м воздухе Римпады,
а карвары могут находиться в  нашем Среднем Мире четверть дня. Мы никогда не
доберемся до  них там, -- джарат ожесточенно сплюнул вниз,  -- зато они то и
дело подступают к стенам наших городов. И хорошо, что без огня!
     -- Я понял, приятель, -- Блейд похлопал Ханка по плечу. -- Наверное, ты
прав во всем, кроме одного: что мы никогда до них не доберемся.
     --  Пустые  надежды,  --  лейтенант  пожал  плечами.  --   Нет   такого
волшебства, такой  магии,  которая бы позволила нам дышать  внизу. Тогда как
безносые ухитряются...
     Блейд прервал его, внезапно рассмеявшись.
     -- И все же  ты  не  прав, Ханк!  Возможно,  карвары и  хитры,  но  кто
способен сравниться в хитрости  с человеком? Так что дай время... Найдутся и
маги, и магия!
     Почему-то в этот момент он вспомнил о покойном Лейтоне.
     * * *
     Отпылал закат, горнисты Арколы Байя  огласили  теплый воздух протяжными
трелями, провожая солнце,  и они  поднялись на  палубу. Ночью не требовалось
следить за Нижним Миром; оттуда парящее  в вышине судно  было  незаметно  --
темный  призрак  в темном небе.  Вдобавок "Орни", огибавший  северный выступ
Халлы,  находился  сейчас  над  обширной  водной  поверхностью, и  внезапное
нападение кораблю не грозило. Как утверждал шкипер, карвары не любили  воды,
и  над  океанами   суда   и   плоты  таргальцев  могли  двигаться  в  полной
безопасности.  Как  только  выяснилось  это  обстоятельство,  Блейд  получил
возможность  описать  своим спутникам родной Бредонн более  подробно. По его
словам, то  был обширный  архипелаг, возносившийся  вверх прямо из  мирового
океана;  его  плоскогорья   и  вершины  вырастали  прямо  из  воды,  пронзая
голубоватую дымку Римпады. Итак, внизу не имелось суши, лишь один бескрайний
морской простор, где карвары, разумеется, не водились, и никто из бредоннцев
о  них  слыхом  не  слыхивал.  Подобная   легенда  вполне  объясняла  слабую
информированность странника по части этих тварей.
     Ханкамар   Киттала  спустился  вниз.  Блейд  же,  расстелив  тюфяк  под
планширом, улегся на спину  и  уставился в ночное небо. Он предпочитал спать
на палубе; внизу, в огромном носовом трюме, где койки висели в  три этажа  и
воздух сотрясался от храпа двух сотен ражих молодцов, было душновато. Такого
же мнения  придерживались и  девушки  из команды Дионы. По большей части эти
рослые статные  арбалетчицы  являлись белокурыми рирдотками  или акрийками и
силой немногим уступали мужчинам.
     Сейчас они устраивались на  ночлег у  другого борта "Орни", раскладывая
матрасы,  набитые сеном, сбрасывая сапожки и тесную одежду, расстилая плащи.
Странник  старался  не  глядеть в  их  сторону. Палубу  судна  едва  озаряли
светильники-корзинки,  полные  крупных  жуков  --  тех  самых,  которые  уже
встречались  ему на островке Кампалы  Эгонды;  надкрылья  насекомых  мерцали
зеленоватыми флуоресцентными  отблесками.  Стоило слегка повернуть  голову и
скосить глаза,  и  перед  Блейдом  мелькали  то  сильные стройные  ноги,  то
округлые бедра  и полные груди, то  соблазнительные  изгибы талии, плеч  или
ягодиц.  Он  уже  знал,  что нагота  в  любой  из  стран Таргала  отнюдь  не
находилась  под запретом  -- чему, видимо, способствовал  теплый климат.  На
девушек, чьи прелести скрывала  лишь полутьма, никто не  пялился, ни матросы
ночной  вахты,  ни  воины  Арколы;  то ли  зрелище  было  привычным,  то  ли
утонченная вежливость  требовала, чтобы  в такие  моменты  женщин как бы  не
замечали.
     Блейд, устроившийся у правого борта, видел только  половину  небосклона
--  южную его часть  заслоняла  плещущая  громада парусов, гнавших и гнавших
"Орнирантур"  все дальше  на  северо-запад. В этом мире не было луны, и ночи
казались  более темными, чем  на  Земле,  пока  над  горизонтом не  восходил
сияющий Конь. Яркое газовое облако или  туманность и в самом деле напоминало
поднявшуюся на  дыбы лошадь с пышной  гривой  и хвостом,  расплескавшимся на
треть неба. Блейд не ведал его  местного названия; пока что он даже не знал,
водятся  ли  на  плоскогорьях  Таргала  скакуны, похожие  на  земных -- что,
однако,  не  мешало  ему любоваться редкостной красотой этого чуда  природы.
