ом,  скользком  от  крови  полу;  и  тот  же
сладковатый  вкус крови, смешанный  с запахами пота и мочи, стоял в воздухе.
Его запястья и лодыжки охватывали  бронзовые  кольца;  пропущенная через них
цепь была несколько раз  обернута вокруг его  пояса. Он понял, что не сумеет
справиться  с  этими  оковами - звенья были толщиной  в дюйм.  Блейд глубоко
вздохнул, перекатился на спину и замер.
     Он лежал в обширной комнате первого этажа,  где Моканас обычно принимал
почетных гостей и вершил суд и расправу над подчиненными. Сейчас тут не было
никакой  мебели, кроме табурета в углу, - ни лавок, ни  столов, ни огромного
кресла  покойного  фадранта; видимо, Экебус  велел освободить поле  грядущей
схватки  от  лишних  предметов. Где  же он  сам? Где  солдаты?  Куда  девали
Пелопса?  Вспомнив о нем, Блейд застонал от бессилия и боли, потом попытался
встать.  Это почти удалось, но  цепь  потянула вниз, он потерял равновесие и
снова распростерся на полу.
     Привлеченный грохотом, в комнату  вошел человек, остановился у двери и,
заложив  большие пальцы за  пояс, покачиваясь на носках, начал рассматривать
Блейда, Ястребиный нос, острая бородка, хищное смуглое лицо... Экебус, Страж
Побережья. Рослый, почти как сам Блейд, но более тонкий в кости. Наверно, он
выглядел  гигантом  среди низкорослых жителей Сармы  и  вряд  ли относился к
чистокровным  жителям  страны.  Но Пелопс утверждал, что  верховный  фадрант
относится к благородной  фамилии... Странно!  Еще  малыш  говорил,  что  его
называют Жестоким. Вот в это легко поверить... Черные глаза источают ледяную
надменность, тонкие  губы  брезгливо поджаты... Знатный нобиль! И все  же не
чистой сармийской крови, решил Блейд; слишком высок и волосат.
     Наконец   верховному  фадранту  надоело  разглядывать  пленника,  и  он
соизволил открыть рот.
     -  Неплохо  тебя отделали,  падаль... - Экебус  склонил голову к плечу,
любуясь на труды  своих  солдат.  - Кстати, жирная мразь, твой сообщник, уже
гниет в яме, так что лагерь в моих руках. Я здесь - и власть, и сила... Учти
это!
     Блейд облизнул распухшие губы.
     - Учту. Мне кое-что рассказывали о тебе. Говорили, что Экебус жесток...
А ты еще и лжец!
     Фадрант  замахнулся, норовя попасть носком по  лицу  пленника,  но  тот
угрожающе загремел кандалами.
     - Только попробуй! Ноги переломаю!
     Экебус  отодвинулся.  Он  кивнул, высокомерно  улыбнулся и  пробормотал
сквозь зубы:
     -  А ты не шутишь, чужак! Ладно,  я  не  стану  тебя  бить. Но запомни:
будешь  шуметь  -  получишь  копье в живот. Тайрина велела  доставить тебя в
Сармакид живым,  но что  я  могу  сделать  с  непокорным  рабом?  Как-нибудь
оправдаюсь, - он погладил бороду. - И еще. Не распускай язык, чужеземец.
     Блейд сверкнул глазами на фадранта.
     - Но ты  обещал  именем тайрины! Ты сказал, что меня не тронут, а потом
велел избить до полусмерти! Если таковы  милости владычицы, я лучше обойдусь
без них.
     В  углу  зазвенели  цепи.  Оглянувшись,   Блейд  заметил  Пелопса;  тот
уставился на  него широко раскрытыми от  ужаса глазами. Разведчик  ободряюще
подмигнул слуге.
