итвенник. Встречались  гвардейцы  в  красных  мундирах  с
черными  бархатными  эполетами,  в  красных   мундирах   с   серебряными
эполетами, в ярко-синих мундирах с золотыми эполетами.
   Офицеры на отличных лошадях были облачены в белые или зеленые мундиры
под плащом с большим  воротником.  Попадалась  и  голубая  с  серебряным
сутажом форма гусар. Все старались хоть  как-то  украсить  свою  одежду.
Нередки были  народные  костюмы,  и  тирольские  шляпы  соседствовали  с
украшенными лентами головными уборами  венгерок.  Даже  нищие  пестротой
лохмотьев намекали на былое процветание.
   - Невероятно!  -  воскликнула  Гортензия.  -  Ведь  карнавал  еще  не
начался.
   - Здесь вечный карнавал, моя дорогая. Вена - это огромный котел,  где
соединяется, не перемешиваясь по-настоящему, множество народов. Здесь  и
чехи, и богемцы, и румыны, и венгры, и поляки, и греки, и  итальянцы,  и
левантийцы, и никто никому не мешает, потому что, кроме  полиции,  никто
не задает вопросов.
   Это самый космополитичный город  в  мире.  Вот  почему  я  ее  люблю,
хотя.., и не очень люблю австрийцев.
   - У вас  нет  причин  их  любить,  Фелисия.  Должна  признать,  город
произвел на меня впечатление своими старинными укреплениями  и  улицами.
Мне Вена напомнила крепость.
   - Как  только  вы  увидите  Хофбург  -  резиденцию  императора,  ваше
впечатление усилится. Это самый мрачный  дворец,  который  я  когда-либо
видела. Но нет тюрьмы, откуда нельзя было  бы  бежать,  если  есть  кому
помочь. А здесь у нас есть друзья.  Но  сейчас  нам  прежде  всего  надо
подумать о ночлеге.
   К удивлению Гортензии, Тимур так уверенно находил дорогу,  как  будто
прожил в городе всю жизнь.
   - Он, видно, отлично знает город. Он  уже  бывал  здесь?  -  спросила
Гортензия.
   - Тимур прожил в Вене полгода с моим бедным Анджело. Но,  проживи  он
здесь всего лишь неделю, он ориентировался бы так  же  свободно.  Вы  же
знаете, у него удивительная память. А вот и Хофбург.
   Быстро  нагнувшись,  Гортензия  заметила  позади  маленькой   площади
гигантский портал, увенчанный  огромным  куполом.  Холодные  стены  чуть
оживляла униформа часовых. Чуть  дальше  теснились  различные  постройки
разнообразных стилей: от средневекового до барокко.
   Неизящный, но внушительный дворец и, как подумалось Гортензии, таящий
в себе угрозу.
   - Клетка Орленка, - вздохнула Фелисия. - Как  осмеливаются  австрийцы
держать его в этом мавзолее, когда Наполеон хотел построить для него  на
вершине холма Шайо самый большой, самый прекрасный дворец...
   Но Хофбург уже скрылся из виду,  и  экипаж  ехал  теперь  по  широкой
улице, где  зажигались  первые  фонари,  так  как  зимой  темнело  рано.
Загораясь один за другим, фонари отбрасывали неяркий, но очень  приятный
свет.
   - Как красиво! - с искренним восхищением воскликнула Гортензия.  -  Я
нигде еще не видела такого удачного освещения.
   - Говорила же я, что Вена вам понравится!  -  засмеялась  Фелисия.  -
Венцы так гордятся своим освещением. Как вы видите, фонари укреплены  на
домах через равные промежутки. Кажется,  их  наполняют  смесью  льняного
масла и жира, поэтому их свет так мягок.
   Ну, вот мы и приехали.
   Тимур остановил лошадей у  гостиницы  "Кайзерин  фон  Остеррайх".  Ее
нижний этаж занимал просторный ресторан. Тут же выскочили слуги, за ними
шел маленький толстый рыжеватый человек, видимо, хозяин.
