авшие  походный  императорский
дворец из  шелков и  полотна; здесь стояли на страже гвардейцы, цвет войска,
ветераны  с мозолями на  челюстях  толщиной в дюйм. Их  посеребренные кирасы
сверкали,  стальные  шипы  наплечников  загибались  вверх,  на  щитах  тигры
скалились  ощеренными пастями, тяжелые  двуручные  мечи  были обнажены,  над
головами реяли стяги и знамена.
     За  площадью  потянулись   места   поскромнее.   Снова  пошли   палатки
меченосцев,  фалангитов  и  тяжеловооруженной   конницы,  затем  --  стоянка
альбагов, рослых, светловолосых и сероглазых,  похожих  на викингов; за ними
располагались смуглые всадники, чьи лошаки  были подобраны в  масть в каждой
сотне -- вороные, буланые, белые, гнедые, пегие  в яблоках, серые, саврасые.
Напротив них, в конических строениях из жердей  и  шкур, напомнивших  Блейду
индейские вигвамы, обитали невысокие чернобородые воины, вероятно -- стрелки
и метателя дротиков. За  ними, ближе к западной стене, нескончаемыми  рядами
тянулись  военные машины: баллисты и катапульты, огромные стрелометы, тараны
на  колесах  шестифутового  диаметра,  пирамиды чугунных  и грубо обтесанных
каменных ядер, каких-то амфор с засмоленными горлышками, штабеля метательных
копий, груды различного снаряжения, аккуратно разложенного под навесами.
     Наконец пошли  кухни, продовольственные  и фуражные склады, необозримой
длины  столы со  скамьями,  вкопанные в землю  гигантские  бочки, от которых
тянуло  винным  и  пивным  духом.  Блейд  встревожился; обозрев силу и славу
кантийской армии, он пока что не представлял своего места в ней. Трудно было
бы  сразу рассчитывать на пост  в гвардии, но они не свернули  ни к палаткам
копейщиков и меченосцев, ни к стрелкам, ни к артиллеристам, ни  к всадникам.
Они вообще покинули лагерь,  проехав через западные ворота и прогрохотав  по
мосту.
     Дальше потянулись отхожие места -- деревянные бараки, установленные над
рвами.  Вероятно,  в  них сыпали  известь, но  это  лишь  слегка  приглушало
неистребимые запахи мочи и фекалий. За бараками снова  начались рвы, одни --
раскрытые, другие -- засыпанные  полностью или наполовину, и странник понял,
что перед  ним  войсковое кладбище. За  этим  мрачноватым погостом, ярдах  в
двухстах от нужников, находилась скособоченная изгородь, а за ней -- скопище
разнокалиберных  шатров из прожженных, грязных,  засаленых  шкур. Среди этих
строений шатались звероподобные личности  в кожаных нагрудниках  и шлемах --
точно  таких же,  как у Шрама и Бороды; а на задворках этих трущоб взвивался
дым над двумя десятками костров.
     Повозка, следуя  за  Марлом  Рилатом, направилась  прямиком к проему  в
изгороди, около которого не было никакой стражи. Шагах в десяти от загородки
децин остановился и бросил на Блейда насмешливый взгляд.
     -- Добро пожаловать  в  рангаду  гасильщиков, десятник Ич Блодам! И  не
забудь: ты обещал мне научить  здесь  кое-кого хорошим манерам. Смотри, если
это  у  тебя  не выйдет!  Пожалеешь, что на свет  родился,  клянусь десницей
Гирларла!

        Глава 4

     Блейд  раскрыл  глаза и несколько  минут  лежал  неподвижно на  жестком
топчане, прислушиваясь  к густому  храпу сопалатников и глядя в потолок. Там
была  изрядная  прореха,  явно проделанная ножом, и  сквозь нее ярко светило
солнце. По груди  Блейда протянулась узкая световая полоска,  словно  свежий
подживающий рубец; она начиналась у  ключицы и заканчивалась где-то в районе
паха.  Внезапно  странник  ощутил  там  легкое  напряжение  и вспомнил,  что
находится в Ханнаре уже четыре дня -- и четыре ночи обходятся без девушки.
