ндейцы, обитатели его земной
отчизны,  носили на  поясах  мешочки  с благовониями,  вдыхая аромат сушеных
пахучих трав в  тот миг, когда  хотели запечатлеть в памяти важное  событие.
Запах... Не раз острое обоняние выручало  его, пробуждая, казалось бы, давно
забытые  воспоминания...  И  сейчас  они  тяжко всплывали  из глубин памяти.
Море... Свежесть... Золотое мерцание... Горечь отвара  на языке... Темнота и
блаженство...  Невыразимое словами блаженство... Он отогнал наваждение. Было
ли то с  ним?..  В яви или во сне? Нет!  Словно темная  портьера спустилась,
закрывая бледный отсвет декораций. Он не помнит... ничего не помнит...
     Тогда он напряг слух, и скрип уключин, плеск весел о воду, конский храп
и скрежет доспехов, вихрем  ворвавшиеся в его  истерзанный  разум, заставили
тело  сжаться  заученным  движением,  свернуться  в  тугой  клубок  мышц   и
изготовиться  к  нападению  или  бегству.  Выбор   зависел  от  числа  вновь
прибывших.
     Ричард Блейд воскрес. Воскрес в очередной  реальности Измерения  Икс, в
юной своей плоти, отягощенной зрелым разумом.
     Сознание постепенно возвращалось  к нему; он уже был  способен  ощущать
холод.  Мгновений,   проведенных  в  этом  мире,  хватило  для  того,  чтобы
натренированные  органы  чувств услужливо  подсказали  кое-что о температуре
окружающей среды, рельефе местности и преимуществах пустынного ландшафта. Он
мысленно возблагодарил  судьбу за  очередную  удачу, очнуться  нагим посреди
базарной площади,  полной людей, или под копытами атакующей  конницы было бы
куда неприятнее...
     Блейд напряг мышцы и мгновенно расслабил их. Он проделал это упражнение
трижды  и почувствовал, как живительная  энергия наполняет  каждую  клеточку
тела. Странник ощупал кончиком  языка зубы, потрогал упругие десны, коснулся
пальцами  мускулистого  поджарого живота...  Вроде  бы  опять  цел...  Хвала
Создателю, ему еще ни разу не случалось очнуться в океане кипящей лавы или в
безбрежной пучине дна морского!  И хотя его пребывание в новом мире в  таком
случае  ограничилось  бы   считанными   мгновениями,  они  стали  бы  весьма
неприятными... Да, весьма неприятными!
     Завершив  более  обстоятельную  ревизию  своей  телесной  оболочки,  он
остался  доволен  осмотром.  Тело  было  в  порядке,  но  привычное  желание
двигаться, бежать, действовать уступило место осторожности, и Блейд поглубже
вжался в  сырой  песок,  боясь,  что его  обнаружат. На берегу разыгрывалось
некое действо, и странник весь превратился в зрение и слух.
     Что  там? Опять воины, кони, тайные  ночные встречи? Блейд  усмехнулся.
Ему  было абсолютно неинтересно, что  происходит  вдалеке. Он поймал себя на
этой  мысли, и ему  стало смешно и грустно. Смешно оттого, что уже ничто его
не  может удивить в  этом мире,  и грустно  по той  же причине... К тому  же
смертельно хотелось курить и становилось зябко.
     Небольшой   (судя  по  производимым  им  звукам)  отряд   тем  временем
приближался, и странник уже  мог разглядеть  в сгущавшихся сумерках  силуэты
пятерых  всадников. В  форме  их доспехов  и убранстве  упряжи  было  что-то
неуловимо  знакомое,  но Блейд никак  не  мог ухватить  за  хвост  постоянно
ускользающее  воспоминание. Что ж, рассудил он, придет время,  и все встанет
на свои места. Единственное, что могло помешать прозрению - вражеская стрела
или добрый удар топором по затылку. Но до сих пор звезды были благосклонны к
нему. Остается надеяться, что  он еще не исчерпал до конца тот запас  удачи,
который судьба благосклонно отпустила ему.
     Всадники спешились.  Один  из них подошел к самой воде, высек  кресалом
искру и,  запалив  небольшой смоляной  факел,  начал совершать  им  круговые
движения над головой, всматриваясь в морскую даль. Его спутники  стояли чуть
поодаль, картинными позами своими напоминая восковые манекены мадам Тюссо.
