ьзя доверить  подчиненным? Вероятно, так, решил странник, и поднялся; ему
хотелось получше изучить свое новое жилище.
     * * *
     Эрлин  оказалась  не  только  приятной  партнершей  в  постели,  быстро
запоминающей все новые  уроки;  в неофициальной обстановке она была неплохой
собеседницей и отличной хозяйкой -- по крайней мере, еда, приготовленная ею,
имела вкус.
     Она старалась бывать у "Эгвана" почаще -- обычно это случалось раза два
в неделю. После каждого осмотра в клинике она  заезжала  к Блейду домой, где
обычно оставался на ночь.
     Политикой она, правда,  интересовалась мало.  Во  всяком  случае,  если
Эрлин лишь изображала подобное  отсутствие интереса, то получалось это у нее
неплохо.  Зато  теперь  обнаружилось   изобилие  газет,  которые  стали  для
изголодавшегося по информации Блейда настоящим  кладом. Из своих наблюдений,
газетных  комментариев и теленовостей  он  получил  подтверждение  того, что
Центральная  Директория удерживается от развала  исключительно контролем над
транспортной сетью планеты.  В ее руках находился не только воздушный флот и
морской  транспорт, но и авиастроительные заводы и верфи.  Довершала все это
хроническая нехватка топлива, не позволявшая отдельным директориям развивать
подобные  отрасли  у  себя.  Все   шельфовые   месторождения,   естественно,
контролировал  вездесущий  Департамент   Государственных  Перевозок.  Теперь
становилось понятным  огромное  влияние этого ведомства.  Подмявший под себя
все остальные отрасли -- как, впрочем, и  само правительство, -- он де-факто
контролировал экономику всей планеты.
     Блейд  уже  догадывался,  что  его судьба  каким-то  образом связана со
зреющим тут кризисом.  Понимание это еще не переросло в цельную картину или,
тем  более, в некую программу действий. Он не знал, что должен  делать  -- и
должен ли делать что-то вообще. К нему все чаще приходило ощущение того, что
он являлся раньше человеком сильным и волевым, но странник не мог вспомнить,
чем занимался до амнезии. Это раздражало -- как и вынужденное безделье.
     Он  попробовал  сам,  без помощи Эрлин, разгрести  завалы  на  путях  в
прошлое.  Он взял лист  бумаги  и  попытался,  как часто  советовала молодая
женщина, написать все, что вспомнится  о детстве. Такая работа  вымотала его
за час, но результат оказался смехотворным  -- пол-листа, исписанные крупным
размашистым почерком.
     Блейда поразило, как мало он  знает  о том месте, где появился на свет.
Из  памяти уплыли  все географические  подробности,  и  когда он  попробовал
составить   список  известных  ему  наименований,  тот  получился  настолько
коротким,  что  хватило  оставшейся  половины  листа.  Увы,  за  исключением
нескольких странных слов, всю  прочее  он услышал  в выпусках  теленовостей;
достаточно было  одного взгляда на  карту  Эрде, чтобы убедиться в  том, что
никакой системы эти местности и города не образуют.
     Правда, в  списке составленных Блейдом названий  встречались  и  такие,
каких ему не удалось разыскать  ни в одном атласе. Когда он спросил у Эрлин,
она тоже  призналась,  что слышит о них впервые. Едва он  задал этот вопрос,
как девушка засуетилась  и нашла какой-то предлог, чтобы позвонить. Странник
не знал, кто дежурит на другом конце линии (экран был закрыт чем-то темным),
но понял, что  его врач  докладывает об  их недавнем  разговоре. И тогда  он
решил не посвящать ее больше в свои эксперименты.
     Потому  что  среди  названий,  которые он вспомнил, одно  означало  его
родину: Ковентри.
     Дальше дело пошло легче.  Внезапно Блейд почувствовал необоримую тягу к
рисованию. "Возможно, -- задавался он вопросом, -- раньше я был художником?"
Абсолютно расслабившись и не думая ни о чем, он пытался изобразить на бумаге
то, чего не мог выразить словами.
     Чаще всего рисунки эти  годились  лишь для  мусорного ведра,  но иногда
карандаш или краски давали ему возможность ухватиться за ускользающую мысль,
и  тогда  появлялись  дома,  столь непохожие  на уродливые бетонные  коробки
Столицы,  словно они  стояли  на другой  планете. Однажды  таким же  образом
появился портрет женщины, немолодой,  но красивой. Высокие скулы, тонкий нос
с горбинкой, спокойный взгляд темных глаз...  Позднее он не раз всматривался
в этот портрет, пока не понял, что видит лицо покойной матери...
