любовь-страсть,
любовьненависть, любовь-соперничество,  любовь-привычка... Для  Ффа  все это
было пустым звуком; он знал лишь однуединственную любовь,  рожденную тягой к
самке. Его хозяин  нашел  очень хорошую самку, такую, что  могла говорить  с
клотами, и Ффа был к ней весьма расположен.
     Прошел   день,   другой,   минула   декада.  Блейд  все  чаще   замечал
тревожно-вопросительные взгляды Фра Сенды; так же смотрели и Кзалт,  и Миот,
нередко навещавший своего  приятеля-кузнеца. Эти трое были важными  людьми в
племени,  опорой рода Фра:  Сенда, родич молодой бартайи, являлся  как бы ее
негласным  опекуном,  вокруг Миота группировались искатели, а Кзалт, военный
вождь, отвечал за безопасность грона. Вероятно, Лилла была свободна в выборе
возлюбленного,  и  старейшины  фра  не  имели  ничего против, чтобы им  стал
пришелец со  звезд. Они даже стали относиться к  Блейду с каким-то трепетным
уважением,  словно  постель,  которую  он  делил  с  бартайей,   многократно
увеличивала его магическую силу. Однако в их глазах он видел тревогу.
     Первым не выдержал Кзалт.
     Во  время очередного занятия с  молодыми  лучниками  воевода подошел  к
Блейду  и  долго  наблюдал  за  тем,  как  юноши  мечут  стрелы.  Их  успехи
впечатляли: девять стрел  из  десяти впивались  с  центр деревянного щита, и
почти  каждый  стрелок  успевал натянуть  тетиву пять  раз в минуту. Кзалт с
восхищением   качал   головой,  мычал   нечто   одобрительное   и   наконец,
расхрабрившись, произнес:
     -- Они делают успехи, Талса, большие успехи. Но... -- он замялся.
     -- Но?
     --  Хотелось  бы, чтоб и другое дело, которое ты  затеял, тоже пришло к
счастливому концу.
     Блейд недоуменно поскреб в бороде.
     -- Какое дело, Кзалт?
     -- Бартайя ничего тебе не говорила?
     -- Почему же? Очень  многое.  Иногда она рассказывает  очень интересные
вещи.
     -- Я имею  в  виду не магию и не наши  неурядицы  с кастелами.  Другое,
более счастливое известие...
     -- А! -- теперь Блейд понял, что беспокоит военного вождя. -- Но прошло
слишком мало  времени, Кзалт. Дней  через пятнадцать или двадцать все станет
ясно.
     Воевода поджал губы.
     -- Бартайя --  не обычная женщина, Талса. Она  узнает  о  таком гораздо
раньше.
     Он  повернулся  и  зашагал  прочь,  всем  своим  видом выражая  крайнее
неудовольствие. Блейд,  растерянный,  глядел  ему  вслед. Неужели Лилла и  в
самом  деле  уже сейчас могла почувствовать  зарождение  плода? Это казалось
невероятным.
     Закончив занятия, он отыскал Миота.
     -- Кзалт задал мне странный вопрос, дружище.
     -- Вопрос? Какой вопрос? Кзалт, знаешь ли, любопытен.
     -- Насчет Лиллы.
     -- Ну и?.. -- Миот застыл в радостном ожидании.
     -- Пока она  мне ничего не говорила. Но Кзалт  утверждает, что  бартайя
должна знать о таком событии сразу же.
     -- Он прав. Лилла, однако, молода, и твой ребенок будет ее первенцем. У
нее нет  опыта в таких делах. Возможно, она ждет, хочет убедиться наверняка.
А Кзалт...  Кзалт, старый хатти, слишком нетерпелив. Не ведает, когда  время
ожидания должно смениться  временем беседы... Не обращай на  него  внимания,
Талса.
     Блейд  кивнул  и взял искателя под руку, у него имелся еще один вопрос,
который он хотел обсудить с Миотом.
     --  Скажи,  ты  видел картины, которые показывает никерунн Лиллы? Озеро
среди  гор,  сверкающее  облако,  из которого появляются люди?  Много людей,
светлых и черноволосых?
     -- Да. Они похожи на нас, на дентров и латранов.
     -- Естественно. Я думаю, то были  ваши предки, которые пришли на  Майру
со звезд.
     Миот пожал плечами.
     --  Об  этом можно только гадать, Талса. Знаем же мы лишь одно: те люди
действительно похожи на нас.
     --  Но  там  были  еще  и  другие...  совсем невысокие,  в  зеленоватых
одеждах...
     -- Керендра. Это керендра, Талса.
     -- Где же они теперь?
     -- Кто  знает?  Очень  редко  духи никер-уннов показывают  керендра,  и
только  потому мы знаем о них. Но, клянусь светлым Арисо, я не слышал, чтобы
кто-нибудь повстречал живого керендру.
     -- Значит, они погибли? Как беловолосые великаны?
     Искатель погладил подбородок и задумчиво уставился в землю.
     --  Этого  я не могу утверждать, Талса.  Я  не бывал в их ставате и  не
видел  их костей. Великаны  -- другое дело. Помнишь, я рассказывал Панти про
их поселок на Сухих Равнинах?
     --  Помню,  --  странник  кивнул.  -- А духи  никер-уннов  когда-нибудь
показывают великанов?
     -- Нет.
     Неудивительно, подумал Блейд. На планету  прибыли переселенцы-оривэи  и
еще две группы  Защитники и эти керендра.  Наверняка и  тех, и  других  было
немного... и никто  не  находил принадлежащих им никер-уннов. Этот крошечный
приборчик играл роль фотоаппарата, и  оривэи явно предпочитали запечатлевать
друг друга, ландшафты и животный мир новообретенной  родины, а не керендра и
беловолосых.   Насколько   ему  было  известно,  от  Защитников  они  вообще
предпочитали держаться подальше.
     Как бы то ни было, о Защитниках он знал многое, а о керендра -- ничего.
Какие функции они выполняли в обществе паллатов? Блейду  смутно  вспомнились
те странные  тела, останки инопланетных астронавтов,  которые лет пятнадцать
назад  демонстрировали ему американцы. Это  было в Лейк-Плэсиде, на базе ВВС
США, где находился секретный  депозитарий информации о неопознанных летающих
объектах и хранились кое-какие любопытные артефакты; Дж. отправил его туда в
командировку. Теперь странник не мог восстановить в памяти  внешний вид  тех
существ, обгорелые  трупы  которых показывал  ему полковник Дэвид Стоун, его
лейк-плэсидский гид; он помнил лишь, что тела казались небольшими. Возможно,
то были керендра?
     Он поднял взгляд на Миота, терпеливо дожидавшегося новых вопросов.
     -- Тебе знакомо то озеро на плоскогорье? Где оно находится?
     --  Трудно  сказать.  На востоке  таких мест  нет, там горы  ниже, и их
вершины не покрыты льдом. В Тарвале... -- искатель прищурился, вспоминая, --
в  Тарвале я не встречал ни озер, ни пиков с похожими очертаниями. Возможно,
в Барге...
     -- В Барге? Что это?  -- Блейд  смутно припоминал,  что ему  доводилось
слышать это название из уст кинтама.
     -- Хребет на западе, такой же большой, как Тарвал. Он  выходит к самому
морю... далеко, за Сухими Равнинами... Никто из  фра  не бывал в тех местах.
Тейды,  быть  может,  и доходили...