лодые женщины прошли через открытые задние ворота в стене и взобрались по короткой крутой до-. рожке к высокой башне, в которую можно было войти только через готические двери, увенчанные гербом.
     - Боюсь, что мое жилище покажется тебе слишком спартанским - сказала Одетта со вздохом. - Я живу в замке Бальи <Бальи - в средние века - чиновник, глава судебной и административной власти в округе (бальяже).>, сам же он разместился в одном из кварталов на главной улице. Дом холодный, не очень удобный и далеко не веселый, но летом здесь неплохо.
     Отдых Катрин начался прекрасно. У них с Одеттой было о чем поговорить. Из-за уединенности Сен-Жан де Лоня Одетте хотелось услышать о балах и приемах, которые посещала ее подруга. Катрин постаралась удовлетворить ее желание, и когда наступила ночь, она все еще продолжала повествование...
     На следующий день пришла очередь Одетты рассказывать о себе, причем более подробно, чем она делала это раньше. Она говорила о короле Карле и его дворе, который знала очень хорошо. Когда Катрин рискнула упомянуть Арно, выяснилось, что Одетта часто видела его при дворе, в окружении герцога Орлеанского.
     - Тебе будет очень трудно вернуть его сразу, - предупредила она подругу. - Он из тех людей, которые полностью отдаются тому, что делают, и он чертовски горд.
     Он ненавидит все бургундское, и если ты захочешь, чтобы он любил тебя, тебе придется бросить все: мужа, состояние, положение в обществе...
     - Ты считаешь, что было бы лучше не думать о нем, вздохнула Катрин. - Но я не могу. Мы не можем остановить собственное сердце.
     - Я не говорю, чтобы ты забыла думать о нем. Я просто сказала, что это трудно и потребует много времени...
     И терпение ангела. Я думаю, ты можешь добиться успеха. Кроме того.., ты так прекрасна, что ему будет трудно устоять против тебя, как бы он ни старался...
     Одетта смотрела, как Катрин выходит из воды, отжимает свои мокрые волосы, как заворачивается в большое белое полотенце. Было так жарко, что молодые женщины спустились к реке, чтобы искупаться. Проходя у городских стен, Сена расширялась, образуя небольшой залив, где можно было купаться, не опасаясь, что тебя увидит ктонибудь, кроме случайного прохожего на противоположном берегу. Одетта и Катрин долго плескались в воде, которая в этом месте была совершенно прозрачной.
     Даже когда они вышли из воды, то буйно растущий тростник и высокая трава скрывали их. Одетта завернулась в длинное мягкое покрывало и села на траву, расчесывая волосы, а Катрин еще продолжала вытираться.
     - Мессир... - спросила робко Катрин, - мессир Монсальви пользуется большим успехом у женщин?
     Одетта рассмеялась. Ее позабавило и то, что Катрин нервничает, и наивность ее вопроса.
     - Большой успех? Это мягко сказано, моя милая.
     Вернее было бы сказать, что при дворе нет ни одной женщины или девушки, которые бы в той или иной степени не чахли от любви к нему. В конце концов, достаточно только поглядеть на него, - я не думаю, что во всей Европе есть более привлекательный мужчина. Он собирает урожай сердец так же легко, как крестьянин жнет пшеницу серпом.
     - В таком случае, - продолжала Катрин, стараясь, чтобы ее слова звучали небрежно, - у него, должно быть, множество любовниц...
     Одетта откинулась на спину, держа в зубах травинку, и улыбалась, наблюдая, как ее подруга пытается скрыть ревность, написанную на ее выразительном лице. Она засмеялась и усадила Катрин рядом с собой на траву.
     - Какая ты дурочка! Конечно, Арно де Монсальви не девственник - это далеко не так! Он берет женщин так же, как берет бокал вина, когда чувствует в нем потребность. Как только потребность удовлетворена, он забывает о пустом кубке на столе. Я не думаю, что среди ныне живущих есть женщина, которая могла бы похвастаться, что провела с ним больше чем одну ночь, и я знаю многих, чьи сердца разбиты. Однако сам он, по-видимому, никогда не любил. Я действительно верю, что он вообще презирает женщин, за исключением своей матери, к которой питает глубокую и нежную любовь. Если же ты хочешь знать, что я думаю, то я думаю вот что: если и есть в мире женщина, которая могла бы иметь шанс завоевать это ускользающее сердце, то эта женщина сидит рядом со мной. Нелегко будет заставить его понять это.., но твоя служба королеве Арагона может помочь тебе в этом. Королева Сицилии удостоена если не любви, то глубокого уважения и преданности мессира Арно...
