И, делая вид, что не замечает руки, протянутой им, чтобы удержать ее,
Гортензия вышла из комнаты.
   Столкнувшись в  дверях  с  бароном  Дегерфельдом  и  врачом,  молодая
женщина вернулась в библиотеку.
   - Мне кажется, мы можем отправляться домой, Фелисия. Мария,  дорогая,
я никогда не смогу отблагодарить  вас  за  то,  что  вы  приютили  этого
человека.
   - Оставьте, пожалуйста! - весело прервала ее графиня. - Вы не знаете,
как я люблю гостей. А этот к тому же не лишен оригинальности.  Он  может
быть интересен...
   - Если он влюбится  в  вас,  вы  нам  окажете  неоценимую  услугу,  -
заметила Фелисия.
   - Я всегда могу попытаться. А вы постарайтесь думать  только  о  том,
что вас ждет. Сегодня вы  одержали  большую  победу,  ведь  вам  обещана
встреча. Это наилучшая новость... Будем надеяться на божью помощь!
   Надежды этого вечера несколько потускнели за неделю, прошедшую  после
карнавала, так как от принца не было никаких вестей. Фелисия и Гортензия
решили, что он снова болен, но Мармон, частенько  приходивший  теперь  к
чаю, сказал, что в Хофбурге все в порядке  и  сын  Наполеона  продолжает
свои занятия историей с маршалом. Так почему же он молчит?  Не  доверяет
им?
   Или просто пообещал встречу, считая женщин ненормальными и пытаясь от
них отделаться? В это было тяжело поверить,  подруги  отгоняли  подобные
мысли прочь. Фелисия  сражалась  с  неопределенностью,  фехтуя  особенно
ожесточенно. Она посещала Дюшана  ежедневно,  практиковалась  с  ним  по
целому часу под наблюдением Гортензии, которая  сопровождала  ее,  чтобы
меньше скучать. Чая у Вильгельмины де Саган и визитов  к  Марии  Липона,
где Батлер очень медленно поправлялся, было недостаточно,  чтобы  как-то
занять время.
   Дюшану также не терпелось заняться делом, как и Фелисии с Гортензией.
Он вел обширную переписку с бывшими соратниками по  оружию,  оставшимися
во Франции, и был в курсе всего, что там происходило.
   - В наших интересах сделать все как можно быстрее, -  говорил  он.  -
Дела во Франции идут не очень хорошо. В Париже все  еще  волнения.  Были
выступления  против  церкви,  призывы  к  установлению   республики,   к
революции. Луи-Филипп думал успокоить всех, убрав  королевские  лилии  с
королевского штандарта и с государственной печати, но никого этим  особо
не обрадовал. А народу  нужен  энтузиазм.  Если  ему  привезти  молодого
императора, красивого, окруженного ореолом  отцовской  славы,  то  народ
забудет о республике...
   Но что остается нам, кроме ожидания?
   Несмотря на холод, Фелисия и Гортензия каждый день гуляли в Пратере в
надежде увидеть принца: им подтвердили, что у него есть привычка  бывать
там ежедневно. Но, очевидно, он бывал там в разные  часы,  так  как  они
видели его только один раз из-за тусклого окна кареты и не были уверены,
что он ответил на их приветствие и узнал их. Пылкая Фелисия хотела  было
отправиться вслед за дворцовой каретой, но Гортензия ее отговорила:
   - Это ни к чему не приведет. Продолжим лучше  нашу  прогулку.  Погода
почти хорошая.
   В этот день небо чуть голубело сквозь Серую дымку, в воздухе  носился
запах лошадей и сырой земли.
   Гортензия любила Пратер, один из прекраснейших парков  Европы.  Часть
его была занята лавочками, кафе, театрами на открытом воздухе, но стоило
отойти  от  центральной  аллеи,  как  вас  окружали  столетние  деревья,
укрывавшие ветвями широкие  дорожки,  по  которым,  должно  быть,  очень
приятно пройтись летом.
   Иногда можно было заметить белок  и  ланей,  и  тогда  казалось,  что
находишься в настоящем лесу. Среди деревьев было много  елей.  Глядя  на
них, Гортензия с грустью и любовью вспоминала  свой  небольшой  замок  в
Комбере. Мысли несли ее дальше, в Овернь, где маленький Этьен, наверное,
частенько  зовет  маму.  Она  вспоминала  о  Жане,  и  это  воспоминание
становилось с каждым днем все тяжелее.