     В  приемной  покойного  Моканаса было  сейчас  светло  - во всех медных
кольцах на  стенах торчали факелы. Верховный фадрант подвинул к себе табурет
на трех ножках, уселся и склонил  голову, чтобы лучше видеть пленника. Затем
Экебус  стащил  свой   серебристый  шлем,  инкрустированный  самоцветами;  в
пляшущем свете факелов он сверкал голубыми и зелеными искрами.
     - Меня  поразила легкость, с которой  ты  убивал моих людей, - произнес
фадрант после паузы.  - Восемь  трупов! И два  десятка покалеченных! Клянусь
милостью Бека, они были сильными мужчинами! - он поджал  бескровные  губы, -
Хотя я не питаю дружеских чувств к тебе, это производит сильное впечатление.
Подобного  воина  не было в Сарме! Правда ли,  что  ты  с  таким  же умением
обращаешься с клинком?
     Блейд бросил на него угрюмый взгляд.
     - Сними цепь и дай мне меч, тогда узнаешь.
     Холодные темные глаза  скользнули по могучей  фигуре  пленника,  тонкие
губы опять сжались.
     - Я не склонен рисковать. По приказу тайрины - да будет  милостив к ней
Бек! - мне надо доставить тебя в Сармакид в целости и сохранности. Она хочет
поглядеть на  тебя... А зачем - это ты  узнаешь в столице. Там  и  показывай
свою удаль!  Выйдешь  на  арену,  когда прибудет  дорогой гость...  - Экебус
усмехнулся, - Черный  Оттос, владыка Тиранны. И  благодари богов! Если  б не
этот приказ  тайрины,  ты  валялся  бы сейчас в выгребной яме с Моканасом...
голова - в одном конце, все остальное - в другом.
     Блейд взглянул на съежившегося от страха Пелопса. Маленький  сармиец не
отрывал  глаз от своего хозяина, голова его мелко тряслась.  Блейд ободряюще
подмигнул ему и снова перевел взгляд на Экебуса.
     Верховный  фадрант   вытащил  из-под  нагрудника  пергаментный  свиток,
расправил  его  на  колене  и начал  читать, с трудом разбирая сложную  вязь
письмен в  неверном  свете  факелов. Он  читал без  выражения,  монотонно  и
негромко. Суть приказа владычицы  заключалась в том,  что Блейда, чужеземца,
выброшенного  на  берег  штормом  и  пребывающего среди  рабов-гладиаторов в
Барракиде, следует задержать и немедля доставить в столицу.
     На  этой  фразе голос фадранта  чуть дрогнул,  и  Блейд  решил, что его
златовласая  супруга успешно выполнила свою  задачу.  Интересно, подумал он,
что  слышно  про любимого  братца-близнеца?  Начаты  ли  поиски?  Оставалось
надеяться,  что Зена не  забыла,  как безутешно  тоскует  ее  муж по  своему
исчезнувшему родичу.
     Экебус закончил чтение:
     - ...  сей свиток и приказ великой тайрины передать означенному Блейду,
чужеземцу, через Моканаса, фадранта Барракида.
     Разведчик  злобно ухмыльнулся, не  обращая внимания на боль  в разбитых
губах.
     -  Что-то  не  похоже на историю, которую рассказывал  мне Моканас.  Не
припоминаешь? О бунте рабов,  о маленьком представлении, под  конец которого
мне должны были выпустить кишки...
     Пелопс  тихо взвыл в своем  углу,  зазвенел  цепями и начал  чертить  в
воздухе священные  знаки.  Экебус  небрежно  швырнул свиток на окровавленный
пол.
     - Да,  припоминаю...  был  такой  план. Пока  гонец не привез  послание
тайрины. А до того я мог прирезать тебя по собственному усмотрению - лишь бы
не вмешался Моканас.
     Это Блейд уже понял.
     - Потому-то ты и хотел его купить! Но толстяк оказался хитрецом...  Ты,
правда, еще хитрее!
     Экебус поднялся на ноги и пинком отшвырнул  табурет; на лице его играла
самодовольная улыбка.
