- Но я и сам не знал. Я не собирался возвращаться, но пришел к Цинг-Ча и увидел у него на столе этого покойника - он чем-то слегка походил на старого Ферроне - вот я и подумал, что он может сослужить нам хорошую службу...
     - А иначе бы ты не вернулся?
     - Нет. Но из тюрьмы тебя постарался бы вызволить, если б вдруг ты туда угодил.
     Жиль пожал плечами и посмотрел на свой пустой бокал так, словно он сам собой мог наполниться.
     - Ясно. А я считал тебя другом.
     - Я и секунды не переставал им быть, потому и сбежал. Если между мужчинами встает женщина, это никого еще до добра не доводило. Как бы дружны они ни были, непременно возненавидят друг друга. Тем более что я вообще не могу тебя понять. Жюдит такая красавица! Я, кажется, вообще не видел женщины прекрасней и желанней...
     - Ты сам ответил на свой вопрос. Ты тысячу раз прав, но почему же, в таком случае, ты сам влюбился не в нее, а в Мадалену?
     На минуту воцарилось молчание, стало слышно, как кричит за окном ночная птица да стонет во сне больной в больничной палате.
     - Что же ты собираешься делать.., потом? - спросил шепотом Жиль.
     - Не знаю. Впрочем, неизвестно еще, что вообще будет потом? Если завтра все пройдет гладко, наверное, все же останусь. Трудно отказаться от возможности видеть, хотя бы просто видеть любимую женщину. Да ты и сам знаешь, - добавил он с горечью.
     Это не ускользнуло от Жиля, он поторопился уйти от острой темы и заговорил с другом:
     - Как ты считаешь, удастся наша затея.., с маскарадом? Ты, помнится, сказал, что монахи держатся слишком уверенно и, может быть, настоящий Ферроне у них?
     - Да, сказал. Но вообще-то это мало вероятно.
     Если Легро и его колдунья выкрали мертвое тело, а скорее тело человека, впавшего в каталепсию - только так, по трезвом размышлении, можно объяснить тот факт, что покойника извлекают из могилы без промедления, если хотят сделать из него зомби, - то вряд ли они станут передавать его узколобым монахам - не сошли же они с ума. Это все равно, что самим сложить костер, на котором их сожгут. Нет, брату Игнатию просто сообщили, что в гробу нет ничего, кроме полена. В конце концов, терять нам нечего, так что стоит рискнуть...
     И в подтверждение своих слов Лайам допил последние капли и кинул пустую бутылку в угол.
     Тут запели первые петухи, возвещая новый, полный тревог день, и он вышел на веранду поглядеть, как встает солнце.
     Было около полудня, когда большая малиновая карета с золотыми вензелями в сопровождении отряда конной охраны прогрохотала по аллее столетних дубов и в облаке красной пыли подкатила к высокому крыльцу, где ее уже ожидали Жиль и Жюдит. Супруги спустились навстречу гостю, Жиль сам открыл дверцу, а Жюдит преклонила колени, как перед самим епископом. Лесть сделала свое дело: аббат Колен Дагре был всего лишь наместником епископа Санто-Доминго. Он благосклонно взглянул на поразительной красоты молодую женщину в строгом черном платье, с прикрытой черным кружевом, словно на аудиенции у папы, головой: она стояла на коленях, испрашивая его благословения - как тут откажешь? Но стоявшего рядом Турнемина он окинул куда менее ласковым взглядом: Жиль понял, что враг настроен решительно и жаждет его крови.
     Гонтран Колен Дагре был тучен и рыхл и не любил стройных крепких мужчин. Если не считать огромного носа, черты его лица напоминали женские: маленький круглый подбородок, крохотный пухлый ротик с надутыми губками, выщипанные тонкие брови, нежная кожа, за которой он, без сомнения, тщательно следил и которую оберегал от знойных солнечных лучей: едва нежеланный гость ступил обутой в черные бархатные туфли с золотыми пряжками ногой на землю, как сидевший рядом с кучером слуга тут же подскочил к нему с большим зонтом, хотя в это время года солнце вовсе не жгло.
     Выйдя из кареты, коадъютор епископа протянул Жюдит для поцелуя пухлую ручку с великолепным перстнем из жемчуга и аметистов, поднял женщину с колен, но от приглашения пройти к столу отказался:
     - Дочь моя, мы прибыли сюда для важного дела и должны разрешить тяжкие сомнения относительно вашего дома. Пока мы не свершим праведный суд, мы не можем сесть за этот стол.