     Придется  потерпеть,  Дик, старина, --  сказал  он  самому  себе.  В ту
клоаку, куда  он угодил милостью  Марла Рилата, не пойдет ни одна  приличная
девушка, а прелести лагерных проституток его не соблазняли.
     Клоаку? Блейд скосил глаза на  солнечный лучик на  груди  и усмехнулся.
После путешествия в  Дьявольскую  Дыру не  стоит хулить ни  одно место,  где
можно  полюбоваться на свет солнца! Дыра -- вот это  была настоящая  клоака,
крысиный лабиринт  в миле  под землей, где люди  питались гнусными грибами и
мхом! А здесь вчера он получил мясо, хлеб и вино -- столько, сколько хотел.
     Резко приподнявшись, он сел и спустил ноги на утоптанный  земляной пол.
В  драной палатке стояло еще  девять  топчанов, но  лишь четыре были заняты.
Джеф, Шрам, Борода и  этот парень.  Ухо, с  которым он познакомился вчера...
его  десяток...  неполный   десяток,  который   децин   Рилат   так   жаждал
укомплектовать...
     Интересно, подумал  Блейд, за  что Ухо  угодил в этот штрафбат? Ведь он
явный кантиец... Причем не какой-нибудь  хлям-сосунок,  а  бывалый солдат! И
где он потерял то самое ухо, что  фигурировало теперь  лишь в  его прозвище?
Кажется,  в рангаре  гасильщиков имена  считались слишком большой  роскошью:
Шрама  звали так из-за пересекавшего щеку и подбородок рубца, волосатый хаст
Борода  был,  разумеется.  Бородой,  а  Ухо  --  Ухом,  поскольку справа под
волосами у него торчала только сморщенная культяпка.
     Но   когда-то   он   являлся   воином,   настоящим   солдатом,  о   чем
свидетельствовали  солидные рога  на нижней челюсти! И он был гораздо  умнее
Марла Рилата, поскольку  вчера вечером  быстро  и доходчиво разъяснил новому
десятнику, куда тот попал. Вляпался, точнее говоря!
     Теперь  Блейд знал, что очутился в довольно привилегированных частях --
в  некотором  отношении. Тут было попроще с  дисциплиной, и  многие проблемы
солдаты решали самостоятельно, не затрудняя ни кантийских сержантов, ни, тем
более,  офицеров. Рангара гасильщиков,  состоявшая  всего  из  двух неполных
легионов или  текад по тысяче человек в  каждой, входила в особое  армейское
соединение, подчинявшееся Грозному  Синтаде Гинне Палу,  Колесничему, правой
руке Великого и Победоносного Фраллы Куза.  Согласно  сведениям,  полученным
Блейдом  от Уха, означенный Гинна Пал командовал шестью корпусами-рангарами:
Стражами  Порядка  --  иначе  говоря,   военной  полицией;   Всевидящими  --
лазутчиками  и  шпионами,  набранными  среди  полусотни  различных народов и
племен;  Крепкорукими   --   саперами  и  инженерными   войсками;   отрядами
Огненосцев,  кантийской  артиллерией  из  катапульт  и  баллист,  стрелявших
наполненными  зажигательной  смесью  снарядами;   императорской  гвардией  и
гасильщиками. Гинна Пал мог что угодно построить, хоть мост, хоть  крепость,
а потом сжечь это сооружение из своих метающих пламя машин; он мог выследить
любого злоумышленника, схватить его и вздернуть --  как  говорится, быстро и
высоко; наконец,  от Гинны  Пала  зависела  безопасность императора. Большой
человек! Могущественный!
