линную кровавую царапину.
     Ричард  Блейд  редко  убивал женщин,  тем более  --  таких  красивых  и
молодых.

Глава 3. ХОРАДА

     --  Повторяю  вам, что  Найла Д'карт из рода  Калитан пошла  на это  по
доброй  воле!  -- синие  глаза  Азасты сердито  сверкали,  твердый маленький
подбородок был упрямо вздернут.
     -- Састи, мы же договорились... -- укоризненно произнес Блейд.
     -- Ах да, конечно... Простите... то есть, прости...
     Они спорили уже часа  два, и ни один не собирался  уступать. Речь шла о
категориях  морального  порядка   --  имела  ли   право  координатор  Хорады
отправлять  в варварский мир  агента,  не способного  на  убийство даже ради
самозащиты  --   пусть  с  полного  его  согласия.  Найла  фактически   была
беззащитной -- как любой человек, очутившийся в  странах Ксайдена, Перешейка
или Кинтана и не способный выпустить кишки ближнему своему.
     Блейд  уже  не  пытался  применять  сильнодействующие  аргументы  вроде
кинжала старого Асруда,  но в глазах Састи изредка вспыхивал отблеск страха.
Она  была в открытом платье,  оставлявшем полуобнаженными твердые  маленькие
груди, и странник подозревал, что сделано это не случайно: длинная царапина,
тянувшаяся от ключицы и исчезавшая за корсажем, должна была напоминать ему о
печальном событии. Он  находился в Самматском центре Хорады уже третий день,
и за это время царапине полагалось исчезнуть бесследно -- если бы прелестный
координатор заглянула на пару минут к врачу.  Однако она этого не сделала, а
продолжала  носить  отметину  словно боевую  награду  --  несомненно,  желая
воздействовать  на  совесть  кровожадного  пришельца  с  севера.   Вполне  в
ратонском стиле, решил Блейд;  за эти дни он впитал учебные ленты по истории
и  проникся духом местной  философии. Одним  из  основных  ее положений было
непротивление злу насилием.
     --  Ты утверждаешь, что  Найла была  беззащитна,  -- голос  Састи вновь
вернул Блейда к обсуждаемому вопросу, -- но мы все беззащитны перед вами! Не
потому, что  слабы телом или разумом,  а  в силу атрофировавшегося инстинкта
убийства!
     -- Да, -- согласился Блейд, -- ттна оказали вам плохую услугу. Человек,
не способный защитить себя, -- это полчеловека.
     --  Ты что  же,  считаешь нас  неполноценными?  --  координатор  грозно
нахмурилась. -- Нас всех? Меня, Найду? Ты же говорил, что любил ее?
     --  Это запрещенный  прием.  Мы  толкуем  о  вопросах  философии, а  ты
переходишь на  личности. Поверь, и ты, и Найла -- очаровательные женщины, --
странник  с  удовольствием  отметил,  что  щеки  Састи зарделись.  --  Готов
признать, что  ваши мужчины -- образец мужества и силы. Но вам нечего делать
в  северных странах, где  война и  убийство являются способами выживания. --
Блейд говорил  с большой  убежденностью;  он являлся  экспертом  в  подобных
вопросах  и  полагал,  что  не  перегнет  палку  и не  выдаст своей истинной
сущности. В конце  концов, Рахи, сын старого  Асруда, был сардаром имперской
армии и прекрасно владел искусством отправлять людей на тот свет.
     -- Может быть, ты прав, -- упрямые огоньки в глазах Састи потухли. -- Я
говорю  не  о  Найле... скорее,  о  том,  что  нам  действительно  не  стоит
появляться  в северных пределах. Но  мы нуждаемся в информации...  и,  кроме
того, Хорада не  может оставить своих людей в беде,  когда с  ними случаются
неприятности.
     -- Такие же, как с моим  отцом? --  спросил Блейд, и Састи окончательно
сникла.
     -- Да, его мы тоже не смогли спасти...  -- наконец пробормотала она. --
В империи  он  был  один... Твой  отец, Эльс,  --  женщина  подняла глаза на
Блейда, --  был  уникальным человеком. Таких  среди нас мало...  Он  обладал
огромными прирожденными способностями  к тому, что  ты называешь  искусством
выживания. Я  думаю, --  добавила она, помолчав, -- что ты унаследовал  этот
талант.
     -- Не  забывай, что я --  особый случай, --  странник усмехнулся. -- По
крови я только наполовину  ваш. Другая половина -- варварская, хайритская...