   - Слава Иисусу Христу! -  приветствовал  он  путешественниц,  опытным
глазом оценив элегантность кареты и количество багажа.
   Фелисия обратилась к нему через окно:
   - Я княгиня Орсини. Надеюсь, вы получили мое  письмо  и  мои  комнаты
готовы.
   Хозяину  гостиницы,  несмотря  на  живот,  удалось  согнуться   почти
пополам:
   - Все готово, ваше сиятельство, все готово. Я  надеюсь,  что  госпожа
княгиня останется довольна...
   - Посмотрим! Возьмите багаж и...
   Она остановилась на полуслове, увидев человека, собиравшегося войти в
ресторан. Это был мужчина среднего роста; одетый в удобную серую шубу  и
бобровую шапку, он держался так прямо, что казался высоким.
   На карету он не обратил ни малейшего  внимания:  это  была  привычная
картина у входа  в  гостиницу.  Но  Фелисия  узнала  профиль  и  длинные
белокурые усы на гусарский манер.
   - Вы видели? Это Дюшан. Бог нам помог, - шепнула она Гортензии.
   - Я тоже его узнала.
   Полковник Дюшан, бывший офицер  Великой  Армии,  был  первым  другом,
которого Гортензия нашла в  Париже,  приехав  туда,  чтобы  скрыться  от
маркиза де Лозарга. Он спас ей жизнь, буквально выдернув ее из-под колес
кареты, а потом они вместе готовили побег Джанфранко Орсини. А затем, во
время Июльской революции,  Дюшан,  решив,  что  эта  революция  является
прелюдией  Империи,  отправился  в  Вену,  чтобы  привезти  оттуда  сына
Наполеона... Это он назначил свидание Фелисии в этой гостинице. Но с его
отъезда прошло много месяцев, и было настоящей удачей  встретить  его  в
первый же день.
   Дюшан уже вошел в ресторан, и обе женщины поспешили выйти из  кареты.
Им помог хозяин гостиницы, не перестававший кланяться.
   - Я очень проголодалась, - громко заявила  Фелисия.  -  Можем  ли  мы
поужинать прямо сейчас? Мой слуга займется  комнатами.  Я  полагаю,  они
приличны?
   - Великолепные, госпожа княгиня, великолепные! Вы не  найдете  лучших
нигде в Вене.
   - Будем надеяться. Мы только вымоем руки...
   Через несколько минут женщины уже входили в зал ресторана, чьи  стены
из темного дерева подчеркивали  сияющую  белизну  скатертей.  Они  сразу
увидели Дюшана: он расположился за большим столом и  внимательно  изучал
меню. Фелисия выбрала столик с таким  расчетом,  чтобы  попасть  в  поле
зрения полковника.
   Гортензия предпочла бы немного отдохнуть и  переодеться,  прежде  чем
ужинать, но она понимала, что нельзя упустить  возможность  увидеться  с
Дюшаном. Он и так, наверное, уже думал, что Фелисия не приедет...
   Гортензия плохо говорила по-немецки, так как  не  любила  этот  язык,
считая его  немузыкальным.  Но  Фелисия  прекрасно  им  владела.  Дюшан,
видимо, тоже: он не только  заказал  еду,  но  и  поговорил  немного  со
служанкой в бело-красной юбке, черном бархатном корсаже и  с  косыночкой
на шее. Костюм дополняли  белоснежный  чепец,  белые  чулки  и  туфли  с
пряжками.  Веселая  одежда  служанок  несколько   оживляла   мрачноватую
атмосферу зала.
   Фелисия заказала  для  себя  и  Гортензии  овощной  суп,  котлеты  из
ягнятины, говядину  по-венгерски  и  миндальное  печенье.  Говорила  она
достаточно громко, чтобы привлечь внимание Дюшана.  Ее  маневр  оказался
успешным. Дюшан, погрузившийся в газету, поднял голову. Его серые  глаза
остановились на женщинах, в них промелькнула  радость,  потом  он  снова
углубился в чтение.