     -  Моканас  -  болван,  а  не  хитрец.  Я  знаю  его давно...  Выродок,
пытавшийся  пролезть  в  благородные! Нет,  он  дважды  болван,  если  решил
состязаться  в  хитрости со мной! Я-то не  доверял ему с  самого  начала. Он
подсылал шпионов на побережье, но и у меня хватает своих людей  в Барракиде.
На сей  раз мои  сработали лучше,  и Моканас отправился в яму. Жаль, что  не
вместе с тобой! Однако, сьон Блейд, - губы фадранта тронула хитрая  усмешка,
- ты еще можешь пожалеть, что я не прирезал тебя вместе с Моканасом.
     Он  звонко  хлопнул  в  ладоши. В комнате  появился  десяток  фадритов,
вытащивших Блейда с Пелопсом на улицу.
     Разведчик кивнул на маленького сармийца:
     - Что будет с  ним? Он  - мой слуга и  приятель. Я  хочу,  чтобы  с ним
хорошо обращались.
     Экебус презрительно поморщился.
     - Я не намерен заботиться о беглом рабе, даже если он  твой приятель. С
ним будут обращаться точно так же, как с тобой.
     В последних словах фадранта Блейд уловил зловещий намек.
     * * *
     Длинная  колонна измученных людей раненой змеей извивалась  по  пыльной
бурой  равнине. Они шли по-двое, и от первой до последней  пары  протянулась
длинная тяжелая цепь. Каждый узник был закован в кандалы, соединенные с ней;
они  тащили этот груз уже пятый день и сейчас еле переставляли ноги. Колонну
сопровождал большой отряд солдат,  немилосердно подгонявших  рабов древками,
когда те сбивались с темпа. Верховный фадрант Экебус либо ехал впереди, либо
гарцевал вдоль  линии невольников на том самом белом жеребце, которого Блейд
видел под ним раньше.
     Хозяин  и  слуга составляли  одну из пар  в середине  колонны.  Путь до
Сармакида был  неблизким, и уже  на исходе  первого  дня  маленький  сармиец
стонал от усталости и клялся, что не  может  пошевелиться. Блейд, как  умел,
успокаивал его,  пока не заставил пообещать, что тот все же  попытается идти
дальше. Самочувствие Пелопса внушало тревогу, и разведчик не знал, доберется
ли его слуга до побережья. Он все еще нуждался в нем; хотя Пелопс был слабым
человеком,  в   сармийских  делах   он   разбирался  отлично.   Кроме   этих
прагматических  соображений, имелась  и еще одна причина: к немалому  своему
удивлению Блейд вдруг понял, что привязался к робкому маленькому учителю. Он
совсем не хотел, чтобы фадриты забили Пелопса насмерть посреди степи.
     Гладиаторов хорошо  кормили,  воды тоже  было вдоволь. Экебус старался,
чтобы бойцы не потеряли форму  и  с блеском выступили во время празднества и
честь Оттоса, владыки  Тиранны.  Но если  раб  падал  больше  трех раз,  его
отвязывали  и вели к верховному фадранту, чтобы тот лично убедился,  достоин
ли гладиатор столичной  арены. Делалось это с впечатляющей простотой; Экебус
с размаха бил раба в грудь, и если тот оставался на ногах, то мог продолжать
путь на  волокуше, запряженной парой  лошадей. Если  человек падал,  солдаты
пускали в ход пики. В первый день Блейд насчитал больше дюжины мертвых тел.
     Ему  пришлось  отдать  Пелопсу большую  часть  своего  рациона;  он  не
сомневался  в  исходе  проверки,  которую мог  учинить Экебус. Однако Пелопс
свалился  в  первый  же  день,  и  еще  раз  -  во  второй.  Экебус,  обычно
разъезжавший вдоль  колонны, в  этот момент  оказался рядом, и на  его узких
губах  заиграла  довольная  усмешка.  Теперь Блейд  шагал, поддерживая одной
рукой цепь, свисавшую с пояса Пелопса.