     Ко всем новым  открытиям вскоре  добавилось еще  одно,  пожалуй,  самое
непонятное.  Если за название родного города  он мог  принять любое красивое
сочетание звуков, если прототипом портрета  матери могла послужить  случайно
встреченная  пожилая  женщина  с  приятным  лицом,  то  рисунок неизвестного
животного требовал иных объяснений.
     Оно  было  слишком  красивым,  слишком  живым,  слишком  могучим, чтобы
являться чистой фантазией!
     На  широко расправленных перепонках парило мощное и грациозное существо
--  мохнатое,  рыжезолотое,  с  когтями,  клыками,  длинным хвостом и  умным
взглядом небольших  хитроватых  глазок. И когда  странник  глядел  на  этого
зверя, в ушах его почему-то раздавался незнакомый звук -- ф-фа! ф-фа! Словно
летающий  хищник  с  золотистой  шкурой начинал  дышать  --  тяжело,  гулко,
отрывисто.
     Но, возможно, то была его кличка?
     * * *
     Вслед  за  появлением удивительного рисунка  произошло  сразу несколько
событий.
     Однажды  Лейн  устроила у  себя  дома вечеринку. Ее двухэтажный коттедж
стоял  на  самой  окраине, рядом со степью, в  которой кое-где темнели рощи.
Особняк был довольно большим, так что места для гостей хватало.
     В  тот  вечер  в  нем  собралось  забавное  общество: несколько врачей,
включая хозяйку; журналист каких-то провинциальных  теленовостей -- человек,
который  явно  старался  казаться пьянее,  чем  был  на самом деле;  парочка
молодых  ученых из медицинского  центра -- судя  по разговорам,  они  больше
занимались компьютерами и электроникой, чем  живыми  пациентами. Кроме того,
преувеличенно внимательное  отношение  друг к другу доказывало,  что они  --
гомики.  Как  уже знал Блейд,  открытое  выражение  подобной связи  на  Эрде
каралось законом, причем -- довольно сурово.
     Разговаривали  за столом мало --  не  находилось общих  тем. Много ели,
слушали странный концерт какой-то странной  заунывной  музыки.  Выпивка была
если не  слишком  качественная,  то, по крайней мере, крепкая, поэтому  пили
тоже  много.  На   вечеринке   царила  атмосфера  какой-то  недосказанности,
недоговоренности, и все мало-помалу пытались найти утешение в бутылке.
     Когда  компания, на  взгляд Блейда, оказалась достаточно под мухой,  на
его плечо  опустилась  чья-то  тяжелая ладонь.  Даже  сквозь  ткань  плотной
рубашки чувствовались узловатые мозолистые пальцы незнакомца и его уверенная
хватка.
     -- Ч-что н-нужно? -- пробормотал Блейд  осипшим от  хмельного  голосом.
Весь вечер он мужественно старался не отставать от остальных гостей и принял
немало.
     -- Ш-ш-ш... --  мужчина поднес палец к губам, потом еще тише продолжил:
-- Пойдемте на улицу. Там мы сможем спокойно поговорить.
     Мимо глупого  пьяного  смеха, мимо  бессмысленного  орущего телевизора,
через  мрачную  прихожую, они  двинулись  к лестнице, стараясь  не попасться
никому на глаза.
     В  холле  Блейд  услышал  какую-то  возню.  Что там  происходило,  было
непонятно,  но они решили  переждать. Кто-то стоял в дверном  проеме на фоне
угасающего пламени заката,  потом  темная  фигура  скрылась; Блейд  со своим
спутником выскользнули из здания.
     Снаружи они остановились, зачарованные.
     Солнце давно уже упало за  горизонт, и лишь узкая полоска вечерней зари
отделяла темно-фиолетовое, уже усыпанное  звездной пылью небо от черной, без
единого  проблеска,  степи.  Наступил  один  из  немногих  ясных  вечеров на
туманно-облачной Эрде.
     --  Кто вы? -- наконец нарушил  молчание  Блейд, повернувшись  к своему
безмолвному спутнику.
     Тот  не отвечал  еще с минуту, но магия таинственного  вечера  уже была
разрушена безвозвратно.
     -- Много выпили?
     -- Не очень... во всяком случае, для меня...
     --  Плохо. Не  надо было  пить совсем. Впрочем, это  само по себе может
вызвать подозрения.