   - Дело сделано! - вздохнула Фелисия. - Он знает, что мы здесь. Теперь
очередь за ним.
   И они воздали должное еде. Последний отрезок пути показался им  очень
длинным именно потому, что был последним. Путешественницы проголодались.
Они мало разговаривали, но внимательно следили за тем, что происходит  в
зале. Дюшан незаметно подозвал хозяина и еще более незаметно указал  ему
на столик подруг, что-то шепча ему на ухо. По-видимому, он спрашивал  их
имена, что было нелишней предосторожностью, так  как  он  не  знал,  под
каким именем они путешествуют.
   Фелисия действительно долго думала об этом перед тем, как выехать  из
Парижа. Ее муж, граф Анджело  Морозини,  был  расстрелян  австрийцами  в
Венеции, и его имя  было  прекрасно  известно  полиции.  При  поездке  в
Бретань они с Гортензией называли  себя  миссис  Кеннеди  и  мадемуазель
Ромеро, но сейчас это  никуда  не  годилось.  По  общему  согласию,  они
избрали  то,  что  было  для  них  естественным:   две   светские   дамы
путешествуют  для  своего  удовольствия  и  решили  посетить   известную
музыкальную столицу. Гортензия  сохранит  свое  настоящее  имя,  Фелисия
воспользуется девичьей фамилией: княгиня Орсини.
   - Я имею полное право взять снова мою девичью  фамилию,  -  объяснила
она Гортензии. - Кроме того, Орсини - большая семья, некоторые ее  члены
симпатизируют Австрии.  Не  думаю,  чтобы  в  Вене  возникли  какие-либо
трудности. Город мне знаком, я жила там в ранней юности.
   Благодаря Видоку и его  связям  паспорта  были  сделаны  в  рекордные
сроки. Последние дни перед отъездом женщины ходили по  магазинам,  чтобы
пополнить гардероб Гортензии. Благодарение  богу,  она  не  нуждалась  в
деньгах, да и тысяча луидоров, полученная от Луи Берне, пришлась  весьма
кстати. Был нанесен и визит Эжену Делакруа.
   Художник одобрил поездку в Вену: она поможет  избежать  сложностей  с
полицией и сбить со следа Патрика Батлера. Он было собрался сопровождать
дам, так как у него появилось настроение путешествовать. Из Вены  он  бы
отправился в Венецию, куда из Австрии было легче попасть через Инсбрук и
перевал Бреннер.
   Но в это время года перевал был закрыт, да и  впереди  было  открытие
салона, где Делакруа решил выставить свою картину "Баррикада".
   - Это дурно воспринимается, если художник не  стоит  рядом  со  своей
картиной, когда мимо проходят официальные лица, - вздохнул он. -  Король
мне этого не  простит,  а  мне  бы  не  хотелось  портить  наши  хорошие
отношения. Но я, быть может,  присоединюсь  к  вам.  Если  вы  вернетесь
раньше, то я буду в первых рядах кричать "Да здравствует Наполеон  II!",
пока не охрипну.
   Расставались с поцелуями и обещаниями  писать,  хотя  бы  только  для
того, чтобы сообщить адрес. Это  было  накануне  отъезда.  На  следующее
утро, в сопровождении одного  Тимура,  Фелисия  и  Гортензия  уселись  в
карету с надеждой в сердце и приятным чувством, что они  действуют,  как
героини романа.
   Дворец на улице Бабилон остался  на  попечении  неразлучных  Ливии  и
Гаэтано, поженившихся за  несколько  недель  до  этого.  Таким  образом,
Фелисия лишалась горничной на все время путешествия, но молодая  женщина
не хотела чинить препятствия счастью своих верных слуг.
