ком,
разумеется.
     Блейд сбросил  шкуру  в траву  и, крепко сжав  большими ладонями  талию
девушки, поставил ее на землю. Саринома, хлопотавшая  у костра, обернулась к
ним, поглядела и что-то с улыбкой сказала Джейду. Тот на секунду нахмурился,
потом нырнул в свою хижину и появился вновь со свертком в руках.
     -- Талзана, килата сия! -- крикнул он, жестом показывая: иди ко мне.
     Блейд подошел. В свертке оказалась набедренная повязка -- точнее, нечто
вроде очень коротких шортиков с пояском, какие носили все трое аборигенов, и
легкие мокасины. Он натянул их на ноги, удивляясь, что обувь пришлась впору,
затем,  повернувшись к женщинам боком, одел шорты Тонкий ремешок застегнулся
сам  собой, Блейд  даже не  понял, как.  Джейд, ухмыльнувшись,  протянул ему
ножны для ножа и три дротика. Посвящение в члены племени состоялось.
     Время  было  послеполуденное, часа  три по  земным меркам. После  обеда
(остатки жаркого и огромный желтый плод, вкусом напоминавший дыню,  а формой
чудовищной  величины изогнутый огурец) компания разбилась на  пары. Женщины,
прихватив  корзинки  и  дротики,  направились к  опушке  в поисках  фруктов,
мужчины,  вооруженные солиднее  -- по три  метательных  копья у  каждого  --
углубились дальше в лес.
     Джейд, видимо, хорошо знал  окрестные холмы и лощины, ибо через полчаса
вывел  своего  напарника к обширной  прогалине,  где  щипали  траву  хрупкие
изящные создания с витыми рожками размером с оленей-карибу. Отличная добыча,
подумал Блейд, если  суметь ее взять. Он покосился на Джейдрама, не  слишком
доверяя его охотничьему  умению, пожалуй, этому красавчику не метнуть дротик
и на пятьдесят шагов, а  до оленей было ярдов триста.  Блейд сомневался, что
животные подпустят их ближе. Они выглядели осторожными и пугливыми --  кроме
людей,  в этом лесу встречались хищники вроде ягуароподобной  твари, и олени
наверняка были их излюбленной добычей.
     Джейд, однако, выглядел весьма самоуверенно. Он поднял копье с коротким
древком и довольно неуклюже метнул его,  разведчик готов был поклясться, что
туземец целил скорее в стадо, чем в конкретное животное. И немудрено, только
хороший лучник с зорким глазом и крепкой рукой мог бы уложить зверя с  такой
дистанции. Однако  дротик  полетел словно  ракета: --  стремительно,  точно,
неотвратимо.  Не  успел  Блейд  и  глазом  моргнуть, как  раздался  жалобный
предсмертный стон, приглушенный расстоянием, и стадо встрепенулось.
     Удивленно  покачав  головой, разведчик  перехватил копье  за  середину,
высматривая  подходящую цель. Джейд,  ухмыльнувшись, хлопнул его по  плечу и
махнул  рукой  --  кидай  мол,  не   думай.  Жест  туземца   и  его  улыбка,
полунасмешливая,  полуснисходительная,  словно  подтолкнули Блейда;  стиснув
зубы, он изо всех сил швырнул свой снаряд, целясь в молодого оленя на  самом
краю  волнующегося  ковра  светлошоколадных  спин,   перечеркнутого   витыми
молниями рогов.
     Он не мог поразить зверя и знал это. Существует предел сил человеческих
во всяком  случае,  если речь  идет о  земном  человеке,  а не  о туземце  с
Талзаны. Даже три  олимпийских чемпиона,  собравшись вместе  и  слив воедино
свою мощь,  не сумели бы добросить  копье  до стада; тем более --  попасть в
светлое пятно на шее животного.
     Это  было  невозможно,  но  это  произошло!   Приоткрыв  рот,  Блейд  с
изумлением  следил  за  своим  снарядом.  Описав  стремительную  дугу, копье
прянуло  вниз, угодив  точно  туда, куда  он намеревался  его послать. Снова
раздался жалобный вскрик, и стадо, ударив в землю сотнями копыт, понеслось к
дальнему  концу прогалины подобно коричневому  облачку,  два оленя  остались
неподвижно лежать в траве.
     -- Килата!  --  произнес  Джейд, протянув  к ним  мускулистую  руку,  и
охотники направились к своей добыче, раздвигая высокую траву.
