усов и  весел, такелажа, оружия и вообще всего,  что
может  понадобиться в длительном плавании. Это  довольно странно,  и  я могу
объяснить  подобную  щедрость  только   недосмотром  людей  Оттоса,  которые
отбирали корабли  для  морских  игр.  Впрочем,  Пелопс  утверждает, что  эти
придворные больше думали о развлечениях, чем о своих обязанностях.
     Когда мы отошли достаточно далеко от берегов Сармы, я решил  проверить,
нет ли  на борту спиртного.  Обнаружив  несколько  бочонков капни,  местного
горячительного, я  перенес  их в  свою каюту.  С этим зельем мне приходилось
иметь  дело - оно  немного походит на ром, хотя  и не такое крепкое.  Пелопс
рассказывал мне, что  напиток  готовят  из  красных  ягод,  произрастающих в
болотах  Сармы.  Лучше  держать  спиртное подальше от экипажа. Была у  меня,
правда,  мысль выдавать  людям  по  кружке  капни в  день,  но  я  решил  не
связываться с этим делом. Все-таки здесь не Британский военно-морской флот!
     Мы  шли  вдоль  сармийского  побережья  на  юг,  изредка  заглядывая  в
маленькие  поселения,  чтобы узнать новости. После морских игр, когда Черный
Оттос приказал долго жить и флаги разнесли сообщение об этом по всей стране,
Сарма  восстала  против  Тиранны.  Тайрина  Пфира  выслала  флот,  с  мудрой
предусмотрительностью  решив  нанести первый удар  - до того, как сын Оттоса
(как,  черт  возьми, его зовут?) придет в  себя и соберется с силами. Что ж,
пусть удача не покинет мою тайрину...
     Несколько дней  я  потерял  совершенно без  пользы,  обследуя  судно  и
пытаясь  решить несколько внезапно свалившихся на меня проблем. Одна  из них
заключалась в том, что у меня было слишком много людей.  "Пфира"  рассчитана
на экипаж в двести человек, а на борту - четыреста, и все они - бывшие рабы.
Есть только один  выход - захватить  второе  судно. Я позвал Айксома  -  он,
хвала Беку, быстро выздоравливает - и Пелопса и объяснил им ситуацию. Айксом
только  улыбнулся и  заявил, что  все очень просто  - надо взять на  абордаж
какого-нибудь торговца и перевести на него часть  экипажа. Думаю,  он  прав.
Пелопсу, однако, это не понравилось,  и он пустился в длинные размышления  о
том,  что  пиратство - безнравственное  занятие. Я  заверил его,  что  мы не
собираемся никого убивать, и велел ему заткнуться. Пелопс вспыхнул и положил
руку  на  эфес  меча.  Малыш  теперь  стал совсем другим; настоящий мужчина,
только  уж  слишком вспыльчив. Кроме того,  он постоянно драит  свой клинок,
совершенно  запустив  все  прочие дела,  и ведет себя так  заносчиво, словно
судно  принадлежит ему. Чувствую,  рано или поздно придется приложить руки и
сбить с него спесь.
     Голова больше не болит. Может, действительно простая мигрень?
     * * *
     "Примечание Акнира, переводчика.
     Этот отрывок вполне ясен, если  не считать упоминаний о некоем Лейтоне,
его  компьютере  и Британском  флоте. Возможно,  Лейтон  являлся  божеством,
объектом  поклонения  Блейда,  а  "компьютер"  -  священным  предметом?  Что
касается Британского флота,  то из контекста ясно,  что флот сей принадлежит
Британии - стране, из  которой,  скорее всего,  прибыл  Блейд. Но  подобного
государства в нашем мире не было в древности и нет сейчас.
     С  одной стороны, это  ставит под сомнение  реальность  самого  Ричарда
Блейда;  с  другой  -  он пишет  о  Пфире,  Великой  Государыне,  являющейся
исторической  личностью!  Именно  в  период  ее  правления сармийская  армия
разгромила Тиранну,  и обе страны были  объединены в огромную империю. Более
того, судно Блейда названо именем Великой Тайрины!
     Смесь достоверных фактов и вымысла... Что еще я  могу сказать  по этому
поводу?"


        ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАПИСОК РИЧАРДА БЛЕЙДА 

     Сегодня случилось  еще одно событие  - я словно  прозрел.  Удивительно,
каким слепцом может быть человек! Как долго я не замечал очевидного!
