менный и маняще-недоступный, как в океане...
     * * *
     Блейд плыл на юг. Великое течение несло, покачивало его суденышко, то и
дело обдавая  солеными  брызгами  прозрачный  фонарь  кабины; день  сменялся
ночью,  свет  --  тьмой,  затем  круглый  оранжевый  апельсин  солнца  вновь
выкатывался из-за чуть заметной синеватой черты,  разделявшей небеса и воды.
Скорость  течения  постепенно  падала. По  утрам  Блейд выбрасывал  за  борт
веревку с узелками  -- примитивный гарторский лаг -- и,  отсчитывая  секунды
биениями пульса,  следил, как бечева  исчезает в  зеленоватых волнах. У Щита
Уйда,  где начался  его путь, флаер делал двадцать пять миль в час;  теперь,
после недельного  плавания, скорость снизилась  до  пятнадцати узлов. Сделав
примерный подсчет, он решил, что приближается к пятидесятой параллели.
     Солнце  здесь уже не пекло  с  тем яростным  неистовством,  как  вблизи
экватора.  Теперь  путник  мог  раздвинуть обе  створки кабины, чтобы свежий
океанский  ветер гулял под ее колпаком, обдавая колени влагой. Откинувшись в
кресле,  Блейд  проводил  долгие  часы то  рассматривая  высокие  небеса, то
вглядываясь  в  океанские  просторы. Он смотрел  --  и  не  видел;  две  эти
беспредельные протяженности,  одна -- ярко-голубая, другая  -- сине-зеленая,
скользили где-то на  грани его  восприятия,  могучие, исполински-необъятные,
успокаивающие. Фон для воспоминаний, и только.
     Он  вспоминал. Нет, не события, не  города и замки, не  лица  друзей  и
врагов,  не  женщин, с которыми  был близок, не битвы, походы и поединки, не
обстоятельства,  связанные  с тем  или иным странствием, и не  пейзажи чужих
миров. Миры эти, однако,  длинной  чередой проходили перед ним,  кружились в
нескончаемом хороводе,  пробуждая  нечто  потаенное, дремавшее  в  его  душе
долгие годы, зревшее, как сердцевина зерна, скрытая твердой оболочкой.
     Когда-то --  безумно давно!  --  Лейтон сказал,  что он,  Ричард Блейд,
всего лишь репортер, собирающий факты. Это было  правильно. Он  мог изложить
только факты,  факты и еще раз факты; слов, чтобы передать  впечатления,  не
хватало. В конце  концов,  он являлся  разведчиком, а  не поэтом!  Человеком
действия, а не искусства, повелителем меча, не пера!
     Теперь он сумел  бы рассказать о  виденном иначе, полнее  и глубже, чем
раньше. Конечно, факты -- необходимая вещь, но за их сухим перечислением, за
беспристрастной оценкой выполненного  и узнанного, должно стоять еще что-то.
Запахи,  звуки, ощущения,  краски,  вкус... Нечто  неуловимое  и  яркое, как
нежданный блеск молнии  в ночном небе... Пожалуй, в пятьдесят шесть он сумел
бы поведать  о том, что  ускользало  от него двадцать  и десять  лет  назад,
скрытое частоколом фактов и обстоятельств.
     Странник  грезил,  вспоминая  пройденные  дороги  Акрод, Катраз...  Они
благоухали ароматами моря и виделись ему в синей и голубой гамме хрустальных
григовских  сонат.  Рокотал прибой, круглились  белоснежные паруса кораблей,
нежная  соната  штиля переходила в  громовую симфонию бури, наполняя  сердце
восторгом и ужасом... Свистели  стрелы, грохотали орудия, драгоценный жемчуг
Кархайма переливался и сверкал в жадных нетерпеливых руках.
     Талзана...  Да,  Талзана  была совсем  иной -- так же,  как  Иглстаз  и
Вордхолм. Они казались Блейду зелеными, пахнувшими листьями и мхом, нагретой
солнцем корой деревьев, терпкими дымками костров.  Мерный  шум моря сменялся
тревожной  лесной  тишиной,  прозрачный  бескрайний  простор  уступал  место
золотистой полумгле, ощущение соли на губах переходило в горьковатый привкус
смолы.  Лес,  тайга,  сельва, джунгли...  Мириады шепчущих листьев, сосновые
лапы  с  колкими  хвоинками, лианы,  ползущие вверх по стволам  словно  тела
неимоверно  длинных питонов,  кусты,  покрытые  крупными  сизыми  ягодами...
Зелень, ласкающая взгляд...
