ормотала:
     - Экебус не чистокровный сармиец... лишь наполовину... И только я, одна
я знаю об этом.
     Это  было вполне  очевидно,  и Блейд  не видел  тут особых  причин  для
горестных излияний. Он нежно обнял плачущую женщину, вопросительно приподняв
бровь; впрочем, он почти предугадывал то, что сейчас услышит.
     -  Экебус - мой  сын, - тихо  произнесла Пфира. - Мой единственный сын,
которого удалось сохранить...  не спрашивай, чего это стоило. Если у тайрины
рождается  мальчик, его  приносят  в дар  Тору... Все остальные мои  сыновья
сгорели  в пасти  бога, не  прожив  и трех дней...  - Она вздохнула, вытерев
ладошкой глаза. - С Экебусом вышло иначе. Много лет назад  в Сарме  появился
воин из Моука  - это далекая страна, дальше Пылающих Песков. Мы любили  друг
друга... очень  недолго, но  я  никогда  его  не забуду.  Он  был  настоящим
героем... Сильный, умный и очень  гордый.  Сарма  не понравилась  ему, и  он
решил вернуться домой. Я плакала, мучилась, но не стала уговаривать его... я
тоже была  слишком  гордой... или  слишком молодой  и глупой. Потом  у  меня
родился сын, Экебус... Ему ничего не известно о родителях - лишь то, что они
были благородными  людьми... и никто не  раскроет  ему тайну... я  приказала
убить  всех, всех!  Блейд, теперь только ты и я знаем об этом. Мы вдвоем!  -
пальцы Пфиры впились  в плечо разведчика, - Прошу  тебя,  молчи! Молчи, ради
милосердного Бека! Фадранту ни  к чему знать, чей он сын. Все равно по нашим
законам ни один мужчина не может стать правителем страны.
     - В том случае, - перебил ее Блейд, - если заговор потерпит неудачу. Но
когда ты погибнешь, Экебус будет править здесь по воле Черного Оттоса.
     - Недолго,  -  покачала головой Пфира.  -  У  Оттоса есть сын,  Джамар,
которого он собирается посадить на трон Сармы. И тогда Экебуса убьют, словно
простого  раба...  - в ее глазах опять  блеснули слезы. - Наверно,  я глупа,
Блейд... эта мысль гнетет меня, и я ничего не могу  с собой поделать... я не
хочу, чтобы мой  сын принял рабскую  смерть  на столбе...  там, у  моря, где
ползают капиды... Значит, он не должен занять мой трон!
     Блейд почти не слушал тайрину, строя новые планы. И хотя  жизнь Экебуса
значила  для него меньше горсти песка, жалость к  несчастной  женщине на миг
кольнула разведчика.  Он  крепко обнял Пфиру, ласково  поглаживая по  спине.
Затем представил лицо фадранта, его черную  бороду... Нет, Экебус был далеко
не юноша! Сколько  же тогда лет Пфире? Судя по всему,  немало... В  это было
нелегко  поверить  -  особенно  сейчас, когда  он гладил  нежную белую  кожу
тайрины, смотрел в гладкое, без  единой морщинки лицо и ощущал прикосновение
маленьких крепких грудей и стройных ног. Эта женщина действительно не  имела
возраста...
     - Ты всю жизнь приглядывала за  Экебусом, - тихо сказал он, -  защищала
его и  осыпала благодеяниями. Я полагаю, тебе не раз приходилось спасать его
от  последствий собственной глупости.  Но он - взрослый человек, мужчина,  и
должен отвечать за свои деяния. Ты согласна?
     Он с волнением ждал ответа, ибо почти не сомневался, что в конце концов
убьет  верховного  фадранта.  Как  там сказал  Экебус  сегодня  днем,  перед
поединком с  Тарсу?  Никому  еще  не удавалось победить судьбу... Правильное
замечание.
     Пфира слабо кивнула.
     - Да. Но мне... мне все равно его жалко!  Стрела и  меч  даруют быструю
смерть, капиды же могут рвать тело приговоренного с рассвета до заката...
     Внезапно новая мысль пришла Блейду в голову, и он испытующе поглядел на
тайрину:
     - Ты уверена, что Криду ничего не известно?
     Снова кивок.
     -  Истина известна  только нам с тобой, Блейд. А до сегодняшней ночи об
этом знала я одна. Видишь, как я тебе доверяю.
     Плечи  ее дрогнули, что не  укрылось от  внимания  разведчика.  Хорошо,
решил  он,  к проблеме  доверия стоит вернуться попозже. Сейчас ему хотелось
решить другой вопрос.