     Странник   напряг  слух.  Да,  сомнений  не   было:  со  стороны   моря
приближалась лодка. Углубившись в наблюдения  за неожиданными визитерами, он
упустил, что скрип уключин был первым  звуком, услышанным им в этом мире. Он
усмехнулся,  подумав,  что у  обычных людей "в начале было слово",  а на его
долю в новой реальности достались всего лишь конское ржание и скрежет ржавых
весельных петель.
     Всмотревшись в  едва различимый силуэт судна, странник понял, что перед
ним галера. Внушительные размеры не  позволяли ей подойти к берегу, однако у
Блейда возникли сомнения  по поводу  того, что хозяева этого  корабля вообще
рискнут  войти  в  гавань:  изогнутый  нос и стремительные очертания корпуса
позволяли  предположить,  что  это  судно  принадлежит местным  джентльменам
удачи.  Странник  отметил,  что   подсознание  его  по  каким-то  неуловимым
признакам  занесло галеру в соответствующий реестр, поставив на выходе штамп
"Внимание  -  опасность!"  Это еще  раз доказывало, что он уже гостил в этом
мире. Однако  подробности предыдущего визита по-прежнему покоились на  самом
дне  памяти,  упорно не желая всплывать на поверхность. Блейд с  философским
спокойствием решил, что сущность человеческой натуры такова, что в  моменты,
когда пристало думать о  душе,  почему-то  всегда вспоминается  нечто весьма
далекое  от  этого священного  предмета.  Скажем,  нагая  фигурка  последней
подружки  или  почти  забытый вкус  шабли  во  льду,  урожая  двадцатилетней
давности... Он мысленно покачал головой, осуждая капризы своей памяти.
     Лодка тем  временем застыла в десяти шагах от берега,  и из  нее грузно
выпрыгнул внушительного роста и телосложения моряк,  зверское выражение лица
коего не оставляло сомнений в профессиональной принадлежности  хозяев судна.
Мореход,  не привыкший к суше, плюхнулся в воду, подняв целый фонтан брызг и
вдосталь зачерпнув соленой влаги  голенищами  сапог из толстой кожи.  Грубая
брань  нарушила  вязкую  морскую  тишину,  и гигант,  стащив  мокрые сапоги,
яростно швырнул их на песок, оставшись босиком.
     Блейда   это  весьма   порадовало   -   как  неоспоримое  свидетельство
процветания  той социальной  группы,  к которой относился  вновь  прибывший.
"Вероятно, -  подумалось ему, - последняя экспедиция  этих джентльменов была
весьма  удачна,  раз  мелкие неудобства  вроде  промоченных  ног  заставляют
проявлять  такую  расточительность!"  Он  отметил, что  пока посланец из вод
морских  выделывал  свои  тяжеловесные  антраша  у   самой  кромки   прибоя,
встречавший его воин, до  этого момента старательно державшийся в стороне от
света факела, сделал несколько размеренных шагов навстречу и протянул руку в
перчатке, нетерпеливо щелкнув  пальцами. Глава делегации  с пиратской галеры
вынул  из-за пазухи свиток, опоясанный шнурком, на конце  которого болталась
большая  аляповатая печать, и сунул ее в простертую длань. Воин, ни слова не
говоря, передал  пергамент  стоявшему  за  спиной оруженосцу, развернулся  и
пошел  к своему  коню. Раздалось  ржание,  затем  -  глухой  стук  копыт,  и
маленькая кавалькада  умчалась прочь,  к  высокой громаде замка,  венчавшего
скалу. Босоногий посланец, не  переставая сквернословить,  заплюхал к лодке.
Опять  заскрипели  уключины, и  шлюпка,  из  которой  доносились  постепенно
затихающие проклятья, заскользила к маячившему вдалеке силуэту галеры.
     Странник  чуть   приподнялся,  пытаясь  получше   разглядеть  человека,
принявшего свиток. Что-то  было неуловимо  знакомое в  его  поступи,  манере
опираться рукой на эфес меча, привычке садиться в седло. Что-то знакомое, но
он никак не мог уловить, что именно - ведь лица воина ему так и  не  удалось
разглядеть.
     Здраво рассудив, что  пара сапог на дороге не валяется, Блейд крадучись
подобрался  к  валявшейся  на  песке  обновке.  Сапоги  оказались  ему  чуть
великоваты,  зато  пошиты были крепко,  а  металлические подковы на каблуках
существенно  увеличивали  силу  удара   ногой.   Негромко  рассмеявшись,  он
представил,  как  выглядит  со  стороны -  абсолютно  голый,  но в сапогах с
отворотами,  точно  кот  из сказки  Перро. Оставалось  только сожалеть,  что
раздражительный флибустьер не скинул пару штанов и не оставил  на пляже меч,
окорок и  бутылку какого-нибудь местного пойла. Однако тот  явно  не  спешил
возвращаться, чтобы исправить свою ошибку; и, оглядев пустынный берег, Блейд
рассудил, что  утро вечера мудренее и что ночевать  ему придется прямо  тут.
