и  второй  раз,  когда  светило
поднялось к зениту;  каждый получил  свою  кружку  вина, густого  и терпкого
сарпатского напитка.  Одни продолжали острить мечи и топоры, другие дремали,
привалившись  спинами к  парапету, но  кольчуг и шлемов не снимал никто.  На
каменных  плитах   лежали   связки   стрел,  пучки   дротиков,  у  катапульт
громоздились пирамиды каменных ядер -- для прицельной  стрельбы -- и похожие
на  гигантских ежей  болванки, утыканные гвоздями. С рассвета артиллерийские
расчеты сменились уже второй раз.
     Блейд    стоял   примерно   посередине    между    северо-западной    и
северо-восточной башнями. Здесь, в  самом центре  стены, протянувшейся ярдов
на сто пятьдесят, находился командный пункт джарата Ханка. Сам он, прислонив
к парапету огромный топор, то  и дело посматривал вниз -- тут каменные зубцы
ограждения  слегка  раздавались,   образуя  пятифутовый  проем,  позволявший
наблюдать за пропастью с наибольшим удобством. Диона устроилась левее, почти
у  самой  башни,  на  углу,  где  кладка  из  базальтовых  блоков  разрезала
поверхность  Римпады,  словно нос  корабля. Иногда Блейд  посматривал  в  ту
сторону, они встречались взглядами, едва заметно  улыбаясь друг другу. Среди
сотни  бойцов, мужчин и женщин, густо заполнявших стену,  они как будто были
наедине.  "Ты!.." --  говорили  зеленые глаза девушки, "Ты!"  -- отвечали им
губы Блейда.
     Он снова испытывал то странное ощущение, которое охватило его в Урпате,
во время яростной  схватки с карварами. Он знал, что  находится в  том самом
месте, где ему и надлежит быть: вместе с этой зеленоглазой красавицей, такой
сильной  и  такой нежной,  вместе  с Ханком  с  капитаном Ронтаром,  старцем
Ирнотом,  застывшим  на  башне  у  катапульты,  и  сотнями  других   воинов,
трудившихся  над  оружием или дремавших под  жаркими солнечными лучами.  Все
вместе  они  составляли  экипаж  этого  каменного  корабля,  этой  маленькой
цитадели, выдвинутой городом вперед  точно  сжатый  кулак,  все  вместе  они
должны были отразить удар и ударить в ответ.
     Наверно,  Блейд  все же  погрузился в полусон,  навалившись  плечом  на
каменный зубец, резкие звуки горна заставили его вздрогнуть. Почти  сразу же
он услышал крик Ханка:
     --  Проклятье! Клянусь  тьмой  Локкаты!  Проклятые  ублюдки!  Ты только
погляди, Блейд!
     Странник перевесился через парапет. Воздух над ним сотрясали  тревожные
вскрики  горнов,  им  ответили трубачи Северного  форта,  потом  сигнальщики
сарпатских отрядов, оборонявших стену внутренней гавани. Лучи солнца отвесно
пронизывали  голубоватую пропасть Римпады, и в  этом ярком  световом  потоке
вверх всплывала  темная рыхлая масса --  словно грозовая туча, надвигавшаяся
почему-то не  с  горизонта,  а от поверхности земли. Блейд видел, как темное
облако росло, расползалось  в стороны,  будто бы истекая  из  желтой травы и
кустов, там раскрывались какие-то  ямы  или траншеи, непрерывно  извергавшие
новые потоки... Чего? Он никак не мог разобрать.
     -- Что это? -- он повернулся к Ханку.
     --  Чикра!  Бревна чикры! Они  ночами  закапывали  их!  Или  прятали  в
кустарнике! Проклятье!
