ю в  воду;  конические крыши
немногочисленных  складов,  торчавших  сразу  за  причалами  и  напоминавших
костяшки пальцев, довершали сходство. Вдоль дороги пылали костры --  похоже,
гостей из Айдена ожидал пир.
     К востоку от  складов  трава была вытоптана, там  пестрели разноцветные
палатки  -- штук  сто,  не  меньше. Кое-где  тянулись массивные  бревенчатые
сооружения -- видимо,  коновязи; около одной  из них  стояла  пара  странных
животных, которых Блейд не мог разглядеть издалека.
     Значит,  не  город. И не порт.  Временное пристанище кочевников,  пункт
обмена, место, где  могут  причалить  к берегу  огромные морские плоты... Но
содержалась эта фактория в полном порядке: пирсы выглядели новыми, крепкими;
склады, похожие  на круглые негритянские  хижины с  остроконечными  крышами,
были собраны  из толстых бревен,  стоймя вкопанных в  землю. Видимо, в  этой
местности не  ощущалось недостатка в дереве --  на равнине то здесь, то  там
возносились рощи; на расстоянии  густые древесные кроны, более светлые,  чем
трава, казались зеленоватыми облачками, плывущими над изумрудным океаном.
     Садра  Блейда   медленно  приближалась  к  самому  правому,  восточному
причалу. Паруса на  судне были давно спущены,  и четыре  баркаса  с  дюжиной
гребцов в каждом осторожно буксировали его к берегу. Теперь Блейд понял, что
эти  большие  лодки,  надежно  закрепленные  слева  и  справа  от   кормовой
надстройки,  предназначались  вовсе  не   для  спасения  экипажа   в  случае
катастрофы,  а  для  маневров  в  гавани  или  порту.  Огромные  плоты  были
прекрасным  транспортным  средством --  дешевым, грузоподъемным  и  довольно
быстрым,  --  однако  они,  конечно,  не  обладали  маневренностью настоящих
кораблей.
     Плот медленно скользил  параллельно  пирсу на расстоянии ярдов двадцати
от  него.  Полуголые  матросы,  выстроившиеся  вдоль  левого борта,  метнули
канаты, подхваченные на причале сотней высоких светловолосых людей. Миг -- и
концы легли вокруг толстых  столбов; последовал слабый рывок, и плот  замер.
Затем встречающие подтянули его вплотную  к пирсу. Ни сходни, ни трапы  были
не нужны -- поверхность мостков пришлась на фут выше палубы садры.
     Блейд с  любопытством разглядывал  северян. Идеальный нордический  тип,
отметил он с некоторым удовлетворением. Светлоглазые, крепкие,  с русыми или
соломенного цвета волосами, они  действительно  напоминали викингов. Молодые
мужчины --  их  оказалось  большинство --  не носили  ни бород, ни  усов, ни
украшений; однако их  одежда  из замши или ткани выглядела весьма добротной.
Короткие туники  и  куртки, штаны,  заправленные в  высокие сапоги,  круглые
кожаные   шапочки,   пояса  с   ножнами  для  кинжалов...  Ничего   лишнего,
вызывающего;   тем  не  менее  этот  наряд  каким-то  непостижимым   образом
подчеркивал воинственное  и грозное  обличие  хайритов. У  многих  на спинах
висели чехлы  со странным оружием -- его  длинная рукоять  торчала над левым
плечом фута на полтора.
     Понаблюдав минуту-другую за этими  людьми, Блейд решил, что их сходство
с буйными скандинавами является чисто внешним. Они не походили ни на грязных
неотесанных  варваров,  ни, тем  более,  на разбойников; полные  достоинства
лица,  гордая надменная осанка,  скупые жесты,  неторопливая внятная речь...
Да, эти хайриты знали себе цену!
     Теперь  ему  было известно,  что сам  Рахи был наполовину  хайритом  --
двадцать пять лет  назад нобиль и  пэр  империи Асруд бар Ригон  взял в жены
дочь  хайритского  вождя, за  что  едва  не подвергся  опале.  Где и как  он
разыскал  эту  девушку,  оставалось неясным,  но  брак  их  на первых  порах
оказался счастливым -- через год хайритка подарила Асруду сына, а еще  через
шесть лет  -- дочь, Лидор, после чего скончалась. Обревизовав остатки памяти
Рахи, Блейд не нашел почти  никаких воспоминаний о матери  -- кроме смутного
образа  нежного и ласкового  лица в ореоле золотых волос.  Впрочем, о старом
Асруде он помнил немногим больше.
