а и  снова горы. Хребет  Варваров,
самый северный предел  Меотиды, полуострова, протянувшегося на двести миль в
меридиональном направлении.  Воинских лагерей и застав тут хватало, особенно
в горах,  стерегли  каждую тропинку, каждый перевал и ущелье, хотя  никто из
соседей со всех  четырех стран света  не рискнул  бы приблизиться к  царству
меотов с мечом в руке или под парусом боевой триремы.
     С рабами, если они не испытывали  неодолимой склонности к лени, в  этой
просвещенной деспотии  обращались вполне гуманно, однако на все случаи жизни
существовали лишь два наказания: рудники -- для нерадивых, и  быстрая смерть
от  стрелы или  копья для беглецов и бунтарей.  Вскоре  Блейд понял, что ему
сильно  повезло; он  попал  в  один  из  столичных  эстардов, где обитали не
захваченные в  набеге  или  бою  пленники,  а потомственные  рабы. Жилось им
неплохо, и никто тут не собирался бежать.
     Он делил камеру с тремя парнями, рыжим Патом и  светловолосыми Патролом
и  Кассом,  в  жилах  которых  смешалась кровь дюжины племен,  кочевавших за
Хребтом Варваров.  Они были рабами в четвертом поколении и даже не помышляли
о бунте. Работа в поле и каменоломне -- тяжелая, однако не выматывающая  все
силы;  сытная пища, иногда --  вино; девушки, которых  в эстарде  Шод вполне
хватало,  танцы по вечерам... Они казались  довольными всем  этим  и явно не
променяли бы своей неволи  на ту свободу, которая  предоставляла их прадедам
возможность голодать  или  пасть в бою  с враждебным кланом. Но у каждого из
этой  троицы имелась заветная мечта  --  попасть в услужение в  какой-нибудь
богатый меотский дом, где работа была  бы полегче, еда -- послаще, а вино --
покрепче. Впрочем, они были слишком тупыми для этого,  и на старости лет их,
скорее всего, ожидала судьба сторожей, оберегающих посевы от птиц.
     Пат, заводила этой компании,  выглядел довольно крепким парнем и уже на
второй день после  вселения Блейда попытался продемонстрировать новичку свою
удаль. Схватиться с  ним один на один  рыжеволосый не  рискнул, но поддержка
Патрола и Касса все-таки вдохновила его  на  драку,  в  которой оба приятеля
приняли самое активное участие. Турнир  закончился с  результатом три-ноль в
пользу Блейда. У Пата была вывихнута рука, у Патрола сворочена челюсть, Касс
отделался подбитым глазом. После этого в сто  двадцатой камере, находившейся
на  третьем  ярусе  эстарда Шод,  воцарились мир и тишина, а разведчик обрел
трех  верных и  преданных  сторонников,  искренне  восторгавшихся его боевым
искусством и тяжелыми кулаками. Охрана в  такие дела  не вмешивалась,  мудро
полагая, что выживет сильнейший. Стражи лишь следили, чтобы в руках рабов не
оказалось  металлических  предметов  или  острых палок, которыми можно  было
нанести серьезное увечье.
     По утрам Блейд,  вместе с тремя десятками молодых мужчин, отправлялся в
каменоломню  и  четыре часа рубил мягкий  ракушечник.  Затем следовал  обед,
часовой  отдых и еще четыре часа работы. Труд  не тяготил его, после  сытной
еды он  с  удовольствием размахивал  кайлом,  выламывая целые глыбы, которые
бригада камнерезов  тут  же превращала  в ровные  блоки. Часам к  пяти -- по
земному счету времени, рабочий день заканчивался, двое стражей  сопровождали
невольников к реке для омовения, а  затем обратно в эстард.  Его  внутренний
двор предназначался для трех занятий: можно было есть и пить -- в  том углу,
где  у  кухонь находились  вкопанные в  землю  столы  и  скамьи,  можно было
поплясать на  площадке,  посыпанной  утрамбованным ракушечником, можно  было
растянуться на травке под деревьями, предаваясь праздной  болтовне  -- еще в
одном  углу  двора  вокруг  бассейна зеленела  небольшая рощица.  Последний,
четвертый угол оставался запретным, сюда выходили двери казармы и конюшен.
     Кроме еды, питья, плясок и  болтовни  разрешалось спать, в  одиночестве
или  с  девушкой. Этим местная светская  жизнь  исчерпывалась, и уже к концу
первой недели Блейд заскучал. Пища была  неплохой, погода -- превосходной, а
девушки  -- симпатичными  и  сговорчивыми,  его взгляды,  однако,  привлекал
четвертый угол двора.