Сощурив  глаза,  он  смотрел  на  северный горизонт, ожидая, когда  над  ним
появится золотистое  зарево,  и  стараясь  не обращать  внимания  на девичью
болтовню и смешки.
     Все же он не выдержал и  повернул голову.  Сестра Ханка и пара десятков
молодых женщин из ее  отряда сидели на своих плащах, прижавшись к фальшборту
нагими  спинами.  Одни  расчесывали  волосы,   другие  неторопливо  ужинали,
прихлебывая   разбавленное   вино   из  резных  деревянных  чаш.  Отдыхающие
валькирии, мелькнуло  в  голове Блейда,  когда  он  поймал  взгляд Дионы.  В
царившем на палубе полумраке ее зрачки казались бездонными и манящими; поток
густых  волос  падал  на  обнаженные  груди,  сквозь  их   невесомую  пелену
просвечивали темные острые соски. Диона чуть  заметно улыбнулась, и странник
отвел глаза.
     Он уже многое знал об этой девушке -- вернее, молодой женщине, успевшей
познать мужскую любовь. Ей было лет двадцать пять  или двадцать шесть, и два
года,  с  семнадцати  до девятнадцати,  она принадлежала рирдотскому  воину,
другу  Ханка  и  своему  законному  супругу.  Она даже родила  ему  сына, и,
вероятно, молодая чета была  вполне счастлива в собственном уютном домике  в
небольшом   поселке   рода  Киттала,  что  притулился  на  гранитных  утесах
неподалеку от Рирдо. Но в  один черный день счастье  кончилось --  когда две
тысячи карваров, поднявшись на своих пузырях к  рирдотским  скалам, разорили
несколько  деревень, вырезав  и людей,  и  скотину. Тот набег  был  особенно
жестоким: помощь  из города запоздала, пришельцы же не  щадили  никого  и не
взяли  в  плен ни единого  человека.  Всех  убитых,  четыре или  пять сотен,
отправили  на  дно Римпады вместе с овцами и козами,  и  лишь дюжине человек
удалось скрыться в развалинах или подвалах. Дионе посчастливилось; ее мужу и
маленькому сыну -- нет.
     На память  о том дне у нее остались шрам над левой  ключицей да  дикая,
нерассуждающая  ненависть к карварам. Она  ушла к  брату, в Арколу  Байя,  и
скиталась  с этим наемным воинством по просторам Таргала  уже несколько лет.
Стреляла Диона великолепно; да и секирой владела не хуже многих мужчин.
     Пару  дней назад  странник захотел  поглядеть  на ее самострел. Арбалет
оказался  настоящим  произведением  искусства:  полированное   ложе  темного
дерева,   двухфутовый  стальной  лук,  ворот,  которым   натягивали  тетиву,
спусковой крючок и прорезь прицела --  почти как у земного карабина. Грозное
оружие, сделанное настоящим мастером, но, как показалось Блейду, тяжеловатое
для женских рук. Диона,  однако, обращалась с ним с завидной сноровкой. Этот
смертоубийственный  агрегат  метал  футовые  металлические  болты толщиной в
палец, пробивавшие и кольчугу,  и пластинчатые костяные доспехи карваров. На
ложе его было десятка четыре зарубок; последние -- совсем свежие.
     Задумавшись,  Блейд  не  заметил, как сияющая грива Коня поднялась  над
горизонтом; прихотливо  извивавшиеся  пряди  сначала ослепили  странника,  а
потом,  хлынув  сверху  золотистым водопадом, стали  щекотать  его лицо.  Он
вздрогнул от неожиданности и поднял взгляд: над ним склонялась Диона.
     -- Ты думаешь?  Мечтаешь? О чем? О женщине, оставшейся  в твоей далекой
стране?
     Блейд, приподнявшись на локте, покачал головой.
     --  Нет, девочка.  Я размышлял о  том,  что эти  звездные лучи,  --  он
вытянул руку к сияющему облаку, -- напоминают твои волосы.
     Она улыбнулась, запахнув на груди плащ, и придвинулась ближе.
     -- Наверно, ты многим девушкам говорил такие слова?
     -- Многим. Но они далеко, а ты -- здесь.