Холод почти не ощущался; его тренированное тело уже адаптировалось к местным
погодным  условиям.  Он  растянулся  на  песке и  попытался  напрячь память.
Проклятье! И замок на скале, и это побережье, и движения неведомого всадника
-  все  это  являлось  разрозненными  частями  мозаики,  которую  надо  было
соединить в единое целое. Картина, однако, не складывалась.
     Поворочавшись,  Блейд  стянул  один  ботфорт  и  стал  внимательно  его
рассматривать. Кожа, из которой был изготовлен сапог,  напоминала свиную; на
внутренней стороне выжжено клеймо  - тисовый лист в круге. Подковки, в  виде
полумесяца с  закругленными  углами, были сделаны из  металла, напоминавшего
медь.  Больше из осмотра сапога ничего  выжать не удалось. Не  густо!  Блейд
покачал головой. Теперь он знал, что обувь здесь шьют свободные мастеровые и
что они хоть раз в своей жизни видели дерево...
     Устроившись   поудобнее,   он   расслабился,   смежил  веки   и  сквозь
надвигающуюся дрему прошептал:
     - Где я? Что это за страна, название которой стерлось в моей памяти?
     Какой-то миг ему казалось,  что  стоит  найти ответ на этот вопрос, как
все встанет на свое  место, и прозрачные фантомы, затаившиеся в подсознании,
обретут  плоть,  звук и вкус. Но ответ пришел неожиданно - вместе с  ударом,
обрушившимся  на  его  голову  и  пославшим его  в темную  пропасть небытия.
Красная пелена застлала  взор Блейда, и сквозь  нарастающий гул  в висках он
услышал то имя, которое так силился вспомнить...
     -  Альба,  ублюдок кайры! Страна, в которой жалкие голодранцы не должны
осквернять взоры владык Крэгхеда...
     * * *
     Перед глазами Ричарда  Блейда проплывали странные звероликие твари. Они
сражались,  совокуплялись, размножались, наливались  злобной  силой  и снова
вступали в схватку... В голове, гудевшей  после мастерски нанесенного удара,
тяжело ворочались мысли. Наконец Блейд  понял, что отвратительные  волосатые
морды - всего лишь грубо намалеванные фрески  на потолке  длинного коридора,
по  которому его  тянут  за  ноги,  а его  затылок  аккуратно  пересчитывает
каменные плиты пола. Он попробовал пошевелиться, но это не удалось;  похоже,
что руки  у него были  крепко  связаны.  Два  дюжих стражника  в  просторных
меховых  накидках  и  высоких  сапогах,  перепоясанные короткими  мечами без
ножен,  волокли  его за ноги, точно бесчувственный  куль. Несмотря на боль в
затылке, Блейд скривил губы  в невеселой усмешке. Редко, очень редко в новом
мире его встречали с фанфарами,  но  почти в каждом случае появлялся  некто,
пытавшийся покуситься на целостность  его  драгоценного  тела.  Он попытался
пнуть стражей, но потерпел полное  фиаско -  их стальная хватка парализовала
движения,  и  вместо  запланированного  удара  получилось  нелепое  дерганье
ногами. Один из воинов осклабился:
     - Смотри, Лайон, этот кусок  ослиного  помета очухался!  Может, врезать
ему еще раз?
     Второй сплюнул на пол:
     - Чего уж там! Немного осталось... Пусть насладится темницей Крэгхеда и
поблагодарит его владетеля за кров и пищу.
     - Ему надо и то, и другое, - отозвался с хриплым  смехом первый. - Этот
голозадый, похоже, даже собственные портки проиграл в кости!
     Подтащив  Блейда  к  дверям  камеры,  они  открыли ее ржавым  ключом  и
швырнули странника на вонючую солому.
     - Благодари  господина Крэгхеда за его доброту, - заржал первый страж и
захлопнул решетчатую дверцу.