     Блейд  понял.  К  стенам  форта  поднимался  сейчас непроницаемый  щит,
который не пробить из арбалетов, а под ним висели на своих подъемных пузырях
тысячи карваров. Бревна прикроют  их перед самой  атакой, арбалетчики успеют
разрядить  самострелы два или три раза, лишь  тогда, когда враги полезут  на
стены. Это  был  великолепный тактический  ход --  прием,  которого безносые
раньше  не применяли.  Неудивительно, что они  собирались  опробовать его  в
Сарпате, крупнейшей из городов Среднего Мира! Если оба  форта  падут,  штурм
главной стены вполне может привести к успеху. И тогда...
     Он стукнул по каменному зубцу кулаком в толстой боевой перчатке.
     -- Ханк! Они ведь прежде не делали такого?
     -- Нет! Ублюдки Римпады! Нет!
     -- Перестань орать! На  неожиданность  надо отвечать неожиданностью! --
Блейд бросил взгляд вниз: бревна неторопливо приближались. Четыреста-пятьсот
ярдов, почти автоматически отметил он.
     -- Неожиданностью? О чем ты?
     -- Знаешь, о чем! У меня в мешке огниво. Десяток факелов -- и мы спалим
это черепашье дерьмо вместе с бревнами. Ну? Решайся!
     -- Нет! Ради света Раннара -- нет!
     -- Мы можем потерять крепость и свои жизни.
     --  Пусть  так. Но если мы сейчас сожжем безносых... Блейд,  они метнут
огонь в город!  Во  все  города! В Сарпату, Зарт, Рирдо, Акру... Во все наши
города, что стоят на берегу!
     Странник  посмотрел за  парапет, триста ярдов.  Еще  не  поздно, однако
спорить  ни к чему. Хог, всепожирающий  яростный огонь, равно страшен  и для
людей, и для карваров... Ни те, ни другие не станут его  применять!  Но если
одна из сторон осмелится это сделать, другая ответит.
     Блейд  прикрыл  глаза, и в памяти всплыло  суровое лицо Фаттаргаса -- в
тот самый миг, в минуту прощания  на вершине  огромной скалы,  с  которой он
воспарил  в  небо Таллаха.  Взлетел вверх и  рухнул вниз, чтобы  очнуться на
Земле... "Алый огонь,  разрушающий и благословенный, первая ступень Силы, --
шептали  губы таллахского  мага.  -- Он твой!" Но  пирокинез, прощальный дар
старого мудреца, передаренный потом и Иглстазе -- даже  если б он был сейчас
с  ним! --  оказался бы  тут  бесполезным.  Вероятно,  подумал странник, его
самого сожгли бы на костре -- в назидание всем прочим хогнинам!
     Но Фаттаргас сказал тогда еще что-то... Что?  Он напряг память и  вновь
услышал  негромкий размеренный  голос чародея.  "Синее пламя --  наказующее,
вторая  ступень  Силы, зеленое  -- исцеляющее,  третья ступень.  Я  не  могу
подарить их тебе, сын мой, ты не сможешь это принять..."
     Синее пламя! Холодный  и жгучий  огонь,  которым  маги  Таллаха  карали
преступников! Если бы он мог сейчас исторгнуть  его на подступающую к стенам
крепости орду! Но -- "я не могу подарить, ты не сможешь принять..."
     Блейд  открыл глаза и посмотрел на  темную тучу бревен,  всплывавшую из
бирюзовой бездны, до нее оставалась едва ли сотня ярдов.
     -- Если тебя пугает огонь, -- сказал он, не поворачивая головы к Ханку,
--  тогда  пусть  ударят  из  катапульт.  Пусть  бьют тяжелыми ядрами -- они
провалятся  меж  бревен и, может быть, прикончат  десяток-другой безносых. И
пусть люди начнут  швырять камни вниз...  хотя я  не  думаю, что нам удастся
убить многих
     --  Это  дело! --  Ханк повеселел  и,  приставив руки  рупором  ко рту,
проорал  приказ  расчетам  катапульт.  Ронтар, находившийся на  юго-западной
башне, видимо, понял, в чем дело,  и  все  боевые  машины начали лихорадочно
выбрасывать тяжелые округлые камни. Люди тоже зашевелились, одни тащили ядра
на  стену, другие, с натугой приподнимая груз, сбрасывали в пропасть. Темные
глыбы  базальта  с   размаху  ударяли  в  бревна,  заставляя  их  крутиться,
раскачиваться, дергаться, затем камни исчезали в туче поднимавшихся стволов,
и никто не сумел бы сказать, скольких тварей они убили и покалечили на своем
смертоносном пути к желтой равнине Римпады.
