жно --  слегка довернуть  машину  в воздухе при
заходе на посадку...
     Во  всяком  случае,  хвостовая  закрылка  не  выдержала столкновения  с
яростными  струями   Потока.  Однако  она  не  была  сломана.  Блейд  весьма
внимательно  обследовал  хвостовой  стабилизатор  и  решил, что  серебристая
лопасть просто соскользнула со стержня, верхний конец которого  был выбит из
крепежного гнезда.  Потом лопнули  тяги --  четыре тонких, похожих  на леску
проводка диаметром в сотую дюйма. Он помнил, что лопасть оторвалась не сразу
--  две-три   секунды  она   тормозила  суденышко   словно  плавучий  якорь,
удерживаемая только  этими  четырьмя проводками.  Прикинув  силу, с  которой
Поток  рванул тяги, он  присвистнул.  Похоже, такая "леска"  могли выдержать
полтонны!
     С трудом оторвавшись от созерцания чудесного аппарата и отбросив всякие
разрушительные  мысли на  его  счет, Блейд полез  за  кресло,  в  "складской
отсек", и начал освобождать подходы к  задней переборке. Даже школьник может
вычесть  из  тринадцати  восемь; значит, еще  пять футов  полезной длины его
машины оставались  неисследованными. Он горел  желанием  разобраться  с этой
загадкой -- и поскорее.
     Вверху переборки, ограничивающей кабину  сзади, находились два круглых,
забранных  сеткой отверстия  размером  с ладонь;  через них воздух  поступал
внутрь.  Блейд  не сомневался,  что  где-то  тут и  расположен  таинственный
климатизатор, но переборка, сделанная из того же материала, что и внутренняя
обшивка  салона, казалась  несокрушимой. Присев  на  корточки, он попробовал
нащупать  какой-нибудь шов, щель или отверстие для предполагаемого ключа  --
ничего! Ровная,  гладкая поверхность, из-за  которой доносится чуть  слышный
убаюкивающий гул.
     Он повернулся боком к этой стене -- так, чтобы сквозь прозрачный фонарь
на нее падало побольше лунного света, и приступил к тщательному осмотру, дав
себе слово, что  повторит  его днем, при более  ярком  освещении. Опять-таки
ничего! В порыве внезапного гнева странник стукнул  по стене кулаком  --  со
всей  силы, зная, что  ничего  не  сможет повредить. Упругая  переборка чуть
заметно дрогнула.
     Но  случилось что-то  еще!  Он был уверен  в этом! Какое-то движение...
нет, скорее  реакция иного рода, которую он уловил краешком глаза.  Где  же?
Прищурившись,  Блейд  оглядел кабину  и не  заметил  ничего. Высокая  спинка
кресла  загораживала пульт,  так что  он  видел  только  ее  да  размазанное
отражение двух  сигнальных лампочек в прозрачном  материале фонаря. Внезапно
со  сдавленным  рычанием он дернул  рычаг  на левом  подлокотнике,  и спинка
покорно откинулась назад.  Затем, не  спуская глаз  с  пульта,  Блейд  снова
грохнул  кулаком  по  переборке.  Одна  из  зеленых  лампочек  чуть  заметно
подмигнула -- как и ее отражение в колпаке.
     Он метнулся к панели, словно  голодный  тигр. Заметив,  что  пальцы его
дрожат,  он на  секунду прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Странно,  он  не
волновался так даже тогда, когда  открывал  люк в  тайник  Асруда...  там, в
Тагре...  С другой стороны, если  удастся проникнуть в  кормовой  отсек, кто
знает,  что   можно  там   найти...   Припасы...   инструменты...  оружие...
передатчик!
     Блейд ощупал зеленую лампочку.  Собственно, лампочкой  ее  назвать было
нельзя -- пластмассовый кругляшок величиной с шиллинг, вделанный заподлицо с
пультом, рдел ровным зеленым светом. Похоже на светящуюся кнопку, но никакой
щели, ни малейшего выступа... Он не раз пытался нажать  на все эти горящие и
погасшие  "лампочки",  но  делал  это  крайне  осторожно,  боясь  что-нибудь
сломать. Теперь он надавил посильнее.
     Это все-таки оказалась кнопка! Она подалась под пальцами  Блейда, потом
вернулась назад, сменив цвет на красный; одновременно сзади раздался шорох.