     -  Ты подарила  мне жизнь Пелопса, - сказал он, -  но есть еще  и Зена.
Случилось так,  что я  попал в Сарму и стал ее мужем по вашему закону. Потом
она оставила меня в Барракиде и уехала в столицу, чтобы встретиться с тобой,
владычица, и молить о снисхождении к чужеземцу,  случайно попавшему  в  вашу
страну. Но  теперь я узнал,  что она наказана.  За что?  Разве она совершила
преступление?  К  тому же Зена - тайриота, твоя дочь и наследница! В чем она
виновна?
     Он сильно  рисковал  и  понимал  это.  Но,  быть  может,  тайрина  явит
очередную милость?
     Пальцы Пфиры скрючились, словно когти, впились  в плечо Блейда, царапая
кожу.  Затем,  подняв голову, тайрина  пристально  посмотрела  ему  в глаза,
словно искала какой-то подвох. Ничего не обнаружив,  Пфира, видимо, пришла к
мнению,  что его  слова искренни; Блейд прошел хорошую школу и умел скрывать
свои мысли.  Да и  как  могла владычица  Сармы догадаться,  что главная  его
задача - прикончить нежно любимого братца?
     Пфира молчала, словно размышляя над  тем, сколь  многое  можно доверить
возлюбленному. Блейд забеспокоился. Неужели он зашел слишком далеко? Наконец
тайрина заговорила.
     - Ты прав. Она - моя дочь, и в один день могла бы стать повелительницей
Сармы.  Или проститься с  головой  - ведь  дочерей у меня  много, и  они  не
слишком любят  друг друга. Понимаешь,  Блейд,  мой долг, моя обязанность как
тайрины  -  рожать  девочек.  Женщин, которые будут править  здесь,  на этой
земле, - она глубоки вздохнула, заглядывая ему  в глаза. -  Что ты  знаешь о
нашей стране, Блейд? О людях, которые живут на восточном берегу Алого моря?
     О,  Пелопс рассказывал ему многое, очень многое! Блейд  даже сморщился,
припоминая  его длинные  утомительные повествования.  Но теперь  эти  лекции
пригодились, и он пересказал тайрине все, что знал.
     Пфира кивнула.
     - Да,  тебе в  самом  деле кое-что известно.  Но  далеко  не все,  нет!
Поэтому слушай, - она легла на живот, подпирая маленькой ладонью подбородок,
и  задумчиво  уставилась на  оранжевое  пламя  свечи.  - У  меня было  много
детей... мальчики, кроме  Экебуса, умирали, девочки  жили.  Я  не растила их
сама...  моих дочерей забирали, как только раздавался их первый крик.  Таков
закон.   За   ними   смотрят   жрецы.  Наставники.  Учителя.   Кормилицы   и
женщины-рабыни...  Я  ничего  не  знаю  о  них.  Некоторые  умирают,  других
убивают... по разным причинам.
     Но время  идет, мои  дочери растут, становятся взрослыми,  и тогда одни
начинают плести против меня заговоры, другие же берут в свои покои  мужчину,
тем самым отрекаясь от права на трон. Их многому учат... и те,  в  ком жажда
власти  пересиливает тягу к мужской  ласке, должны  бороться. Жестокий путь,
Блейд, но единственно возможный... У меня было тридцать сестер,  но я выжила
и стала тайриной. Я была так нетерпелива, я так истомилась  от ожидания, что
подсыпала  матери яд... Мои руки  принесли  ей смерть, но я больше не  могла
ждать... не хотела...
     Блейд опустил веки. Это было сказано так естественно и спокойно, что он
ни на миг не усомнился в  словах тайрины. Похоже, такие вещи - не редкость в
Сарме. Здесь пес  грыз пса  - или, вернее,  кошка царапала кошку, отвоевывая
себе место под солнцем. Дворец тайрины переполняла  зловонная пена  интриг и
предательства, - а его белоснежные камни были омыты кровью.
     С минуту он молча обдумывал  услышанное, теребя отросшую бородку. Пфира
уже не смотрела на  свечу; она  опустила  глаза вниз,  выясняя, готов  ли ее
возлюбленный продолжить  ночные игры. Блейд  не  был готов, и женщина начала
энергично помогать ему. Он поймал ее руку и крепко стиснул.
     - Значит,  Зене ничего  не грозит? На  том судне,  куда ее сослали?  Ни
голод, ни плети, ни смерть?
     Пфира пожала гладкими плечами.
     - Конечно! Кто посмеет  тронуть дочь тайрины?  Никто. Кроме меня или ее
сестер.  Ни один  человек  не  поднимет на  нее  руку.  Это  Сарма, Блейд...