     Бревна всплыли. Окружив с  трех сторон скалистый мыс и стоявший  на нем
форт  широким  полукольцом,  непроницаемая  для  стрел  и дротиков  преграда
застыла,  замерла  в  неподвижности,  и  только  удары  каменных  ядер  чуть
встряхивали  ее,  заставляя   колебаться.  Внезапно  над  головой  странника
раздалась пронзительная трель горна --  раз,  другой, третий; капитан Ронтар
звал сарпатцев на помощь. И сразу, словно дождавшись нужного сигнала, стволы
раздвинулись, и на крепостные стены полетели канаты со стальными крюками.
     Карвары,  хлынувшие  из-под  прикрытия  бревен,  взбирались  по  ним  с
дьявольской ловкостью.  На  этот раз  у  них не было  щитов, только шлемы на
нечеловечески огромных головах, пояса и широкие портупеи из толстой кожи, да
секиры и  клинки,  подвешенные  к  запястьям. Молчаливая многотысячная  орда
атаковала форт.
     --  Стреляйте! -- выкрикнул Ханк,  махнув рукой арбалетчицам, но те уже
приступили к  делу.  В  воздухе  загудели тяжелые стальные болты, взвизгнули
пружины самострелов; за  каждым  звонким щелчком спускаемой тетивы неизменно
следовал глухой  удар,  когда наконечник  проламывал  кость. Остальные бойцы
ханковой  сотни швыряли камни и  дротики,  либо пытались  перерезать канаты,
толстые  и на диво прочные. Блейд  не делал  ничего,  уперев меч  в каменную
плиту  пола и  сложив  руки  на  рукояти, он  ждал. Северную  стену цитадели
атаковали тысячи две безносых, и даже если четверть из них падет от дротиков
и стрел, остальные все  равно доберутся до парапета. Пятнадцать сотен против
ста! Знатная будет резня, подумал он, пока стоит поберечь силы.
     Внезапно ему показалось, что с башни вновь раздался трубный звук горна.
Но  нет; то  был  человеческий  голос, необычайно мощный и  сильный баритон.
Подняв взгляд, странник увидел  старого Ирнота: скальд стоял,  воздев  вверх
сухие жилистые  руки,  с  запрокинутой головой  и  закрытыми глазами. Долгий
протяжный  вопль -- или стон? -- рвался из его груди; вибрирующая  печальная
нота, исторгнутая будто бы не горлом человека, а басовой трубой.
     Ирнот опустил руки и запел.  Вероятно, это  был какой-то древний боевой
гимн, Блейд почти не различал слов, впитывая в себя лишь мелодию --  резкую,
звенящую,  с неожиданными  перепадами  тональностей. Он  словно слышал  лязг
клинков, яростные крики сражающихся,  бешеное ржанье разъяренных коней, хрип
умирающих,  грохот столкнувшихся  колесниц...  Эта  песня  обладала странной
колдовской силой -- он чувствовал, как наливаются  мощью мышцы,  как рукоять
меча  начинает теплеть,  как  в  груди  рождается  рык -- громоподобный  рев
жаждущего   добычи  хищника.  Вероятно,  бойцы  Арколы  оказались  столь  же
восприимчивыми к талантам скальда: он видел, как распрямляются их плечи, как
яростный огонь вспыхивает в глазах.
     -- Магия? --  с  трудом  прохрипел Блейд,  повернувшись к  джарату  и с
трудом подавляя желание испустить оглушительный вопль.