     Вначале   Блейд   никак    не   мог   взять    в   толк,    почему    к
полицейскоартиллерийскому  ведомству  этого  важного сановника  присоединены
гасильщики. Они выполняли весьма неприятную, но зачастую необходимую работу,
добивая  раненых  на поле брани большими  молотами-гасилами  -- деревянными,
окованными железом, на  длинных рукоятях. Кроме этих палиц, гасильщики имели
на вооружении лопату и нож, похожий на мачете, и все; ни щитов, ни копий, ни
металлических доспехов им не полагалось. Собственно говоря, им не нужны были
ни вооружение, ни воинское искусство, ибо они не участвовали в бою, выполняя
лишь санитарные функции  -- наделать  побольше трупов, а затем убрать их под
землю или на костер.
     Допросив Ухо с пристрастием, Блейд выяснил, что гасильщики занимались и
кое-какими  дополнительными  делами,  как-то:   акциями  устрашения   мирных
жителей,  уничтожением пленных, имитацией разбойничьих нападений на торговые
караваны,  казнями,   пытками  и  прочей  грязной  работенкой,   недостойной
настоящего  солдата,  но  совершенно необходимой на войне. Труды  их  хорошо
оплачивались, но обитали они вне лагеря, за кладбищем и нужниками, и ни один
воин, ни  кантиец, ни  альбаг,  ни ситалла, не принял бы  кружки вина из рук
гасильщика. Они были презренными  париями, и их банды набирались из жестоких
головорезов,  туповатых, но  крепких и  исполнительных. Существовал еще один
способ  пополнения этого мерзкого воинства: замена  смертной казни за тяжкую
вину ссылкой в отряды гасильщиков. Странник почти не сомневался, что кантиец
Ухо попал сюда именно таким образом.
     Чтобы убойная команда  работала  эффективно  и  без сбоев, к  ней  были
приставлены два  десятка  сержантов-децинов,  восемь Офицеров  -- зикланов и
сакоров,  и один  полковник-текад, который  командовал всем  подразделением.
Служба  эта  считалась для  коренных  кантийцев неприятной, но  нужной и  не
позорной;  они  исполняли   ее  во   имя   преданности   вождю.  Великому  и
Победоносному Фраллу Кузу, но к рукоятям  гасильных молотов не  прикасались.
Этого,  впрочем, и не  требовалось: для  дробления  черепов  и позвоночников
существовали солдаты. Такие, как Борода, Шрам и Ухо.
     Блейд  уставился  в  дальний угол,  где  на  своем  топчане  похрапывал
кантиец. Нет, с этим Ухом надо определенно разобраться! Выяснить, как он тут
очутился  и чем может быть  полезен... На вид этому парню было лет  тридцать
пять, и он казался тренированным бойцам, крепко сбитым и кряжистым,  хотя  и
не мог похвастать такой мускулатурой, как Борода,  и уступал  ростом  Шраму.
Блейд решил побеседовать с ним после завтрака.
     Он  собирался уже встать, когда  Джефайа-финареот, занимавший  соседний
лежак, пошевелился и приоткрыл глаза. Рыжие  лохмы его были встрепаны, рыжая
щетина  покрывала подбородок,  и Блейд, заметив это, невольно провел ладонью
по собственным колючим щекам. Зрачки морехода блуждали,  взгляд скользил  по
убогому шатру, по грязному земляному полу и телам спящих; потом он вздрогнул
и прошептал:
     --  Похоже,  хозяин,  мы  попали в  самую задницу  Гирларла...  Гнусное
местечко! Гальюн на "Шаловливой рыбке" и то был чище.
     -- Не  беспокойся, Джеф, мы тут надолго  не задержимся, -- Блейд  потер
подбородок. --  Встань,  приведи себя в порядок и не спускай  глаз с  нашего
серебра. В такой компании лучше все свое носить при себе... Да, вот что еще:
у тебя есть бритва?