     Ладонь Дионы  легла  на его  плечо; она была сильной, изящной  формы, с
длинными пальцами.
     -- Это так важно?
     -- Что именно?
     -- Ну, то, что я здесь, а они -- далеко?
     --  Дале очи,  дале сердце, -- пробормотал Блейд. Одна его рука накрыла
пальцы девушки,  другая  скользнула  под накидку; ее  грудь  была твердой  и
прохладной, с напряженным соском.
     -- Нет! -- Она вздрогнула, и странник поспешно убрал дерзкую руку.
     -- Боишься брата?
     Диона чуть повела плечами.
     -- Почему же? Я -- свободная женщина... и сплю, с кем хочу.
     Рука Блейда  снова двинулась вперед,  проникла под плащ и легла  на  ее
бедро.
     -- Но только не здесь, милый, --  поспешно сказала  девушка. -- Слишком
много людей... На корабле не принято делать такие вещи.
     -- Да, я понимаю. Если можно одному, почему же нельзя и другому, так?
     --  Так. У всех моих девушек есть приятели, но они ждут...  ждут, когда
окончится дорога и "Орни" встанет за воротами Сарпаты к причалам. И тогда...
-- она смолкла.
     -- Тогда?..
     --  Тогда  посмотрим!   --  ее  негромкий  смех  прозвенел  хрустальным
колокольчиком.
     Блейд  сел  и  обнял  девушку  за  талию  --  очень  скромно,  стараясь
превозмочь возбуждение.
     -- Ну, если нельзя говорить о любви, побеседуем о войне, -- заметил он.
     -- О войне...  -- протянула Диона, скорчив  недовольную гримаску. -- Не
слишком интересная тема.
     --  Почему же?  Наверно, ты можешь понять, что  войны  редко начинаются
из-за  одной страсти к кровопролитию. Нужны основания посерьезней!  Вот  я и
пытаюсь разобраться...
     Вздохнув, девушка положила головку ему на плечо.
     -- Ты  странный, Блейд. Ты воин,  но говоришь так, как мудрец  Ирнот...
Такие  дела лучше обсуждать с  ним или с  нашим джанджаратом. Для меня война
начинается на спусковом крючке моего арбалета... а кончается между глаз этих
тварей... там, куда я посылаю стрелу.
     -- И все же, -- Блейд погладил ее мягкие шелковистые локоны, --  все же
-- что людям надо от карваров?
     -- Ничего. Мы не наступаем,  мы обороняемся. Нам,  бойцам Арколы, война
приносит  хлеб и  вино, мясо и серебро, но всем  остальным  -- только горе и
муки.
     -- Тогда я спрошу иначе: что карварам нужно от людей?
     -- О! Слишком многое! Наша плоть и наши руки!
     -- Они нуждаются в рабах?
     -- Конечно. Там, в Римпаде, нельзя разжечь огонь, нельзя плавить железо
и медь, нельзя ковать  оружие. Кто  же  займется  всем  этим, если  не люди?
Подневольные люди?
     -- Значит, карвары не любят трудиться?
     -- Правильнее сказать --  не могут.  Они выходят в наш  мир на короткое
время, достаточное  для набега, но работа -- не  война.  За один  день можно
разрушить город, но строить его надо целый год, верно?
     -- Верно... -- Блейд  хмыкнул. --  Твой  брат сказал мне,  что  карвары
могут жить в Раннаре четвертую часть дня. А что грозит  тем, кто  задержится
дольше?
     Он  с интересом ждал ответа, но  разговор  уже наскучил Дионе,  и  она,
взъерошив волосы странника, заявила:
     -- Может  быть, все-таки лучше  поговорим  о любви?  Скажи мне, сколько
женщин живет в твоем доме? Там, на изнанке мира, где находится твой Бредонн?
     * * *
     Ирнот-акриец,  скальд, лекарь и, по совместительству,  казначей Арколы,
поведал страннику легенду о сотворении Таргала.
     Некогда в пространстве, бесконечном и  безмерном, все  было перемешано:
твердое, жидкое и газообразное,  вода и земля, жидкий и густой воздух, живое
и  неживое. Каждая  частица  несла в себе  зародыши существования и  гибели,
слитые  вместе и  нерасторжимые,  как  олово и медь  в бронзе; каждая являла
сплав  живого  и мертвого, связанного  друг с другом изначально, от  предела
времен. Живое не осознавало  себя живым, оплетенное  и  пронизанное паутиной
мертвого; все оставалось погруженным в Великое Забвение...