     Обратная дорога заняла  вдвое больше  времени, поскольку  каждый из них
тащил  по паре увесистых окороков.  Джейдрам ухмылялся и  посвистывал сквозь
зубы;  Блейд недоуменно  щурился,  не  в  силах  осознать  всех удивительных
событий этого дня. Он почти  забыл и про Старину  Тилли, и про  Золотой Шар,
свою вожделенную цель, ибо испытал два  потрясения. Второе  произошло совсем
недавно, когда его дротик,  словно пущенный рукой сказочного титана, поразил
добычу с неимоверного,  невозможного расстояния. Первое... Первое обрушилось
на него едва величественная леди Саринома приоткрыла свои пунцовые губки.
     Он не понимал ни слова на языке этих людей ни  слова,  кроме  тех,  что
выучил утром.

        ГЛАВА 5

     Блейд  лежал  у  костра  на  куче  свеженарезанной  травы,  уставившись
неподвижным взглядом на  багровые языки  пламени. Миновал  суматошный  день,
который был  раза в полтора длиннее обычного и вместил столь многое: схватку
с лесными охотниками, таинственный шар в пещере, путь домой, возвращение или
все-таки переход в новый мир? Он не мог сказать этого наверняка, хотя утром,
увидев дым над берегом озера, почти уверился, что встреча  с людьми разрешит
все загадки. Их, однако, стало еще больше.
     Он приподнялся  на локте, посмотрел  на темную хижину, в  которой спали
Джейд и Саринома  --  оттуда  не  доносилось  ни  звука. Второе  строеньице,
поменьше,  было  повернуто  входом к озеру,  и  со своего  места Блейд видел
падавшие на землю слабые отблески  света;  вероятно,  Калла еще не спала. Он
опрокинулся на спину,  в душистую траву и обозрел небо. Нет, яркие созвездия
и разноцветные точки далеких  светил  на темпом бархатном покрывале ночи  не
будили у него никаких воспоминаний. Что, опять-таки, не говорило ни о чем.
     Странно, подумалось Блейду, сейчас он должен был  бы спать мертвым сном
или маяться от переутомления. Три раза за один  день компьютер перемещал его
из мира в  мир,  перетряхивая сознание, словно  погремушку  с  разноцветными
горошинами! По идее, после  такой нагрузки -- не  говоря  уже о  поединке  с
проклятой  плитой, выжавшей из него все силы!  -- он должен лежать  пластом.
Голова,  однако,  была  свежей,  и  разведчик не  ощущал усталости;  видимо,
недолгое пребывание в пещере, около  чудодейственной сияющей сферы, зарядило
его энергией и бодростью как минимум на сутки.
     Он не хотел спать; наоборот, его тянуло  поразмыслить в  тишине и покое
над  удивительными событиями прошедшего  дня. Будучи человеком эмоциональным
и, в то же  время,  склонным к трезвому холодному анализу  своих ощущений  и
переживаний, -- Блейд  понимал, что не  сможет заснуть до тех  пор, пока  не
приведет  хоть  в  какую-то  систему   обрушившуюся  на  него  лавину  новой
информации.  С методичностью, отличавшей  его еще в студенческие времена, он
решил отложить проблему Золотого Шара на потом. Конечно, шар являлся главной
целью  его поисков -- стратегической задачей, так сказать; однако на  данный
момент вопросы тактики представлялись более важными.
     Итак,  туземцы:  черноволосые, смугловатые  к говорящие  на  непонятном
языке,  что само  по  себе было  непостижимой загадкой.  Просто невероятной!
Девять раз он совершал переходы в иные  миры, и его мозг, трансформированный
компьютером,  в  течение нескольких минут адаптировался к новой  реальности.
Знание местного языка всегда являлось обязательным условием такой адаптации;
и в  Альбе, и в Кате, и  в Меотиде, в Тарне и на Катразе, и в других местах.
Ни сам Блейд, ни лорд Лейтон не могли объяснить этого обстоятельства, но они
относились к  числу таких  же бесспорных фактов,  как тот,  что  солнце -- в
любом из миров! -- встает на востоке.