     -- Да, мастер  Дик. Только  варвары и дикари зарастают бородой по самые
уши.
     -- Тогда поднимайся и марш на кухню за горячей водой!
     Пока Джеф выполнял приказание, странник оглядел выданную вчера одежду и
боевой  инструментарий.  Доспех  --  кожаная  безрукавка до середины  бедра,
которую  надевали на тунику,  -- был новым, как и  неглубокий шлем с круглым
металлическим значком впереди: все та же  тигриная  морда с молотом под ней.
Сама эта  колотушка стояла рядом, прислоненная к  изголовью топчана вместе с
лопатой, и к ее рукояти был примотан ремнем нож в потертых ножнах.
     Блейд  облачился, натянул  сандалии, и  принялся рассматривать  гасило.
Деревянный  молот, окованный железом, весил фунтов  двадцать пять;  рукоятка
доходила до груди и толщина  ее  была примерно три дюйма. Странник  хмыкнул,
вспомнив молоток, с которым он ходил в Дыре на кэшей, роботов-убийц; тот был
стальным и весил не меньше, но размерами уступал гасилу.
     Отложив  колотушку в сторону, он  вытащил из ножен  слегка искривленный
клинок полуторафутовой длины и несколько  раз взмахнул им в воздухе. Не меч,
конечно, но для  начала сойдет. Было приятно ощущать в руках оружие, хотя  и
такое примитивное, грязное, с пятнами ржавчины на клинке.
     Джефайа притащил миску с  водой, над которой  поднимался пар; на  скуле
его темнел свежий синяк.
     -- Кто это тебя?
     --  Повар, хозяин... Не  хотел давать воды... Ну,  я его тоже приложил!
Мы, финареоты, упорный народ... Национальная черта, знаешь ли!
     Одобрительно  кивнув,  Блейд приступил к бритью. Еще  вчера он заметил,
что все  попадавшиеся  навстречу  кантийцы были гладко  выбриты,  тогда  как
варвары из  вспомогательных  войск  носили  бороды. Ясно, что  в  этом  мире
гладкий  подбородок  -- признак цивилизованного  человека, так  что  бритвой
пренебрегать не стоило.
     Ухо, Шрам и Борода пробудились только к самому завтраку,  когда  Джеф и
его хозяин покончили с туалетом и над лагерем гасильщиков поплыл мерный звон
бронзового  била. Зевая,  они выбрались из постелей и  начали  потягиваться,
разминая мышцы.
     Блейд  велел  построиться. Ухо  и Джеф тут же образовали некое  подобие
шеренги, и  Шрам,  поколебавшись,  присоединился к  ним;  Борода  словно  не
слышал. Он  был занят важным делом --  пытался почесать  под лопаткой. Блейд
подступил к хасту и некоторое время обозревал его плоскую желтую физиономию.
     -- Я велел построиться, парень, -- наконец ласково  произнес он.  -- Ты
что же, не слышал?
     -- Га?
     -- Построиться. Стань вот сюда, за Шрамом.
     -- Хо! Моя не понимай! _
     -- Твоя все  понимай,  -- Блейд  припомнил, как децин Марл Рилат  велел
этой образине вытащить клинок из столба. Тогда хаст повиновался быстро и без
пререканий. --  Твоя  все понимай, -- повторил  он. -- Твоя хочет получить в
зубы?
     За время трехдневного путешествия он  почти  не сталкивался с нелюдимым
хастом  и понимал, что сейчас его испытывают на крепость. Три  воина за  его
спиной затаили дыхание.
     -- Моя  --  получить -- в  зубы? -- медленно произнес Борода, наливаясь
кровью. -- Моя засунет твою в глотку Гирларла! Хо!
     Это "Хо!" он произнес уже на полу, держась за челюсть. Хаст вскочил, но
оказался  сбитым с ног  новым ударом, теперь он ворочался  у своего топчана,
выплевывая  кровь  и  выбитые зубы.  Блейд, запустив пятерню  в  его сальные
лохмы,   поставил   Бороду   вертикально   и  подтолкнул  к   шеренге.  Тот,
ошеломленный, больше не сопротивлялся.