     Рений! Горы рения! Если  я  вернусь  домой  живым,  лорд  Лейтон  будет
вынужден всерьез взяться за телепортатор, дабы Англия опять заняла достойное
место среди великих держав! Сармийским рением  можно завалить  всю Землю,  и
еще  останется  для Марса и  Венеры. Другое дело, сумею ли  я снова  попасть
сюда?
     К  сожалению,  его  светлость  еще  не  решил проблему  транспортировки
минеральных богатств из других измерений,  хотя держать пари по этому поводу
я  бы  не  рискнул... Вряд ли стоит касаться  этой  темы на страницах  моего
дневника, я совсем не хочу, чтобы будущие  поколения  сармийцев  сочли  меня
заурядным грабителем, который примеривается к их сокровищам. Впрочем, Пелопс
клянется, что  никто - абсолютно никто! -  не сможет понять мой  сармийский.
Сам он попробовал,  долго  мучился над одной страницей и  в конце концов так
зашелся от смеха, что я был вынужден вытолкать его из каюты.
     Но вернемся к рению, этому драгоценному серебристому металлу. Связанная
с  ним история  началась  с  Шефрона. Этот  бывший ассенизатор сармакидского
цирка  по-прежнему  неразговорчив и  мрачен, но надо  отдать  должное  -  он
прекрасный  барабанщик, знает,  как  обращаться с людьми, и умеет выжать  из
гребцов пот не прибегая к  плетке. Это  очень важно, так как на судне все по
очереди садятся на весла - кроме меня, Пелопса и Айксома.
     Пелопс, который  считает себя великим целителем, пытался лечить язвы на
коленях Шефрона какой-то мазью,  которую он нашел на  борту. Это не помогло,
но Пелопс выяснил, что  Шефрон постоянно таскает с собой несколько  кусочков
метитовой руды.
     - Они - мой талисман, - объяснил барабанщик, - и напоминают мне о днях,
которые  я провел в шахте. Когда  мне плохо,  я достаю эти камешки, гляжу на
них и думаю, что все могло обернуться гораздо хуже.
     Я  сначала не обратил внимания на россказни Пелопса, но ему показалось,
что руда как-то  связана с незаживающими язвами Шефрона. Барабанщик, однако,
не захотел расстаться со своей минералогической коллекцией,  и  тогда Пелопс
притащил его ко мне.
     - Я хочу  выбросить эти камешки за борт, сьон, но этот дурень не отдает
их, - заявил наш  лекарь.  - Он  носит их давно, еще  с тех пор, как попал в
шахту,  и я уверен,  что именно они не дают  зарубцеваться язвам. Меня он не
слушает - может, ты прикажешь ему?
     Мне  не хотелось глядеть на угрюмую физиономию Шефрона,  ни, тем более,
на его язвы, и я решил покончить с этим делом побыстрее. Шефрон мог бы стать
приятным парнем,  если  б научился улыбаться, но он, похоже, забыл, как  это
делается.
     - Дай-ка мне посмотреть твои сувениры, - велел я.
     Он недовольно  заворчал, но  повиновался. Я  поднес к глазам невзрачный
камешек и стал рассматривать его.
     Странный минерал! Образец был небольшим, величиной  с мизинец.  Мягкий,
довольно  тяжелый, свинцово-серого цвета с синеватым оттенком. Я сжал камень
в ладони, почти не думая о нем, и перевел взгляд на стоявшего рядом Шефрона.
В  голове  у  меня  мелькали некие  цифры  -  что-то  о  химическом  составе
человеческого  тела  и  о  том, насколько  ничтожна  ценность  этого  сырья.
Кажется, мне припомнилась статья в популярном американском журнале... Я даже
смог бы привести точные цифры - стоимость составляющих нашу плоть химических
элементов,  которая с  1936 года повысилась в три  с  половиной  раза,  с 98
центов  до  3  долларов  50  центов в  настоящее время.  Углерод,  кислород,
кальций, азот, фосфор, даже немного золота и серебра - и всего  этого меньше
чем на четыре доллара! Я смотрел на тощего Шефрона и думал, что в этой шкале
за него не взять и шиллинга.
     Главное все-таки  заключалось в  том, что эти  воспоминания  натолкнули
меня на мысли о минералах, и я  опять стал  внимательно  разглядывать амулет
барабанщика.  Что-то  зашевелилось   у  меня  в  голове,   какие-то  смутные
ассоциации, но ничего конкретного я припомнить не смог.
     Я бросил камень в койку и сказал  Шефрону, что разберусь с ним попозже,
когда  как  следует изучу  этот  минерал.  Барабанщик сделался еще  угрюмее,
однако поклонился  и ушел. Затем  мне пришлось выслушивать очередную нотацию
Пелопса.