     С полминуты странник сидел в кресле, согнув могучую спину, стиснув руки
на коленях и напрягая мышцы, словно ждал, что сзади на него прыгнет какое-то
неведомое  чудовище; затем он резко обернулся. Задняя переборка непостижимым
образом  сложилась  гармошкой  и всплыла  кверху,  обнажив  проем  фута  три
высотой;  над  ним  оставалось  еще  дюймов десять ровной  стены,  в которой
темнели отверстия  для поступления  воздуха.  В  проеме  смутно  угадывалась
какая-то ребристая  структура с  едва  заметным  огоньком, тлевшим в глубине
отсека.
     Он  перебрался  через  поваленную спинку  креслам  присел  у  странного
агрегата, ощупывая его  кончиками  пальцев. Эта штука состояла из нескольких
одинаковых  секций  и  больше  всего  напоминала  старую   батарею  парового
отопления, только повыше и  пошире  раза  в три. Рука Блейда свободно прошла
между секциями;  там, сзади, было еще какое-то  устройство с гладким  темным
кожухом, и замеченный им слабый огонек мерцал именно на этом втором приборе.
     Но сейчас такие  подробности его не интересовали. Главное заключалось и
другом; поверхность  ребристого  агрегата была холодной,  как  лед! И  когда
теплый и влажный воздух кабины хлынул в ранее загерметизированный отсек, эта
поверхность тут же стала запотевать.
     Блейд поднес мокрые ладони к лицу и  приложил к щекам; блаженное, давно
позабытое ощущение прохлады -- настоящей  прохлады! -- пронзило  его. Он все
же  нашел  этот  чертов  климатизатор!   Все  правильно  --  эта  штуковина,
приподнятая на фут от  пола, чуть слышно гудела, и откуда-то сверху,  из той
части  агрегата,  которую  еще  прикрывала  переборка,  текли струи  свежего
воздуха. Он пощупал ладонью пол внизу -- там уже собралась крохотная лужица;
затем услышал, как в  нее шлепнулась новая капля. Подставить сюда в  ряд два
черепашьих панциря вместо тазов, и пей, сколько захочешь...
     Он  решил  провести окончательный  эксперимент -- принес  эти панцири и
настежь распахнул  обе дверцы. Кабину затянул  белесый  предутренний  туман;
Блейд, ухмыляясь,  сидел на полу рядом с климатизатором, прислушиваясь к его
гудению  -- оно стало  сильнее  -- и к мерной дроби капель; барабанивших  по
кости.  Потом  его  улыбка  сменилась  хмурей  озабоченностью.  Климатизатор
работал  исправно, однако  откуда  же  поступает  энергия?  И  надолго ли ее
хватит?
     Он еще  размышлял  над этими  вопросами,  когда первые  солнечные  лучи
скользнули  по  прозрачному фонарю,  по  золотистому  корпусу  флаера  и его
крыльям,  похожим на  лезвия двух широких  кинжалов. Климатизатор не изменил
своего ровного  гудения, но огонек, мерцавший на  агрегате, расположенном за
ним, вдруг  стал ярче. И по мере того,  как  оранжевый диск  солнца выплывал
из-за горизонта, он разгорался все ярче и ярче!
     Теперь Блейд мог различить, что в глубине отсека  находится черный ящик
примерно два на три фута, расположенный на подставке; толщиной он был дюймов
пятнадцать, как и климатизатор. За ним высилась очередная переборка, наглухо
перекрывавшая хвостовую часть аппарата,  и Блейд  был  готов дать голову  на
отсечение, что за ней находится таинственный двигатель.
     Ящик же  двигателем, безусловно, не  являлся.  Он  выглядел  как... как
ящик!  Как  некая  емкость,  предназначенная  для  хранения. И то, что в нем
хранилось,  стекало  в темную глубину,  под защиту  кожуха,  по двум  тонким
блестящим стержням, выходившим слева и справа и упиравшимся в боковые стенки
корпуса  флаера. Внезапно Блейд понял,  что  они сделаны точно из такого  же
материала,  как  и  наружная  обшивка; видимо,  они составляли  с ней единое
целое, проходя насквозь слой упругой пластмассы, покрывавшей салон изнутри.
     Огонек  горел все ярче и наконец запылал ровным и ослепительным зеленым
светом, когда  солнечный диск  оторвался от  горизонта, карабкаясь  вверх  и
вверх в прозрачной голубизне небес.  Блейд выскочил наружу и, вытряхнув яйца
из  панциря,   первым  подвернувшегося  под  руку,   начал   с  лихорадочной
поспешностью забрасывать песком крылья  флаера. Он был  уверен в результате,
когда через несколько  минут сунул голову  в  кабину и уставился  на зеленый
огонек -- тот горел вполнакала.