     --  Вы  хотите прочитать мне мораль? Что мне  следует  делать и чего не
следует? -- Блейд насторожился.
     Его собеседник, казалось, не заметил резкого тона.
     Розовая  полоска,  протянувшаяся  вдоль горизонта,  совсем  исчезла; на
тротуаре  кое-где  блестели лужицы. Они находились на самой окраине  города,
откуда равнина полого  сбегала к невидимому за грядой холмов морю. На западе
начинало  разгораться зарево неоновых реклам над  далеким центром, но здесь,
на тихой улице, застроенной  небольшими виллами, рядом  с холмистой  степью,
царила  почти  полная тьма. Блейд  подумал, что еще ни разу  не касалось его
дыхание мира Эрде, ее природы -- вот так, на расстоянии протянутой руки... С
того  дня, когда он начал  осознавать себя как личность, его надежно прятали
за стенами из кирпича и бетона.
     --  Между прочим, нас представляли друг другу, -- напомнил  собеседник,
--  но  вы меня не запомнили... Я -- Торн. Гаген  Торн, журналист. Свободный
журналист.
     Действительно,   после   этого  представления,   слегка  витиеватого  и
старомодного,   Блейд   начал   что-то  припоминать.  Он  вгляделся  в  лицо
журналиста.
     -- Значит, вы -- Гаген Торн... Хорошо. И что же вам нужно?
     -- Нужно скорее не мне, а вам, -- уклончиво ответил тот.
     -- Может быть, я сам решу, что мне нужно, а что нет?
     --  Ну,  я думаю,  вам надо получить  ответы на некоторые вопросы... --
Журналист упорно игнорировал его недружелюбный тон.
     -- Ладно, -- странник на секунду задумался. -- Почему вы сказали, что я
не должен пить?..
     -- Если вы так хотите, начнем с этого. -- Торн пожал плечами. -- Вам не
стоит  пить  хотя  бы  потому,  что  Лейн   давно   является   осведомителем
Департамента Государственных Перевозок.  А то,  что у трезвого на  уме  -- у
пьяного на  языке...  Или,  если вы еще не  поняли,  скажу  прямо: ее  вилла
прослушивается. Вопрос только, куда насовали микрофоны...
     Блейд  припомнил,  как  взволновалась  его  подруга,  познакомившись со
списком  --  с  тем самым,  где было слово "Ковентри". Кажется,  она звонила
куда-то?   Но   что   с  того?   Подозрения   журналиста   могли   оказаться
безосновательными.
     -- Разве Департамент имеет  своих  осведомителей?  -- спросил он. --  В
конце концов, там занимаются транспортными проблемами... А Эрлин --  врач...
При чем тут она?
     -- Спокойнее, мой друг, спокойнее. Даже если вы потеряли память -- что,
скорее всего, правда -- не надо строить из себя дурака. Вы читаете газеты и,
вероятно, уже поняли, что правительство -- это только креатура Департамента.
     Блейд уцепился за первое, пропустив мимо ушей второе:
     -- Откуда вы знаете, что я потерял память?
     -- Мне сказала Лейн.
     -- Вы ее хороший друг?
     -- Если под  этим  понимается  вопрос,  сплю  ли я  с  ней, то нет,  --
журналист усмехнулся. -- Во всяком случае, не регулярно.
     -- Понятно...
     --  Ничего вам непонятно, -- с неожиданной резкостью произнес Торн.  --
Вам ничего непонятно, и вы мечетесь из стороны в сторону, пытаясь найти себе
союзников.
     -- Уж не предлагаете ли вы свою кандидатуру?
     --  Не угадали. Готов честно признаться, что собираюсь использовать вас
в своих целях. Впрочем, сейчас это с вами делают все, кому не лень.
     Странник тяжело опустился на уже успевший остыть тротуар.
     -- В чем же тогда разница?
     -- В том, что я прямо говорю вам об этом.
     -- Хм-м... Во всяком случае, я не собираюсь давать ответ прямо сейчас.
     -- А  я этого  и не требую. Вы можете подумать, поразмышлять, подождать
более интересных предложений.
     Несмотря на темноту, Блейд различил на лице журналиста усмешку, которую
тот и не думал скрывать; казалось, он говорит: "Можно  подумать, у тебя есть
какой-то другой выход".
     Странник кивнул.
     --  Хорошо,  я подумаю.  Но как найти  вас,  если мне  придет в  голову
согласиться на ваше предложение?