     * * *
     Тонкие пальцы  с  миндалевидными  ногтями  тянутся  к резному ларцу  из
дорогой серебристой древесины. На крышке  ларца - неведомые  руны  и искусно
вырезанный  полумесяц в сплетении  дубовых ветвей. Пальцы оглаживают крышку,
вынимают маленькую фигурку из воска, изображающую  могучего воина с  резкими
чертами  лица. Чем-то неуловимым - разрезом ли глаз, линией губ  или  формой
черепа  -  он  отличается  от  людей  этого  мира.  Пальцы  бережно  ласкают
колдовской амулет, укладывают на  чистую полотняную тряпицу, затем неспешным
заученным  движением  ставят  рядом   темную  склянку  с  дымящимся  зельем.
Обмакивают высохшую дубовую  веточку в варево и начинают мазать им  восковую
головку.  "Он  вернулся..." - шепчут  пухлые надкусанные губы  и  монотонным
речитативом заводят древние заклинания.
     * * *
     Тупая боль в голове постепенно  прошла,  и  Блейд смог осмотреться. Его
камера  напоминала клетку в  зоопарке:  передней стены  у  нее не  было,  ее
заменяла прочная решетка, сработанная из прутьев толщиной в  руку  взрослого
мужчины. Это давало определенные  шансы; какие - еще не было ясно. Он бросил
взгляд  на ноги -  сапоги  исчезли.  Внезапно  ярость  охватила его. Нет, не
только  потому, что его треснули по  голове и бросили в этот вонючий подвал,
на  перепревшую солому; и  не  потому, что  его  тащили волоком до  гнусного
каземата, словно баранью тушу... Нет, не только! У него подло  украли вещь -
вещь, которую  он уже считал своей, - а этого Ричард  Блейд стерпеть не мог.
Любой предмет, принадлежавший ему, будь то меч, сапоги, собака или  женщина,
не  мог без  его  ведома и желания перейти  в  собственность другого. Видно,
подумал странник,  этот мир разболтался  в его отсутствие. Но  ничего! Стоит
напомнить ему, кто он такой, и научить уважать право собственности!
     Но сначала надо было освободить руки.
     Он  попробовал пошевелить  затекшими кистями  - те почти  не слушались.
Впрочем,  местные кретины связали  ему руки перед грудью, а опыт подсказывал
Блейду,  что  в  камере всегда отыщется  какая-нибудь  безделица,  способная
послужить во благо отринутых судьбой.
     В  данном  случае  поиски  не заняли много  времени  - на стене  висела
масляная лампа, источавшая  скверный  запах рыбьего жира. Блейд порадовался,
что  жители   этого  мира  не  отличались  высоким  ростом.  Источник  света
располагался достаточно  высоко  для  того,  чтобы  его мог  достать обычный
узник,  но строители темницы  явно не рассчитывали  на  шестифутовых гостей.
Странник приподнялся на цыпочки и,  преодолевая тошноту от усилившейся вони,
попытался зубами дотянуться до металлической скобы, на которой крепился этот
варварский светильник. С третьей попытки ему это удалось, но нестерпимый жар
опалил  ресницы,  и  Блейд,  разжав  зубы, не  удержал  свою  добычу.  Лампа
покатилась  по полу,  забрызгивая  каменную  кладку раскаленным  маслом,  и,
зашипев, погасла. Теперь  он остался в темноте - камеру освещал лишь факел в
конце  коридора,  а  его  света  хватало  лишь  на  то,  чтобы  не  потерять
ориентацию.
     Так...  Ладно...  Попробуем  что-нибудь   другое...  Взгляд   странника
остановился  на  медном  крюке, вмурованном  в каменную  стену.  Несомненно,
подобное  украшение служило  для того, чтобы  приковывать к нему беспокойных
постояльцев.  Подойдя  к стене,  Блейд попробовал  выдернуть его  связанными
руками.  Кисти слушались плохо, и  проклятый крюк  не пошевелился. Он утроил
усилия, предпринял еще несколько попыток,  но тщетно. Тогда, обследовав свое
узилище  снова,  он обнаружил  в углу  глиняный  кувшин,  который  был почти
погребен под грудой прелой  соломы и незаметен с первого взгляда. Блейд пнул
его  ногой,  остро  сожалея  в  этот  момент,  что  лишился  сапог. Посудина
хрустнула и рассыпалась на  куски.  Опустившись на колени и  выбрав осколок,
показавшийся наиболее острым,  странник принялся перепиливать  веревку.  Ему
чудилось, что  прошла вечность, соленый пот капал  на ресницы и жег глаза...
Потом -  хлоп!  -  лопнуло  одно  волокно.  Затем  другое. Вскоре  Блейд уже
массировал затекшие кисти.