     Вероятно,  Асруд  очень  любил  жену,  если  позволил  ей  дать  своему
наследнику второе, хайритское имя. Имя многое значило для айденских нобилей;
и могущественные магнаты, и  мелкопоместные дворяне  --  из которых, кстати,
происходил бар Занкор --  в равной степени  пользовались привилегией  носить
имена, начинавшиеся  с  долгого протяжного "а".  Хотя ни  простонародье,  ни
благородное  сословие   и  власти   империи  не  относились   к  хайритам  с
враждебностью,  большой   любви  к  северянам  никто  не  питал.   Они  были
превосходными  воинами,  которых изредка нанимали  для особо трудных военных
кампаний  --  что   в  какой-то  мере  унижало  имперскую  гордость.  Однако
породниться  с  ними да еще  назвать старшего  сына  и наследника хайритским
именем было поступком из ряда вон выходящим.
     Как  понял Блейд, происхождение Рахи не являлось тайной  -- недаром Рат
во  время  драки обозвал его хайритским  отродьем. Но имя, хайритское имя --
совсем другое  дело!  Видимо,  его  знали  только немногие  люди,  достойные
особого доверия. Интересно, откуда оно стало известным бар Занкору? Из бесед
с целителем Блейд  вынес убеждение, что  тот неплохо знал старого Асруда, но
не входил в число его приближенных.
     Сзади грохнули барабаны, и он резко обернулся. Капитансардар со  своими
помощниками важно маршировал  к  берегу в  окружении дежурной окты.  Офицеры
блистали серебром,  солдаты щеголяли начищенными панцирями и шлемами, октарх
-- крепкий детина с бронзовыми кудрями -- вздымал имперский стяг.  Процессию
замыкали два десятка рабов, тащивших дары.
     Барабанный бой резко оборвался. Капитан взошел  на причал и проследовал
на берег со всей свитой меж шеренг расступившихся северян. Хайритов, похоже,
не   слишком  впечатлил  этот  помпезный   выход;  снисходительно  пропустив
заморское  начальство,  они принялись  помогать  матросам,  крепя причальные
снасти на столбах и  обмениваясь с  гостями шуточками.  Очевидно, многие  на
садре  знали  язык  северных  соседей.  Блейд  понимал  их речь  без  всяких
затруднений; казалось, этот напевный говор знаком  ему с детских лет. Доброе
наследство от Рахи, подумал он.
     К  остальным  причалам  один  за  другим  начали  швартоваться   плоты.
Торжественных  шествий  с барабанным  боем больше не было  заметно, и  Блейд
заключил,  что дипломатическими  полномочиями  наделен только капитан-сардар
головного  плота флотилии.  Постепенно группы хозяев  и гостей  потянулись с
мостков  на берег,  к  складам  и  горевшим рядом  с  ними  кострам. Пахнуло
жареным. Блейд принюхался и, кликнув Чоса, перепрыгнул на мостки.
     Через пару часов, размяв  ноги  на твердой  земле, они  уселись в  тени
бревенчатого строения, откуда хайриты дружной  гурьбой  выкатывали бочонки с
пивом.  Один из  таких  бочонков,  в котором  плескалось  еще галлонов  пять
янтарной  жидкости, стоял  рядом  с  приятелями;  в крышке  его  торчали два
кинжала  с насаженными кусками  жаркого. Вдоль дороги, наслаждаясь таким  же
нехитрым  угощением, стоя, сидя и лежа расположились тысячи две человек -- и
айденских моряков, и северян.
     --  Хорошая  жизнь  у  этих хайритов, клянусь  молниями Шебрет!  -- Чос
выдернул свой клинок из бочонка  и  вгрызся в мясо. Прожевав,  приложился  к
кружке и заметил:
     -- Доброе пиво, сочная дичь и воля -- что еще нужно человеку?
     -- Многое, храбрый мой ратник Чос, многое, -- Блейд,  улыбаясь, покачал
головой:  утренние   размышления   и   обильная  трапеза  настроили  его  на
философский лад. -- Кров, золото, женщины, хорошая потасовка... Власть!
     -- Власть нужна благородным, таким  как ты, господин мой Рахи, -- Блейд
выгнул бровь, но промолчал. -- Вот им тоже, -- Чос кивнул в сторону стола на
деревянных  козлах, вокруг которого расселись айденские капитаны в  компании
хайритских вождей. -- Дом, женщина... Это было  у меня, и от этого я сбежал.
А вот воли никогда не нюхал!
     --  Так  понюхай!  Вон  ее сколько,  --  Блейд  вытянул руку  в сторону
изумрудной степи.