     Между тем взгляд священника жадно шарил по уставленной цветами веранде, выдавая его сожаления, но из-за его шелкового одеяния выглянула серая простая риза и такая же серая борода брата Игнатия, который имел честь сопровождать коадъютора.
     Жюдит произнесла чистым и звучным голосом:
     - В чем бы нас ни обвиняли, клянусь Господом, все это ложь. Нет дома, в котором бы чтили Бога больше, чем в нашем. Вы, ваше преосвященство, человек проницательный, сами очень скоро в этом убедитесь и тогда сможете, надеюсь, разделить с нами трапезу. Раз вы так желаете, обед подождет. Хуже от этого он не станет.
     Колен Дагре даже улыбнулся:
     - Да услышит вас Господь, дитя мое, да услышит вас Господь! Итак, господин де Турнемин, покажите нам дорогу к могиле, которую мы, во имя Господа, намерены жестоко потревожить. Дайте мне руку, брат Игнатий...
     Но Жиль не дал им ступить ни шагу.
     - Дорога, ведущая к склепу, идет в гору, - сказал он. - Боюсь, башмаки вашего преосвященства пострадают.
     Мизансцена комедии была продумана до мельчайших подробностей. Жиль щелкнул пальцами, и, откуда ни возьмись, появился паланкин из красного дерева с вышитыми муслиновыми занавесками, который несли четыре дюжих негра. Его преосвященство с облегчением растянулся на подушках, но даже не подумал хоть как-то поблагодарить хозяина. Поскольку место в паланкине было только одно, брату Игнатию пришлось топать пешком.
     Маленький кортеж пустился в путь. Следом за паланкином с развевающимися от легкого морского бриза занавесками шагали Жиль, Жюдит, Финнеган и Пьер Готье. У Жиля даже мелькнула мысль, что все это походит на траурную процессию, словно они собрались предать земле своего гостя, но он предпочел не высказывать вслух своего впечатления. Ему совсем не нравилось выражение лиц вооруженных до зубов охранников, завершавших шествие.
     На лужайке их ждал сюрприз: образовав большой полукруг возле мавзолея, тут уже стояли все работники плантации мужского пола, стояли молча и неподвижно, скрестив руки на груди. Они надели лучшее, что у них было, на поясе у каждого в ножнах из грубой кожи висела сабля, а возле решетки, словно защищая вход, величественно держался исполин Моисей. Жиля захлестнула волна радости: он понял, что эти люди пришли сюда ради него, что они готовы подставить беззащитные груди под выстрелы мушкетов, выступить со своими саблями против охранников, если только стервятники надумают запустить когти в поместье, ставшее теперь родным и для бывших невольников. Он выиграл это сражение, и чернокожие, которым он вернул право считать себя людьми, хотят отплатить ему за его человечность.
     Коадъютор поднял карие глаза в густых ресницах и обвел взглядом сплоченные ряды воинов.
     - Что нужно этим рабам? - спросил он угрожающим тоном.
     - Они пришли, чтобы поприветствовать нас, ваше преосвященство, - сладко пропел Жиль. - И надеются, что, как только вы покончите с неблаговидным делом, на которое толкают вас мои враги, благословите их.., да и меня тоже.
     Моисей подал знак, и к нему подошли двое работников с инструментами для вскрытия медного гроба. Жиль отпер решетку и отошел в сторону, пропуская внутрь чернокожих помощников и священников, а Жюдит опустилась на колени прямо в траву и начала молиться. Турнемин сложил руки на груди и стал ждать, стоя возле жены. Лишь Финнеган вошел в склеп вслед за коадъютором.
     Минуты ожидания показались Жилю вечностью. Воображение подсказывало, что сейчас происходит в маленькой часовне, и сердце его под кружевным жабо бешено стучало.
     Внезапно Жюдит подняла к нему побледневшее лицо с затрепетавшими ноздрями.
     - Боже мой! Какой.., какой ужасный запах.
     И действительно, из небольшой отдушины, возле которой стояла на коленях молодая женщина, сочилось зловоние. Жиль нагнулся, подхватил почти потерявшую сознание жену и отнес ее подальше. В тот же миг из склепа выскочил коадъютор. С одной стороны его поддерживал брат Игнатий, с другой Финнеган - в его зеленых глазах дрожало с трудом сдерживаемое веселье. Колен Дагре держал у носа надушенный платок, он тоже был близок к обмороку.