     Когда  фадрант  в  очередной  раз  проезжал  мимо,  его  взгляд   вновь
остановился на маленьком учителе.
     - Скоро эта мразь клюнет землю в третий раз, - зловеще пробормотал он.
     Блейд вздрогнул и поднял мрачный взгляд на Экебуса.
     - Я могу нести его, сьон! Он совсем не тяжелый.
     Тот отрицательно покачал головой и рассмеялся.
     - Это запрещено. Каждый сам  за  себя,  и если он  еще  раз  упадет, то
подвергнется испытанию. Неужели ты сомневаешься в моем милосердии?
     Блейд попробовал сплюнуть, но горло у него пересохло - последнюю порцию
воды он отдал Пелопсу. Жест, однако, выглядел достаточно красноречивым.
     Экебус снова рассмеялся и, подозвав двух фадритов, что-то тихо приказал
им.   Теперь  эта  пара  постоянно  держалась  рядом,   словно  два   волка,
подстерегающих  усталую  овцу.  Стиснув  зубы,  разведчик  запустил пальцы в
бороду, уже порядком отросшую, курчавую и всклокоченную, затем дернул  цепь,
прикрепленную к наручникам  Пелопса. Он  должен  довести его до Сармакида! В
том  поединке,  который  они с Экебусом  вели за жизнь этого малыша,  каждый
глоток воды и каждая унция веса значили так много!
     - Шагай! Ты должен идти, малыш!  - рявкнул Блейд. -  Все очень просто -
шаг, еще  шаг  и  еще один.  Думай  только об этом. Когда соберешься падать,
предупреди меня. Я помогу.
     -  О,  великодушный  сьон, -  простонал  Пелопс, -  брось  меня... Я не
заслужил такой заботы...  Я  умру  здесь... смерть от  копья лучше огненного
чрева Тора...
     - Все равно  я  буду тебя  тащить, - мрачно пообещал разведчик.  - Я не
могу тебя оставить, малыш, других друзей у меня нет.
     Пелопс споткнулся,  и он натянул  цепь, не давая сармийцу свалиться  на
землю. Наблюдатели, к счастью, были заняты; они по очереди прикладывались  к
фляге с подозрительным содержимым и не смотрели по сторонам.
     - У  тебя есть Зена,  -  простонал Пелопс, судорожно ловя ртом  горячий
воздух. - Хотя я не понимаю... - он замялся.
     - Я тоже не понимаю, - согласился Блейд. - Что-то здесь не то.
     Первый раз  он вслух высказал свои подозрения,  мучившие его  с  начала
похода.  И с ним, и с Пелопсом обращались не лучше, чем с остальными рабами,
- а может,  еще и хуже. - Да,  вряд  ли  Зена сумела  получить  родительское
благословение на  брак! Этот переход через степи  и горы с рабским караваном
не слишком напоминал триумфальное шествие любимого королевского зятя. Что-то
не сработало. Вероятно,  Зене не удалось добиться успеха - во всяком случае,
полного успеха. Разведчик вспомнил слова Экебуса, что его вызывают в столицу
по приказу тайрины. Именно тайрины! О Зене фадрант не упомянул ни словом.
     И  было  ясно,  что  фадрант  повинуется  приказу с  неохотой.  Если  с
чужеземным воином и его слугой что-нибудь случится в дороге, Экебус будет не
слишком огорчен.  Блейд не сомневался, что хитроумный фадрант уже  заготовил
какую-нибудь правдоподобную версию для тайрины.
     По  ночам  невольников  тоже  держали в цепях, и люди, падая на  землю,
засыпали прямо в грязи и нечистотах,  слишком усталые, чтобы обращать на это
внимание.  Пелопс  отключался  сразу,  нередко  забывая   об   ужине;  Блейд
расталкивал  его  и  заставлял   есть.  Сам  он  проводил  вечерние  часы  в
размышлениях. Караван  двигался через  степи  и горы к морскому побережью, к
столице, и неприятные  предчувствия все чаще  и чаще охватывали  разведчика.