И я получил воспитание в еще более варварской стране, чем Хайра -- в Айдене,
в  гвардейских   казармах  Тагры...  Для  меня  убить  врага   --  что  муху
прихлопнуть.
     Синие глаза уставились на него.
     -- Ты говоришь страшные вещи, Эльс... -- голос координатора дрогнул. --
Враг -- тоже человек...
     -- Враг -- всегда враг, -- с философским спокойствием заметил Блейд,  и
вся жестокая мудрость Земли прозвучала в этой краткой сентенции.
     -- Врага можно превратить в друга, Эльс...
     --  Сказки!  Врага  надо  либо   купить,  либо  запугать,  либо  убить.
Подружиться могут наши внуки -- или правнуки. И я ничего не имею против, ибо
к тому времени уже отбуду в царство светлого Айдена.
     -- Жестокая философия, -- сказала Састи, помолчав.
     -- Жестокая, согласен, -- кивнул  Блейд. --  Но разве  ты не замечаешь,
какой прекрасный выход я тебе предлагаю?
     --  Ты  имеешь  в  виду  себя?.. --  она  соображала с профессиональной
быстротой,  и  генерал  британской  разведслужбы   Ричард  Блейд  готов  был
поставить Азасте Райсен, координатору Хорада, высший балл.
     -- Да, себя и других таких же, как я. Сколько нас, полукровок, выросших
в варварских странах и готовых послужить Югу?
     -- Не так много...
     -- Но  и не  так  мало. Клянусь Семью Ветрами, у  вас в каждой  крупной
стране  сидит человек вроде моего  отца... И  почти наверняка у каждого есть
дети. Почему  бы их не использовать? Заберите  их сюда... обучите, как учите
меня...
     Састи колебалась.
     -- Мы... мы никогда не делали такого... Дети наших агентов  принадлежат
странам,  в которых  они родились.  Взять  их  к нам,  обучить  и  отправить
назад... это... это чревато утечкой информации.
     -- Однако, Састи,  я уже здесь. Скорее всего, я вернусь в  Айден и буду
работать на  вас. И я не собираюсь кричать на всех площадях, что знаю дорогу
на Юг, где реки текут молоком и медом.
     Женщина склонила голову.
     -- Ты  --  особый  случай, Эльс.  Я  уже  говорила,  что ты,  вероятно,
унаследовал  таланты  старого Асруда. Однако и с тобой пришлось разбираться,
когда, оседлав флаер, ты ринулся сюда.
     -- Понимаю,  -- Блейд грустно усмехнулся. -- Вы не знали,  что я такое,
кто такой...  И,  в  то же  время, не  могли  бросить  своего...  ну,  почти
своего... Разбираться была послана малышка Найла, за что и заплатила жизнью.
Так?
     -- Найла Д'карт была умной и очень смелой девушкой, --  сказала Азаста.
Потом она со  вздохом  заметила:  --  Для своего возраста,  Эльс,  ты  очень
проницателен... даже слишком.
     * * *
     Дни тянулись за днями,  одинаковые, как горошины в стручке. Каждое утро
Блейд являлся в белый павильон, центр управления Хорады, и  всходил по белым
широким  ступеням.  Вид  здания  был  обманчив.  Этот  мраморный  цилиндр  с
колоннами, кольцевой галереей и фронтоном, покрытым  затейливой  резьбой, на
первый взгляд казавшийся изящным  парковым украшением, на самом деле  служил
вестибюлем, в который выходили лифтовые кабины. Странник  спускался вниз, на
второй подземный уровень, в библиотеку-хранилище, занимал  кресло в одном из
свободных  отсеков и  поглощал очередную  ленту. Лента в день,  не больше --
таково  было   строгое  предписание   врачей.   Их  лаборатории   и  клиника
располагались  рядом,  на  третьем  уровне,  где  Блейд  регулярно  проходил
медосмотр.  Врачи  Ратона ничем  не  отличались  от  докторов,  занимавшихся
медицинским обеспечением проекта "Измерение Икс", разве  что их оборудование
выглядело необычным  и более  сложным. Блейд терпел, благодаря Создателя  за
то, что фантастические приборы ратонских эскулапов не позволяют читать мысли
-- и, следовательно, его истинная сущность по-прежнему оставалось скрытой.