     --  Скажите  Лейн.  Я  думаю,  она  будет рада передать вашу просьбу  о
встрече.
     -- Это не опасно?
     -- Жизнь вообще чертовски опасная штука, мой дорогой...
     За этот снисходительный тон Блейд готов был его убить.
     * * *
     Торн,  не оборачиваясь,  зашагал к  дому.  Странник  поднялся  с земли,
вдохнул прохладный  воздух; ему  не  хотелось возвращаться в  помещение.  Он
вдруг сообразил,  что  еще не  видел  неба Эрде, почти  постоянно затянутого
облаками. Звезд, тем временем,  становилось все  больше; самая  маленькая  и
самая быстрая из  лун, красноватая Эгле, вслед  за солнцем упала, закатилась
за  горизонт, растворилась в его  чернильной  мгле,  зато  высоко на  севере
мириадами ярких алмазов вспыхнула  величественная  линза Галактики. Огромным
сплющенным колесом она нависала над планетой, и было заметно, что чем дальше
от нее, тем меньше в небесах звезд. На противоположной стороне небосклона их
можно было пересчитать по пальцам.
     И в этот момент началось...
     Небо словно вспыхнуло; тысячи, миллионы  сверкающих  искр  прочерчивали
мрак во  всех  направлениях.  Казалось,  все они расходятся  из одной точки,
некоего незримого зенита; они вспыхивали,  оставляя за собой огненную черту,
дольше  удерживавшуюся в глазах, чем в небе. Зрелище метеоритного дождя было
ошеломляющим, завораживающим!
     И  в этот момент  нахлынули воспоминания. Они заставили  Ричарда Блейда
упасть  на  землю,  сжаться  в комок,  замереть  в позе  эмбриона,  в страхе
подтянуть колени к подбородку, закрыть руками голову...
     Он  вновь  был маленьким мальчиком, съежившимся у кучи какого-то мусора
посреди  улицы.  Свечами  пылали вокруг дома,  сладковатый  аромат  горящего
дерева смешивался  с  терпким запахом  бензина.  Река  пламени  струилась по
улице, приближаясь  к  оцепеневшему  маленькому  человечку,  который не  мог
оторвать от нее глаз. Наверно, так кролик смотрел бы на удава...
     А  в небе...  Там продолжали развертываться  свои  драмы.  Бело-голубые
шпаги  дуговых  прожекторов  выхватывали  в  черной  пустоте   продолговатые
крестики самолетов,  и  люди  с  острым  зрением могли  бы различить  на  их
корпусах,  на  хвостах  и   крыльях  черных  пауков  свастики.  "Юнкерсы"  и
"хейнкели", "дорнье" и "арадо" волнами накатывались откуда-то с юго-востока;
они плыли  в перекрестьях  лучей прожекторов подобно  непобедимой  воздушной
армаде.
     Медленно,  безумно  медленно  от их фюзеляжей  отделялись бомбы, чтобы,
достигнув земли, распуститься одинединственный раз огненно-красными цветками
смерти. Изредка зеленый пунктир трассера натыкался на черный бочонок, полный
тротила, и тогда на несколько секунд  в небе повисал идеально правильный шар
пламени.  Грохот  вокруг  стоял такой, что человеческое  ухо  не  сумело  бы
выделить в  нем  осмысленные  звуки,  и потому маленькому  мальчику, Ричарду
Блейду, казалось, что вселенская битва происходит в полной тишине.
     Армагеддон! Наступал Армагеддон!
     Бензин в  баках упавшего  самолета  взорвался,  горячая  волна  ударила
мальчику  в  лицо,  подтолкнув  к  нему еще на  несколько  ярдов  пламенного
удава...
     * * *
     Очнувшись, он не сразу понял, где находится. Сухая  земля набилась  под
ногти и в рот, одежда была смятой и перепачканной.
     Блейд  встал,  отряхнул  брюки и  пиджак и направился  было к  дому, но
добрался  до него не  скоро. Ему многое  требовалось обдумать и переоценить;
сейчас казавшееся ранее важным потеряло свое значение -- и, наоборот, бывшее
пустым, нелепым, вдруг приобрело смысл и вес.
     Он хотел побыстрее найти журналиста.
     В доме продолжалась оргия;  прямо в  холле Блейд наткнулся на клубок из
трех тел, дергавшихся в безумном  экстазе. Может быть, в иное время -- или в
иных  мирах  -- его заинтересовало бы  подобное  зрелище,  но  сейчас  тайна
собственной личности была важнее всего.