День  ото дня цепь становилась тяжелее, Пелопс спотыкался на каждом  шагу, и
сердце Блейда леденело в ожидании беды.
     Наконец колонна нанизанных на цепь людей подобно змее вползла по крутой
тропинке на  высокое каменистое  плоскогорье и остановилась на отдых на краю
отвесного утеса. Вдалеке, залитые неярким тусклым золотом  закатного солнца,
поблескивали крыши башен, дворцов и храмов Сармакида. За городом алело море,
и  Блейд уже  ощущал  слабый йодистый  запах  соленой  воды. Над  удлиненным
прямоугольником гавани, перекрытой  огромной бронзовой  цепью, вздымался лес
корабельных  мачт. Этот  вид не был неожиданным для странника; Пелопс не раз
говорил ему, что Сарма - морская держава.
     Застонав, маленький учитель в изнеможении опустился на землю. Остальные
рабы чувствовали  себя не лучше;  каждый  падал там, где  стоял. Лишь  Блейд
остался  на  ногах,  скрестив  на  груди  мускулистые  руки;  он  пристально
разглядывал  зеленую  равнину, что начиналась у подножия  утесов. Перед  ним
простирался полуостров, длинным треугольником выступавший  в море. Город был
построен на  северной  его стороне и  защищен рвами и каменными  стенами;  в
центре  его,  на  холме,  к  которому  сходились  все  улицы,  стоял  дворец
правительницы  -  длинное  невысокое сооружение из  мрамора,  с единственной
башней, увенчанной флагштоком.
     Прищурившись,  Блейд  стал  рассматривать  гирлянду  цветных  вымпелов,
свисавших с  этой мачты.  За время путешествия он  заставил Пелопса  описать
назначение каждого  флага, памятуя, что каждый образованный  человек в Сарме
понимал их  сигналы. Флажков применялось около  полусотни,  и  выучить  этот
нехитрый  алфавит было нетрудно. Сейчас на поперечине флагштока висело шесть
вымпелов:  ярко-красный,  означавший приветствие; затем  -  флаг  с  цветами
верховного фадранта;  синий  с  желтым  крестом  - символ срочного  приказа;
розовый с  багряным  кругом  - знак  воина; белый с  черной  полосой  -  это
соответствовало  понятиям  "чужой",  "не  принадлежащий  Сарме";   последним
следовал  вымпел правительницы. Обозрев эту гирлянду,  Блейд легко прочитал:
"Приветствую Экебуса. Доставь чужака немедленно. Пфира".
     Пелопс, отдуваясь, тоже бросил взгляд на флажки,  потом в ужасе перевел
глаза на Блейда.
     - Они разлучат нас, сьон... Я это чувствую!
     Разведчик угрюмо кивнул.
     - Думаю, ненадолго. Я увижу Зену и тогда...
     - Если увидишь, сьон, - с тяжелым вздохом прервал хозяина  Пелопс. - Ты
все еще  не  понял,  что жизнь простолюдина  в Сарме  ценится в медный грош.
Владычица  наша Пфира  сильна и жестока - по-своему, не так, как Экебус. Она
бережет свою власть... Ходят слухи, что иногда пропадают дочери тайрины - из
тех,  что поумнее... Она  прожила  сто лет и  собирается жить вечно.  Десять
тысяч мужчин  ублажали великую Пфиру, но красота ее не увяла до сих пор. Она
не стареет и, наверно, никогда не умрет.
     Блейд шлепнул своего компаньона по затылку.
     - Не  паникуй, малыш!  Похоже,  трудная дорога ослабила  разум великого
оратора. Мы ведь решили, что эти истории -  просто сказки для  малых  детей.