   Был январь. Стояла довольно холодная  погода,  иногда  шел  снег,  но
дорожная карета была настоящим оазисом тепла и уюта и позволяла забыть о
непогоде.
   Через Страсбург, Мюнхен, Зальцбург и Линц путешественницы доехали  до
Вены. Поездка была  приятной  благодаря  комфорту  кареты,  и  Гортензия
получала от нее удовольствие. Тем более что тревога по поводу возможного
преследования их Патриком Батлером покинула  их  после  нескольких  дней
пути. Его не было видно ни на улицах Парижа, ни вблизи особняка Морозини
в дни, предшествующие отъезду. Гортензия испытывала  чувство  некоторого
облегчения, а Фелисия, напротив, рассчитывала  на  дорожные  сюрпризы  и
силу Тимура, чтобы освободить ее от врага, с которым  у  нее  были  свои
счеты.
   - Может, он бросил эту затею? - спрашивала Гортензия. -  Он  получил,
что хотел. Его гордость не уязвлена. Я начинаю  думать,  что  он  просто
хотел еще немного меня помучить. И  дела  зовут  его  в  Бретань...  Он,
должно быть, уехал.
   Но Фелисия с сомнением качала головой. По ее мнению, этот человек был
из породы молоссов, которые никогда не бросят понравившуюся им кость.
   - Уверена, что мы еще его увидим, - говорила она.  -  Нам  надо  быть
начеку...  Особенно  вам.  Но  это  не   помешает   нам   веселиться   и
разрабатывать наши планы. Так приятно надеяться!
   Надежда была их верной спутницей на заснеженных дорогах, в гостиницах
или  в  их  комнатах,  когда  компания  казалась  им  неподходящей,  что
случалось довольно часто.
   Дюшан уже допивал свой кофе. Фелисия следила за ним, опустив ресницы:
он сложил газету, зевнул, достал из кармана блокнот и  карандаш,  что-то
написал, потом с недовольной миной разорвал листок  и  сунул  в  карман.
Заплатив по счету,  он  встал  и  медленным  шагом  хорошо  пообедавшего
человека направился к выходу. Проходя мимо женщин,  он  вдруг  зацепился
ногой за ножку их столика, покачнулся и толкнул Фелисию. Та смерила  его
возмущенным взглядом.
   - Черт бы побрал этого урода! - начала было  Фелисия.  Но  Дюшан  уже
рассыпался  в  многословных  извинениях  на   немецком   языке.   Потом,
поклонившись три или четыре раза и  проявив  недюжинный  талант  актера,
рванулся  к  дверям,  схватил  трость  и  исчез  со   скоростью   ветра,
провожаемый взглядами посетителей.
   Это позволило  Фелисии  спрятать  клочок  бумаги,  который  полковник
бросил ей на колени.
   Сменив гнев на  милость,  молодая  женщина  обратилась  к  подруге  с
улыбкой на лице.
   - А не пойти ли нам спать? - спросила она с легким зевком. - Я просто
умираю от усталости.
   В  комнате  Фелисии  они  расправили   скомканный   листок,   отослав
предварительно служанку, стелившую постель. Записка была короткой:
   "Не  оставайтесь  в  этой  гостинице,  -  писал   Дюшан.   -   Завтра
постарайтесь переехать в "Лебедь" на Картнерштрассе. Там мне легче будет
навестить вас..."
   Подписано - Грюнфельд, учитель фехтования.
   - Наш друг сменил имя, - сказала Фелисия. - Надо сделать то,  что  он
говорит. Прежде всего следует предупредить Тимура, чтобы он завтра был в
нашем распоряжении. Вы знаете его страсть к прогулкам. А в Вене  у  него
наверняка есть любимые кафе, и так как он  думает,  что  мы  остановимся
здесь...
   Пришедший турок  обещал  не  покидать  гостиницы  без  разрешения  и,
казалось, был очень рад покинуть "Кайзерин фон Остеррайх".