     - Если  ты  будешь  держать  камень  при себе,  сьон,  то  заболеешь  и
покроешься язвами. Я в  этом уверен! Погляди, он мягкий, словно олово,  и от
него летит ядовитая пыль. Надо бы выкинуть его. Я долго думал...
     Тут я оборвал Пелопса.
     - Хватит, приятель, ты мне надоел! Забудь о своих страхах, за одну ночь
я не отравлюсь! Лучше найди слиток  чистого метита или тираннскую монету. Да
поживее!
     Пелопс посмотрел на меня, как на помешанного.
     - Слиток метита, сьон? Откуда я возьму его на борту?
     Мне пришлось согласиться, что это маловероятно.
     - Ладно, тогда принеси мне монету. Любую. Ведь монеты Оттоса сделаны из
метита, верно?
     - Да, сьон.  Но они чеканятся только  в Тиранне, а в Сарме  их  не  так
много. Редкая и ценная вещь,  куда дороже  золота! Как я  найду такую монету
среди рабов?  Знаешь, я был  учителем в сармакидском дворце,  но видел их не
так много раз. Говорю тебе, сьон, что...
     Я погрозил ему пальцем и сказал:
     - Пелопс, отправляйся хоть к чертовой бабушке, но раздобудь мне монету.
Обыщи всех на борту. Я уверен, что хоть один из наших бездельников припрятал
монетку-другую. Иди и найди ее. И не возвращайся, пока не выполнишь приказ.
     Когда я говорю таким тоном, Пелопс не решается возражать и  не лезет со
своими нотациями.
     Он  ушел,  а  я снова  примялся рассматривать кусочек  метитовой  руды.
Пытаясь  мысленно  вернуться в  кабинет  минералогии  в  Оксфорде,  где  мне
довелось учиться, я прикрыл глаза.
     Эта штука  сильно напоминала молибденит;  в  оксфордской коллекции  был
образец  из  Гренландии, и  я припомнил, что на Земле его добывают  также на
Аляске,  в Никарагуа  и Казахстане. Однако  блеск камешка на  изломе казался
более  серебристым,  как будто  бы  минерал содержал  еще  какую-то примесь.
Откинувшись  к  стене каюты,  я  на миг прикрыл глаза. Молибден  сам по себе
немалая ценность,  но молибденит  является  еще  и практически  единственным
источником  гораздо более  редкого металла  - рения.  Но  почему же  близкий
контакт с  рудой приводил  к появлению незаживающих язв? Содержался ли в ней
какой-то радиоактивный компонент? Возможно  ли такое? Черт возьми, почему бы
и нет? Ведь я в Сарме, не на Земле!
     Вскоре  вернулся   мрачный  Пелопс  с  маленькой  квадратной  монеткой.
Протянув  ее  мне,  он объяснил, что  ему  пришлось  тщательно  отмывать сию
драгоценность  -  этот умник, ее хозяин, прятал монету в анальном отверстии.
Как Пелопс разыскал там  небольшой  металлический  квадратик,  я  не решился
расспрашивать, но владелец, несомненно,  захватил его во время грабежа судна
Экебуса.
     Я внимательно рассмотрел монету с помощью неуклюжей лупы, которую нашел
у себя  в  каюте.  Царапнул ее ножом.  Тяжелый  плотный металл,  похожий  на
никель, но цветом больше напоминавший серебро. Очень прочный. Все сходилось!
     Ближе к вечеру,  перед тем, как  зажечь  масляную лампу, я опять изучил
кусок  минерала. Потом,  уже сомневаясь  в собственном зрении, решил позвать
Пелопса и Айксома.
     Нет, мне не померещилось. Они тоже  это увидели - слабое, едва заметное
свечение, не  флуоресценцию, а  скорее намек на  нее,  мерцающий нимб вокруг
странного камешка.
     Это  была  руда,  содержащая молибден,  рений и  еще  что-то,  какую-то
радиоактивную примесь! Но главное - рений!
     Кажется, я  нашел  сокровище  -  нечто, имеющее бесспорную  ценность на
Земле. В этом мире, в  Сарме, были целые горы рения! Почему бы и нет? В Кате
целые  горные  хребты  слагались  из  нефрита,  а   Райна  оказалась  богата
золотом... Что  касается  язв  Шефрона  и  гибели рабов  в  шахтах,  то  их,
несомненно, вызывала радиация!