     Медленно счистив песок с крыльев, он снова залез в кабину,  оставив обе
дверцы  полностью раздвинутыми. Теперь  он  не боялся, что  энергия в черном
ящике  -- несомненно, аккумуляторе -- вдруг иссякнет. Аккумулятор накапливал
ее  постоянно, днем и  ночью, при свете  луны, звезд и яростного  оранжевого
апельсина,  который  сейчас  висел в небе,  ибо  вся  золотистая поверхность
чудесного аппарата представляла собой солнечную батарею.
     "Сегодня -- ночь  открытий", -- с  ленивым благодушием думал  странник,
лаская пальцами  кнопки на пульте управления. Дверцы кабины были  открыты  и
задняя переборка поднята -- и две лампочки рдели, словно раскаленные  угли в
камине; третья попрежнему сияла словно зеленый огонек светофора,  манивший в
дорогу.
     "Сегодня --  ночь  открытий, -- снова подумал  Блейд,  -- и  посмотрим,
будет ли утро достойно такой ночи".
     Он сильно надавил на последнюю зеленую кнопку.
     Вдруг верхний плафон в кабине вспыхнул; одновременно  загорелся монитор
автопилота    с     картой,     и    крохотная    выпуклость     на    торце
опознавателя-зажигалки",   вставленного  сейчас  в  щель  рядом  с  экраном,
запульсировала тревожным огоньком. Словно подчиняясь какому-то наитию, Блейд
вытянул руку и  указательным пальцем  нажал на торец опознавателя. На экране
появилась  яркая  точка  --  точно  там,  где   Зеленый   Поток  вливался  в
Южнокинтанский  Океан и где находился  сейчас  флаер. От нее  стремительными
вспышками побежали  светлые концентрические круги; они мелькнули по  экрану,
на миг заполнив весь этот мир, оба полушария  планеты, всю  вселенную Айдена
неслышным призывом.
     Потом они исчезли; только  яркая маленькая точка продолжала  гореть  на
карте.   Блейд,  однако,  оставался  спокойным.  Сигнал   был   послан.  Кто
откликнется?
     * * *
     Блейду грезилось, что  он находится в своей спальне, в Тагре,  в  замке
бар  Ригонов. Широкие окна распахнуты в сад;  запах цветущих деревьев плывет
по  комнате,  смешиваясь  с   ароматами  юной  женской  плоти  и  дымком  от
благовонных  свечей.  Отблески  маленьких  язычков пламени играют  на темной
полировке массивного стола, на  шандалах, изукрашенных бронзовыми драконами,
на серебристых боках большого кувшина  с вином, на кубках голубого хрусталя,
на блестящем от испарины золотистом теле Лидор.
     Златовласка сидит на нем верхом; колени согнуты, стройные бедра  широко
расставлены, руки подняты, пальцы  сцеплены  на  затылке, под шапкой  волос.
Сильно  прогнувшись в талии, откинув назад плечи, она мерно раскачивается --
взад-вперед,  вверх-вниз.  И  за  каждым  движением,  каждым ритмичным ходом
нескончаемого любовного маятника следует глубокий восхищенный вздох. "Ах-ха!
Ах-ха!" --  дышит  Лидор, и Блейд чувствует, как в  едином ритме с ее тихими
вскриками начинает биться его сердце
     Внезапно, раскинув  длинные ноги, она ложится прямо на него  и блаженно
замирает.  Блейд,  предчувствуя  новый  акт  любовной  игры, нежно  касается
ладонью  золотых  локонов,  ласкает   хрупкие  плечи,  атлас  гибкой  спины,
очаровательные выпуклости ягодиц. Лидор приподнимает головку, тянется к нему
губами, достает...  Он чувствует  на  своей коже  ее  груди  с  напряженными
сосками,  острый дерзкий  язычок касается  его рта, погружается все глубже и
глубже...
     Привстав на локотках, стиснув  коленями  его ноги  Лидор снова начинает
свой  бесконечный ритмический  танец "Ах-ха! Ах-ха! Эльс,  милый!" Ее  груди
трепещут, полные  желания  и жизненной силы, розовые бутоны сосков шаловливо
гуляют  по  телу Блейда,  то  щекочут  живот,  то  вдруг  сладким мимолетным
касанием  скользят по щеке,  по  подбородку. Он пытается поймать  губами эти
нежные пьянящие ягоды -- то одну, то другую; Лидер  хохочет. Ее смех звенит,
как  серебряный колокольчик, перемежаясь  с  короткими  отрывистыми стонами.
"Эльс, милый... Люблю... Эльс, Эльс!" -- снова шепчет она.