   Получил ли он ее последнее письмо? Что он подумал? Понял ли и простил
ли он ту, которая солгала, потому что  слишком  сильно  его  любила?  Из
Франции не было новостей, хотя она и сообщила свой адрес.  Это  молчание
угнетало молодую женщину, так как бездействие и волнение она  переносила
тяжело. Она несла в Пратер свою меланхолию, чтобы полюбоваться природой,
напоминавшей ей родные места.
   Прошла неделя, потом еще одна, и лишь в  начале  третьей  приглашение
наконец было получено. Правда, приглашение совершенно  неожиданное.  Его
принес дворцовый лакей: эрцгерцогиня София приглашала княгиню  Орсини  и
графиню де Лозарг сегодня к трем часам.
   - Что ей от нас нужно? - такова была первая реакция Гортензии.
   Но Фелисия оказалась более дальновидной:
   - Я думаю, что это именно то свидание, которого мы ждем. Нас не может
пригласить сам принц. Женщине легче принять женщин...
   И она отправилась к  Дюшану  предупредить  его  и  еще  раз  обсудить
подготовленный  ими  план.  Это  был,  кстати,  час  ее  обычного  урока
фехтования.
   Их план был прост. Фелисия и Гортензия должны были  устроить  большой
прием во дворце Пальм,  пригласить  Вильгельмину  с  сестрами,  Мармона,
маршала Мэзона, нескольких  явных  противников  французов,  каких-нибудь
иностранцев, чтобы ни у кого не вызвать подозрения. Герцог Рейхштадтский
мог появиться у них "неожиданно", как  он  уже  появлялся  в  нескольких
салонах. Но во дворец он не вернется.  Фон  Траутхейм  в  одежде  принца
отправится в Хофбург, чтобы дать беглецам несколько часов времени. Принц
в одежде и с паспортом Гортензии отправится в карете с Фелисией. Сама же
Гортензия, переодетая юношей, присоединится к  Дюшану  и  вместе  с  ним
спустя час отправится вслед за Фелисией и принцем. Сменные лошади  будут
подготовлены Дюшаном и его  друзьями.  Они  все  соберутся  вместе,  как
только пересекут границу.
   Чтобы  не  вызвать  подозрений,  багаж  будет  уложен  накануне   под
предлогом визита в один из замков семейства Липона в Богемии. Как только
они покинут Австрию, Гортензия вновь вернет себе женский облик, а  принц
в одежде буржуа будет  следовать  за  каретой  со  своими  сторонниками,
которые только и ждут сигнала.
   Дюшан заблаговременно обзавелся необходимыми  паспортами.  Надо  было
подумать, что делать дальше. Дюшан считал, что надо укрыться в одном  из
фортов, чей гарнизон можно будет легко склонить  на  сторону  принца,  а
Фелисия предлагала отправиться прямо в Париж и собрать на улице  Бабилон
всех тех, кто мечтает об установлении новой империи.
   - Остается только узнать,  -  вздохнула  в  заключение  Гортензия,  -
согласится ли наш принц довериться нам в этой авантюре.
   - У него нет весомых причин для отказа, -  утверждала  Фелисия.  -  Я
знаю из докладов, которые Дюшан получает из Хофбурга,  что  Франсуа  все
время строит планы бегства со своим другом Прокешем. Самое трудное будет
убедить этого самого Прокеша, без него принц точно откажется  ехать.  Но
то, что мы предлагаем, просто и должно сработать.
   На  словах  план  казался  необычайно  простым.  Но  легко  ли  будет
осуществить его? Фелисия вернулась от Дюшана озабоченная. Надо  было  не
только реализовать план, но и сделать это быстро, так  как  ситуация  во
Франции изменилась. На смену правительству Лаффита пришло  правительство
Казимира Перье. А Лаффит, хранивший в сердце воспоминание об императоре,
мог бы им очень помочь. Теперь у него не было возможностей это  сделать,
во всяком случае, прежних возможностей.
   - Вы видите, как  этот  сын  цареубийцы  выплачивает  свои  долги?  -
возмущался Дюшан. - Лаффит почти разорился, помогая ему получить трон, а
теперь этот король-гражданин боится, как бы он не получил слишком много,
и сажает на его место его худшего врага.  К  счастью,  у  Лаффита  много
друзей. А со всеми бывшими солдатами Наполеона, за  которыми  теперь  не
наблюдают, мы сможем смести человека с зонтиком.
   Эти слова немного  подбодрили  женщин.  Они  вспомнили  их,  входя  в
маленькую  калитку   Хофбурга,   ведущую   прямо   в   Амалиенхоф,   где
располагались покои Софии.