     Я сунул монетку и  кусок  руды в маленькую бронзовую  флягу, обернул ее
кожей и подшил изнутри к своей  тунике; пусть эти драгоценные образцы всегда
будут  со  мной.  Рабу, из задницы которого Пелопс извлек монету, был  выдан
бочонок  спиртного - в качестве компенсации за потерю. Он не возражал против
такого обмена.
     * * *
     "Примечание Акнира, переводчика:
     Эпизод  с  метитом носит  совершенно загадочный  характер. Этот  металл
является обычным для Сармы и до сих пор используется нами  для чеканки монет
и  производства особо прочных сплавов. Да, он ценится выше золота и серебра,
однако интерес, который  проявил к нему  Блейд, непонятен.  Вероятно, в  его
стране метит очень  дорог и, следовательно, если бы мы  нашли родину Ричарда
Блейда, он мог бы послужить предметом выгодной торговли.
     Где  же, однако, эта родина? В  первом  отрывке  упоминалась  Британия,
теперь же Блейд пишет о Земле,  о Гренландии, Оксфорде, Казахстане  и других
абсолютно  неизвестных  нам  местностях.  Возможно, они находятся  в  другом
полушарии планеты? Миновала уже сотня лет с тех  пор, как ученые убедились в
шарообразности  нашего мира,  и  если Ее  Величество тайрина Ферта соизволит
послать морскую экспедицию к южному полюсу или в просторы Великого Западного
океана, наши моряки, возможно, сумеют отыскать там Оксфорд или Казахстан.
     Я должен обратить внимание читателей на то, что и в первом, и во втором
отрывках Блейд часто  говорит о  Пелопсе, своем спутнике по странствиям. Как
известно, святой Пелопс  - дух воздушной стихии, правящий  колесницей самого
Бек-Тора.  Согласно религиозной  традиции, он умеет  летать  и  почитается в
Сарме как младшее божество, благожелательно настроенное к людям. Я  не сумел
проследить  связи  между Блейдом и этим  гением  воздуха; скорее всего,  тот
Пелопс,  о  котором  упоминается в записках,  не имеет никакого  отношения к
нашему святому Пелопсу".
     * * *


        ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАПИСОК РИЧАРДА БЛЕЙДА 

     О событиях,  изложенных  ниже,  я  пишу по памяти, много позже, чем все
произошло. Причина  одна  - только сейчас мне  удалось  вернуться  к  своему
дневнику.  Черт  знает,  сколько всего приключилось с  того вечера,  когда я
разобрался с метитом.  В  основном -  плохого, но кое в чем мне  повезло.  Я
нашел Зену!
     С другой  стороны, это трудно счесть счастливой  находкой.  Мне нелегко
писать о ней; особенно сейчас, когда в мыслях у меня другая женщина.
     Дайте-ка  сообразить...  Очень  сложно  возвращаться  к  записям  после
долгого перерыва и после  такого множества событий. Но попробую изложить все
по порядку.
     Итак,  я сидел  и размышлял о  метитовой руде и о том, сумеет ли Лейтон
построить  телепортатор,  чтобы  перебросить  местные  сокровища  на  Землю.
Внезапно Айксом просунул голову в мою каюту: новости  у него были  неважные.
Мой помощник еще не  снял повязки с раненного  плеча и  был довольно бледен.
Айксом - хороший парень и превосходный моряк; если бы не он, вряд ли я писал
бы сейчас свой дневник.
     Мой навигатор с тревогой сообщил:
     - Погода меняется,  сьон Блейд! Похоже, нас ждет буря, дело обычное для
этого времени года. Надо идти в открытое море, подальше от берега.
     - Так в чем проблема? Поворачивай руль и постараемся сбежать от шторма.
     Айксом  нахмурился.   Он  явно   не   разделял   моего  легкомысленного
спокойствия. Вытащив из сумки карту, навигатор развернул ее на столе.
     Главной  особенностью Алого моря является его небольшая ширина - в этом
отношении оно напоминает Красное море на Земле и точно так же разделяет  два
континента. Но главное - ширина! Вот чего я не учел! Айксом щелкнул пальцами
по  карте - между  берегами  было  миль сто,  и сейчас  прямо  напротив  нас
находилась  Тиранна. Там мне, черт побери,  совсем 302 нечего  было  делать!
Впрочем, слоняться у берегов Сармы я тоже не хотел.
     К  северу  лежали  неведомые  земли, не обозначенные на  карте.  Айксом
объяснил,  что  еще  ни один  моряк не  высаживался  там,  поскольку  берега
гористы,  обрывисты и  недоступны. Меня совсем не  прельщали лавры  местного
Колумба, так что север отпал сразу.