   - Тебе здесь не нравится? - спросила  Фелисия.  -  У  этой  гостиницы
хорошая репутация.
   - Многие люди похожи тут на полицейских. И я не люблю, когда со  мной
обращаются как со слугой. Я твой хучер, госпожа княгиня, а не лакей.
   На следующее утро по отелю прокатились отзвуки гнева Фелисии. Это  не
гостиница, а сущий кошмар!
   Простыни из грубого полотна, ночью шум, и  -  о  ужас!  -  в  постель
госпожи княгини  заполз  клоп!  Не  слушая  извинений  хозяина,  Фелисия
потребовала счет и карету.
   Через полчаса она, Гортензия и Тимур покидали гостиницу,  провожаемые
согнувшимся  под  грузом  совершенно  незаслуженных  упреков   хозяином,
который непрерывно спрашивал  себя,  чем  он  прогневил  небо,  что  оно
послало ему такую постоялицу.
   - Вы не перегнули палку? - смеясь, спросила Гортензия,  когда  карета
отъехала. - Это очень хорошая гостиница, если говорить откровенно...
   - Если вам не верят, всегда надо немного преувеличить.  Иначе  мы  бы
оттуда  не  выбрались.  Раз  Дюшан  советует  нам  уехать,  значит,  эта
гостиница не так хороша, как кажется. А потом, я доверяю Тимуру: у  него
нюх на полицейских.
   Гостиница "Лебедь", расположенная  недалеко  от  Хофбурга,  оказалась
приятным сюрпризом. Ее только что отремонтировали, и хозяин  -  Джузеппе
Паскини - был итальянцем, как и Фелисия. Естественно, что княгиню Орсини
ожидал самый лучший прием. Предупрежденный Дюшаном заранее, Паскини  сам
опустил подножку остановившейся перед гостиницей кареты.
   - Добро пожаловать, ваше сиятельство! Это  честь  для  моей  скромной
гостиницы. Благодарю тебя, господи!
   Очарованный  красотой  женщин,  Паскини  проводил  их  в  комнаты   и
задержался даже тогда, когда слуги, вносившие багаж, уже ушли.  Он  явно
хотел им что-то сказать.
   - Хочу сообщить госпоже княгине и госпоже графине,  что  вы  здесь  у
себя дома и в полной безопасности.
   Весь дом в вашем распоряжении. Господин Грюнфельд особенно настаивал,
чтобы вы сразу узнали об этом.
   Фелисия с доброй улыбкой рассматривала хозяина.
   Ему было лет сорок пять. Приятное круглое лицо с правильными чертами,
прямой взгляд черных глаз и очаровательная улыбка.
   - Откуда вы знаете господина Грюнфельда? - спросила Фелисия.
   - Мы встречались еще в Милане,  потом  встретились  здесь  уже  после
Ваграма. Мы всегда были друзьями.
   - Он тоже живет у вас?
   - Нет. После своего возвращения он здесь не жил.
   Он выбрал "Кайзерин фон Остеррайх" и прожил там недели две, чтобы  не
показывать, что мы знакомы. Потом он нашел себе квартиру и открыл  школу
фехтования, которая пользуется популярностью. Он  иногда  приходит  сюда
поесть спагетти. Но ради госпожи княгини он сразу обратился ко мне. Я не
удивлюсь, если мы увидим его сегодня же вечером.
   Неожиданно Фелисия протянула руку хозяину гостиницы:
   - Благодарю вас, господин Паскини. Приятно знать, что ты у друзей. Мы
не злоупотребим вашим гостеприимством. Нам лучше будет найти квартиру.
   Фелисия  думала  разместиться  вместе  с  Гортензией  в  каком-нибудь
достаточно большом доме или снять этаж дворца, как это было принято.  Ей
хотелось, чтобы они заняли достойное место в  венском  обществе.  Какому
даже самому подозрительному полицейскому  придет  в  голову  подозревать
очень красивых, очень элегантных дам, падких на развлечения?