     В первых пяти  странствиях  влияние  чуждой  реальности было  настолько
сильным, что он, случалось, даже забывал о  Земле. Блейд знал  об  этом;  не
понимал,  а  именно знал  -- после  прослушивания  собственных магнитофонных
отчетов,  надиктованных  под  гипнозом. Так  было в Альбе, Кате,  Меотиде  и
Тарне... В Альбе, в первом странствии, сильнее всего. В Берглионе, в ледяных
дарсоланских пустынях, не только внешняя  среда  изменяла, лепила заново его
естество;  Аквия, снежная красавица, колдунья-телепатка, тоже приложила свои
нежные  ручки... Но,  начиная с Катраза, он помнил все хорошо: события, лица
людей, детали тех или  иных  интриг, маршруты  своих странствий. Видимо, его
мозг  постепенно  адаптировался  к  самому  процессу трансформации  и  обрел
способность не  терять  воспоминаний  ни  при  каких  обстоятельствах.  Лорд
Лейтон, правда,  относил это достижение  за свой счет,  ибо  его  гигантская
машина непрерывно совершенствовалась, обрастая все новыми и новыми блоками.
     Предположим,  в  четырех  последних  путешествиях,  начиная с  Катраза,
внешняя  среда начала меньше влиять на  него... Предположим... Но язык-то он
понимал  всегда!  Сей  дар знания  неизменно  сопутствовал ему,  существенно
облегчая жизнь. Почему же сейчас он лишился столь полезной способности?
     Хорошо  еще, что аборигены миролюбивы, подумал Блейд,  и  что их  всего
трое. Лениво разглядывая усыпанное  искорками  звезд небо, он  повторил  про
себя несколько раз: анемо  -- нет... анола -- да... кам -- хорошо... узут --
плохо... Однако эти плавные певучие слова не пробуждали никаких  ассоциаций;
прекрасное музыкальное наречие, но явно незнакомое.
     Блейд  отставил  сию  загадку, поместив  ее в  тот  же ящичек,  где уже
хранился один неясный вопрос куда  он, в конце  концов, попал. Язык придется
учить  быстро  и,  желательно,  незаметно;  а еще надо  слушать,  наблюдать,
вынюхивать, сопоставлять -- словом, делать все то,  что входит в обязанности
разведчика, почуявшего запах тайны.
     Он ощущал ее трепетный и тревожный  аромат нервами, разумом,  чувствами
-- всей  кожей, если угодно. Казалось, день промелькнул незаметно и легко, с
утренней  встречи до  вечерней  трапезы;  но Ричард Блейд, ничем  не выдавая
своей, настороженности,  каждый час и каждую минуту занимался  своим  делом.
Своим ремеслом, говоря определенней! Да, несколько раз он не  сумел сдержать
удивления -- но столь же сильно был бы удивлен любой истинный абориген этого
мира,  наивный  лесной  охотник,  дитя  эпохи  лука  и  топора, не  ведающее
ухищрений  грядущих  технологических  веков. Для него похожее на  кожу  было
кожей,  похожее  на камень -- камнем;  желтый металл --  золотом, светлый  и
прочный -- сталью. В мире, в котором жил Талзана, дротикам полагалось летать
на пятьдесят шагов или  на сто, самое большее; и башмаки  там шили на размер
ноги.
     Блейд присел и стянул мокасины, положил  их на  свою травяную постель и
снова растянулся рядом, поглаживая кончиками пальцев чуть шершавое голенище.
Нет, это не кожа, не замша; искусная имитация,  которая может  обмануть лишь
неопытный взгляд.  Кожа не способна так  растягиваться и  сжиматься, облегая
ногу словно плотный чулок... А подошва! Только семь дюймов в длину -- однако
обувь пришлась ему впору! Невероятно эластичный материал!
     Он   ощупал  удивительные  башмаки,  загораживая  их  спиной  от   двух
молчаливых  хижин.  Ему не  удалось  обнаружить ни швов,  ни следов склейки;
мокасины были  цельными, с тончайшей, в  десятую дюйма, подошвой. Однако эта
тонкая гибкая стелька предохраняла ступню  не  хуже,  чем слой резины  в два
пальца толщиной, что накатывают на ботинки морских пехотинцев.
     Покачав головой, Блейд  припомнил, что точно из такой же  имитации кожи
была сделана  фляга, к которой все они по  очереди  прикладывались во  время
еды.  Зато в ее содержимом  он  не  обнаружил ничего подозрительного; чистая
холодная вода из ближайшего ручья,  сдобренная  соком. Неуклюжие корзинки, в
которые  Сари и Калла собирали фрукты, были сплетены из лиан, и женщины явно
изготовили  их сами -- Блейд видел днем незаконченный остов в траве у хижины
Каллы.
     Да,  корзинки, несомненно, примитивные... как и  деревянный вертел  над
костром,  хижины,  бронзовый  закопченный  котелок,  древки  дротиков... Вот
наконечники их -- совсем другое дело!