     Оставалась  самая  малость  - выбраться из этой  дыры и познакомиться с
хозяевами замка, доказав им, что он  - нечто большее, чем нищий  голодранец,
ночующий на морском берегу. Увы,  торжественное явление в этот мир у него не
получилось. Конечно, было бы заманчиво возникнуть из пустоты прямо в тронном
зале,  заняв  место  придворного  чародея, или,  на  худой  конец,  прослыть
демоном, как в Киртане... Во всяком случае, валяться  на соломе, провонявшей
мочой былых постояльцев,  он  не  собирался.  Это  было  бы  недостойно его!
Недостойно Айдена, недостойно Британии, его родного Альбиона!
     Альбион...  Альбион...  Что-то  важное,  связанное с этим  понятием, он
никак не мог  вспомнить.  Какое-то ключевое  слово, произнесенное стражем на
берегу...
     Альбион.  Аль-бион... А-л-ь-б-и-о-н...  Альба... Альба... Альба? Альба!
Конечно же, Альба!!!
     Он едва не вскрикнул от радости: картины, запахи, звуки,  угнездившиеся
где-то на дне сознания, обрушились  стремительной горной лавиной. Ну конечно
же  -  Альба! Его первое  странствие!  Бронзовый топор... Айскалп, Дробитель
Черепов... Похотливые ласки королевы Беаты... Друсы,  терзающие плоть  своих
жертв... Зловонные оскаленные пасти огромных медведей... Запах пота, крови и
отравленный  кинжал в спине... Поверженный  Геторикс, удушенный  собственной
бородой... Сладковатый запах шипра... Талин...
     Талин!
     Это имя заставило его сердце сжаться...
     Талин... Та,  о которой он  грезил еще долго... Блейду  вдруг сделалось
страшно; все эти десятилетия он прожил так, как будто Альбы вообще не было в
его  судьбе. Проклятый  компьютер  почти  начисто лишил  его памяти  об этом
странствии... Талин! Он нахмурился.  Есть что-то очень важное, что-то такое,
что заставило его вернуться сюда...
     Внезапно он вскочил.
     Сын! Его дитя!
     Хейдж говорил, что у него остался в  этом мире ребенок. Мальчик? Ричард
Блейд почему-то надеялся, что это мальчик. Сын! Его и Талин...
     Внезапное  озарение будто бы прибавило ему сил, и он  издал боевой клич
во всю силу могучих легких: "Йо-х-о-о-о-о!!!"
     В коридоре послышались грузные шаги тюремщика.
     Блейд вспоминал. Картины,  долгое  время дремавшие в его памяти,  вдруг
стали  такими отчетливыми, что,  казалось, затмили четверть века странствий.
На мгновение он забыл, что является Ричардом  Блейдом; помнилось только, что
он - принц Лондонский, вождь орд Геторикса, владетель  бронзового топора. Он
помнил все так отчетливо, словно  это  случилось  вчера.  Вчера...  Странник
задумался, пытаясь воскресить в памяти слова Хейджа. Хейджа? Кто этот Хейдж?
Какое нелепое, неправдоподобное имя... Сколько же лет прошло с тех пор?..
     Тем  временем  тюремщик   приблизился  к  решетке  и,   обнаружив,  что
светильник погас, разразился потоком брани:
     - Будь ты проклят, вонючая задница осла,  сын шлюхи, зачавшей в канаве!
Я все  расскажу  сотнику, и  он прикажет  нарезать из твоей шкуры  ремней, а
внутренности скормить псам! Проклятье Тунора на твою голову, ублюдок!
     Понося  узника, страж  не  заметил, что тот освободился  от пут.  Блейд
понял  это, но  не спешил  разделаться  со своим  разъярившимся  тюремщиком.
Дождавшись паузы, он негромко произнес:
     - Эй, собака, это же Альба, не так ли?
     Стражник задохнулся от гнева и, шагнув поближе, плюнул в его сторону.
     -  Зачем  ты  сшиб  светильник,  ублюдок?  -  Взгляд  его, привыкший  к
полутьме,  остановился  на останках  кувшина,  и ярость от  нового  открытия
заставила стража вздрогнуть. - Э-э-э, я  вижу, ты еще разбил кувшин с водой,
голодранец!  Ну, тебе  же хуже!  Нового не  получишь  и через неделю  будешь
хлебать собственную мочу!  А в наказание не будешь жрать два дня. А это тебе
за собаку... - Воин с силой ткнул древком копья в лицо Блейду.
     Тот  проглотил кровавую слюну, с  трудом сдерживая  желание  немедленно
размозжить стражнику голову:
     -  Так это Альба или нет? Отвечай,  грязна