   Все в этих покоях  свидетельствовало  о  том,  что  их  обитательница
станет императрицей:  великолепие  отделки,  тяжелая  золоченая  мебель,
множество портретов детей Марии-Терезии, прекрасные гобелены  малинового
цвета, огромные  букеты  цветов,  наполняющие  комнаты  своим  ароматом.
Посетительниц провели через салоны до маленькой комнатки; на  пороге  их
встретила фрейлина, улыбнувшаяся им, но не пригласившая сесть.
   Всей Вене была известна приверженность Софии придворному  этикету.  А
сейчас она неслыханно нарушала его, пригласив  к  себе  знатных,  но  не
представленных ей дам.
   - Будьте добры подождать здесь, - сказала фрейлина. - Ее  королевское
Высочество сейчас выйдет.
   Она хочет принять вас одна.
   Проговорив это,  женщина  скрылась,  оставив  подруг  стоять  посреди
комнаты. Тишину нарушали тиканье  больших  позолоченных  часов  и  тихое
урчание  печки,  выложенной  синими  с  золотом  изразцами,  наполнявшей
комнату уютным теплом.
   - У меня ноги дрожат, - прошептала Гортензия.
   - У меня тоже, - ответила Фелисия, - но постарайтесь не испортить ваш
реверанс, это будет ужасно.
   Открылась бело-золотая дверь, украшенная медальоном в стиле  Буше,  и
обе женщины присели в реверансе, но вместо шелкового платья  перед  ними
предстала пара сияющих сапог, за ней другая.
   - Встаньте, сударыни, - сказал герцог Рейхштадтский. - Позвольте  мне
представить вам шевалье  Прокеш-Остена,  моего  друга.  Без  него  я  не
принимаю решений. Он мой учитель  и  лучший  советчик,  которого  только
может желать принц.
   - Что не так-то легко, как  может  показаться  на  первый  взгляд,  -
сказал тот с улыбкой.
   Это был человек лет тридцати пяти, стройный,  элегантный,  с  нервным
лицом и глубоко посаженными глазами. Взгляд был  одновременно  мягким  и
проницательным. Небольшие усы подчеркивали линию рта.
   Фелисия и Гортензия поверили ему сразу, этот человек им нравился.
   - Я знаю, что  вы  должны  сообщить  мне  важные  вещи,  не  бойтесь,
говорите при Прокеше. Садитесь, пожалуйста, - добавил  он,  указывая  на
кресла, занимавшие центр комнаты.
   Фелисия минуту помолчала. Ее темные глаза  с  жадностью  разглядывали
принца. В них было столько нежности. Гортензия никогда не видела подругу
такой.
   - То, что я хочу сказать, не займет много времени, монсеньор. Франция
в руках лавочника, человека,  пошедшего  на  многие  компромиссы,  чтобы
унаследовать трон после своего  кузена.  Ему  придется  согласиться  еще
очень со многим, если он хочет удержать его. Не такой  повелитель  нужен
народу, который жил при отце Вашего Высочества.  О,  как  бы  мы  хотели
сказать: Вашего Величества!  Франции  нужен  император,  принц,  умеющий
лучше управляться со скипетром, нежели с зонтиком.
   Прокеш засмеялся:
   - Прекрасное начало, княгиня.  Готов  поспорить,  что  вы  не  любите
орлеанцев!
   - Я ничего не имею против орлеанцев, когда  они  занимают  то  место,
которое заслуживают. Но готова признать, Луи-Филиппа я презираю. Не ради
него мы сражались в июле.
   - Так вы сражались? - спросил принц с удивленной улыбкой.
   -  На  баррикаде  бульвара  Ган,  монсеньор.  А  госпожа  де   Лозарг
перевязывала раненых у Ратуши вместе с художником Делакруа.
   - Во Франции есть художник с именем Делакруа?
   Какое прелестное имя...
   - И прекрасный художник. Он побочный сын Талейрана. Я  думаю,  только
он сможет написать вашу коронацию. Он вложит в полотно огонь и  страсть,
неподвластные Давиду. Вернитесь во Францию, монсеньор.
   Время пришло!
   - Вы так думаете? Маршал Мэзон,  которого  во  что  бы  то  ни  стало
пытаются мне подсунуть, каждый раз воспевает счастье  народа,  прекрасно
живущего при таком добром и мудром короле.
   - Он его посланник, это его работа. Ему за это платят.  Разве  маршал
Мармон говорит вам то же самое?
   - Что может говорить  человек,  предавший  моего  отца  и  при  Карле
Десятом стрелявший из пушек  в  народ?  Он  ничего  не  говорит.  Боится
допустить ошибку, как я думаю. Но скоро с ним будет кончено.