     Ирнот говорил, аккомпанируя своим речам ударами в маленький барабан. Их
ритм  подчеркивал фразы --  то рубленые, короткие, отрывистые,  то  текучие,
плавные; иногда  скальд начинал петь негромким приятным голосом. Он сидел  у
мачты, скрестив ноги и опираясь на нее спиной, прикрыв колени полами мантии.
Вокруг  столпилось десятка три воинов и мореходов; вероятно, они слышали это
сказание не один десяток раз, но никто не прерывал певца. Блейд заметил, что
головы у всех были обнажены -- даже капитан Ронтар снял свою шляпу с задорно
торчавшим пером....
     Шло время,  тянулись  миллионолетия,  которых  некому  было  измерить и
сосчитать.  Живое  постепенно становилось все более  живым, мертвое  --  все
более мертвым; связь их делалась все более зыбкой, неощутимой. Наконец жизнь
осознала себя,  воспрянула,  сбросила  узы забвения, и на свет явились боги.
Каждая частица смеси, заполнявшей пространство, породила своего  демиурга, и
было  их неисчислимое множество.  Они парили среди  мертвой  материи, изучая
устройство мира,  породившего их, и  мир этот им очень не нравился.  Он  был
слишком  скучным,  однообразным,  монотонным и  серым  -- туман,  в  котором
перемешаны все цвета, все вещества.
     И  тогда  --  Ирнот извлек из  барабана серию громовых  ударов  -- боги
приняли великое  решение:  навести порядок во вселенной. У  них  под  руками
имелся подходящий материал  -- та  самая  серая  субстанция; надо было  лишь
правильно рассортировать ее, сложив камни к камням, капли к каплям, воздух к
воздуху,  пустоту к пустоте. Долгие тысячелетия боги занимались этой тяжелой
работой, нескончаемой и нудной; однако у них хватило и времени, и сил, чтобы
завершить свой  титанический труд. Ведь богов было много,  куда  больше, чем
людей  и  карваров,  и  им  не требовалось  ни еда,  ни  питье,  ни сон.  Не
заботились  они  и  о воспроизводстве  потомства: боги  --  бесполы и вечны,
физическая любовь чужда им.
     Так  трудились  они долгое время -- но не ради людей или иных  существ,
которым предстояло населить создаваемый мир, а лишь исключительно из страсти
к  порядку. А посему -- барабан глухо зарокотал под быстрыми пальцами Ирнота
-- людям надо запомнить, что мир сей строился вовсе не для них, и если в нем
что-то получилось плохо или неудобно с точки зрения человека,  то не следует
винить в том  богов. Они  не  думали о такой мелочи, как люди и  карвары; не
думают  о них и  сейчас. Поэтому каждый  должен знать:  человек  в мире  сем
получает  то, что заслужено им самим, и человеку  нужно оставить упования на
милость богов. Богам безразличны людские горести.
     Блейд  почувствовал,  как  солдаты и мореходы,  тесно  окружавшие  его,
вздохнули.  То был вздох сожаления; все эти  люди знали, что борются с миром
один на  один и не стоит ждать  помощи от сверхъестественной силы. Только их
разум, мощь их оружия, мужество и упорство могли послужить защитой....
     Итак,  продолжал Ирнот,  извлекая  из  барабана мерные  звуки,  что  же
получилось у богов, когда они упорядочили все сущее? Они разделили вселенную
на пять миров, каждый из коих обладает своими признаками, видимыми  глазом и
доступными  чувствам.  Есть три Нижних Мира, Локката, Вантола и  Римпада, по
большей части недоступные людям. Локката -- мир  земли и того, что находится
под землей;  скалы  и камни, почва  и пещеры, деревья  и  трава --  это  все
Локката, в недрах  которой поселились боги, называемые  Локками,  властители
твердого, неизменного.
     Вантола -- мир воды. Океаны  и моря,  лежащие внизу,  озера,  медленные
реки, петляющие  по равнинам, быстрые реки, текущие с гор, ручьи и подземные
потоки --  все  это  Вантола, населенная неисчислимыми  сонмами  собственных
божеств,  водных  владык.  Как  и   Локки,  они  не  возражают,  чтобы  люди
использовали  их богатства,  брали  воду  для  себя, своих  животных и своих
посевов;  говоря  откровенно, богов это совсем не  волнует. У них так  много
всего, земель и вод,  что человеку  хватает  самой малости,  самой ничтожной
части, чтобы быть сытым, довольным и счастливым.