     Там обитала охрана -- пять дюжин молодых  женщин, крепких и миловидных,
с  фантастической  ловкостью обращавшихся с  оружием.  Иногда, по  дороге  в
каменоломню  и обратно,  он видел, как они мчатся на конях по лугу, совершая
сложные маневры,  то выстраиваясь длинной  цепочкой,  то  сдваивая  ряды, то
разворачиваясь в шеренгу. Они с  одинаковым умением владели мечом  и копьем,
дротиком  и луком,  метательным ножом  и  приемами  джигитовки,  их доспехи,
изготовленные  из  прекрасной  стали,  были  легкими и удобными,  оружие  --
смертоносным. Однако  эти валькирии не выглядели  мужеподобными. Несомненно,
они были сильны,  но  их  руки  и  бедра  сохраняли женственную  округлость,
маленькие груди -- девичью твердость, лица некоторых казались прекрасными.
     По утрам  Блейд  видел  их обнаженными -- зрелище нагого  человеческого
тела  в  Меотиде  отнюдь  не  являлось  запретным.  Их  бело-розовая  плоть,
позлащенная солнцем, казалась изваянной из мрамора, золотистые, каштановые и
темно  бронзовые  волосы  вились, словно гривы  породистых кобылиц,  упругие
мышцы  переливались  под  холеной  кожей. И  когда они  десяток  за десятком
сбегали к реке,  к запруде, где разрешалось купаться только им, Ричард Блейд
подавлял  невольный  вздох восхищения. Никто  не  знал, существовали  ли  на
Земле,  в  степях Таврии или  Малой Азии, легендарные амазонки, никто не мог
рассказать об их красоте, грации и мощи, никто не видел их лиц и  прекрасных
тел...  Но  этому миру повезло больше!  Сказочные воительницы  обитали в нем
воочию, и пришелец из иных пространств и времен следил за ними восхищенным и
жадным взором.
     Они были его  владычицами,  хозяйками и, значит,  врагами, -- но Ричард
Блейд не испытывал к  ним ненависти. Он знал, что не  сможет поднять ни меч,
ни копье  ни на одну из них, и если у  него что-то и подымалось, то это была
совсем иная часть тела.
     Странно, но мужчины-рабы реагировали на них совершенно иначе. Они их не
боялись,  не чувствуя за собой никакой  вины, хотя эти воительницы, даже без
своих  коней  и  доспехов,  могли  за  десять  минут  перебить  мечами  всех
обитателей   эстарда.  С  другой   стороны,   рабы   не  боготворили   своих
повелительниц, не падали  на  колени,  не отвешивали  низких  поклонов,  Они
повиновались  им  -- охотно, по врожденной привычке,  с готовностью выполняя
все  приказы,  которые  не  были ни  жестокими,  ни  унизительными.  Деловые
отношения господина и усердного слуги,  решил  Блейд;  один дает кров, пищу,
защиту и стабильность, другой трудится, не жалея сил...
     И тем не менее, как могли эти молодые мужчины оставаться равнодушными к
таинственному  очарованию женственности? Как могли они устоять  перед  силой
Эроса, которую  источали эти гибкие сильные тела? Как  могли они бестрепетно
взирать на эти длинные стройные ноги, на тонкие станы, на колыхание грудей с
розовыми вишнями сосков, на чарующие округлости ягодиц? Все они, безусловно,
были нормальными и крепкими молодыми самцами, проявлявшими немалый интерес к
девушкам -- но только к своим девушкам, таким же рабыням, обитавшим  рядом с
ними на верхних этажах эстарда Шод.
     Блейд сознавал  расстояние между  слугой и  господином; возможно, здесь
оно измерялось световыми  годами.  Однако люди  --  всегда  люди, и  древний
инстинкт пола властвует  над  каждым мужчиной,  независимо  от  положения  и
подчиненности, и перед ним  с  одинаковой покорностью склоняются и  рабы,  и
господа. Это  являлось  аксиомой;  и  несколько  дней  разведчик внимательно
следил  за  сотоварищами, ожидая непроизвольной  и  характерной реакции. Все
они, и мужчины, и женщины-рабыни, носили короткие полотняные туники, которые
немногое могли бы скрыть.