     -- Ты, октарх,  подбиваешь меня на побег?  Во  имя  светлого Айдена! --
глаза Чоса округлились.  -- Странный ты стал  после той драки с Ратом...  --
худощавое  лицо ратника погрустнело, плечи ссутулились; он  невесело покачал
головой и тихо произнес: -- Просторны земли Хайры, но для меня не найдется и
клочка,  чтобы поставить ногу... Не моя то воля --  хайритская, их степи, их
горы и леса... А народ они гордый и к себе чужих не принимают.
     Блейд доел мясо и поднял бочонок -- янтарная струя хлынула прямо в рот.
Он пил  долго; пиво было крепким, приятным на вкус  и чуть  туманило голову.
Потом  он  лег   в  траву,  потянулся,  расслабил  мышцы.  Полуденное  небо,
голубовато-фиолетовое, безоблачное,  яркое, взметнулось  над  ним; где-то  в
вышине, за гранью времен  и  пространств плыла Земля со стынущим в саркофаге
телом... Мысли лениво кружились в голове Блейда. Где-то над  ухом бубнил Чос
-- по-прежнему  о свободе,  которой он так жаждал и  так страшился.  Ричарда
Блейда свобода не пугала. Он не ждал, когда ему выделят клочок  земли, чтобы
поставить ногу. Он  приходил и  брал  --  брал власть;  ибо,  в  отличие  от
наивного ратника  Чоса, знал, что власть дает все -- богатство, кров,  пищу,
женщин. И, конечно, свободу.
     Веки  его  смежились,  и странник  погрузился  в  сон.  Ему  привиделся
достопочтеннейший  Амрит бар Савалт -- смутная фигура в роскошной мантии  --
подползавший на коленях к высокому трону. А на троне сидел он, Ричард Блейд,
милостью Айдена владыка необъятной империи.
     Далекий гром  прокатился над степью,  и он сел,  изумленно  озираясь по
сторонам.  Небо  было  безоблачным; ни легкий  освежающий бриз  с  моря,  ни
чистый,  напоенный запахом  трав  воздух,  ни  ясный  горизонт  -- ничто  не
предвещало  грозы. Странник  прислушался. Отдаленные  раскаты  не утихали --
скорее,  наоборот;  но теперь  он различил  аккомпанирующее  им бульканье  и
сопенье.  Опустив  глаза,  он увидел Чоса. Ратник  десятой  алы  пятой  орды
Береговой Охраны лежал  на спине,  выводя носом  затейливые рулады.  Но  для
грома они звучали жидковато.
     Блейд встал и,  обогнув  закруглявшуюся стену склада, переступая  через
ноги и тела спящих, вышел  к дороге. Спали, оказывается, не  все. За  столом
еще угощались с  полдюжины капитанов да три потчевавших  их хайрита  -- пара
постарше, с бородками, и один бритый, голубоглазый, с широченными плечами --
на вид ему было лет тридцать пять. Солдаты  дежурной окты сидели неподалеку,
трезвые,  как  стеклышко: еды у  них было  вдоволь,  но пива -- только  один
бочонок. Кое-где у костров еще  жарили мясо и  разливали остатки  хмельного.
Шагах в десяти от Блейда компания подвыпивших хайритов развлекалась метанием
ножей; целью служил грубый круг, намалеванный на бревенчатой стене склада.
     Повернувшись лицом к равнине, Блейд прислушался. Гром нарастал;  теперь
можно  было разобрать,  что  этот непрерывный рокот  порождают  удары  тысяч
копыт. К берегу, оглашая  степь  гулким барабанным боем, приближалось стадо.
Или  табун? Лошади? Он уже видел темную полосу, стремительно надвигавшуюся с
северо-запада прямо  на костры, спящих людей  и палаточный лагерь  хайритов.
Северяне, однако, сохраняли спокойствие, и Блейд решил, что с пастбища гонят
коней. Он ждал, прикидывая, сколько голов может быть в таком табуне. Судя по
грохоту, тысяч пять, не меньше...
     В  четверти  мили  от  дороги  и  складов  табун   свернул  к  востоку,
вытянувшись в неровную линию. Теперь животные приближались медленней, однако
с каждой  минутой  их  можно было  разглядеть  все лучше  и  лучше.  До  них
оставалось триста ярдов, двести, сто...
     Блейд вздрогнул и, раскрыв рот, застыл в немом изумлении. Могучий поток
чудовищных,  невероятных зверей проносился  мимо. Широкие  морды  с рогом на
конце, с  глазами, сверкавшими  то  ли  от возбуждения,  то ли от  ярости...
Змееподобные  вытянутые тела, на добрый ярд длиннее лошадиных, бесхвостые, в
косматой  шерсти... Гибкие шеи, мощные холки, необъятные крупы... И три пары
ног, молотивших землю с ритмичностью и силой парового молота.