     Степи монгов,  равнины  Ката  и  Тарна  тоже были  зелеными,  но совсем
другого оттенка, чем  леса; там господствовали не цвета темного  изумруда, а
нежная  прозелень нефрита.  Они пахли травами, конским потом, жарким и сухим
ветром.  Берглион  же, как положено снежной  стране, был белым и фиолетовым,
холодным, знобким и опасным, как клинок заледеневшего кинжала. Джедд, Альба,
Уренир, Киртан, Меотида...
     О,  Меотида! Сколько же ему тогда  было  лет? Тридцать  три?.. Тридцать
четыре?.. Меотида,  прекрасная,  как лица  и тела ее женщин...  И сама будто
женщина -- с округлыми грудями-горами, с плавными очертаниями бедер-берегов,
с изобильным  курчавым лоном рощ на  горных склонах, с  озерами --  темными,
светлыми, хризолитовыми, жемчужно-серыми и голубыми, словно девичьи глаза...
     Блейд вздыхал, наслаждаясь  ароматами  воспоминаний, улыбался  и  вновь
впадал  в полузабытье.  Сейчас, когда  хорошее и  плохое подернулось  флером
времени, он  уже не считал каждый свой вояж визитом в преисподнюю. Любой  из
миров  был ужасен, любой  грозил  гибелью --  и, в  то  же время,  оставался
неповторимо прекрасным. В точности, как Земля!
     Но в  данный момент он находился в  Айдене, и Айден заменял ему  все --
катразские океаны и  леса Талзаны, снега Берглиона и высокое небо Вордхолма,
мира Синих Звезд, пустыни Сармы и горы Джедда, Землю и таинственную звездную
империю паллатов.  "Тассана, катори, асам", --  едва слышно прошептал он  на
певучем  оривэе,  но  язык галактических странников казался неуместным среди
соленых вод Айдена. Да, Айден заменил все, даже  Землю; и если  ему  суждено
вернуться  на  берега  Ксидумена,  в  замок  бар  Ригонов,  он  опишет  свои
странствия заново -- и сделает это именно здесь. Здесь!
     Утренние занятия  с  лагом  и рыбная  ловля под  вечер  служили  Блейду
единственными развлечениями. В сумерках  обильные косяки серебристых крупных
рыбин  устремлялись к  отмелям и  берегам  близкого  Сайтэка на  кормежку, и
странник  бил их дротиком. Рыбу он ел сырой, слегка подсоленной; это утоляло
и  голод,  и жажду. Впрочем,  пресной  воды  у него  имелось  достаточно  --
климатизатор,   питаемый   солнечными   батареями,   работал   исправно,   и
сконденсированная  влага  капля  за  каплей  стекала  в подставленный  внизу
черепаший панцирь. За сутки набиралось две кварты жидкости.
     Он   так  и  не   воспользовался   предсмертными   откровениями  Найлы.
Опознаватель, похожий на зажигалку или крохотный фонарик, по-прежнему  был с
ним,  и теперь  он  знал пароль,  сигнал SOS,  который  позволил бы  вызвать
помощь. Нажать  четыре раза в  такт вдохам... два вдоха пропустить... нажать
еще два раза...  В  такт вдохам, в  такт вдохам... Он видел  посиневшие губы
Найлы,  на  которых  лопались  кровавые  пузырьки  --  в  такт   ее  вдохам,
предсмертным...
     Это картина оставалась  единственной, приводившей его в неистовство. Он
смирился  со смертью  девушки; он видел много смертей и знал,  сколь  хрупка
человеческая  жизнь,  как  быстро  могут  оборвать  ее   камень,  палка  или
четырехдюймовая  полоска стали, и насколько  бесплодны запоздалые  сожаления
тех, кто не сумел защитить близкого. Но это не значило,  что он отказался от
мести,  совсем нет!  И мстить он будет не тупым дикарям с Брога --  они свое
уже получили,  -- а людям,  отправившим  Найду на  смерть. Маленькую хрупкую
Найлу, которая не умела убивать!
     Дикари  -- просто злые дети, недоумки,  дебилы... Но те, кто командовал
Найлой, относились к цивилизованным людям; они были ровней Ричарду Блейду, а
не айденскому нобилю,  драчуну  и выпивохе  Арраху  бар Ригону,  и полностью
несли ответственность за  свои решения и поступки.  Они  еще  не ведали, что
мститель приближается к  ним,  влекомый на юг Великим Потоком; они не знали,
что душа его полнится гневом при мысли о них.