     Однако он  не заметил  ничего. Казалось, амазонки  и  прочие  обитатели
эстарда  Шод относятся к двум  разным расам,  настолько далеким, несмотря на
внешнее сходство, что они  не  способны питать вожделение друг к  другу. Это
было загадочно и непостижимо, ибо самому  Блейду  многие  девушки-невольницы
совсем не внушали отвращения, но  с еще  большей охотой он посостязался бы в
постели с любой из прелестных воительниц.
     Похоже, он был  единственным мужчиной в эстарде Шод, который  испытывал
такое  богохульное желание,  и в сем заключался  некий секрет.  Некая тайна,
определявшая  подспудные связи между людьми в  этом мире. И Блейд  почему-то
был уверен, что он не покинет стен Шода, пока не разгадает ее.
     * * *
     Эту молодую женщину  Блейд  заметил на восьмой или девятый день  своего
пребывания в  эстарде. Красивое  замкнутое  лицо;  шапка  каштановых кудрей;
холодноватые  зеленые глаза;  великолепная фигура; на виске -- татуировка  в
виде  трилистника. Казалось, она погружена в вечную  задумчивость,  мешавшую
принять  участие в обычных развлечениях рабов; она никогда не танцевала,  не
говорила  почти  ни  с кем  и не  бросала на мужчин призывных взглядов.  Три
вечера  подряд  разведчик  наблюдал  за  ней, чтобы убедиться,  что  ни один
мужчина не обращает внимания на эту завидную добычу; на четвертый он подошел
и сел рядом на скамью.
     -- Скучаешь, малышка?
     Она   вздрогнула,   словно  породистая   кобылица,  впервые   ощутившая
прикосновение человеческой руки.
     -- Меня зовут Блейд, Ричард Блейд из Альбиона.
     Молчание и настороженный блеск глаз.
     -- Альбион -- очень далекая страна. К северу от Айталы.
     Ни звука в ответ.
     -- У нас  холоднее, чем здесь,  зато больше лесов  и  земля просторней.
Летом тепло,  зимой  падает  снег... такая белая крупа,  которая жжет  кожу,
словно огонь.
     Когда  джентльмен не  знает,  что сказать, он говорит  о погоде. Однако
молчаливую леди с зелеными глазами эта тема явно не заинтересовала. Подождав
немного, Блейд произнес:
     -- Честно говоря, мне встречались собеседники поразговорчивей...
     Девушка обожгла его неприязненным взглядом.
     -- Вот и убирайся к тем, разговорчивым... варвар!
     Она встала и  направилась к  лестнице.  Проследив  за гибкой  фигуркой,
Блейд  заметил,  как  она  исчезла за дверьми камеры, что  располагалась  на
третьем  ярусе,  почти  напротив  его  апартаментов.  Он  задумчиво  почесал
затылок. Ее комната имела  дверь! Значит, эта красавица относилась к местной
элите.
     На следующий день он подготовился лучше, выпытав все возможное из Пата,
Патрола и Касса. Они знали  немного, но вполне достаточно, чтобы его интерес
к неприветливой молчунье стал вдесятеро большим.
     Эта девушка, Фарра,  еще совсем недавно принадлежала к  касте владычиц!
Пожалуй, она чем-то  отличалась  от женщинвоинов --  более изящной  и тонкой
фигуркой,  меньшим  ростом,  бледной  кожей...  Но  теперь  разведчик  и без
подсказки со  стороны мог заметить бесспорное сходство, а состоявшаяся вчера
беседа доказывала, что госпожа и  в  рабской тунике остается госпожой. Никто
из троицы его приятелей не ведал, за какие провинности Фарра попала в эстард
Шод; они могли только добавить, что девушка работает в ткацкой мастерской и,
кажется, присматривает там за остальными рабынями.
     Вооруженный этой  информацией, Блейд  вечером опять подсел  к  ней,  не
обращая внимания на неприязненный взгляд.
     -- В моей стране, -- начал он без долгих предисловий, -- много красивых
девушек, но я не встречал никого прекраснее тебя.
     Щеки ее  чуть  порозовели, что Блейд отметил с  тайным удовлетворением.
Каждой женщине  приятно услышать,  что она прекрасна,  и  Фарра  не являлась
исключением. Вдохновленный этим свидетельством  внимания, он начал развивать
успех.
     -- Но у нас есть не только красивые девушки. Альбион -- страна чародеев
и мудрых скальдов... Ты знаешь, кто такие скальды? -- разведчик помолчал, но
не дождался ответа. -- Они воспевают подвиги воинов, их любовь к благородным
повелительницам, странствия в далеких землях...  -- он снова  сделал  паузу.