     В этих созданиях странным образом сочетались мощь атакующего носорога с
грацией  арабского  жеребца.  Насколько странник мог оценить с  расстояния в
полсотни ярдов, они были гораздо массивнее лошадей -- раза в два-три. Однако
их движения не выглядели  неуклюжими, и чем внимательнее он присматривался к
этим   странным   созданиям,   тем   больше   чаровала   его   стремительная
непринужденность  их бега. Мастью они напоминали лошадей -- вороные, гнедые,
темно-пегие, светлых -- белых и серых -- не наблюдалось.
     Теперь  Блейд  заметил  дюжину  всадников. Они  сидели попарно на своих
огромных скакунах, которые,  в отличие от остальных животных, несли сложного
вида сбрую  с двумя  подпругами.  Передний  правил;  задний  щелкал  длинным
кнутом, направляя бег  табуна к хайритскому лагерю.  Видимо,  эти  шестиноги
были превосходно обучены -- ни один не сбивался с  ровного мощного галопа, и
кнуты пастухов лишь задавали направление и темп бега.
     Словно  околдованный,  Блейд глядел на эту  могучую  живую  реку,  пока
чьи-то  сильные  пальцы не стиснули  его плечо.  Он резко  обернулся. Позади
стояли  хайриты,  компания   метателей  ножей;   один  из  них  --   рослый,
светловолосый -- крепко вцепился в наплечье его туники.
     -- Что,  парень, наложил в штаны? Или хочешь  прокатиться? --  В голосе
рослого не было и намека на добродушную насмешку. Презрительно скривив губы,
он приблизил свою  физиономию  к лицу Блейда, всматриваясь в глаза и обдавая
густым пивным духом.  --  Не  хочет,  -- заключил северянин,  обернувшись  к
приятелям. -- Может, дадим ему полакать пивка для храбрости?
     Блейд  положил  руку  на  широкое  запястье  хайрита  и  резко  дернул,
освободив плечо от цепкого захвата.
     --  Ты,  парень, вылакал  уже  достаточно,  -- холодно  произнес он. --
Убирайся!
     В  серых глазах  хайрита вспыхнул  яростный  огонек,  рука потянулась к
кинжалу. Драчун, определил  для себя  странник.  Высокомерный забияка --  из
тех, кто, хлебнув лишнего, готов сцепиться хоть с самим дьяволом.
     -- Что ты сказал, сопляк? -- прошипел хайрит. -- Ты, молокосос, щенок!
     Отчасти он  был  прав. За  пять прошедших дней Блейд  уже несколько раз
попадал в  ловушку,  расставленную несоответствием его  истинного возраста и
внешности.  Этому забияке было за тридцать  -- скорее, года тридцать три или
тридцать  четыре.  Зрелый муж  и, несомненно, опытный воин;  такой не снесет
оскорбления от юнца, младше его на добрый десяток лет. Однако с точки зрения
Ричарда Блейда  -- настоящего Ричарда Блейда, обитавшего сейчас в теле Рахи,
-- молокососом, сопляком и щенком был как раз этот драчливый северянин.
     --  Брось, Ольмер, --  произнес один  из  хайритов,  плотный коренастый
мужчина. -- Парень, конечно, груб и  непочтителен со старшими, но все  южане
таковы. Не резать же каждому глотку...
     -- Каждому -- нет. Но вот эта глотка -- моя, -- рослый Ольмер тянулся к
горлу Блейда. -- Если только щенок не извинится!
     -- Щенок не извинится, -- заверил Блейд хайрита,  потом  крепко стиснул
его  предплечья  и,  подставив  ногу,  рванул  вбок.  Ольмер,  не  ожидавший
подсечки, растянулся на земле.
     Но в следующий миг он вскочил, словно резиновый мяч.  Наблюдая  за  его
ловкими  стремительными  движениями,  Блейд  понял,  что  северянин  владеет
искусством борьбы. Тем  не менее сейчас это не играло большой роли.  Ольмер,
возможно, был непобедим с мечом и секирой, но в рукопашном бою четвертый дан
карате сулил Блейду неоспоримое преимущество. И он это быстро доказал.
     Когда его  противник очередной раз пропахал борозду в дорожной пыли, за
спиной Блейда раздался властный спокойный голос:
     -- Ольмер, тебе не совладать с этим парнем! Побереги свои ребра!