     Для обеих подруг дни проходили тихо и счастливо.
     Они решили не касаться политики до возвращения брата Этьена, и любовь стала основной темой их разговора.
     Они поднимались поздно и шли к реке купаться, не спешили выходить из чистой воды, не торопясь возвращались к обеду домой. После обеда немного отдыхали и затем либо снова шли купаться, либо ездили верхом по окрестностям. Вечером, после ужина, для них пел паж, иногда они слушали сказания странствующего менестреля. Так незаметно промелькнули три недели, самым значительным событием которых было письмо Эрменгарды, в котором она описала все дворцовые сплетни:
     "Моя дорогая Катрин, произошло необычное событие! Герцог Филипп был вынужден срочно отправиться в Гент, где одна женщина назвалась именем его собственной сестры, нашей любимой маленькой герцогини Гиенской. Из-за того, что эту даму встречали и принимали как принцессу, возник скандал. Оказалось, что это была одна бедная помешанная женщина, монахиня, которая сбежала из монастыря в Колоне. Герцог передал ее епископу, и этому достойному прелату оставалось только отправить ее к настоятельнице монастыря. Это событие, однако, задержало прибытие монсеньора в Париж. Говорят, что его цель - заставить Бредфорда выплатить то, что он еще должен герцогу Филиппу из приданого покойной герцогини Мишель, упокой Господи ее душу, и что явилось причиной спора между французским принцем - потому что он француз, что бы он ни говорил, - и английским регентом, который уже был готов передать Перон, Руа и Мондидье, а также две тысячи экю, а также замки д'Андервик и Сен-Жан де Лонь - эта часть новостей может заинтересовать твою подругу. Филипп пока не получил эти три города в полную собственность, поскольку их еще надо сначала отбить у королевских войск, которые их занимают..."
     И дальше несколько страниц в том же духе. Эрменгарда была небольшой любительницей писать письма, но уж когда она бралась за перо, то, не переводя духа, исписывала целые лье пергамента. Одетта слушала читаемое письмо с горькой улыбкой.
     - Я тронута щедростью регента, который награждает своих союзников не принадлежащими ему землями...
     Он отдает Сен-Жан де Лонь, и Филипп любезно принимает его - неужели до него даже не доходит, что я буду разорена?
     - Этого не произойдет, я уверена, что ты, Одетта, сохранишь свой город, - сказала Катрин.
     Но молодая женщина презрительно пожала плечами:
     - Ты не знаешь своего Филиппа Бургундского. Его отец отдал мне этот город, потому что я была ему полезна из-за короля Карла. Но теперь Карл мертв, я больше не нужна - и все, что мне дали, будет отобрано. Филипп такой же, как его отец, моя дорогая, - душа захватчика за элегантной внешностью. Он ничего не отдаст без серьезных оснований и, конечно, без того, чтобы получить за это хорошую прибыль...
     - Однако есть я, - сказала Катрин. - Филипп всегда говорил, что он любит меня. Ему придется послушаться.
     В тот же вечер к подъемному мосту пришел брат Этьен Шарло и попросил разрешения войти. Он был серым от пыли, его обутые в мягкие сандалии ноги были расцарапаны и кровоточили. Но его лицо сияло улыбкой.
     - Я так рад видеть вас вместе! - воскликнул он, приветствуя обеих женщин. - Храни вас Господь!
     - И вас также, брат Этьен, - ответила Одетта. - Какие вы принесли нам новости? Но сначала присядьте и отдохните. Я прикажу, чтобы вам принесли что-нибудь закусить.
     - Спасибо. Путь из Буржа далек, а теперь и опасен.
     Бургундский наемник, капитан Перрине Грессар, захватил эту часть страны и сейчас движется на Шарите-сюр-Луар. Мне было трудно убежать от него. Но зато я принес хорошие новости, особенно те, что касаются госпожи де Брази. Король заплатил выкуп, который потребовали за Жана Потопа де Ксантрая и за мессира Монсальви, и сейчас они оба вернулись на свои посты в Вермандуа. А у вас какие новости?