Казалось, она не слышит его слов; однако  она не уходила. -- Сейчас, когда я
гляжу на тебя, мне вспоминается одна история...
     Он глубоко вздохнул теплый вечерний воздух и начал:
     -- В одном из альбионских  градов жила девушка по имени  Елена, н  была
она  поистине  прекрасна -- почти как ты. Многие мужи хотели  бы ввести ее в
свой дом и  назвать госпожой своего сердца, однако отец  Елены хотел выбрать
достойнейшего из достойных...
     Блейд  пересказывал  ей  "Илиаду", прихотливо смешав сказания  Гомера с
кельтскими  мифами.  Он  говорил негромко, словно бы про себя, уставившись в
землю  и лишь изредка  бросая пытливый взгляд в лицо девушки. Вернее, на  ее
точеный профиль;  она так  и не  повернула к нему головы,  хотя  слушала  не
перебивая.  Реакция  Фарры  казалась  довольно  странной;  Блейд  готов  был
поклясться, что любовная линия не вызвала у нее интереса или осталась вообще
непонятной,  но описаниям  битв и  подвигов  героев  --  особенно  амазонок,
пришедших на помощь гибнущей Троаде, -- она внимала затаив дыхание.
     Когда он покончил со своей историей, на небе уже вспыхнули звезды, а во
дворе не осталось ни одного человека.
     --  Спасибо,  что ты выслушала меня, --  мимолетным жестом  он коснулся
тонких  пальцев  девушки, и  она не  отдернула руку.  -- Я  рассказывал  эту
сказку, вспоминая  свою родину... я словно, побывал там опять... -- Это было
почти правдой.  --  До  завтра, Фарра. Может быть, мне придет на  ум  другая
история.
     Поднявшись, он направился к лестнице, ни разу не обернувшись.
     Пришел и закончился новый  день, и  он действительно коечто вспомнил --
на сей раз повесть об Алладине и волшебной лампе. За ней последовали легенды
про короля Артура  и  рыцарей  Круглого  Стола  и выдержки  из  бессмертного
"Властелина Колец"  Толкиена. Решив,  что первый этап  приручения  завершен,
Блейд  собрался  от сказок  перейти  к  делу.  Фарра,  опальная  амазонка из
правящей касты, обещала стать неоценимым источником информации.
     -- Меня удивляют ваши женщины, -- заметил он, опускаясь на скамью рядом
со своей  молчаливой слушательницей. -- В Альбионе оружие и битвы -- занятие
мужчин.
     Фарра пожала плечами.
     -- Так  заведено  у варваров, -- соизволила ответить она. -- Меотида --
древняя страна, и мы чтим завет Сата-Прародителя.
     -- Сат  --  это  божество, чей лик  высечен на  скале  над городом?  --
уточнил Блейд.
     Девушка молча кивнула.
     --  Но  если Сат-Прародитель повелел  женщинам воевать,  то  что  же он
оставил для мужчин?
     Она снова пожала плечами.
     -- Мужчин немного...  гораздо  меньше,  чем женщин.  Они  заняты делами
правления. Они служат богу, они строят корабли, крепости и храмы... не сами,
конечно, а наблюдают за мастерами из рабов...  Они высекают статуи... -- она
задумалась. -- Да, и скальды, о которых ты рассказывал, у нас тоже есть. Это
-- также мужское дело.
     Блейд напряженно  размышлял.  Значит, настоящие властители  -- все-таки
мужчины... И они  -- жрецы, инженеры, архитекторы, художники и поэты...  Что
касается невольников, низшего класса, то это  просто  рабочая сила... Кто же
тогда прекрасные амазонки? Пушечное мясо?
     Он осторожно поинтересовался:
     -- Женщины только воюют? И ничего больше?
     -- Ну почему же? Сражаются молодые и сильные. Те, кто старше  и слабей,
учат юных, присматривают за рабами... Не все рабы так покорны, как эти... --
она  повела  рукой, плавным жестом  охватив все три яруса  эстарда Шод. -- В
горах  Варваров,  на  севере,  богатые копи --  медь,  железо, олово...  Там
работают те, кого захватили в недавних набегах. Дикие, злые... Но мы умеем с
ними справляться!
     Разговорилась! Наконец-то!
     Блейд поскреб отросшую темную бородку и заметил:
     -- Кажется, ты забыла еще одно женское дело.
     Глаза Фарры настороженно блеснули.
     -- Забыла?
     -- Да. Женщины еще должны рожать детей.