     Учебной ленты хватало на час. Затем он читал обычные  книги, похожие на
земные,  или книгофильмы, передававшие не только текст, но и  звуки, запахи,
картины.  Спустя  фар  после полудня  наступало  время  обеда.  Странник мог
вкушать  пищу в уютной столовой при хранилище, либо отправиться в городок  у
канала, где насчитывалось десятка два  ресторанчиков, -- туда вела подземная
транспортная  линия,  местный  аналог  метро. Наконец,  можно было пообедать
дома.  А  также  позавтракать, поужинать,  выпить аперитив  или  напиться  в
стельку  --  как  и прочие сотрудники Хорады, гость пользовался абсолютной и
неограниченной   свободой.  Лишь   находившиеся  на  дежурстве   подчинялись
какому-то подобию расписания.
     Обитатели  Ратона  не  относились  к  числу вегетарианцев и  убежденных
трезвенников,  так что первые  дни Блейд с  жадностью поглощал  мясо во всех
видах, огромное количество фруктов и сдобы, не  забывая о вине.  Наконец вес
его  восстановился и воспоминания о вкусе сырой рыбы изгладились  из памяти;
Фалта,   врач-диетолог,  посоветовала   ему   ограничиться  в   обед   одним
полуфунтовым  бифштексом  вместо  двух-трех.  С  этой  прелестной  маленькой
женщиной,  белокожей  и  зеленоглазой,  у  странника  установились  отличные
отношения.  Она ясно дала  понять, что готова заботиться о своем пациенте  и
днем, и ночью, чем Блейд отнюдь не пренебрег. Он сожалел о малышке Найле, он
помнил о златовласой Лидор, поджидавшей его в  Айдене, он любовался  точеной
фигуркой Састи и не отказался бы при случае затащить координатора в постель,
однако  воспоминания и  мечты  оставались  только  воспоминаниями и мечтами;
Фалта же была приятной реальностью.
     Ближе к вечеру Блейд занимался с учителем. Чаще  всего  в этом качестве
выступала  Азаста, что  он  приветствовал со всем возможным  энтузиазмом, но
нередко уроки давали другие члены  координационного совета Хорады -- пожилой
бородатый Клевас, большой насмешник и знаток местного неписаного  фольклора,
или длинный  тощий Сэнд, специалист  по  связи. Занятия  проходили на первом
ярусе, прямо в  рабочих кабинетах учителей, и нисколько не напоминали лекции
в  Оксфорде или  в школе "Секьюрити Сервис".  По сути  дела, их  и занятиями
трудно было  бы  назвать; беседы  -- вот более правильное определение. Блейд
спрашивал, ему отвечали, подробно и без купюр. Потом задавали вопросы ему --
об  Айдене  и  Хайре, о великом  походе на Юг  и битве  в холмах,  о трогах,
ютившихся на островах  Зеленого Потока, о жителях  Гартора. Он мог отвечать,
мог  отказаться --  это не  вызывало ни  раздражения,  ни  попыток  выведать
истину.  В  этих  кабинетах  не  вели  допросов; в  них  делились  мнениями,
обсуждали, спорили.  Спорами чаще всего заканчивались встречи Блейда с Састи
и  Клевасом; Сэнд,  менее  эмоциональный, в основном толковал  с учеником  о
науках и искусствах.
     Блейд понимал, что его готовят к определенной работе; и,  скорее всего,
ему предстояло стать  резидентом  в Айдене, унаследовав пост старого Асруда.
Но Асруд был  ратонцем и одним  из  лучших сотрудников Хорады, тогда как его
сын еще не получил вотума  доверия.  С ним говорили, к нему  приглядывались,
его учили -- в том числе вещам, которые он знал лучше учителей.
     Главное, однако,  заключалось  не в уроках по  географии Айдена,  не  в
скудных  сведениях о  загадочных странах Кинтана  и даже не  в  информации о
ттна, миролюбивых космических альтруистах. Постепенно Блейд проникался духом
Ратона,  вкушал,  впитывал  его,  словно  колдовской  аромат  белых  лотосов
забвения. Пятнадцать лет он искал рай -- может быть, почти неосознанно и без
особых  надежд на успех; теперь же райские  златые врата  распахнулись перед
ним. Тут отсутствовали ангелы и блаженные души, не трубили в трубы херувимы,
не извергали  поучений апостолы, и неофитов не заставляли бренчать на арфе и
славить грозного Творца Вселенной. Тем не менее, это был рай. Ни властей, ни
полиции,  ни  армии, ни судов,  ни  денег, ни  налогов,  ни  контрактов,  ни
международных  интриг  и внутренних смут, ни  наркоманов, ни гангстеров,  ни
террористов... В  мире  Блейда  --  да и в большинстве других  миров, где он
побывал, --  труд был проклятием. Люди  жили ради работы  и работали,  чтобы
выжить; лишь немногие преследовали иные цели и трудились ради власти, успеха
или чистого знания.  В  Ратоне  жили ради  жизни. Работа  была развлечением,
игрой, в  которой никто не пытался затоптать партнера, понимая, что играть в
одиночку далеко не так интересно, как в приятной компании.