Запомни!
     Ему хотелось  выяснить,  сколько же у  Зены сестер,  но тайрине мог  не
понравиться такой  вопрос, содержащий  намек  на ее  возраст. К тому же  она
снова почувствовала желание и теперь пыталась возбудить Блейда, пустив в ход
и губы, и руки.
     Он снова чуть придержал ее.
     - Что же Зена делает на этом судне?
     В ответ Пфира  больно  укусила его.  Если  так  пойдет дальше,  подумал
разведчик, через несколько дней он истечет кровью - без всякой помощи  новых
претендентов на ложе тайрины.
     -  Она среди гребцов, Блейд. На галере, рабыня среди рабынь, хотя ее не
бьют.  Там только  девушки - ни одного  мужчины,  кроме капитана... Я  давно
знаю, что женщине нельзя доверить корабль.
     -  Тогда,  -  произнес  Блейд  с  нарочито  довольным  видом, -  я  зря
беспокоился о Зене. Мне  бы не хотелось, чтоб с ней произошло что-то плохое.
А так... Ее просто научат порядку. Хотя, если говорить честно,  я  не  очень
понимаю, кому и зачем это нужно.
     Пфира вновь потянулась к нему, заглядывая в лицо, и  в темных бездонных
колодцах ее глаз Блейд внезапно разглядел и следы прожитых лет, и  пришедшую
с ними мудрость.
     - Я  скажу  тебе,  зачем, - медленно произнесла тайрина. - Зена слишком
любит  тебя, Блейд. Слишком  сильно  для  той,  кто могла  бы  однажды стать
владычицей страны... Любовь же размягчает  сердце  и делает  его слабым.  Но
тайрина не имеет  права на слабость! -  Пфира осуждающе  покачала головой. -
Когда Зена появилась во дворце, она говорила только о тебе. Говорила слишком
много! Блейд, Блейд,  Блейд... Как он  красив, как  могуч и  разумен...  Она
хотела только тебя и ради этого отказалась от права на  трон... Она  просила
лишь одного - чтобы я приняла тебя в Сармакиде как  свободного  человека, ее
мужа...
     Блейд заворочался на  ложе; плоть его не осталась безответной к  ласкам
Пфиры, сопровождавшим ее рассказ. Обняв стройные бедра женщины, он спросил.
     - И ты не захотела сделать для своей дочери даже этого?
     Глаза Пфиры оставались опущенными.
     - Нет  Она  рассказала слишком много,  и я сама захотела тебя, Блейд. А
ведь я - тайрина Сармы!


        ГЛАВА 10 

     Черный  Оттос,  владыка Тиранны, прибыл в Сармакид за ежегодной  данью,
составлявшей  груз  трех  кораблей  с  метитом.  Этот  минерал,  похожий  на
свинцово-серые камешки с фиолетовым оттенком, добывался в глубоких  шахтах в
горах; потом  из него  выплавляли  маленькие,  похожие на  фаланги  пальцев,
слитки. Они были  тяжелыми, твердыми, исключительно  тугоплавкими  и блеском
напоминали серебро. Из  этих слитков, предварительно  раскованных в  плоские
чешуйки,  Оттос чеканил  квадратные монеты, которые имели  хождение и в  его
империи, и в Сарме. Правда, в Сарме их было немного и  ценились  они гораздо
дороже золота и серебра. Блейд пока не видел ни одной.
     Он  еще  не  успел  разобраться с  таинственным метитом,  поскольку был
слишком занят планированием своих дальнейших  действий  и по  уши окунулся в
интриги. В  этом  разведчик вполне преуспел и  мог  теперь  числиться  среди
наиболее  хитроумных заговорщиков Сармы. Ему  помогали Пелопс,  возвращенный
хозяину по  приказу тайрины,  и Шефрон -  тот самый  мрачный  раб  с бледной
кожей,  который  раньше  состоял  при  подземелье.  Этот тип был  не слишком
приятен Блейду, но за него поручился Пелопс.
     - Шефрон - мой давний знакомец, - заявил маленький учитель, выглядевший
теперь чистым и аккуратно одетым; он лишь  слегка прихрамывал на правую ногу
после  "бесед"  с  Кридом  и  Экебусом.  -  Ему,  как  и  мне,  не  повезло,
великодушный сьон,  - нас  отправили  в метитовые  шахты. А  попасть  туда -
верная смерть. В копях дышишь ядовитой  пылью  и  через год начинаешь  гнить
заживо...  люди  там  покрываются язвами  и умирают в страшных  мучениях.  Я
сбежал,  а Шефрон  согласился  вытаскивать трупы из  подземелья  и  добивать
раненых на арене... Разве он виноват? Жизнь каждому дорога...