     Внезапно девушка резко поднялась; губы ее дрожали, и Блейд с изумлением
заметил, что по щекам ее скупой струйкой бегут слезы. Она приложила пальцы к
виску  -- к  тому  месту,  где  темнел маленький трилистник, и  пробормотала
сквозь зубы:
     -- Вот это тебя не касается, варвар... Дикарь, северный выродок!
     Повернувшись, она направилась к лестнице. Блейд с изумлением смотрел ей
вслед,  не  понимая, чем  вызвана  эта яростная  вспышка.  Его  реплика была
абсолютно  невинной...   Может  быть,  Фарра  потеряла  ребенка,  и   всякое
упоминание о детях теперь вызывает у нее боль? Или это как-то  связано  с ее
преступлением? С темной меткой отверженной, запятнавшей ее висок?
     Разведчик  поднялся к  себе. Патрол  и Касс играли в кости на  утреннюю
порцию вина. Пат уже храпел -- он любил поспать. Блейд безжалостно растолкал
его; все же из этой троицы рыжий был наименее тупым.
     -- Слушай, парень, откуда они берутся?
     Пат вытаращил глаза.
     -- Кто?
     -- Ну, эти... женщины, что нас охраняют.
     -- Приходят из военных лагерей... из города... из других мест...
     -- Чтобы прийти из других мест, им, я думаю, сначала нужно родиться, --
заметил Блейд не без язвительности.
     --  А...  Ты  вот  о чем...  -- Пат протяжно  зевнул,  -- Конечно,  они
рождаются, только не парни вроде тебя или меня помогают делу.
     -- Кто же? Святой дух?
     Рыжий явно не понял его иронии.
     -- Это великая  тайна,  -- важно заявил он, --  неведомая людям  нашего
сословия. Но я слышал, -- Пат многозначительно  округлил глаза, -- что отцом
каждого истинного меота, мужчины или женщины,  является сам Сат-Прародитель.
Каждый из них носит каплю  его божественной  крови, и  потому сопротивляться
господам глупо и бесполезно. Они...
     Блейд разочаровано покачал головой и усмехнулся.
     --  Сат,  конечно,  великий  бог, но  если  он  так  огромен,  как  его
изображение, то и все остальное у него великовато для смертной женщины...
     Касс,  оторвавшись  от  стаканчика  с костями,  уставился  на  Блейда с
глуповатой ухмылкой.
     --  Никак ты хочешь  сам  обрюхатить  эту Фарру?  Боюсь,  не  выйдет...
Зряшная затея!
     Блейд нахмурился и поднес к его носу огромный кулак.
     -- Забудь ее имя, мошенник! И не лезь, когда не спрашивают! Не то...
     Он мог  не продолжать. Пат,  Патрол  и  Касс  хорошо  усвоили,  кто тут
хозяин.
     * * *
     Странно, но  вспышка Фарры как будто  сблизила их.  Когда  на следующий
вечер  Блейд  присел рядом с ней, девушка повернула к  нему  бледное  лицо и
улыбнулась.  Огромная победа, решил разведчик, впервые  он увидел  улыбку на
этих бледно-алых губах.
     -- Кажется, вчера я завел неприятный разговор, произнес  он.  -- Прости
меня.
     --  Ты не виноват, -- Фарра  покачала головой.  -- Я все время забываю,
что ты -- чужеземец, не знакомый с заветами Сата. Мы, его дети, изучаем их с
рождения...
     С  рождения! Значит, прекрасные воительницы меотки появляются  на  свет
естественным   путем!   Но,  насколько  было  известно  Блейда,   для  этого
существовал только один способ, древний, как мир.
     Нерешительно откашлявшись, он произнес
     -- В  тех историях,  что  я рассказывал  тебе, говорилось не  только  о
битвах, походах и подвигах героев. Они любили... любили прекрасных женщин, и
это  становилось для  них великим  счастьем... или горем.  --  Он  замолчал,
пристально  всматриваясь  в зеленые  глаза. -- Скажи, Фарра, способны  ли вы
любить? Что значит для вас любовь?
     Веки, опушенные темными ресницами, опустились, на миг ее  лицо застыло,
словно  окаменев маска, высеченная  из  белого мрамора.  Потом губы  девушки
шевельнулись, и он услышал:
     -- Да, Блейд... Мы любим, и любовь  приносит нам радость или страдание.
Как всем живым существам.
     Она впервые  назвала его по имени, не  варваром, не северным дикарем --
Блейдом.
     -- Значит, мужчины не  вызывают у вас отвращения? И дети, которы