     Утопия?  Да!  Но  духовными  отцами  ее  были  не  люди, не  гуманоиды;
возможно, поэтому она и состоялась.
     На  первый  взгляд Ратон являл собой  бесконфликтное общество,  которое
регулировалось не верховной властью,  а общепринятыми  традициями и  нормами
поведения, безусловно  исполняемыми  каждым. Эта  самоуправляющаяся  система
функционировала без сбоев, предоставляя людям,  своим  крошечным  элементам,
тот  максимум  свободы,  который  возможен  лишь  в  истинно  цивилизованном
социуме.   И   Блейд,  уроженец  несчастной,  полуголодной   и   раздираемой
противоречиями Земли, прекрасно понимал, что это значит.
     Только большое богатство давало большую свободу; настолько большое, что
проблемы  дележа,  справедливого  или  нет,  просто  не  существовало.   Все
социальные и экономические системы Земли в конечном  счете предлагали ту или
иную  модель  этого  проклятого  дележа:  сколько  --  рабочим,  сколько  --
крестьянам,  сколько -- капиталистам, и сколько  -- гомосексуалистам. Коегде
удавалось добиться относительной стабильности, но рано  или поздно приходили
люди с ружьями --  из  соседнего дома или из соседней страны --  и заявляли:
все  -- наше.  Этого всего было  настолько мало,  что  едва ли  сотая  часть
населения Земли могла не беспокоиться о завтрашнем дне. Причем речь шла не о
безопасности, а лишь о куске хлеба и крыше над головой.
     Ратон же был безмерно богат. Богат знаниями, полученными некогда в  дар
и  приумноженными за  столетия.  Блейд не  сумел  разобраться  в технической
стороне  дела,  но  понял одно: здесь  овладели  неисчерпаемыми  источниками
энергии и неиссякаемыми ресурсами сырья. Где-то в горах, на севере и востоке
континента,  находилось  то,  что  он счел огромными рудниками и гигантскими
заводами,  полностью  автоматизированными  и  не требовавшими  человеческого
присмотра.  Действительно  ли  там  добывалась  руда,  выплавлялись  сталь и
алюминий, производились трубы, рельсы, прокат? Или же он  мыслил  привычными
земными категориями, не имевшими отношения к делу? Возможно, здесь  получали
сырье   прямо   из   оливинового   пояса  планеты;  возможно,   осуществляли
трансмутацию элементов...
     Как  бы то ни  было, ни  в  чем не ощущалось  недостатка. Гдето паслись
стада и  зеленели  плантации; где-то шумели бескрайние леса, дарившие  дичь,
древесину и  свежий воздух; гдето бесчисленные  подземные фабрики  извергали
потоки  обуви,  тканей, одежды, консервированных продуктов, бытовой техники,
сборных конструкций -- ровно столько, сколько  нужно, и еще чуть-чуть  сверх
того. Это  хозяйство не  требовало  больших  забот  и  было отдано на  откуп
молодежи, подросткам, еще не созревшим для более великих свершений.
     Чем же занимались остальные? Разведением роз?  Художественной вышивкой?
Дрессировкой кокер-спаниелей? Размышлениями о вечном?
     Этого Блейд пока не знал. Но  организация, в которой он сейчас пребывал
-- в неопределенном положении не то курсанта, не то  стажера, --  занималась
внешней охраной страны.
     * * *
     -- Не понимаю, -- Блейд откинулся на спинку  кресла и прикрыл глаза, --
как может сочетаться столь безмерное могущество со столь позорным бессилием!
     Он  сидел  в кабинете Клеваса, историка. Его наставник расположился  по
другую сторону  круглого стола, на котором поблескивал серебристый  экранчик
для  чтения книгофильмов и  соблазнительно  розовел графин  с вином. Клевасу
было под сотню лет, но выглядел  он, со  своей испанской  бородкой и усиками
шнурком, словно веселый и язвительный Мефистофель в полном расцвете сил.
     --  Драгоценный мой, --  у историка  была  довольно своеобразная манера
выражаться, -- можете ли вы, к примеру, убить человека?