     Только бы  найти этих ублюдков! Фран, дротик, пистолет  или бластер  --
что подвернется под руки, то и послужит орудием мести! В крайнем случае, ему
хватит кулаков... И  он доберется на юг сам, без всякой помощи! Он  докажет,
что дух человеческий и тело -- по крайней  мере, его дух и  тело, -- сильнее
машин  и заслонов,  преградивших туда  дорогу!  Он  и за  Ай-Рит посчитается
тоже...
     На восемнадцатый день Блейд обогнул южную оконечность Сайтэка, и теперь
замедлившееся  течение  понесло  его  кораблик  на  север.  Он   не  пытался
приблизиться  к гигантской  островной гряде. Что можно было там найти? Те же
полудикие  племена,  как на  Гарторе, Гиртаме и Броге, очередного Порансо со
сворой туйсов  и сайятов... Странник  не испытывал желания оказаться в таком
обществе. Конечно, было бы неплохо раздобыть еды, плодов, лепешек и мяса, но
он и сам мог оказаться лакомым кусочком для местных гурманов.
     И Блейд  правил  к  востоку  от опасных берегов,  стремясь найти  ветвь
течения,  которая  унесла  бы  его  в   открытый  океан,  к  берегам  южного
континента. Он преодолел экваториальный пояс и очутился  в нужном полушарии;
теперь дело оставалось за  малым -- пересечь пять, шесть или семь тысяч миль
водного  пространства  на  крохотной  скорлупке.  Суденышко  его  отличалось
фантастической крепостью и относительным комфортом, так что мореплавателю не
грозила гибель во время  бури или в пасти какого-нибудь прожорливого чудища;
но он вполне мог  скончаться от старости, если морские  боги  не пошлют  ему
подходящий поток,  направленный к северо-востоку. Блейд  молил  об этом Семь
Священных Ветров Хайры и свою удачу.
     Вот все, что он делал -- грезил наяву, ярился,  ловил  рыбу и  возносил
молитвы далеким северным богам.
     * * *
     Ветры  Хайры были  милостивы  к  нему.  На  двадцать третий день  Блейд
заметил, что курс начал  меняться;  теперь его  несло  на северо-восток.  Он
сверился  по карте,  мерцавшей на мониторе флаера, и установил, что движется
сейчас в направлении северных материков, Ксайдена и Хайры. Безусловно, ветвь
Великого  Потока, в  которую  он  попал,  не  могла  донести  его к знакомым
берегам: на пути высилась стена  экваториальных саргассов. Значит, рано  или
поздно  течение  повернет -- к  востоку, куда  он стремился, либо к  западу,
вновь сливаясь с главным стрежнем. Куда же?
     Через  неделю   страннику  стало  ясно,  что   его  кораблик  описывает
гигантскую дугу. Вначале курс все больше  отклонялся к востоку, потом солнце
стало  восходить  точно  над  носом  флаера; наконец,  суденышко  как  будто
повернуло к  югу. Скорость  течения  возросла;  этот  младший брат  Великого
Потока оказался быстрым, очень быстрым. Путник прикинул, что уже удалился от
оконечности Сайтэка на четыре-пять  тысяч  миль,  а это  значило,  что флаер
находится сейчас посреди Западного океана.
     Все шло  хорошо. Рыбы по-прежнему было  много, корабль плыл туда,  куда
нужно,  а месяц морских  странствий успокоил разум и душу Блейда. Однажды он
сидел в  кресле,  как всегда уставившись невидящим взглядом на далекую линию
горизонта и  размышляя о  дневнике, который  начнет писать по  возвращении в
Тагру. Он почти зримо  ощущал, как развернет  большую книгу, переплетенную в
кожу,  и  примется  покрывать  страницы  вязью  привычных  знаков.  Придется
воспользоваться  английским; не  только  потому,  что это  его  родной  язык
(айденский,  благодаря Рахи,  он  знал не  хуже), но  и в силу  ряда  других
обстоятельств. К примеру, ни в айденском, ни в ксамитском, ни в двух дюжинах
других  наречий,  которые  он  смутно  помнил,  не  было  слов  "компьютер",
"самолет"   или  "робот".   Английский,  в  конце  концов,   являлся  языком
цивилизованного  и технологически развитого общества, и лишь оривэй, наречие
звездных странников-паллатов, превосходил  его  в этом отношении. Но  оривэй
Блейд знал явно недостаточно, и он не владел паллатской письменностью.
     Он думал о том, какие тома в кожаных переплетах закажет мастерам Тагры,
какие возьмет  перья и чернила --  авторучек в Айдене не водилось, где будет
держать свои хроники...  Он размышлял на английском -- как всегда, оставаясь
наедине  с самим  собой;  возможно,  поэтому  прозвучавшая  в  голове  фраза
показалась Блейду продолжением его собственных мыслей.