     По словам Айксома, шторма в Пурпурном море бушуют по нескольку суток, а
иногда и  неделями. Даже если мы бросим плавучий якорь и спустим паруса, нас
будет  сносить ветром. Куда?  На востоке и западе мы можем сесть на мель или
разбиться о  камни, на севере - то же  самое.  Остается юг, где лежит страна
Пылающих  Песков. Туда я  и стремился; собственно,  это и  было бы  решением
проблемы. Нам надо уйти от шторма и плыть только на юг! Такое распоряжение я
дал навигатору.  Он покинул каюту,  покачивая головой - мол, милостивый сьон
никогда не видел здешних штормов. Ничего, теперь увижу.
     И я увидел.
     Когда  я  пишу   эти  строки,  у   меня  перед   глазами  снова  встают
сизо-багровые волны  высотой с  мачту.  Даже выше!  Между огромными валами -
пропасти чудовищной глубины. Ветер  задувал с яростью тайфуна,  не ослабевая
ни на секунду  и постоянно меняя направление; он выл и пронзительно  визжал,
обрушиваясь на верхушки гигантских водяных гор.
     За два дня  мы потеряли четыре  рулевых весла. В первый же  час человек
пятнадцать  смыло за борт, пока мы не натянули  леера по всей длине судна. Я
привязался  к румпелю,  и  это  спасло мне  жизнь,  - правда,  ценой  дюжины
синяков.  Гребцам приходилось постоянно вычерпывать воду. Люди  работали  из
последних сил -  они  понимали,  что  жизнь  их висит на  волоске.  Да,  они
работали, как  заведенные, но этого  оказалось мало! К счастью, "Пфира" была
крепкой  посудиной,  но  с   каждой  волной  перегруженный  корабль  получал
тонну-другую воды. А волны шли одна за одной, без остановки.
     К  концу  третьего  дня я понял, что дела  наши плохи. "Пфира" по самые
борта сидела в воде и могла затонуть в любую минуту. Но вдруг произошло чудо
- шторм внезапно прекратился.
     Я выскочил на ют и произнес  речь, чтобы  поднять дух экипажа. Я сказал
им:
     -  Парни, мы выжили! Соберитесь с силами, вычерпайте воду и  освободите
судно от  обломков.  Все,  что  не годится  для ремонта - за борт! Проверьте
запасы пресной воды. Те, кто  пострадал во время  шторма,  пусть обратятся к
Пелопсу.
     Затем я  велел  вычистить  гальюны,  приготовить горячую пищу  и выдать
команде порцию спиртного.
     Я  бушевал  не хуже шторма, заставляя  своих людей трудиться -  занятый
делом человек  никогда  не теряет  мужества. Сам я все  эти дни  не  спал и,
наверно, даже не присел ни на миг; веревки, которыми я привязался к румпелю,
оставили  кровавые  рубцы  на  теле.  Мне было совсем худо,  но не мог же  я
показать слабость перед своим экипажем!
     Пелопсу досталось еще больше. Он, бедняга, страдал от морской болезни -
которой я, слава богу, не подвержен, - и провалялся  большую часть времени в
моей каюте, спрятавшись  под койкой. Буря сбила  с  него всю спесь,  избавив
меня от неприятной работы. Но теперь я должен был привести его в чувство.
     - Возьми  себя в руки, Пелопс!  -  я вытащил его из каюты и как следует
встряхнул. - Ты же лекарь! Принимайся за работу и помоги людям!
     Лицо  Пелопса отливало  сизым  болотным  цветом.  Держась  за  живот  и
постанывая, он заявил:
     - Я еще болен, великодушный сьон. Меня до сих пор трясет и выворачивает
наизнанку.
     Это  было заметно - каюта напоминала свинарник.  Кликнув двух парней  с
ведрами и тряпками, я выволок Пелопса на палубу и отправил заниматься делом.
     - Если  не  можешь лечить, - сказал я ему,  - то хотя бы покажи  пример
команде. И приободрись. Худшее позади.
     Когда Пелопс, пошатываясь, ушел, фиксом, который стоял рядом, буркнул:
     - Ты не прав, сьон. Худшее нам еще предстоит.
     - Что означают твои слова, Айксом? - я с удивлением посмотрел на своего
помощника.
     Он  повел рукой  вокруг -  морская гладь,  насколько  мог  видеть глаз,
казалась совершенно спокойной; воду словно залили толстым слоем масла.
     -  Ты не  знаешь особенностей здешних  штормов, - сказал мне  Айксом. -
Буря вернется. Через час, через день или через несколько дней,  но вернется.
Шт