     -- Ну, -- Блейд приподнял веки, --  если какой-нибудь  тип будет сильно
настырничать...
     -- Вот-вот, вы  его --  как муху! -- Клевас прихлопнул ладонью по ручке
кресла. --  А я так не  могу. И никто  в этой благословенной стране  на  сей
подвиг не способен
     -- Но вы же охотитесь!
     --  Да, и получаем  от этого удовольствие! Я  сам, в ваши  года, был не
прочь пустить стрелу-другую в оленя. Ну и что?
     --  Значит,  сама  идея убийства живого  существа  не  вызывает  у  вас
протеста?
     -- Но, юноша, есть же разница между оленем и человеком!
     -- Из оленя вытечет куда больше крови, -- буркнул Блейд.
     --  А  из человека  --  мозгов,  --  отхлебнув  вина, Клевас  заговорил
медленно и  спокойно,  словно объяснялся с ребенком. --  Каждый  человек  --
личность. Разумная  личность! Он  носит  в себе  целый  мир -- свои надежды,
страхи, свою радость и боль, свое представление о Вселенной, неповторимое  и
уникальное.  Убивая  его,  вы  уничтожаете  эту единственную  в  своем  роде
Вселенную.  Только  вдумайтесь, Эльс,  -- Вселенную,  со всеми звездами, что
горят  в  его душе!  Как вы сможете потом жить? Сможете ли забыть тускнеющие
глаза человека, у которого отняли величайшее сокровище?
     --  Обычно  я  стараюсь  защитить  свои   сокровища   от  посягательств
посторонних, -- заметил Блейд. -- Но в  принципе я согласен,  что убивать --
дурно.  --  Он  выпрямился  и  тоже  пригубил вино.  --  Давайте же  теперь,
наставник,  рассмотрим такой случай. Вот  дикарь  с  Понитэка,  --  странник
сдвинул  в центр  стола свой  пустой  бокал. -- А это, -- он  поставил рядом
бокал  Клеваса, --  ваша  дочь... нет, внучка, --  поправился он, вспомнив о
возрасте  собеседника. -- Итак, внучка или  правнучка  --  юная, прекрасная,
чистая...  Дикарь же -- грязный и страшный, и  никакие  звезды в его душе не
горят.  Он хочет  зверски  изнасиловать  вашу дорогую  родственницу, а потом
разделать ее на филей... или проткнуть в  интересном месте  вертелом -- так,
для развлечения... Ну, и что же вы,  -- Блейд постучал ногтем по графину, --
будете делать?
     Он сильно ошибался, полагая, что поймал историка в ловушку; воинственно
выпятив треугольник бородки, тот заявил:
     --  Вы,  мой милый,  предложили  ситуацию  нелепую и  неправдоподобную.
Истинная  мудрость  заключается в том, чтобы избегать таких  крайностей. Как
ваш дикарь доберется до меня и моей... гмм... внучки?
     -- А если доберется?
     -- Тогда пустим в ход пневматический метатель с хорошим зарядом сонного
газа. И никаких убийств!
     -- Если оный метатель окажется при вас... -- пробормотал Блейд.
     Они не  могли  понять друг  друга.  Клевас, несмотря на  свой возраст и
несомненные знания,  не представлял, как одно разумное создание может лишить
жизни  другое.  Возможно, старый историк  априори  считал  всех  двуногих  и
безволосых  разумными,  но  Блейд  придерживался иного  мнения.  Он  не  мог
привести более веских аргументов, выходящих  за пределы опыта Рахи, а потому
не пытался продолжать  спор.  Но, беседуй  они на равных,  ему было  бы  что
сказать!
     Вероятно,  в  обществах  благополучных  и   богатых,  древний  инстинкт
убийства  переходил  в  свою  противоположность,  в  безусловный  запрет  на
уничтожение разумного существа. Блейд  трижды встречался с такими случаями в
Талзане,  Уренире и теперь  в этом южном  раю, царстве  светлого  Айдена.  И
всякий раз он чувствовал, что  культура, безусловно исключающая убийство,  в
чем-то ущербна и  зависима от внешних обстоятельств; подобный императив  как
бы  ставил  ее под удар. Теперь  он был  мудрее,  чем двадцать и  десять лет
назад, и мог облечь свои неясные ощущения в слова.
     Ему   представлялось,   что   убийство,   как   многие  другие   деяния
человеческие,  морально и аморально одновременно. Все зависел