     Последний  из  Нижних  Миров,  Римпада,  заполнен   голубоватым  густым
воздухом. Люди не способны там долги находится, и потому поверхность Локкаты
и Вантолы, над  которой распростерлась бирюзовая дымка, для них недосягаема.
Однако в этом нет ничего дурного; мир таков,  каков он есть, и  над Римпадой
поднимается  множество  теплых  и плодородных  плоскогорий,  горных  цепей и
пиков, образующих  архипелаги; много места,  много земли, много  озер и рек.
Стоит  ли жаловаться на то, что Римпада отделила от людей большую часть двух
прочих Нижних Миров? Нет, разумеется, нет! Каждому известно: теряя  в одном,
выигрываешь  в  другом.  Нельзя надолго  опускаться в  Римпаду,  зато  можно
построить  корабли из легкой  чикры  и плыть  по голубой поверхности густого
воздуха все дальше и дальше, пока судно не обогнет огромный шар Таргала и не
вернется в гавань, из которой отправилось в путь.
     Кроме Нижних  Миров, существуют Средний и  Верхний,  Раннара и Нустала.
Раннара заполнена светом и  жидким воздухом, пригодным для  дыхания; здесь и
только здесь могут обитать люди. Раннара и породила  их, так же, как Римпада
-- карваров. Частицы Раннары и Римпады так подвижны, так легки в сравнении с
водой и землей, что жизнь не полностью истекла из них  в божественной форме,
осталась некая крупица, которой хватило для карваров и людей. Каждой из  рас
назначено  жить  в  своем  мире,  не вмешиваясь в дела  соседей,  но карвары
нарушают этот естественный порядок. А потому -- да будут они прокляты!
     Барабан грохнул, грозно зарокотал, люди шевельнулись, зазвенело оружие.
Новый вздох пролетел в толпе, молчаливо внимавшей скальду....
     Верхний Мир, Нустала, обитель богов-Нустов, безбрежен,  холоден и чист.
Он   распростерся   вверху  над  Раннарой   --   астральная  сфера,   пустое
пространство,  в   котором  мчатся  по  своим  путям  боги,  занятые  своими
божественными делами. В отличие от невидимых созданий, населяющих три Нижних
Мира и  Раннару, богов-Нустов может лицезреть каждый, ибо тела их светятся и
сияют. Каждая звезда -- это один из ночных  Нустов, там же, где их побольше,
в  небе  видны  яркие  облака.  Дневные  Нусты,  неведомо по какой  причине,
предпочитают держаться вместе, и животворное солнце, источник света и тепла,
-- их зримый облик. Но  люди  не должны обманываться, не должны считать, что
Нусты сотворили для них светило, подобные  мысли -- тщеславие  и  суетность.
Если богам будет  угодно, солнце распадется на мириады звезд, и над Таргалом
воцарится ночь.
     Ирнот закончил.
     Аска  Ронтар,  вновь  водрузив  на  голову  шляпу, окинул  внимательным
взглядом своих людей и усмехнулся:
     -- Ну, пока этого  не случилось, возблагодарим Нустов за свет  и тепло,
которые они посылают нам.
     Он  поднял вверх  руки,  и  все воины и  матросы, собравшиеся послушать
скальда,  повторили  этот символический  жест. Блейд  последовал их примеру.
Затем, бросив взгляд на Ирнота, он произнес:
     -- Стоит  ли поклоняться богам,  которых  не  трогают  ни  человеческое
счастье,  ни  горести? Они сотворили  этот мир для себя,  они безразличны  к
людям, их не трогают наши просьбы... Достойны  ли они поклонения,  почтенный
Ирнот?
     Скальд поднял на странника темные глаза.
     --  Ты прав в том, бредоннец,  что  не следует поклоняться  богам и  не
нужно ничего  у  них  просить. Это бесполезно и унизительно! И если  бы боги
любого из пяти миров даже оказали нам какие-то милости, то кто знает, было б
это к  добру или к худу? Нет, ни к чему поклоняться богам,  но их надо чтить
-- чтить без страха в душе и без надежды на благодеяния, чтить за их великий
труд, подаривший нам просторы Раннары.
     Ирнот склонил голову, и барабан звонко загремел под его пальцами.
     * * *
     Блейд снова находился в люльке под бушпритом "Орни".
     Корабль  поворачивал  к юго-западу, фиолетовое море оставалось  справа,
слева  же  простирался  скалистый  берег.  Темные прибрежные  утесы тянулись
вдаль,  становились  все выше  и выше, переходили в  предгорья,  потом  -- в
несокрушимое каменное основание огромного  хребта Халлы,  что прост