     "Хорошая идея, черт побери!"
     Путник вздрогнул, вынырнув из мира грез,
     "Дик, вы слышите меня?"
     Дьявольщина! Неужели он начал бредить?
     Нет. Настойчивый зов повторился снова.
     "Ричард, это Джек  Хейдж... -- молчание. И опять  --  Вы  меня слышите?
Отзовитесь!"
     Невероятно!  Блейд уже  привык к появлению в Айдене посланцев из своего
далекого  мира. На  протяжении последних месяцев его посещали  дважды, а еще
раньше Хейдж  пытался  чуть  ли  не силком вытащить  его отсюда.  Но  сейчас
происходило  что-то странное, что-то совсем фантастическое! Хейдж  говорил с
ним --  ясно,  отчетливо,  хотя  его  голос  (вернее  --  беззвучные  слова)
доносился  из  другой  реальности,  другого  измерения!  Неужели  американец
разрешил проблему связи -- то, что не удалось сделать самому Лейтону?
     Мысли, как  стая  вспугнутых  птиц,  метались  в голове  странника.  Он
постарался успокоиться.
     "Джек, я на связи. Кажется, вас можно поздравить?"
     "Несомненно, мой мальчик, несомненно!"
     Мой  мальчик!  Каково!  Показалось  ли  ему,  или  в бесплотном  голосе
американца проскользнули знакомые лейтоновские интонации?
     "Большие новости, Дик".
     "Я чувствую".
     Хейдж хихикнул.
     "Наконец-то  мы можем говорить, хотя это поглощает бездну энергии... Не
моей,  Дик,  не  моей  --  электрической,  за  которую  рассчитываются  ваши
британские налогоплательщики".
     "Тогда перестаньте трепаться и говорите о  деле.  Зачем вы связались со
мной?"
     Американец помолчал.
     "Ну, во-первых, чтобы информировать вас о своих успехах".
     "А  я  было  подумал,  что   вы  хотите  заодно  испытать   свое  новое
устройство".
     "Оно уже проверено, Ричард, уже проверено, не беспокойтесь".
     Странно... С кем  еще  Джек Хейдж мог связаться в реальностях Измерения
Икс? Или же испытания проводились на Земле?
     "Хорошо. Что во-вторых?"
     "Дж. шлет вам привет. С ним все в порядке. Со мной тоже".
     "А что могло случиться с вами?"
     "Ах,  Ричард,  Ричард!  --  Несомненно,  манера  Лейтона!  Обычный  его
покровительственный тон! Хейдж, тем временем, продолжал: -- Не мешало бы вам
поинтересоваться моим здоровьем.  Дик. В конце концов, вы прирезали меня как
свинью на бойне!"
     "За  долгие  годы  общения  с  Лейтоном  я  заметил,  что  ученыефизики
чрезвычайно  живучи.   Но  если  вы   будете  тянуть,  Джек,  я  зарежу  вас
по-настоящему -- когда вернусь".
     "Можете назвать точную дату?" -- Хейдж снова хихикнул.
     "Нет. Полагаю, через полгода. Мои дела здесь еще не закончены".
     "Не торопитесь. Я разрабатываю способ, как перенести вас домой вместе с
новым  телом. Такое  ценное  имущество  было  бы  жаль  бросить  на съедение
размалеванным дикарям".
     Новость,  в  самом  деле,  была   потрясающей!  Некоторое  время  Блейд
безмолвствовал, переваривая ее, затем почти с робостью поинтересовался:
     "Значит, Джек, у меня будет... будет два тела?!"
     "Ну, это ваши проблемы, мой  дорогой! Можете  заседать в своем кабинете
облаченным в плоть генерала Ричарда  Блейда. А когда захотите порезвиться  с
девочками, в  вашем  распоряжении  будет  тело  этого  молодого бар  Ригона.
Сказка, а не жизнь!"
     "Джек, прекратите насмешничать! Я уже точу нож!"
     "Вот она, благодарность человеческая! Вы что же, недовольны?"
     "Я всем доволен. Скажите, пароль для возвращения остается прежним?"
     "Конечно".
     Блейд секунду-другую размышлял.
     "А я сам могу связаться с вами?"
     "Пока нет,  но  я  работаю  над этим,  --  Хейдж сделал  паузу. -- Если
удастся  в  полном  объеме   решить  проблему  транспортировки  материальных
объектов  между  измерениями,  сложностей  с двусторонней связью  больше  не
будет. Я пришлю вам некое устройство..."
     "Вроде  старого  лейтоновского  телепортатора?"  --  прервал невидимого
собеседника Блейд.