   - Что вы хотите сказать?
   - Как только он кончит свой рассказ, а это случится довольно скоро, у
меня не будет причин принимать его. Признаю, мне он не  очень  нравится,
но он мне полезен...
   - Он может еще пригодиться. Понимаете ли вы, монсеньор, что он  может
вернуться во Францию только вместе с вами? Это занимает  его  мысли.  Он
может быть вам очень предан.
   Герцог Рейхштадтский улыбнулся.
   - Посмотрим... Но прежде чем вернуть герцога Рагузского, неплохо было
бы мне самому вернуться..
   - Мы над этим работаем. Могу ли я спросить  Ваше  Высочество,  каковы
планы вашего деда на ваш счет?
   На этот вопрос им ответил Прокеш:
   - Император Австрии очень любит своего внука.
   Я думаю, что он был бы счастлив увидеть его на французском  престоле.
В некотором смысле это стало бы гарантией вечного союза между Францией и
Австрией.
   Он бы гордился, если бы знал, что Наполеон Второй всем обязан ему. Но
существует Меттерних...
   - Здесь ничего нельзя сделать?
   - Это бы меня удивило, так как к политическому выбору в  этом  случае
примешивается давняя ненависть к Наполеону.
   - Наполеон мертв.
   - Есть ненависть, которая не  умирает.  Меттерних  так  боялся,  пока
продолжался полет Орла...
   - ..что он отказывается выпустить Орленка? Мы  здесь,  чтобы  открыть
клетку.
   - Ну что же! Поговорим об этом, - нетерпеливо сказал принц. Щеки  его
порозовели, глаза вспыхнули. - Что вы предлагаете?
   Фелисия быстро изложила план бегства. Принц засмеялся.
   - Бежать в  женском  платье?  Ехать  всю  дорогу  в  облике  женщины?
Конечно, у нас был карнавал...
   - Идея не так уж плоха, - перебил его Прокеш. - Лично мне она кажется
соблазнительной, но вы уверены, что за вами не следит полиция?
   - За нами следили первое время, но с  тех  пор  как  герцогиня  Саган
взяла нас в подруги, слежка прекратилась.
   - Да, Вильгельмина  действительно  наилучшее  прикрытие,  которое  вы
могли бы найти. Меттерних все еще влюблен в нее...
   Принц заметил:
   - Мне не нравится только одно. То,  что  мне  придется  занять  место
госпожи де Лозарг. Я не хочу подвергать ее ни малейшему  риску.  Это  не
слишком уж безопасно - возвращаться в мужском костюме вместе с Дюшаном.
   - Пожалуйста, не говорите о нем с презрением, монсеньор! - заговорила
молчавшая до сих пор Гортензия. - Он был одним  из  лучших  и  вернейших
солдат вашего отца. С ним я буду в полной безопасности.
   - Может быть, вам будет безопаснее со мной? -  спросил  Прокеш.  -  У
меня в Богемии есть сестра, она приблизительно ваших  лет  и  похожа  на
вас. Вы можете ехать под  ее  именем  вместе  со  мной,  так  как,  если
монсеньор уедет, я последую за ним...
   - Я ждал этого! - воскликнул принц. - Вы же знаете, что без вас я  не
поеду, ведь я так нуждаюсь в ваших  советах.  -  Он  снова  обратился  к
Фелисии:
   - Ваш план мне кажется заманчивым. Но что я буду делать в Париже?
   - Если ваша светлость соблаговолит оказать мне честь  и  остановиться
на несколько дней в моем доме, пока соберутся ваши  сторонники,  я  буду
самой счастливой женщиной на свете.
   - Где расположен ваш дом? - спросил принц с детским любопытством.
   - На улице Бабилон.
   - Улица Бабилон! В Париже! Как, должно быть, приятно  жить  на  улице
Бабилон в Париже! А сад у вас есть?
   - Есть, правда, небольшой, но он полон  цветов,  а  скоро  весна.  Вы
увидите, как красив Париж весной!
   - Я знаю. Я еще не  забыл  каштаны  Тюильри  и  сад,  спускающийся  к
реке... Вновь увидеть Париж!
   - Это случится скоро, если Ваше Высочество доверится нам, -  негромко
проговорила Гортензия.
   Некоторое время они еще поговорили о деталях плана,  была  определена
дата побега: 11 марта, день рождения принца и Гортензии.
   - Я  не  забыл,  что  мы  почти  близнецы,  -  сказал  сын  Наполеона
Гортензии. - Если все будет благополучно, вы станете моей сестрой. Я вам
дам...