     -- Магия, -- так же напряженно ответил Ханк. Его пальцы мертвой хваткой
вцепились в  древко  топора, жилы на висках вздулись, зрачки сверкали словно
раскаленные  угли.  -- Магия, Блейд,  самая черная магия --  та,  что  будит
страсть к убийству!
     -- Как он это делает?
     -- Не знаю. Спроси у него, если останешься жив.
     Ханк отвернулся, вскинул свой  топор  и  с внезапно  прорвавшимся диким
ревом  обрушил  его на блестящий  шлем карвара. Бойцы Арколы подхватили этот
крик, арбалетчицы, собравшись у  башен, продолжали вести перекрестный огонь,
мужчины же сменили камни  и  дротики на мечи и секиры. Нападающие взбирались
на стены по сотне канатов, цепляясь за швы между камней когтистыми лапами --
молчаливые, упорные, многочисленные, как  муравьи. За зубцами парапета стоял
рев и вой,  взлетали  клинки и топоры,  звенели  под ударами  шлемы, с сухим
треском раздавалась кость, кровавыми  брызгами  разлетались роговые щитки, с
резким щелкающим звуком лопались под лезвиями канаты. Люди словно обезумели,
сейчас эти рирдоты и лоны будто  превратились  в единую слаженную машину для
убийства, рассекавшую живую плоть десятками блестящих стальных полос.
     Блейд  почувствовал, как безумие  охватывает его. Была ли тому причиной
колдовская песнь Ирнота или ощущение ненависти, исходившей от нападающих, их
нечеловеческие  уродливые  зеленоватые  лица,  их молчаливое  и  дьявольское
упорство? Он не  знал,  не мог сказать, он понимал лишь  одно --  что должен
рубить этих  мерзких  зеленокожих и безносых тварей, протыкать  их насквозь,
сбрасывать  со  стены  в голубую  пропасть Римпады,  в мир,  из которого они
всплыли сюда точно грязная пена. Урпатская  история повторялась, меч в руках
пылал  огнем, и ни  железо, ни кость  не могли выдержать  его сокрушительных
ударов.
     Он ревел, не слыша собственного голоса, не сознавая, что рот его широко
раскрыт,  что вместе  с  тяжкими выдохами  из него  вырывается этот яростный
жуткий боевой вопль, способный устрашить льва. Таллахский клинок блистал как
молния; плиты на широком уступе меж каменных зубцов окрасились бледнорозовой
кровью,  она потоками  стекала  вниз  по стене, и лапы  поднимавшихся  вверх
врагов начали скользить и срываться.
     Воистину  они  поднимались  навстречу смерти!  Без  страха,  упрямые  и
молчаливые, они лезли  наверх,  не успевая вскинуть свое  оружие, клинок, на
котором  расцвели  сейчас  кровавые тюльпаны,  обрушивался на них, и тяжелые
безжизненные  тела  летели  со  стены в бездну, все  еще сверкая  глазами  и
угрожающе  скаля клыки. Перед странником блестели  три стальных крюка и  три
каната свисали вниз, но он не пытался  перерубить их, пусть лезут и пусть их
будет  больше! Еще  больше! Еще!  Он не остановится, пока  не  перебьет всех
зеленокожих  тварей!  Всех,  что  пришли  к Сарпате,  всех,  что  прячутся в
Акка'Ранзоре, всех, что  затаились на  дне  Нижнего  Мира, скрывшись  в  его
пещерах и желтых лесах!
     Еще  три крюка  звякнули  о зубцы  парапета, и Блейд вскочил на  уступ.
Отсюда  он доставал врагов на ярд ниже края  стены, и это было очень удобно:
балансируя на  скользком  от крови  камне, он  размахнулся -- слева направо,
потом справа налево. Клинок его огромного эспадона как будто выпустил дюжину
блистающих жал -- серебристый веер, на котором  пылали цветы смерти. Карвары
не  могли  приблизиться  к  нему, он сметал  их  со  стены  словно  нелепые,
обтянутые зеленой кожей манекены.