     Сначала  Блейд  думал,  что  они  выточены  из  обсидиана  --  темного,
полупрозрачного и довольно хрупкого.  Но  нет, вещество, из которого сделали
эти летающие молнии,  не  имело ничего общего ни с камнем, ни  с металлом; с
пластиком,  впрочем,  тоже.  И они были такими  легкими!  Словно  пустотелые
тонкие оболочки, заключавшие некий смертоносный механизм, подчинявшийся воле
хозяина  и  заставлявший  всю  эту  конструкцию  лететь  в  цель  -- далеко,
стремительно и точно! Теперь разведчик понимал, почему его неожиданный визит
удивил, но не слишком встревожил  хозяев; даже  Калла, самая слабая  из этой
троицы, могла пробить ему череп ярдов с двухсот.
     Калла...  А  так  же  -- Саринома и  Джейдрам...  Никудышные  охотники,
оснащенные фантастическим оружием,  подделкой  под старину... Люди с нежными
руками, с гладкой ухоженной кожей, явно привыкшие к  чистоте  и удобствам...
Пожалуй,  эта загадка не относилась к числу  слишком сложных. Любая компания
землян,  отправившихся  на пикник  в глухой уголок где-нибудь в Канаде или в
Австралии, может прихватить с собой ружья,  прочную обувь и одежду, котелки,
фляги... Но дичь они будут жарить на примитивном вертеле над костром -- так,
как  это  делали  их  предки  в  доисторические времена. Если  придет охота,
любители древнего колорита могут даже построить шалаши вместо палаток -- для
пущей  экзотики!   Если,   конечно,  об  этом   заранее   не  побеспокоилось
туристическое агентство...
     Туристы!  Эта троица  -- туристы, которых доставили  сюда  на  отдых, и
которых заберут по  окончании оплаченного  срока. Блейду  это было ясно, как
дважды два.
     Значит,  он  попал в достаточно  высокоразвитый  мир -- пожалуй,  более
развитый, чем Земля.  Насколько  подобная гипотеза вязалась  с тем,  что его
самого явно принимали за местного жителя, охотника, скитающегося по лесам  в
чем  мать  родила?  Но почему бы  и нет? На  Земле шел  семьдесят второй год
двадцатого столетия, однако любой европеец или американец, обладатель тугого
бумажника, мог  вкусить экзотики каменного  века. На Андаманских островах, в
дебрях  Гвинеи,  в   амазонской  сельве,  на  Огненной   Земле,  в  пустынях
центральной  Австралии  и Южной Африки, в бассейне  Конго... И люди, которые
жили  во всех  этих  местах, отличались  от богатых  белых  сагибов  гораздо
больше, чем сам  Блейд от троицы праздных бездельников, с  которой  свел его
случай. Он был таким же смуглым и темноволосым, как они; таким же стройным и
рослым,  с  ухоженным  тренированным  телом,  с  чертами  лица,  обличавшими
принадлежность  к той  же расе, что и его новые знакомцы. И  в этом не  было
ничего  удивительного. На Катразе сахралты, жители южных островов, тоже были
смуглыми и черноволосыми,  словно итальянцы;  да  и среди джеддов попадалось
немало брюнетов с золотистой кожей.
     Итак  -- туристы;  примем  это за  рабочую  гипотезу,  решил  Блейд,  и
попытаемся  извлечь  все  выгоды из  создавшейся ситуации. Их  как будто  не
удивляет,  что  туземец  --  то  бишь  он  сам  --   не  знаком  с  наречием
господствующей расы. Примем сей факт как должное и попытаемся  сыграть  роль
папуаса,  свободного   сына   джунглей,   который   ни   звука  не  понимает
по-английски...  О чем  может  наивное  дитя природы  расспрашивать  богатых
гостей  из местного Нью-Йорка, когда выучит сотню-другую слов? О небоскребах
и  подземке, об  авиалайнерах  и автомобилях, о ночных  кабаках, о девушках,
гангстерах,  виски, охотничьих  карабинах  и атомных  бомбах... о  королях и
капусте, наконец. И о  замечательном целебном шаре, золотое  сияние которого
лечит все недуги и раны.