     Блейд плюнул и согласился.
     Сейчас они с  Пелопсом стояли  на  корме  большого  судна, похожего  на
римскую трирему;  корабль мерно  покачивался на волнах  в гавани  Сармакида.
Судно, пожалованное Блейду, оказалось новым, недавно спущенным на воду, и на
его  борту  угловатыми сармийскими буквами было выписано название - "Пфира".
Блейд сам подбирал экипаж - вернее, этим  занимался Пелопс, следуя указаниям
своего сьона. Через пару часов должны были начаться морские  игры -  одно из
самых пышных зрелищ, коими столица Сармы чествовала заморского владыку.
     У мачты мелькнула фигура Шефрона. Он был  довольно рослым для сармийца,
и  кожа  его  за  три-четыре дня,  проведенных  на солнце, утратила  прежний
синюшный оттенок.  Теперь  Блейд мог разглядеть  язвы, покрывавшие ноги  его
нового слуги. Он недовольно свел брови, с опаской покосился на них и ткнул в
бок Пелопса.
     - Слушай, малыш...  Эти язвы у твоего приятеля... Ты уверен, что  он не
страдает какой-нибудь заразной болезнью? Если команда подхватит этакую дрянь
в открытом море, хлопот не оберешься.
     Пелопс отрицательно замотал головой.
     - Не беспокойся,  сьон.  Такие  язвы  остаются  у  всех,  кто работал в
шахтах, а Шефрон пробыл  там куда  дольше меня. Метитовые  копи -  проклятое
место... Никто не знает, в чем дело.
     Блейд кивнул, молчаливо отметив, что нужно, наконец, разобраться с этим
вопросом; если  метит представляет собой ценное  сырье, стоило бы прихватить
домой образцы.  Он  подозвал  Айксома, навигатора и первого  помощника. Этот
крепкий,  еще сравнительно молодой  человек  был профессиональным моряком. В
свое  время Айксом наделал долгов,  и кредиторы продали его в  рабство,  что
нередко  случалось в  Сарме. Оказавшись  снова  в родной стихии,  на  палубе
великолепного нового судна, он воспрял духом и буквально не находил места от
счастья.  Как и  всех остальных, его притащил Пелопс, и Блейд  согласился  с
выбором маленького сармийца. К сожалению, для  более  близкого  знакомства с
навигатором времени  не  было, и  все делалось  в  страшной спешке; никто не
собирался откладывать торжество, чтобы Блейд успел завершить свои планы.
     Теперь  до начала морских  игр  оставалось  чуть больше  часа,  и Блейд
полагал, что развязка  наступит  быстро. Если события  будут развиваться  по
предусмотренному сценарию, его корабль окажется  в открытом море, свободный,
как ветер. Во  всяком случае, он сделал для этого все, что мог. "Пфира" была
совсем  новым  судном,  и  подводная  часть  ее  корпуса  еще  не  покрылась
водорослями и ракушками; это обещало  существенный выигрыш в  скорости. Хотя
гребцы на  триреме были  такими  же  рабами,  как  на других судах, все  они
рассчитывали  получить  в  случае успеха  свободу.  Этот  драгоценный  приз,
обещанный фадрантом "Пфиры", несомненно добавит рвения  невольникам. Словом,
Блейд был уверен,  что ни одно судно в сармакидском порту не  сумеет догнать
его трирему.
     Айксом  подошел вплотную  к своему  капитану,  приподнялся на носках  и
зашептал:
     -  Наши люди трудились всю  ночь, сьон. По  двое, как ты приказал...  И
поработали на славу! Думаю, мы сможем ее порвать.
     Блейд  покосился  на огромную  бронзовую  цепь,  перекрывавшую  вход  в
гавань. Да, успехи сармийцев в изготовлении цепей, а также кандалов, рабских
ошейников  и другого подобного инвентаря поистине  впечатляли! Он передернул
плечами, снова ощутив тяжесть металлических  звеньев, которые они с Пелопсом
влачили на пути из Барракида в столицу, и перевел взгляд на Айксома.
     - Надеюсь, ничего не заметно?
     - Нет, капитан... Но среднее звено перепилено почти до конца! Если бы с
берега что-нибудь разглядели, уже была бы поднята тревога.