     Внезапно чей-то крик прорвался сквозь кровавый дурман:
     -- Блейд! Осторожнее! Спустись вниз! Блейд!
     Ханк? Что ему нужно? Чего он беспокоится?
     Неважно! Меч странника продолжал свою чудовищную работу.
     На  плечи его упала веревка. Лассо? Блейд хотел засмеяться, но из горла
его вырвалось только рычание. Он рассек веревку мечом.
     Еще веревка и  еще?  Дьявол с  ними!  Они  не помешают  рубить безносых
ублюдков!  Меч,  рассыпая  букет кровавых  тюльпанов,  веером прошелся вдоль
стены.
     Внезапно Блейд почувствовал, как его  тянут вниз. Кто-то вскочил за ним
на  уступ парапета,  обхватил  за  пояс,  пытаясь  удержать,  кто-то  кричал
тревожное, предупреждающее... Помотав головой, он только рыкнул в ответ.
     Он нужен этим тварям -- там, внизу? Хорошо, он придет! Вместе  со своим
мечом!
     Яростно   вскрикнув,   он  поднял  клинок,   не  сопротивляясь   больше
натянувшимся веревкам. Мгновение -- и  он вознесся  в Раннару, в небо, такое
же чистое  и  ясное,  как  в незабвенном Таллахе, он парил в его хрустальной
беспредельности, словно  ангел возмездия и смерти, потрясающий окровавленным
мечом. Потом полетел вниз.
     С  сияющих небес  Таргала  Ричард  Блейд  падал на его  негостеприимную
землю.

Глава 7

     Он очнулся от забытья в каком-то темноватом каземате с низким потолком,
нависавшим будто бы на расстоянии протянутой руки. Здесь плавали клубы дыма,
остро и  едко пахло металлом и  гарью,  откуда-то  доносился  звон  и тяжкие
вздохи кузнечных мехов.
     Блейд  открыл глаза и повернул голову -- рядом с ним  на каменном  полу
лежал Ханк. Ханкамар Киталла, рирдот, первый джарат-лейтенант Арколы Байя...
Это  было  правильно; они сражались  рядом и лежать  тоже должны  рядом.  Но
почему в кузнице? Кто их сюда принес?
     Веки Ханка приподнялись,  взгляд уперся в лицо Блейда  --  осмысленный,
вопрошающий.  Но у странника  был  свой вопрос.  Едва двигая  одеревеневшими
губами, он прохрипел.
     -- Мы удержали форт?
     Ханк моргнул, казалось, он никак не мог понять этих слов.
     -- Мы удержали форт?
     Губы джарата шевельнулись, и Блейд скорее догадался, чем услышал:
     -- Теперь это для нас неважно... все равно...
     -- Все равно?
     Он  попытался  сесть, но вдруг  получил сильный удар по ребрам. Секунду
странник в недоумении глядел на толстую четырехпалую лапу, что нанесла удар,
потом поднял  глаза вверх: над ним маячила безносая зеленокожая физиономия в
низко надвинутом шлеме с алым знаком на забрале,  напоминавшем коготь. Такой
же знак  блестел  на грудном  щитке склонившегося  над ним карвара; слева на
поясе у него висел меч, справа -- серебряная чаша на цепочке. У стены стояло
еще  с полдюжины тварей, а перед ними  -- человек, тощий, жилистый и черный.
Внезапно Блейд понял, что темный цвет кожи не был дарован тощему от рождения
-- просто ее покрывала навечно въевшаяся угольная пыль.
     -- Ты  -- лежать. Ты --  шевелиться,  я -- бить, --  монотонно произнес
карвар  со  знаком  алого  когтя. Его  круглые золотистые зрачки  мерцали  в
фосфоресцирующем свете, струившемся от расставленных по углам корзин.