     --  Запомните,  парни,  --  странник  уставился  на  своих  подчиненных
холодным взглядом, -- я, Ич Блодам, ваш десятник. -- Он отметил легкую  тень
ухмылки, скользнувшую по лицам  Шрама и  Уха, и строго повторил. -- Я -- ваш
десятник,  и мои  приказы надо выполнять быстро и радостно. Кто проявит мало
радости, познакомится вот с  этим, -- Блейд продемонстрировал  обществу свой
огромный кулак. -- А сейчас -- марш за мной на кухню!
     К  столам,  находившимся   на   задворках  лагеря,  они   прибыли   без
происшествий. Ухо указал место  их десятка, и Блейд отправил его  с Джефайей
за довольствием. Кормили здесь как на убой -- он заметил огромные куски мяса
в мисках  соседей, -- но вина было немного, по кувшину на пятерых. Вероятно,
кантийские военачальники полагали, что палач должен быть сыт, но не пьян.
     Ухо  и Джеф вернулись. Один нес кувшин и полкаравая хлеба, другой тащил
огромную  глиняную  миску,  при  виде  которой  Шрам  и  Борода   недовольно
сморщились.  Блейд тоже  приподнял брови  -- похоже, сегодня  на  завтрак им
полагались кости. Протянув руку, он отобрал у Джефа кувшин и заглянул внутрь
-- сосуд был полон едва ли до середины.
     Выпрямившись, странник оглядел столы. Тут сидело больше тысячи  человек
из тридцати  различных  племен;  все  --  ражие крепкие парии  с  туповатыми
лицами,  но  широкими  плечами.  Типичные  гориллы!  Приглядывал   за   этим
обезьянником один  сержант из кантийцев,  не  Рилат  -- другой,  незнакомый.
Впрочем, он ни во что не вмешивался, хотя то тут, то там вспыхивали свары, в
основном -- из-за лишнего глотка вина.
     -- За  мной!  -- кивнув  Джефу и  Уху,  странник зашагал  к кострам, на
которых в огромных котлах варилось мясо. Тут суетились три десятка  поваров,
а  с  края выстроилась очередь к бочке,  у  которой орудовал черпаком рослый
костлявый детина, его длинные светлые волосы были заплетены в длинную косу.
     -- Который? -- спросил Блейд, поворотившись к Джефу.
     -- Тот, у бочки... Он здесь главный! Запомнил, рыбья требуха! И воды он
не давал, хозяин!
     Расталкивая головорезов с  кувшинами, странник направился  к бочке, где
костлявый  виночерпий  как раз отмерял  порцию  молодому темнокожему парню в
рваной  тунике,  но  с массивной серебряной  цепью  на шее. Отшвырнув его  в
сторону, Блейд рявкнул:
     -- Ты старший в этой харчевне?
     Костлявый опустил черпак.
     -- Ну, я.
     -- Тогда  запомни меня, парень,  и  моих людей, -- Блейд ткнул  себя  в
грудь, не обращая внимания на гогот в толпе -- Десятник Ич Блодам! Десятник,
а не хлям! Запомни хорошенько!
     Столпившиеся вокруг солдаты  надрывались от смеха, и Блейд никак не мог
понять, чем  вызвано такое веселье.  Он посмотрел на  Ухо -- тот  скривился,
будто от зубной боли.
     -- Я тебя запомню, Ич  Блодам, -- тоже  ухмыляясь, произнес виночерпий.
-- В следующий раз ты не получишь даже костей. Блодамов тут не любят.
     --  Вот как? -- на  щеках странника заиграли желваки -- Ты пожалел  для
меня воды, вина, мяса и даже костей? Ну, что касается вина, я понимаю -- ты,
вероятно, хочешь выпить все сам?