     Милый.. Люблю... Блейд слышит эти слова, произнесенные на хайритском --
так,  как  они  всегда говорили  наедине. Нежное, протяжное  -- манлиссой...
Опьяняющее -- сорей... Они слетают  с  девичьих губ, искусанных  в блаженном
экстазе, и Дик  Блейд,  лаская тонкую  талию,  придерживая, прижимая к  себе
мягкие бедра,  забывает  о  резком и суховатом английском. Дарлинг... Ай лав
ю... Как  давно  это было! В  другом мире, в ином пространстве, в неведомые,
канувшие в вечность времена!
     Лидор  всхлипывает, подается  к нему,  он чувствует  на  своей щеке  ее
учащенное дыхание, потом влажные  зубки начинают ласково покусывать его шею.
Тело  девушки  сладким  грузам  распростерлось  на  нем,  она  двигается все
медленней, все осторожней... словно страшится того момента, который наступит
вотвот... или  через минуту... через  пять  минут... или, быть  может, хочет
оттянуть его, еще не натешившись, не наигравшись истомой ожидания...
     Но  Блейд жадно прижимает ее к себе  и, покрывая поцелуями глаза, губы,
носик, шею, переворачивает на  спину.  Лидор  снова вскрикивает,  ощущая его
неистовство,  его нетерпение; потом  она кричит  непрерывно, стонет, бьется,
словно птичка, попавшая в силок. "Эльс, манлиссой... Сорей... Эльс, Эльс!"
     Он с яростной силой извергает свою страсть. Тело Лидор,  юное, сильное,
прогибается  под ним;  сведенная судорогой экстаза, она  почти  приподнимает
Блейда,  кусая  губы, прижимая  к  груди его темноволосую  голову,  вливаясь
пальцами  в плечи.  Потом застывает, все  еще  обхватив  его  ногами,  дышит
тяжело, с  протяжными  всхлипами... И  Блейд,  благодарно  лаская  кончиками
пальцев   ее  щеку,  целует  ложбинку  между  грудей.  Целует,  и  не  может
оторваться. Лидор... Лидор!
     * * *
     Он открыл глаза и с минуту лежал в неподвижности, всматриваясь в облака
на востоке; они уже начали розоветь и походили сейчас на  прихотливые извивы
перьев  фламинго. Да, так все оно и было  в последний раз,  почти два месяца
назад...  два  длинных  айденских месяца,  отсчитанных  по фазам  Баста. Они
любили  друг друга,  потом уснули. Потом...  потом Хейдж едва не вытащил его
обратно -- и он, вспомнив  слишком многое, поднялся и ушел. Улетел от Лидор,
оставив ей вместо тепла своих рук, вместо нежных  поцелуев и страстных ночей
клочок пергамента. Что же он там написал? Жди, я вернусь?
     Жди, Лидор, я  вернусь... вернусь,  чтобы опять уйти... Навсегда... Или
нет?
     Блейд сел.  Три лампочки, как три  огненных глаза  крошечных  циклопов,
пылали перед ним на  пульте;  под  ними  светился  экран.  Сзади  тихо гудел
климатизатор, капли звонко  шлепались в  воду, словно кто-то невидимый играл
на хрустальном ксилофоне. За спинкой  кресла громоздилась поклажа -- запасы,
оружие,  мешок с одеждой,  весла... Все  -- здесь,  все -- при  нем... кроме
Лидор.
     Чувство безмерного одиночества охватило его.

Глава 4. КОРАБЛЬ

     Он  положил  тело  Грида  в ту  глубокую яму, которую выкопал в  центре
островка в безуспешных поисках пресной  воды.  За десять дней, которые Блейд
провел здесь,  труп высох и почернел, почти  превратившись в  мумию. Это  не
было удивительным; даже  при царившей вокруг высокой влажности солнечный жар
превозмогал гниение. Мясо и сырая рыба высыхали на  плоских камнях за сутки,
превращаясь в твердые, как подошва, ломти.
     С  минуту  Блейд  смотрел на  сморщенное  маленькое  тело; на  миг  ему
показалось,  что он хоронит  двоих. Потом  он пробормотал слова  заупокойной
молитвы и  начал  закидывать  яму  песком. Грид  упокоится  тут, в чистом  и
честном желтом песке, а не в желудках Бура и  его своры.  И вместе  с ним на
этом  далеком  острове  на  экваторе Айдена  останется  частичка  Дж.  Будем
надеяться,  подумал Блейд, что  его настоящие  похороны  произойдут  еще  не
скоро.