     Вместо ответа Катрин протянула ему письмо Эрменгарды. Это было ее первое выступление против Филиппа Бургундского. Она приняла решение. Заплатив за освобождение Арно, Иоланда Арагонская приобрела вечную верность Катрин.
     Монах быстро просмотрел листы пергамента, покрытые размашистыми каракулями Эрменгарды, и покачал головой.
     - Бредфорд делает большую уступку. Филипп ему нужен.., а королю понадобится ваша помощь.
     - Что вы имеете в виду? - спросила Катрин с невольным оттенком высокомерия.
     Когда брат Этьен ответил, его голос звучал, как всегда, мягко:
     - Герцог Филипп покинул Париж и направляется в Дижон, чтобы подготовиться к свадьбе герцогини Гиенской.., отдых жены господина казначея Бургундии подходит к концу.
     Было совершенно ясно, что он имеет в виду. Катрин, улыбаясь, отвела взгляд.
     - Очень хорошо, - сказала она тихо. - Я завтра вернусь в Дижон.
     - Я останусь здесь, - сказала Одетта. - Если герцогу нужен мой город, ему придется прийти и забрать его у меня - через мой труп.
     - Не думайте, что это его смутит! - сказал монах с лукавой улыбкой. - Поблизости от Соны у него не будет хлопот с вашими останками. Вы не сможете выстоять против него, так зачем пытаться?
     - Потому что...
     Одетта вспыхнула, прикусила губу и в конце концов рассмеялась.
     - Вы правы, брат Этьен, во мне нет ничего героического, и я не гожусь для героических речей. Я останусь здесь по той причине, что жду посыльного от герцога Савойского, который все еще надеется помирить враждующих принцев. Как только он приедет, я вернусь к моим родителям в Дижон.
     Большую часть этой ночи Катрин провела, сидя у окна своей спальни и глядя в ночь; луна была полной и блестящей, внизу у стен плавно текла река; ее воды были похожи на ртуть. Вся долина Соны дремала, окутанная ночным покоем. Единственными доносившимися откуда-то звуками были лай собак и крик маленькой птички.
     У Катрин было предчувствие, что не скоро еще у нее вновь будут такие мимолетные мгновения покоя. Приближалось время борьбы, время гнева и страха. Теперь она была шпионкой на службе короля Франции. Куда еще заведет ее любовь к Арно?

Глава третья

ВОЗВРАЩЕНИЕ ГАРЭНА

     Гарэн де Брази прибыл домой в праздник святого Михаила <Святой Михаил считался покровителем царствующей династии Валуа.>. Было очень рано, когда он спешился во дворе своего особняка, но Катрин уже ушла к утренней службе.
     В этот день она сменила церковь Нотр-Дам на церковь святого Михаила. Несмотря на безнадежную любовь к Арно, она не забывала Мишеля де Монсальви, свою первую и самую чистую любовь.
     Неизменно каждый год 29 сентября она преклоняла колени перед алтарем и молилась за молодого человека, который был так несправедливо погублен. Молясь за любимого брата Арно, она получала отдых от мучительной страсти.
     Церковь святого Мишеля, находившаяся в конце города у крепостного вала, была небольшим зданием, состоящим из квадратной башни над древним нефом и деревянных боковых приделов. Она была лишь кое-как отремонтирована после последнего пожара, но Катрин считала, что здесь ей спокойнее молиться.
     Вместе с Перриной она немного задержалась в церкви после службы, и к моменту ее возвращения домой был уже полдень. Суета возле дома, на улице, заполненной лошадьми и гружеными мулами, открытые настежь ворота, гогот юных помощников клерков из соседних лавок по продаже пергамента, глазеющих на разгрузку багажа, - все это предупредило ее о возвращении мужа.
     Она не удивилась, потому что ожидала его со дня на день, но была немного встревожена. Она бы предпочла, чтобы он вернулся во второй половине дня и у нее было бы время подготовиться к встрече, последствия которой были по меньшей мере непредсказуемы.
     В холле она увидела Тьерселина, присматривавшего за переноской большого, обитого железом сундука.