     Он вдруг протянул  руку, ухватил костлявого за косичку и, резко дернув,
сунул головой прямо в пурпурную жидкость. Виночерпий попытался вырваться, но
Блейд держал крепко.
     -- Эй, Блодам! --  темнокожий гасильщик надвинулся на него. -- Не порть
хорошую выпивку, не то...
     --  Не то?..  --  переспросил  странник,  ухватив  левой рукой  толстую
серебряную цепь. -- Боишься, тебе мало достанется? Ну, тогда попей вволю!
     Голова темнокожего тоже скрылась  в бочке. Чуть наклонившись вперед для
устойчивости, Блейд не выпускал обоих пленников, уже начавших сучить ногами.
В толпе сперва приумолкли, потом среди гасильщиков поднялся  ропот, и тут он
обвел их спокойным взглядом.
     --  Сейчас   эти  парни  перестанут  пускать  пузыри,  и  руки  у  меня
освободятся. Могу напоить другую пару. Есть желающие?
     Он глядел с такой  неприкрытой угрозой,  что  разгульное воинство  враз
позакрывало  рты.  Они  были  зверями,   и  безошибочный  звериный  инстинкт
подсказывал,  что в стае появился новый хищник,  куда  покрупнее и посильнее
прочих. Такой, который не будет  ни угрожать, ни  бить,  а разом  перегрызет
горло любому.
     Наконец из толпы  выступил плечистый воин, такой же темнокожий,  как  и
парень с серебряной цепочкой, полоскавшийся сейчас в вине.
     -- Ты и впрямь Ич Блодам, -- сказал он Блейду. -- А я -- Пинок, угха, и
тоже десятник. Будь добр, отпусти моего человека.
     Странник свирепо  оскалился и  посмотрел налево, потом  -- направо: его
пленники  ухе не  дергались, но их,  пожалуй,  еще можно  было  откачать. Он
вытащил  из бочки две  головы, черноволосую и белобрысую, отшвырнул обмякшие
тела в стороны и плюнул в вино.
     --  Вежливые  речи  приятно  слушать,  десятник  Пинок.  Получи  своего
сосунка!
     В глазах темнокожего вспыхнула злоба.
     -- А  ты не  боишься, десятник  Ич  Блодам? Не боишься, что сегодня под
вечер к тебе наведаются гости?
     --  Нет, не  боюсь.  -- Блейд поднял  тяжелый черпак с железной  ручкой
дюймовой толщины, одним махом согнул ее  и бросил  под ноги Пинку. -- Возьми
на память! Сможешь разогнуть -- приходи.
     Он  повернулся  к  поварам,  оттаскивавшим своего  старшину подальше от
грозного десятника, и гаркнул:
     -- Мяса! И вина! Из новой бочки, бездельники!
     Когда Блейд возвращался на место вслед за гружеными сверх меры Джефом и
Ухом, его остановил децин-кантиец.
     -- Это тебя вчера привел Марл Рилат?
     -- Да.
     -- Ты, видно, бывалый солдат. Служил раньше?
     -- Всю жизнь, децин.
     -- Где?
     -- На юге, в Либонне.
     -- Но не в наших войсках,  я  вижу,  -- кантиец словно ощупал  взглядом
нижнюю челюсть Блейда. -- Ты смел и силен, но многого не знаешь.
     -- Например?
     -- Например, нашего армейского жаргона. Как тебя зовут, каснит?
     -- Ич Блодам.
     -- Так тебя записал Рилат. Я спрашиваю настоящее имя.
     -- Ричард Блейд, децин.
     -- Слишком длинно. Возьми себе какую-нибудь кличку...  хоть Черпак... и
то будет лучше.
     -- К чему?
     -- У солдат, знаешь ли,  свои словечки. Хлям -- сопляк, новобранец, нас
вот кличут  крабами,  --  кантиец  с  усмешкой