     Он  насыпал невысокий холмик  над могилой  и  воткнул  сверху кремневый
наконечник копья, самое древнее оружие каменного века.  Этот символ в равной
степени подходил и охотнику Гриду, и разведчику Дж., ибо война  -- а значит,
и разведка, -- появились еще раньше, чем копья, палицы и топоры.
     Да, не повезло старику  -- попал в тело умирающего...  В последние  дни
Блейд не раз вспоминал и  этот визит,  и  каждое слово, сказанное его бывшим
шефом.  Впрочем, слова  значили очень немногое по сравнению  с самим  фактом
визита. Раньше  Джек Хейдж умел  внедрять  разум земного человека в наиболее
подходящий для конкретного индивидуума инопланетный мозг. Теперь, значит, он
освоил еще одну операцию: он может послать любого -- даже дряхлого Дж.! -- в
тело, находящееся рядом с первым странником.
     Любопытная ситуация! Блейд начал  перебирать  людей,  которые  в то или
иное  время  сопутствовали ему. Бар Занкор, Ильтар, Чос... Чос был бы весьма
вероятной кандидатурой;  в походе он спал в соседней палатке ночью и ехал на
втором седле Тарна днем. Но то было в походе... А  в  Тагре -- в Тагре могли
случиться фокусы похлеще! Старый пуританин Дж. почти наверняка очутился бы в
теле юной девушки, делившей ложе с Блейдом. Неужели Хейдж не подумал о такой
возможности?
     Блейд смутно  припоминал какую-то американскую комедию, где  буддийский
монах  с  помощью пустого горшка и  пары  заклинаний практиковал переселение
душ. Кажется, некая миллионерша, смертельно больная, готовилась пересесть из
своего  потрепанного  "кадиллака" в новенький "мерседес"".  то  бишь в  тело
хорошенькой молодой девушки.  Но по  недоразумению она  вселилась в мужчину,
что  послужило   поводом  для  массы   забавных  происшествий.  Теперь   же,
столкнувшись  на практике со  сходной ситуацией,  странник не  видел  ничего
забавного в том, что в обольстительной плоти Лидор окажется Дж.
     Внезапно  его  передернуло  от  ужаса.  Если  бы  подобная  замена была
временной! Если бы Дж. --  или иной посыльный с Земли, -- погостив  в  чужом
теле, вернул его законному хозяину  без  изъянов! Но даже  сам Хейдж  не мог
сказать, что  случится с  первоначальной личностью, когда узурпатор  отбудет
домой. Блейд полагал, что знает ответ на этот  вопрос:  разум Рахи, чье тело
он  занял, не  восстановится.  Он  чувствовал  это подсознательно; тело Рахи
стало  его  телом, а изменение черт  лица, пусть незначительное, служило для
него веским  доказательством этой гипотезы.  Правда, он  пробыл в теле  Рахи
много месяцев и успел полностью адаптироваться...
     Что же все-таки  произойдет, если  "гость"  внедрится в  чужой разум на
минуту?..  на  час?..  на  день?..  Возможно,  последствия  будут  не  столь
фатальными? Но Блейду не хотелось проверять это на своих близких...  на тех,
кого он встретил здесь, в  Айдене  и Хайре, и кто стал  дорог его сердцу. Он
прекрасно  понимал,  что  эксперимент  с  Гридом,  в  общем-то успешный,  не
доказывает  ничего. Дж.  попал в тело умирающего и  отбыл  назад, когда  тот
окончательно испустил дух.
     Проклятый Хейдж! Неужели  теперь он, Блейд, будет  вынужден сторониться
всех приличных людей -- из опасения, что  любой из них может быть неожиданно
использован  для связи  с  ним, после  чего превратится  в идиота?  Он видел
только один выход -- всегда  иметь под руками мерзавца, вроде покойного Вика
Матуша или Бура. Однако ни тот, ни другой не могли заменить в постели Лидор.
     Правда, он передал Хейджу через Дж., чтобы тот  прекратил вмешиваться в
его дела. Но как истолкует американец эти слова? Как приказ? Вряд ли. Скорее
--  как  просьбу. Зная настырность Джека Хейджа, Блейд всерьез опасался, что
просьба  эта  учтена не будет. Хейдж даже не понимает, что  творит; для него
обитатели  Айдена стояли за  гранью реального  мира, и он, в лучшем  случае,
рассматривал  их   как  удобных  марионеток,   чьими   телами  ему  разрешил
распоряжаться сам Господь. Для Блейда же они были людьми, живыми людьми.
     Он не видел  выхода из этой  ситуации. Оставалось благодарить небеса за
то, что сейчас он оказался вдали  от  дорогих ему люд