     - Муж спрашивал обо мне? - осведомилась она, снимая вуаль.
     - Насколько я знаю, нет, госпожа. Господин Гарэн отправился прямо в свои покои. С тех пор я его не видел.
     - Он давно приехал?
     - Около часа. Госпожа желает, чтобы я сообщил ему о ее возвращении?
     - Нет, не беспокойся. Прежде я должна переодеться.
     Господин Гарэн не любит скромных нарядов, - сказала она и кивком указала на простое белое шелковое платье, надетое поверх нижней юбки цвета листвы. Она поспешила вверх по каменной лестнице, ведущей в ее комнату, Перрина побежала следом за ней.
     - Быстро, иди помоги мне одеться...
     Войдя в комнату, обе женщины вскрикнули от изумления. Комната была превращена в нечто волшебное, нереальное, похожее на пещеру Али-Бабы. Мебель практически исчезла под грудами поразительных блестящих и сверкающих вещей. Столы, стулья, табуретки были завалены ворохами парчовых платьев: одни из них переливались золотом и серебром, другие были украшены драгоценными камнями. Перед Катрин было настоящее буйство красок. С балдахина над кроватью свисал поток белоснежных кружев из Брюгге, Малена, Брюсселя, белая пена которых оттеняла яркие цвета остальной одежды. Посреди комнаты стоял открытый большой сундук, и в нем виднелись бутылочки и флаконы из золота, хрусталя, нефрита и рога, наполнявшие воздух смесью чудесных запахов.
     Катрин стояла, созерцая это извержение шелка. Тем временем Перрина с дикими глазами и открытым ртом устремила взгляд к порогу. Когда Катрин повернулась к ней, горничная неожиданно опустилась до земли в глубоком реверансе, и Катрин поняла, что, по-видимому, приближается Гарэн. Она почувствовала, что внутренне дрожит, но усилием воли сдержала себя, крепко сжала обеими руками позолоченный молитвенник и повернулась лицом к двери.
     В следующее мгновение Перрина исчезла, и в дверях возник Гарэн. Катрин даже не слышала его шагов по галерее. Стоя в дверном проеме, он, по своему обыкновению, глядел на жену, не приветствуя ее ни знаком, ни жестом.
     Гарэн был одет в непривычный для него камзол пурпурного цвета, вышитый понизу и на рукавах тонкой серебряной каймой. Он был без шляпы, коротко остриженные черные волосы на висках были тронуты сединой. У него не было времени переодеться. Когда он стоял, глядя на Катрин, его худое лицо было столь невыразительно, что казалось высеченным из камня. Затем неожиданно это мрачное лицо осветилось слабой улыбкой. Широким жестом он указал на ослепительную массу изысканных вещей.
     - Вам нравится ваша комната в таком виде?
     - Это.., это прекрасно! Но, Гарэн, зачем вы все это сделали?
     Он шагнул навстречу Катрин и положил руки ей на плечи.
     - Что-то говорит мне, что я должен загладить вину... это дань раскаявшейся души.., и кроме того, это доказывает, что я думал о вас.
     Спокойно и бесстрастно он поцеловал ее в лоб.
     - Раскаяние? - сказала Катрин. - Это слово странно звучит в ваших устах.
     - Я не понимаю почему. Это подходящее слово в данных обстоятельствах. Я напрасно обвинил вас и сожалею об этом. Теперь я знаю, что вы провели ту ночь в комнате монсеньора.., и, как оказалось, совершенно одна.
     Его равнодушный тон обеспокоил Катрин.
     - Могу я узнать, кто сообщил вам эти сведения?
     - Разумеется, сам герцог. Он сказал мне, что предложил вам свое гостеприимство. Мой гнев был несправедлив. Я думал, что вы были с кем-то другим. Поэтому еще раз умоляю вас простить меня.
     - Тем не менее я действительно собиралась посетить этого другого человека. Почему вы так уверены, что ошибались? - раздраженно спросила Катрин.
     С каждой минутой она сердилась все сильнее, чувствуя себя униженной от того, что Гарэн и герцог говорили о ней так, как будто она была просто красивой игрушкой. Гарэн засмеялся и пожал плечами:
     - Вероятно, мне это подсказывает не что иное, как здравый смысл.., и последние новости. Я сильно сомневаюсь, что мессир Монсальви стал бы себя вести так, как сейчас, если бы он был в плену ваших чар!