   - Только  вашу  дружбу,  и  ничего  больше.  Я  привыкла  к  жизни  в
провинции, мой дом в Оверни. Но, близко или далеко, я всегда буду верной
подданной Вашего Высочества, - ответила Гортензия, приседая в реверансе.
Принц протянул ей руку.
   - Тогда я приеду в Овернь! - весело сказал он. -  Мы  оккупируем  ваш
дом вместе с моим двором. Пусть все знают, как я вас люблю! И что...
   Он замолчал на полуслове. Дверь  открылась,  и  на  пороге  появилась
эрцгерцогиня София. Она была прекрасна в платье  из  голубой  тафты  под
цвет глаз, но казалась очень взволнованной.
   - Франц, - сказала она, ответив улыбкой на приветствия и реверансы, -
мне кажется, что ваш разговор несколько затянулся. Это уже не похоже  на
правду...
   - ..и вы не представляете, о чем бы мы могли говорить столько времени
с этими дамами? - закончил за нее фразу принц, целуя ей руку. - Вы,  как
всегда, правы, но мы уже закончили. Позвольте все-таки  представить  вам
княгиню Фелисию Орсини и графиню  Гортензию  де  Лозарг,  крестную  дочь
моего отца и моей тетки Гортензии.
   - Я рада вас видеть, - с улыбкой сказала эрцгерцогиня, протягивая обе
руки для поцелуя. - Мне радостно видеть  верные  сердца  вокруг  герцога
Рейхштадтского. Но, умоляю вас, будьте  осторожны!  Не  подвергайте  его
опасности!
   - Я буду следить за этим! -  воскликнул  Прокеш.  -  Ваше  Высочество
знает, что может мне доверять.
   - Вам - да, потому что я вас знаю, вы мудрый человек. Без  вас  я  не
стала бы помогать Францу бежать. Я его тоже люблю и желаю ему счастья.
   - Ваше Высочество может доверять нам, - сказала  Фелисия.  -  Мы  обе
готовы пожертвовать всем ради нашего.., императора!
   - Да услышит вас бог! Пусть он поможет вам! А теперь прощайте!
   Фелисия и Гортензия готовы  были  петь  от  радости,  возвращаясь  во
дворец Пальм. У герцогини де Саган был приемный  день,  и  Шенкенштрассе
была запружена каретами. Картина была прелестная и красочная.
   Вильгельмина  приглашала  и  своих  соседок,  но  те  отказались  под
предлогом болезни Гортензии. Им трудно было бы разделить свою радость  с
кем-либо в этом салоне, где Меттерних был  желанным  гостем,  и  подруги
решили наслаждаться своей радостью в одиночестве.
   Впереди у них было две недели. Завтра они предупредят  Марию  Липона.
Дюшана Фелисия  предупредит,  когда  пойдет  на  урок  фехтования.  Было
условлено, что не следует менять привычки, чтобы у  полиции  Седлинского
не возникло подозрений.
   Фелисия предложила выпить шампанского, чтобы отпраздновать событие.
   - Сейчас пост, - возразила ей Гортензия, - мы совершим грех.
   Это было правдой. После окончания карнавальной недели  начался  пост.
Опустели  бальные  залы,  а  церкви  заполнились  молящимися.  Прием   у
Вильгельмины был всего лишь встречей друзей, но их у нее  было  столько,
что он принял огромные размеры.
   - Мы выпьем за веру и надежду.  Даже  во  время  покаяния  священники
добавляют белое вино в чашу...
   И они выпили за возвращение во Францию, за воцарение Наполеона II, за
исполнение мечты, казавшейся еще недавно несбыточной, за счастье Франции
и Италии. А про себя Гортензия добавила: "За мое возвращение в Комбер  к
тем, кого я люблю".
   Следующие несколько  дней  прошли  внешне  спокойно,  но  с  глубоким
внутренним волнением. Фелисия продолжала свои уроки фехтования и  вместе
с Гортензией посещала церковь. Дни проходили за днями, слишком медленно,
по мнению заговорщиц, но они несли  надежду.  Много  волнений  доставило
письмо Прокеша с просьбой перенести дату побега  на  30  марта.  Но  эта
задержка была связана лишь с тем,  что  надо  было  подождать  окончания
поста, чтобы организовать праздник.
   - Мы должны были  об  этом  подумать,  -  заметила  Фелисия.  -  Если
говорить правду, то мы представляем занятную пару заговорщиц.
   Но она не говорила, насколько тяжела стала для нее мысль расстаться с
Гортензией, даже зная, что она  находится