   - Никакого заговорщического  вида,  никаких  темных  плащей,  никаких
перешептываний, - объясняла она. - Приемы,  праздники,  веселье.  Принцу
скоро исполнится двадцать лет - так же, как и  вам,  моя  дорогая,  и  я
думаю, что ему дают возможность немного развлечься и бывать в обществе.
   Все их действия должен был одобрить  Дюшан.  Когда  полковник  пришел
вечером, Паскини провел его в гостиную, разделявшую комнаты подруг. Сняв
шубу и шапку, он поцеловал руку Фелисии и повернулся  к  Гортензии.  Его
глаза вспыхнули, и молодая женщина залилась  краской.  Пока  они  вместе
переживали приключения в Бретани, Дюшан дал понять, что любит ее, и  его
чувства, очевидно, не изменились.
   - Увидев  вас  вчера,  сударыня,  мне  показалось,  что  это  сон,  -
проговорил он, склоняясь к руке Гортензии. - Я ожидал  приезда  княгини,
но было бы сумасшествием надеяться так скоро на встречу с вами. Я думал,
вы давно в Оверни.
   - Я была  там,  но  иногда  приходится  возвращаться  и  отправляться
гораздо дальше, чем предполагаешь.
   - Вы решили встать в наши ряды?
   - Было бы преувеличением сказать, что это добровольный выбор, дорогой
полковник, - заметила  Фелисия.  -  На  самом  деле  госпожа  де  Лозарг
покинула  свои  земли,  чтобы  спасти  меня  и..,  себя.   Ей   пришлось
последовать за мной в Вену.
   - Спасти вас, себя? Что произошло?
   -  Вы  должны  были  понять,  что  раз  я  не  приехала,   когда   мы
уславливались, то что-то случилось. Но, прошу вас, садитесь, и позвольте
мне  предложить  вам  мускатного  вина,  а  потом  поговорим  о   делах.
Расскажите нам, что здесь происходит.
   Улыбка исчезла с лица Дюшана. Его взгляд с  сожалением  оторвался  от
лица Гортензии и остановился на Фелисии.
   - Вы ничего не знаете? Неужели в Париже так мало известно?
   - Как я могла узнать что-либо, сидя в тюрьме?
   - В тюрьме, вы? За что? Почему?
   - Из-за одного из наших старых  друзей:  господина  Патрика  Батлера,
судовладельца из Морле.
   Фелисия несколькими  фразами  описала  происшедшие  события,  как  ее
спасла Гортензия, не касаясь, впрочем, событий на улице  Сен-Луи-ан-Иль.
Она знала, что полковник влюблен в Гортензию, и не хотела  провоцировать
его гнев. Он и так уже был вне себя.
   - Как только мы вернемся в Париж, я посчитаюсь с этим негодяем!
   - Вас никто за это не упрекнет. Теперь ваша очередь, говорите. Что  с
нашим планом?
   - Должен признаться, что я  разочарован.  Когда  я  приехал  сюда,  я
думал, что Бонапарты обрушатся на Австрию и будут требовать освобождения
принца, чтобы  торжественно  сопровождать  его  в  Париж  и  помочь  ему
получить наследство.
   Фелисия презрительно рассмеялась:
   - Эти люди? Вы и вправду от них чего-то ждали?
   Кроме королевы-матери, ожидающей в Риме, когда она  воссоединится  со
своим покойным сыном, другие и  не  собираются  покидать  свои  убежища.
Жозеф  в  Америке,  остальные  в  Риме  или  Флоренции  и  неплохо  себя
чувствуют. Элиза и Полина, которые с радостью встали бы на нашу сторону,
умерли.
   - Не будьте так категоричны. Есть исключение.
   - Что же это за исключение?
   - Дочь Элизы, графиня Камерата. Она была