     Это  был  голубоглазый  хайрит -- тот  самый,  что  сидел  за  столом с
айденскими капитанами.  Очевидно, один из предводителей северного  воинства,
решил Блейд, разглядывая спокойное красивое лицо. Оно показалось ему странно
знакомым, словно в  глубине  подсознания  Рахи  сохранился смутный отпечаток
этого облика. Густые темные брови, твердые очертания подбородка и губ, нос с
чуть  намеченной  горбинкой,  высокий лоб, ровные  крупные  зубы... Впрочем,
Блейд  знал,  что все сильные люди  слегка  походят  друг  на друга. А  этот
человек был силен, очень силен!
     Ольмер встал,  сплюнул  кровь  с  разбитой губы. Выглядел он совершенно
спокойным, только в серых зрачках  мерцали холодные яростные огоньки. Блейду
был  знаком  такой  взгляд  --  взгляд  бойца,  знающего  себе  цену   и  не
смирившегося с поражением.
     Голубоглазый предводитель вытянул руку, коснувшись груди Ольмера.
     -- Ты хочешь взять выкуп за кровь?
     -- Да, Ильтар! И завтра же! В круге!
     Ильтар  посмотрел  на  Блейда,  и  во  взгляде  его  мелькнуло странное
сожаление. Потом он перевел глаза на Ольмера.
     -- Он будет беспомощным против франа... ты же знаешь...
     Фран! Короткое слово,  незнакомое,  звонкое и раскатистое, словно  удар
молота по наковальне. Блейд порылся в памяти, но она не подсказывала ничего.
     Ольмер вытер рот и протянул вождю окровавленную ладонь.
     --  Клянусь  Семью  Ветрами! Я бы  не  сказал,  что  этот  парень такой
беспомощный.
     Потом  он повернулся к  Блейду  и  осмотрел  его  с головы  до  ног  --
медленно,  с  каким-то  профессиональным  интересом,  словно  оценивал стати
лошади  или  раба.  Лицо  его  было  сосредоточенным; кровь,  сочившаяся  из
разбитой  губы,  тонкой  струйкой  сбегала  по подбородку.  Внезапно  хайрит
вытянул  руку  в  странном  жесте  --  большой  палец  отставлен в  сторону,
остальные сжаты в кулак.
     -- Я, Ольмер из Дома Осе,  предводитель  сотни,  вызываю  тебя, южанин.
Завтра мы сойдемся с оружием в круге поединков и будем биться насмерть!
     Он глядел на Блейда, словно ожидая ответа, и тот повторил жест вызова.
     -- Я, Аррах бар  Ригон, октарх имперских войск, готов скрестить с тобой
оружие, Ольмер из Дома Осс!
     Ильтар,  вождь  хайритов,  отступил  на шаг, и с губ его слетел возглас
изумления.
     -- Аррах?  Сын  старого Асруда? --  голос  вождя стал напряженным, лицо
чуть побледнело.
     -- Сын  покойного  Асруда, -- уточнил  Блейд.  Он был удивлен.  Неужели
слава рода бар  Ригонов  достигла  этих дальних берегов? Впрочем,  нашел  же
Асруд как-то свою жену-северянку... Связи могли сохраниться...
     -- Да, я знаю,  -- кивнул Ильтар и повернул  голову к Ольмеру; лицо его
вдруг окаменело, на лбу выступила испарина.  Несколько секунд он изучал лицо
противника Блейда, и  рослый  хайрит словно съежился  под этим пронзительным
взглядом.  Наконец  вождь  сказал:  --  Слушай,  Ольмер  из  Дома  Осс!  Ты,
нагрузившись пивом, стал задирать чужеземца с юга... вынудил его защищаться,
а  потом  вызвал на поединок, зная о  своем преимуществе. Мало чести в таком
деле!
     --  Ты хочешь, чтобы я отказался? После того,  как этот  южанин извалял
меня в пыли, как щенка, на глазах у всех? -- На шее Ольмера натянулись жилы,
щеки покраснели. -- Не могу, вождь! Не могу и не хочу!
     Яростно  махнув  рукой,  он  повернулся и почти побежал  к  палаточному
лагерю.  Компания метателей ножей последовала за  ним; кое-кто  с  опасливым
уважением оглядывался на Блейда.
     --  Да, Аррах бар Ригон,  с  этим Ольмером ты слегка  перестарался,  --
вождь, подхватив  Блейда под руку, повлек  его  к столу.  Там  уже никого не
было; бородатые  соплеменники  Ильтара,  с помощью  десятка  воинов,  влекли
бесчувственные тела капитанов к причалам.
     --  В  сущности,  неплохой парень этот  Ольмер,  --  продолжал  Ильтар,
пододвинув  Блейду табурет  и наливая вина в бронзовый кубок. -- Однако не в
меру задирист.  И тебе от этого не  легче  --  боец