     Оставив пришедшую в себя Жюдит на попечение Пьера, Жиль бросился к коадъютору:
     - Ваше преосвященство, вам дурно?
     Финнеган с материнской заботой усаживал наместника обратно в паланкин, и тот неуверенно приоткрыл глаза.
     - Пусть.., пусть меня отнесут в дом, господин де Турнемин. Мне.., мне необходимо восстановить силы. Какой.., какой ужас!
     - Если бы, ваше преосвященство, вы прислушались к моим словам, то избежали бы тяжких минут. Я был уверен, что господин де Ферроне спокойно лежит в гробу.
     - Вы.., вы были правы! Брат Игнатий, - обратился он к монаху, опустившему глаза долу, спрятавшему руки в рукава и, несомненно, сгоравшему от злости, - постарайтесь в будущем не устраивать нам таких испытаний. Господи милостивый, что за ужас! Теперь эта вонь будет меня преследовать...
     Чернокожие носильщики подняли паланкин на плечи и почти бегом припустили к дому, брат Игнатий за ними, а Жиль спросил Финнегана, героически сдерживавшего одолевавший его смех:
     - Может, все-таки объяснишь?
     - Объяснять нечего, просто Цинг-Ча действительно заработал то золото, что ты ему дал. Перед тем, как мы закрыли крышку гроба, он проткнул свиной пузырь, в котором лежал кусочек гнилого мяса - он заранее спрятал его в складках одежды покойника. И коадъютору, и этой крысе брату Игнатию, как видишь, сразу же расхотелось внимательно рассматривать труп...
     Жиль от волнения не мог говорить, он лишь крепко сжал руку друга. Чувство облегчения было столь сильным, что он чуть не задохнулся.
     Вмиг рассеялось грозное облако, накрывшее его дом вместе с домочадцами.
     - Хороший обед и дорогой подарок завершат разгром противника и окончательно примирят нас с коадъютором, - сказал он наконец со вздохом.
     - Без сомнения, однако нам лучше поторопиться. Ты должен встретить его у дома, когда он станет вылезать из паланкина. Этот толстяк просто помешан на этикете.
     Взяв под руку уже вполне оправившуюся от дурноты Жюдит, они быстро зашагали к дому по отдыхавшему под паром полю, срезав таким образом значительную часть пути, и догнали кортеж Колена Дагре еще до того, как тот завернул за угол.
     Здесь их ожидало странное зрелище: на лужайке, за которой с такой любовью ухаживал Понго со своими маленькими помощниками, расположенной прямо за большим фонтаном, пять, не то шесть человек в лохмотьях с лопатами и кирками копали ямы. Увидев их, Финнеган вскрикнул глухо и нечленораздельно. Только тогда Жиль заметил, что пятеро из землекопов были чернокожими, а вот шестой, несомненно, старик - белым.., с большим родимым пятном на щеке.
     - Боже! - простонал Финнеган. - Зомби!..
     Кто их сюда привел?
     Его полный ужаса взгляд метнулся к дому, из-за угла которого как раз в этот момент показался паланкин. Коадъютор и брат Игнатий непременно увидят этих призраков из плоти и костей, а среди них - белого, и это будет означать смертный приговор Турнемину и конец "Верхним Саваннам"... Лайам повернулся к другу.
     - Ты погиб! - сказал он. - Ас тобой и все мы. Увести зомби может лишь тот, кто привел их.., или один из проклятых жрецов Вуду.
     Но Жиль его не слушал. Он бежал к новым нежданным захватчикам, которые бесчувственно, не обращая никакого внимания на то, что творилось вокруг, словно автоматы, продолжали свою разрушительную работу. Турнемин подскочил к ним и хотел увести, он схватил старика с красным пятном за тощую руку и сам чуть не вскрикнул от ужаса, когда тот поднял на него мертвый, как у каменной статуи, невидящий взгляд. Но зомби оттолкнули его с глухим ворчанием.
     Обезумев, Жиль хотел было применить силу, ударить несчастного, но тут за его спиной чей-то голос, задыхаясь, проговорил:
     - Отойди-ка, хозяин... Я знаю, что делать. Селина говорила...