     Журналист  обнаружился в  библиотеке.  Он сидел, почти скрытый  высокой
спинкой кресла, уставившись в темную даль за окном, и что-то пил из большого
запотевшего бокала.
     Блейд подошел, сел рядом, оказавшись по другую сторону низкого столика,
сплошь уставленного бутылками  со  спиртным.  Торн, не  поворачивая  головы,
поставил  свой  бокал.  Сфера толстого  полупрозрачного стекла,  не  имевшая
ножки, медленно вращалась  на круглом днище. Журналист явно не спешил первым
нарушить молчание. Блейд произнес:
     -- Я должен поговорить с вами.
     -- Что, так быстро? -- Брови Торна поползли вверх.
     -- Торн, выслушайте меня... Я -- человек из иного мира...
     -- Час от часу не легче! С чего вы взяли?
     -- Гаген, сколько, по-вашему, мне лет?
     -- Хм-м... Где-то около сорока...
     -- Так вот, за эти сорок лет на вашей планете была хоть одна война?
     Сбиваясь, перескакивая, глотая слова, он долго рассказывал журналисту о
том, что  вспомнил: начиная  с  портрета  матери,  с дивного  рыжего  зверя,
парящего в воздухе, и кончая бомбардировкой Ковентри.
     --  Предположим, вы меня убедили, -- наконец выговорил  Торн. -- Но что
же дальше? Остается слишком много непонятных вопросов...
     -- Например?
     -- Ну... как вы попали с этой Ковентри к нам на Эрде? Ведь...
     -- Ковентри -- это  название города, где жила моя семья, -- раздраженно
вставил Блейд.
     -- А как прикажете именовать вашу планету?
     Тут Блейд вынужден был  признаться, что даже этого он не помнит. Память
неохотно  открывала  ему отдельные детали  мозаики, и до обозрения целостной
картины было еще невероятно далеко.
     -- Тогда я продолжу, если позволите, --  с иронией  начал журналист. --
Итак,  совершенно  непонятно, как  вы  очутились  здесь. Космический корабль
нельзя не заметить, и хотя мы давно не  запускаем  спутников, я думаю, такое
событие не  прошло  бы мимо чьих-нибудь  внимательных  глаз  или ушей. Кроме
того,  вы явно не могли проделать  весь  путь  в  одиночку. Для межзвездного
перелета требуется большой экипаж, множество специалистов...
     На сей  счет у Блейда имелись  некие сомнения, но он предпочел оставить
их  при себе.  Торн  говорил что-то  еще, но он уже  не  слушал  журналиста;
какая-то мысль промелькнула в его голове и исчезла, как давешние метеоры. Он
попытался вернуть ее, но безуспешно.
     -- Знаете... Как вы сказали, ваше настоящее имя?
     Блейд очнулся не сразу.
     -- Блейд... Ричард Блейд...
     --  Знаете,  Ричард,  самым логичным  объяснением по-прежнему  остается
вариант  ложной  памяти.  Готов  признать,  что  у  этой гипотезы  есть один
недостаток -- она слишком проста. Если появится какой-нибудь новый факт, она
вряд  ли  сможет  его   объяснить...  Но  теперь-то  вы   уж   точно  должны
призадуматься над тем, что делать дальше.
     Блейд  сидел, уперев локти в колени и положив подбородок  на сцепленные
пальцы. Именно над этим он сейчас и размышлял.
     Все-таки потерянная мысль оставила  в его сознании некий  отпечаток,  и
сейчас он пытался представить хоть какую-нибудь цель своего появления в этом
мире. Но информации было мало, безумно мало...
     -- Вот что, Торн, -- наконец нарушил молчание странник, -- достаньте-ка
мне оружие.
     -- У нас запрещено пользоваться оружием.
     -- То вы говорите, что готовы помочь мне, то вдруг заявляете, что у вас
что-то запрещено! Чего вы хотите на самом деле? -- устало произнес Блейд.
     -- Во-первых, я не  обещал помогать вам, а во-вторых, я не говорил, что
отказываюсь  найти  оружие. Я просто предупредил,  что,  имея его, вы можете
навлечь на себя определенные неприятности -- из-за незнания законов, которые
даже не сможете  вспомнить. Возьмите пока  вот  это,  -- журналист  протянул
Блейду небольшой толстый цилиндр.
     На секунду  страннику показалось, что  он  уже видел точно такой же; но
это ощущение ушло, как вс