     - Что вы имеете в виду? Я слышала, что он захвачен англичанами в битве при Краване. Герцогиня Маргарита читала нам список попавших в плен.
     - Он действительно был взят в плен, но король Карл выкупил его вместе с другим рыцарем, этим рыжим овернцем с жутким акцентом. Нет, я думаю, о его предстоящей женитьбе...
     - Что?
     Гарэн притворился, что не заметил, сколь эмоционально Катрин произнесла это слово. Он взял отрез атласа в миндально-зеленую и розовато-лиловую полоску и восхищенно рассматривал его у окна. Затем, не глядя на жену, он тихонько продолжил:
     - ..на Изабель де Северак, дочери маршала. Кажется, дело было слажено некоторое время назад, как мне говорили, они очень влюблены друг в друга.
     Чтобы удержаться от восклицания, Катрин сжала руки в кулак. Пронзившая ее острая боль страдания была невыносима. Но ни за что на свете она не хотела бы, чтобы Гарэн заметил, как поразила ее эта новость.
     Она бесстрастно спросила:
     - Как вы узнали все эти новости? Я не думала, что в Париже и в Бургундии люди так интересуются двором короля Карла.
     - Ну, конечно, но когда речь идет о таких значительных особах. Когда соединяются два древних и знаменитых семейства, это представляет интерес для всей знати.
     Так или иначе, но я слышал эту новость в Амьене от бальи Луи де Скореля, который является родственником семейства Монсальви. Бракосочетание было намечено на декабрь, как наше. Но оказалось, что жениху и невесте не терпится, и свадьба состоится через месяц в Бурже. Ну, я смею надеяться, что вам эта новость доставила такую же радость, как и мне. Всегда приятно разделить счастье друзей; кроме того, это снимает все мои прежние опасения и доказывает, как я был не прав, подозревая вас. Вы простили меня?
     Он подошел ближе к жене, взял ее руку в свои и наклонился, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Катрин была вынуждена изобразить подобие улыбки.
     - Да, конечно.., я.., простила вас. Не беспокойтесь. Но я не могу как следует отблагодарить вас за все эти прекрасные вещи.
     - Мне пришло в голову, - сказал Гарэн, легонько целуя холодную руку, которую он держал, - что вам понадобятся новые платья для участия в свадебной церемонии. Я хочу, чтобы вы были прекрасны.., божественно прекрасны! Я горжусь, когда знаю, что вами восхищаются.
     Такие комплименты от Гарэна были редкостью. Катрин вновь заставила себя улыбнуться. Она онемела от услышанной новости, но гордость заставила ее держаться невозмутимо. Нельзя было позволить Гарэну заметить ее горе. Она подозревала, что мгновение раньше, вглядываясь в ее лицо, он ждал, что эта новость ее потрясет... Чтобы выиграть время и справиться с собой, она притворилась, будто рассматривает кружева, которые он ей привез. Это позволило ей опустить глаза, влажные от непролитых слез.
     Катрин услышала вздох Гарэна. Он направился к выходу, но, обернувшись на пороге, тихо сказал:
     - Я забыл: монсеньор герцог оказал вам честь тем, что просил напомнить о его расположении к вам. Он просил меня заверить вас, что надеется вскоре вас увидеть...
     Тайный смысл слов Гарэна лишил ее остатков самоконтроля. Становилось совершенно очевидно, что она была всего лишь предметом торга. В конце концов, как могла она, с ее скромным происхождением, сравнивать себя с Изабель де Северак? Ее можно купить и продать, ее тело, ее девственность являлись объектом подлой сделки. Какое унижение! Как отвратительно! Как смели эти двое мужчин так относиться к ни в чем не повинной женщине!
     Она повернула к Гарэну бледное от гнева лицо со сверкающими глазами.
     - Я не намерена встречаться с герцогом, - ответила она, и голос ее был низким и хриплым от негодования. Вы и ваш хозяин можете забыть о подготовленных вами планах. Вы вольны пренебрегать своим супружеским долгом, бесчестить себя, делать из себя посмешище