     Я  -- встать,  ты -- лечь! --  рявкнул Блейд, чувствуя,  как  ненависть
вновь охватывает его. -- Лечь -- не шевелиться -- мертвый!
     Он вновь попробовал приподняться, но карвар издал не то  шипение, не то
свист, и две массивные фигуры отделились от стены. В следующую секунду горла
и груди странника коснулись острия клинков.
     -- Не надо, Блейд,  -- с натугой выдохнул Ханк, -- не надо.  Попадем на
мясо.
     -- Умный! -- теперь карвар ткнул в бок  второго  пленника. -- Умный! Не
хотеть -- стать  -- мясо.  Так! --  Он ощерил пасть. --  Этот --  глупый! --
Когтистая лапа  проехалась по ребрам Блейда. --  Слизь! Глупый! Но  большой!
Крепкий!
     -- Ты еще  не  знаешь, какой я  крепкий, черепашье дерьмо,  -- произнес
Блейд, ярость распирала его. -- Когда я доберусь до  твоих ребер -- или  что
там под твоей вонючей шкурой -- будет стоять сплошной хруст. --  Внезапно он
понял, что говорит поанглийски, и смолк.
     -- Глупый,  --  резюмировал карвар с когтем. -- Говорить --  не понять.
Лучше -- не говорить, лучше -- работать. Иначе  --  мясо! -- он выразительно
щелкнул челюстями
     --  Помолчи,  бредоннец,  -- посоветовал Ханк, в  полной  неподвижности
лежавший рядом. -- Если нас сейчас сожрут, то будет уже не на что надеяться.
     Справившись с гневом, Блейд в  знак согласия  прикрыл глаза;  замечание
молодого джарата было совершенно резонным.
     -- Ты! -- карвар, ткнув когтистым  пальцем в  сторону  тощего человека,
отцепил висевшую на поясе чашу. Тощий сделал осторожный шаг вперед. -- Пить!
Мне!
     Через  минуту,  шумно  прихлебывая из сосуда,  он  начал  давать тощему
инструкции:
     -- Ты -- брать -- этого --  и  этого, --  теперь когтистый палец указал
поочередно на каждого из пленников. -- Два -- больших -- крепких! Махать  --
молот. Махать --  хорошо! Если -- плохо, ты -- говорить, я -- есть -- два --
больших -- крепких. Ты -- не говорить, я -- есть -- ты. Понимать?
     -- Ясно, чего  уж  там,  -- запорошенный угольной пылью человек  угрюмо
сморщился.  --  Вам  тоже ясно?  --  спросил  он  пленников  и,  когда  Ханк
утвердительно  хмыкнул, распорядился: -- Вставайте! Пища и ночь отдыха, чтоб
отойти от их проклятого зелья... а с рассветом -- к наковальне! Слышали, что
Коготь велел? Махать молот хорошо, иначе есть! Либо  вас, либо меня, если не
донесу!
     * * *
     Проклятой зелье, о котором  упоминал старшина молотобойцев, являлось на
самом деле каким-то газом; люди, надышавшись им, приходили в каталептическое
состояние,  которое,  в  зависимости  от  дозы, могло  длиться  от  часа  до
нескольких  дней. Все  жизненные  функции замирали,  снижалась потребность в
кислороде,  и  пленников  можно было  транспортировать  в  густой  атмосфере
Римпады словно бесчувственные бревна. Как объяснили Блейду рабы из кузнечной
мастерской, именно таким образом их с Ханком и доставили от сарпатской бухты
в Акка'Ранзор.  Правда,  путь проходил не  по поверхности земли, где карвары
вообще  показывались редко;  они предпочитали  жить в  пещерах,  заполненных
бирюзовым туманом, и перемещаться в длинных тоннелях, протянувшихся на сотни
миль.  Странник  так  и не  сумел  выяснить, пользовались  ли  они при  этом
какими-то  транспортными  средствами  или  путешествовал