     Это была Дезире. Она увидела с крыльца больницы, что происходит на лужайке, и бежала изо всех сил. Она решительно взяла старика за руку, что-то неслышно шепнула ему и сделала жест, похожий на благословение. Зомби бросил мотыгу, повернулся к девушке - к счастью, длинные седые волосы закрыли его лицо - и покорно двинулся за ней к изгороди из кактусов. Остальные тоже покидали инструменты и пошли следом.
     С колотящимся сердцем Жиль прикрыл на секунду глаза, вытер рукавом взмокший лоб. Впервые в жизни ему стало страшно, по-настоящему страшно, он не мог ни думать, ни рассуждать, а ударился в панику. В какое-то мгновение ему даже показалось, что он вот-вот потеряет сознание.., как женщина.
     Когда Турнемин снова открыл глаза, Дезире и зомби были уже далеко, где-то возле хозяйственных построек и больницы, а паланкин как раз остановился у крыльца. Собрав силы. Жиль подбежал к нему и успел подать руку коадъютору.
     - Я еле жив, друг мой! - признался тот. - Какой ужасный опыт.
     - Мы постараемся сделать все, чтобы вы о нем поскорее забыли, ваше преосвященство, - ответил Жиль, с удовольствием отметив про себя, что священник назвал его своим другом. - Мой дом со всем, что в нем есть, к вашим услугам...
     - А что это за люди были тут только что? - спросил язвительно брат Игнатий. - Непохоже, чтобы с вашей плантации, оборванцы какие-то.
     А тут у вас рабов, говорят, холят и лелеют...
     - Верно, это не рабы. Этих несчастных доктор Финнеган подобрал где-то на дороге. Он старается помочь им, как может, но они не в своем уме...
     - В самом деле? Я хочу посмотреть на них. Мы в госпитале Шарите тоже лечим умалишенных.
     - Заковывая в цепи и лишая пищи? - резко спросил Финнеган. - У меня свои методы. И кроме того...
     - И кроме того, с меня хватит! - оборвал их коадъютор, которого упоминание о еде вернуло к жизни. - Вы всех нас достаточно помучили сегодня, брат Игнатий. Довольно. Мы уже нарушили покой мертвых, так позвольте мне хоть безумных не трогать... Господин де Турнемин, я очень голоден, думаю, бокал ледяного пунша мне тоже бы не повредил. Или лучше немного французского вина, если есть.
     - Есть, ваше преосвященство, есть! Надеюсь, оно вам понравится.
     На веранде появился великолепный Шарло в новенькой с иголочки ливрее и белоснежном парике.
     - Кушать подано, монсиньор! - рявкнул мажордом изо всех сил.
     Столь внушительное приглашение к столу окончательно примирило Колена Дагре с новым хозяином "Верхних Саванн". Священник взял его под руку и грузно оперся на нее.
     - Замечательно! Что же, пойдемте обедать.
     Мне хочется познакомиться с вами поближе, любезный друг.

***

     Как только коадъютор и брат Игнатий, один с королевским подарком, другой с щедрым подаянием, покинули "Верхние Саванны", Жиль и Финнеган поспешили к Дезире. Она закрыла зомби в одной из больничных палат, и они сидели там на полу неподвижно, как серые статуи. Посмотрев на них. Жиль снова ощутил холодок ужаса, который совсем недавно перерос в настоящую панику. Самое ужасное, что в них было, - это каменные глаза, мертвый взгляд, познавший мрак могилы.
     Превозмогая отвращение, Турнемин положил руку на плечо старику - теперь он знал, что тот, прежде чем попасть во власть сатанинской силы, был плантатором, как и он сам, богатым и могущественным хозяином "Верхних Саванн", ставшей теперь такой дорогой Жилю земли... Но старик не шелохнулся.
     Финнеган с чисто профессиональным интересом осмотрел всех шестерых и в растерянности отошел.
     - Не понимаю, - сказал он. - Вроде бы организм у них функционирует нормально. Однако они не люди, а машины - ни мыслей, ни воли.
     Одной каталепсией этого не объяснишь...
     - Что с ними делать? - шепотом спросил Жиль. - Если старик и впрямь господин де Ферроне, я должен вернуть ему его добро, дом...
     - Нет, - воскликнула с ужасом и отвращением Дезире. - Это не старый господин, это всего лишь зомби, его нужно вернуть земле.