Никто не может прожить сто лет, сохранив молодость. Так что...
     В этот миг с равнины  донесся оглушительный грохот. Взмыли густые клубы
бледно-желтого дыма;  они поднимались  вверх, ветер  подхватывал  их и нес к
мглистому небу. Блейд понюхал воздух, сморщился: запахи серы и горелой плоти
перебивали чистый морской аромат.
     - Откуда эта вонь, Пелопс?
     Сармиец  вытянул  дрожащую  руку  к  гигантской  статуе  Бек-Тора,  что
возвышалась на равнине  за  городской стеной. Блейд  не  слишком внимательно
разглядывал  ее;  город и  гавань  интересовали  разведчика гораздо  больше.
Теперь он внимательно  присмотрелся к каменному идолу, и то,  что он увидел,
ему не понравилось.
     На  плоской  физиономии божества от уха  до уха зияла огромная  пасть -
словно бог хищно ухмылялся, глядя на покорный город. Пока Блейд рассматривал
статую, грохот раздался вновь, и чудовищный рот изверг огромный язык пламени
и дыма.  Снова долетел  уже знакомый запах, и снова Блейд сморщился и бросил
вопросительный взгляд на маленького учителя.
     Пелопс начертал перед грудью священный знак.
     - Это великое изваяние  Бек-Тора Сармакидского, сьон. Жрецы очищают его
чрево  от сгоревшей плоти  и костей  - вот  откуда этот мерзкий запах. Когда
прибудет Черный Оттос, на  равнине под  городом  устроят большой  праздник с
жертвоприношениями.  Бек-Тору  отдадут   рабов   и   преступников,  а  также
младенцев, девочек... - Пелопс снова начал дрожать,  из глаз у него  хлынули
слезы. - Я  думаю, милостивый  сьон, хорошо бы  тебе поскорее встретиться со
своей тайриотой... Так будет лучше для нас обоих.
     Блейд  был  совершенно согласен  с  ним;  ему  очень  не  нравился этот
устрашающий аромат крематория. Из пасти божества опять вырвался язык пламени
и дыма, словно в его утробе качали огромные меха,
     На белом жеребце к ним подскакал Экебус; за ним шагали десять солдат  с
копьями  наперевес.  Они  окружили  Блейда, затем  с  ног  разведчика  сбили
кандалы.
     -  Мы отправляемся во дворец, -  предупредил фадрант. - Зена,  я думаю,
истосковалась... Да и ты, наверно, горишь от нетерпения?
     В тоне  верховного  фадранта чувствовалась издевка,  темные прищуренные
глаза горели злобой. Блейдом вновь овладели тревожные предчувствия.
     - Я готов. - Поднявшись  на ноги, он  показал  на Пелопса. - Снимите  с
него цепь. Он мой слуга и нужен мне. Мы оба - под защитой тайрины.
     Внезапно Экебус разразился хохотом. Затем свесился с седла, разглядывая
Пелопса, и опять расхохотался, тыкая пальцем в маленького человечка.
     -  Этот? Эта мразь - под защитой  тайрины? Трусливый болтун, наказанный
за богохульство? Я кое-что знаю о нем - его предала собственная жена! Видно,
немного радости приносил он ей в постели, клянусь милосердным Беком!
     Фадрант  продолжал  смеяться,  потом  к  нему  присоединились  солдаты.
Маленький человечек съежился на цепи, не подымая глаз на Блейда.
     Экебус выпрямился в  седле  и  сделал знак солдатам; те  стали древками
копий  подталкивать  Блейда к  тропинке, уходившей  вниз, к городу.  Пелопс,
опустив голову, сидел на земле.
     Фадрант смерил беглого раба взглядом, погладил бородку.
     -  Да, тайрина  будет  очень огорчена, - насмешливо  заметил он,  -  не
увидев такого бравого молодца! Но я надеюсь, она переживет это