     Блейд  подбросил  в костер  сухую  ветвь  и ухмыльнулся;  новорожденная
версия казалась ему идеальной. В нее даже как-то вписывалась банда, гонявшая
его вчера по холмам. Вполне  возможно, лесные воины  наблюдали его внезапную
материализацию прямо из воздуха и приняли незнакомца  за  злого духа. Или он
потоптал  священный  цветник  у их  поселка?  Возможно,  возможно... Даже  у
цивилизованных людей бывают  странные психозы. Взять, к примеру, его соседку
по  Дорсету,  престарелую,  но бодрую миссис Рэчел Уайт, владелицу  коттеджа
напротив... Если бы  он нанес ущерб  ее  любимым розам, эта леди не стала бы
вызывать  полицию; она  расправилась бы с  нечестивцем собственной рукой.  И
Блейд  нисколько не сомневался,  что миссис Уайт,  дама гренадерского роста,
оглушила бы его десятифунтовой сковородкой, а затем сбросила бы с дорсетских
утесов прямо в холодные воды Ла-Манша.
     Еще  он  думал о том,  что туземец,  наткнувшийся на  троицу богатых  и
праздных   туристов,   может  обрести   некие   приятные  доказательства  их
расположения; тем более, что компания попалась ему странная -- две женщины и
один   мужчина.  По  своему   земному  опыту   Блейд  знал,   что   подобные
праздношатающиеся бездельники предпочитают проводить отдых парочками.
                               * * *
     -- Талзана... -- тихий шепот долетел от двери маленькой хижины, и Блейд
одним гибким движением вскочил на ноги. "Началось", -- подумал он и довольно
усмехнулся. Все-таки приятно  убедиться лишний раз, что он знает мир и знает
людей -- в особенности женщин.
     -- Талзана...
     Два  десятка  стремительных  шагов -- и он  уже  у распахнутой плетеной
двери хижины. Над  озером висела  полная  луна,  до  удивления  напоминавшая
земную; серебристый  свет падал на застывшую воду, прокладывая дорожку прямо
в  небеса, в беспредельный  темный простор,  распахнувший  крылья над лесной
страной. Силуэты  поросших  деревьями холмов на  том берегу казались спинами
доисторических  ящеров,  мирно уснувших  у водопоя; месяц  ронял  серебряные
стрелы  на  их щетинистые  хребты.  Блейд на миг повернулся спиной к  двери,
любуясь  этой сказочной  картиной,  и  тут  же  тонкие пальцы  легли  на его
обнаженные плечи.
     -- Талзана...
     Он  резко обернулся и  обнял девушку, наощупь разыскивая  теплые  губы;
потом подхватил  ее  на  руки  и,  продолжая целовать,  внимательно  оглядел
хижину.
     Ее освещала лучинка, небрежно воткнутая в щель над ложем  -- деревянный
прутик футовой длины.  Блейд шагнул ближе, не отрываясь от  губ Каллы, томно
прикрывшей глаза, и покосился на крохотный  язычок  пламени.  Он был ровным,
бездымным и довольно ярким; разведчик не ощутил ни жара, ни запаха.
     Прочая обстановка хижины поражала  спартанской  простотой:  плетеная из
лиан тахта, довольно широкая и накрытая мохнатой шкурой; на стене  -- что-то
похожее  на полки  с утварью; в центре -- срезанный на середине бедра пень с
гладкой отполированной поверхностью, служивший столом, и рядом пара чурбаков
табуреты. Пол был  засыпан  плотным слоем песка, который кое-где  прикрывали
грубые  циновки.  Одежда  Каллы  --  шортики  и сапожки  -- легким  комочком
топорщилась на  столе; рядом лежала полная фляжка, в углу притулилась связка
дротиков.
     -- Талзана...
     Девушка на секунду  оторвалась  от  его  губ,  и  Блейд сразу  же отвел
взгляд, с методичностью часового  механизма перемещавшийся  по стенам, полу,
потолку и обстановке этого туристического бунгало. Теперь он смотрел прямо в
ее темные  глаза,  загадочно мерцавшие в  слабом  свете. Наклонив голову, он
снова поймал  губы  Каллы,  раздвинул  их,  провел кончиком языка  по ровным
зубам,   размышляя   о  том,  не  слишком   ли  изысканны  такие  ласки  для
дикаря-туземца.  Впрочем, дикари тоже знают толк в  любви -- взять  хотя  бы
австралийских аборигенов... Эта мысль  подбодрила  Блейда, язык его двинулся
дальше, а левая ладонь начала ласкать напряженные соски девушки.
     Он положил ее на постель, лег рядом,  ощущая приятную мягкость ворса, и
прижал к себе горячее  тело. Калла была не первой женщиной в  его  жизни.  и
Блейд,  по  робким  движениям  ее  рук, но  трепету  губ  и  слабым  вздохам
догадался,  что девушка  еще  совсем  неопытна. Сколько ей  могло  быть лет?
Семнадцать? Восемнадцать? Вряд ли боль