     - Но как? Он не мертвый, не станем же мы его убивать, чтобы избавиться от забот. Что делать?
     Вечер был теплый, но даже храбрую Дезире била дрожь. Она поплотнее закуталась в хлопковую шаль.
     - Селина говорила, что, если дать зомби соли, он сам вернется в могилу и умрет навсегда.
     Но я.., я не могу. Я боюсь, хозяин! Пусть отведут.., этих к Прюдану.
     - Кто такой Прюдан?
     - Друг Селины, могущественный папалой, он живет на Красном Холме, недалеко от Плезанса.
     Это у него она пряталась. Я знаю дорогу, но идти одной ночью в горы, да еще с ними...
     - Никто от тебя этого и не требует, Дезире, - воскликнул Жиль. - Ты и так много сделала!
     Без тебя я все бы потерял, возможно даже жизнь.
     Можешь просить все, что хочешь. Во-первых, я даю тебе вольную, а во-вторых...
     Девушка остановила его движением руки.
     - Ничего не надо! Мне здесь хорошо. Принеси мне только голову Симона Легро, и ты сделаешь мне самый дорогой на свете подарок.
     Жиля покоробили кровожадные нотки в ее голосе, но он не подал виду. Наверное, не сладко приходилось Дезире в прислугах у Легро, если она требует такой платы.
     - Я сделаю все, что могу, чтобы ты осталась довольна. А теперь покажи мне дорогу, я сам поведу этих несчастных.
     - Нет, - воспротивился Финнеган. - Лучше пойдем мы с Понго. Если, не дай Бог, кто увидит тебя в компании с покойниками, снова все окажется под угрозой. И потом, признаюсь, меня мучит любопытство. Хочу увидеть сам, что будет делать папалой.
     - Тогда и я с вами, - сказала Дезире. - Старик Прюдан вас не знает, а меня знает хорошо.
     Через полчаса Понго выводил за пределы плантации повозку, в которой сидело шестеро живых покойников. Когда они исчезли из виду, Жилю показалось, что у него свалился тяжкий камень с сердца. Ночной воздух стал вдруг прохладней, звезды ярче, а запах свежевспаханной земли - острее. Окунувшись в мутные воды самой черной магии, заглянув в приоткрытые ворота ада, Турнемин чувствовал себя разбитым от усталости и вместе с тем удивительно живым, свободным под небом Всевышнего, с чьей помощью удалось только что победить силы тьмы...
     Вернувшись в дом, он увидел Жюдит. Бледная и встревоженная, она стояла на верху лестницы, закутавшись в белый пеньюар, словно привидение: волосы свободно рассыпались по плечам, в руке свеча, будто ангел-хранитель, оберегающий его в темноте.
     И Жиль пошел на трепетный огонек, как выходит путник из длинного туннеля на дневной свет.
     - Иди ко мне, - шепнул он, сжимая в объятиях хрупкое благоухающее тело. - Иди! Все кончено... Вы получили право жить.
     Но напряжение этих дней оказалось чрезмерным для молодой женщины. В спальню Турнемин внес уже бесчувственную Жюдит.

СМЕРТЬ БЕЛОЙ КОБЫЛЫ

     Сидя боком на краю слухового окошка, каких было множество на черепичной крыше его дома, Жиль внимательно разглядывал в подзорную трубу окрестности "Верхних Саванн", особенно часто обращая взор к заросшим лесом землям позади лужайки-кладбища, что лежали у самого подножия холма.
     Они принадлежали правительству, которое никак их не использовало, и Жиль подумывал их купить. Он собирался увеличить свое поместье и, следуя советам Жеральда де Ла Валле, засадить его кофе. По мнению владельца "Трех рек", кофе для Санто-Доминго - культура будущего, пока же короли индиго и сахарного тростника посматривали на нее с презрением. На высоких землях зерно получалось крупным, а когда его поджаривали, приобретало прекрасный светло-коричневый цвет и изумительный аромат, и Жилю очень нравилась идея посадить его на этих залитых солнцем участках. Однако, в этом случае, надо было торопиться: прежде чем молодые растения начнут приносить плоды, пройдет четыре года, а ведь сначала придется расчистить поля от леса...
     Хозяин "Верхних Саванн" даже заулыбался от этих мыслей. Ему все больше и больше нравилось быть плантатором, и теперь, когда нависавшая над поместьем угроза ушла в прошлое - с тех пор м