     Скрестив руки на груди,  разведчик  посмотрел на позеленевшую цепь, что
пересекала горловину  бухты, потом поднял глаза к затянутому белесым туманом
горизонту. Что ждет его там? Он знал, что напротив Сармы, на западном берегу
Алого моря, лежит Тиранна, страна Черного Оттоса. Вод ее следовало  избегать
-  особенно  после сегодняшних  событий.  К тому же  Тиранна не представляла
никакого  интереса; он собирался разыскать Зену и уплыть  на  юг - на поиски
таинственной земли Пылающих Песков, где пираты высадили его двойника. Сейчас
Блейд  располагал  подробным донесением об этом случае,  источником которого
являлся один из офицеров сармийского флота. Он служил помощником капитана на
боевом  корабле, захватившем  пиратскую  бирему.  Сармийский моряк,  большой
мастер  выколачивать  сведения  из   всяческого  отребья,  лично  допрашивал
пиратов,  и  перед  смертью  они  были очень  разговорчивыми.  Все как  один
твердили о  рослом воине, буйном и чудовищно сильном, выловленном в бушующем
море. Его  оставили  на пустынном жарком берегу, так как  предводитель шайки
вовремя  понял, что выгоды  от упрямого  пленника будет  немного - разве что
десяток искалеченных членов команды.
     Сармийский моряк, поведавший эту историю, смотрел на Блейда  с  большим
удивлением.
     -  Теперь я верю, что эти вонючие отродья  капидов  говорили  правду, -
заметил он.  - Трудно  лгать  под  плетью и каленым  железом...  И,  клянусь
милостивым Беком, человек, которого они описали, как две капли воды похож на
тебя, сьон!
     Значит, русский агент был где-то там,  за Алым морем, в пустыне; неясно
только,  живой  или  мертвый.  В  последнем  случае,  подумал  Блейд,  перед
возвращением домой надо хотя бы взглянуть на его кости.
     Он  задумался так глубоко, что Айксому пришлось подергать его за рукав,
возвращая к реальности.
     - Очнись, сьон! Сигнальные флаги!
     Блейд бросил взгляд на берег и, велев  Айксому держать  людей наготове,
отпустил  его.  Затем  поднял  подзорную  трубу,  изучая  сигналы на  мачте,
торчавшей   рядом  с  главным  причалом.  Оптический   прибор,  которым   он
пользовался, представлял собой деревянный полый цилиндр со стеклами на обоих
концах;  между  ними  была  налита обыкновенная  вода.  Несмотря  на  грубую
обработку  стекол,  устройство  работало  великолепно.  Странные  люди   эти
сармийцы, решил разведчик: сумели сделать прекрасную зрительную трубу, но не
додумались до  разумного  устройства  государства! Под  разумной  он понимал
такую ситуацию, когда власть находится в руках мужчин.
     С минуту Блейд разглядывал сигнальные флажки. Самый верхний,  красный с
белыми полосами,  означал,  что до начала  игр остается ровно один интервал,
отмеренный по  песочным  часам, - примерно  полчаса по земному счету. Сейчас
Пфира  с Оттосом уже находились  на пути к гавани - после того, как принесли
надлежащие жертвы Бек-Тору.
     Разведчик опустил трубу и сморщился, ощутив запах  горелой  плоти,  что
донес ветерок с берега. Бек-Тор,  проклятый  гермафродит, неплохо  попировал
сегодня!  Насколько  помнилось  Блейду,  Меотида,  третий  мир,  который  он
посетил,  странствуя  по реальностям  Измерения  Икс,  тоже  находилась  под
покровительством  двуполого  божества.  Однако  меотский   Вседержитель   не
требовал кровавых  жертв; он  всего  лишь запрещал мужчинам и женщинам спать
вместе. Здесь же дым и языки пламени с самого утра вздымались  над равниной,
затягивая  желтой пеленой городские окраины. В  ненасытной  утробе  истукана
гибли десятки  рабов, и Блейд с  невольной симпатией  вспоминал о Меоте, где
жрецы совершали лишь возлияния маслом и вином.
     Он сопровождал  тайрину в святилище за городом  в предрассветный час, и
до сих  пор в ушах  его  звучали вопли людей, отправляемых  в огненную пасть
Тора.  Для  этого использовались  катапульты, которые работали  с точностью,
поразительной для таких неуклюжих  орудий.  Блейд  не  смог вынести кровавую
церемонию  до конца и, испросив разрешения у Пфиры, удалился.  Теперь, меряя
нетерпеливыми  шагами  палубу  своей   триремы,  он   разглядывал  такое  же
метательное  устройство,  торчавшее  на  носу  флагманского  судна,  которым
командовал  Экебус,  его  сегодняшний  противник.  Состязание  было  отлично
подг