     "Да, нечто  в таком  роде, но  более удобоваримое... Дик, на этот сеанс
затрачены  энергетические  ресурсы  половины Британии. Пока что  я не  смогу
беседовать  с вами часто и подолгу.  Я буду  выходить  на связь в экстренных
случаях".
     "Понял. Вы говорили, что Дж. рядом с вами?"
     "Да".
     "Передавайте ему привет. Нет,  не просто привет... Скажите ему: Ричард,
ваш сын, шлет свою любовь... И я рад, что с вами, Джек, тоже все в порядке".
     "Наконец-то! Ну, и на том спасибо... Дж. все передам слово в слово".
     Наступило непродолжительное молчание, потом Хейдж быстро произнес:
     "Черт, аккумуляторы садятся раньше, чем я рассчитывал...  Пора кончать,
Дик. Но мой запас  новостей еще не исчерпан. Держитесь за стул... или на чем
там вы сидите, -- послышалось что-то похожее на бесплотный вздох. -- Ричард,
я нашел Джорджа О'Флешнагана! И не только нашел, но и вытащил его! Правда, в
ужасном состоянии... Черт! -- пауза, потом только одно слово: -- Ждите!.."
     Связь прервалась. Блейд,  потрясенный, невидящим  взглядом уставился на
панель флаера, где мерцало несколько ярких огоньков.
     Сам  по себе факт этой  беседы -- не говоря  уж о возможности вернуться
домой в  новом обличье --  являлся поразительным достижением.  Но  последняя
новость его добила!
     Джордж О'Флешнаган был  его приятелем и  младшим  коллегой;  сейчас ему
стукнуло  бы лет сорок восемь. Но в году  семьдесят четвертом  или семьдесят
пятом --  Блейд уже не помнил точно -- Джорджа усадили в кресло под колпаком
коммуникатора  в  подземелье  Тауэра.  Его,  после  тщательной   подготовки,
предполагалось  использовать  как  дублера  в  проекте  "Измерение  Икс";  в
принципе, он подходил по всем статьям.  Как и положено, Джордж исчез, но  --
увы! -- не вернулся. Тогда,  пятнадцать  лет назад,  Лейтон не смог вытянуть
обратно на Землю своего  нового посланца... Интересно, что  Джордж делал все
это время? Судя по последним словам Хейджа, ему пришлось несладко...
     Задумавшись, Блейд  не заметил,  как  небо померкло,  и  сильный  ветер
поднял  высокую волну.  Флаер  тряхнуло,  потом  на голые  колени  странника
обрушился целый водопад. Очнувшись, он плотно задраил обе дверцы и застегнул
ремни сиденья.
     Такое уже  случалось. В средних и низких широтах айденские  океаны были
на диво  спокойны и безмятежны, если не считать кратковременных штормов. Эти
бури, однако, отличались от земных, причем в лучшую сторону. Никакого дикого
неистовства урагана, никакой круговерти волн, ни молний, ни грома, ни ливня.
Лишь тучи затягивали небеса,  а ветер  разгонял валы, вздымая их на  десять,
двадцать, тридцать футов;  они  чинно катились друг за другом, чтобы  где-то
далеко на востоке обрушиться на берег с громоподобным  ревом. Но  в открытом
море было  сравнительно тихо.  Волны  мерно взлетали  вверх  и падали  вниз,
иногда сеялся мелкий дождик, да  ветер  пел и свистел в вышине. Вероятно, то
был один из семи хайритских ветров, верный спутник и покровитель Блейда.
     На  сей  раз  дело  оказалось   серьезнее.  Целые  сутки  высокие  валы
раскачивали флаер,  то швыряя его в  пропасть,  то  поднимая к самому  небу;
Блейд не мог есть, и только  время от времени пил холодную воду. Запас ее во
флягах  постепенно  истощался,  ибо  при таком волнении  драгоценная  влага,
стекавшая  по  ребристому   корпусу  климатизатора,  расплескивалась,   едва
попадала  в черепаший  панцирь.  Путник  страдал  от  головокружения, и  все
попытки  забыться  сном  не  приводили  ни  к чему;  гигантские  качели  все
раскачивали  и раскачивали его, с тупым  упорством стараясь выдавить желудок
наружу.
     Наконец к вечеру следующего дня волнение стало  стихать. Блейд подремал
пару часов, потом, когда море  окончательно успокоилось,  поел, выпил глоток
вина, прибрался в кабине и, раскрыв левую дверцу, уснул по-настоящему. После
недавних мучений ему требовалось восстановить силы.
     --  Э-ллл-ссс...  Э-ллл-ссс... -- стра