сь, пошла по мокрой мостовой, демонстративно не прикрываясь от дождя.
     Жак дождался, когда дом покинут и остальные слуги, потом отвязал лошадей и завел их в конюшню. Лошади жадно рванулись к еде и, утолив первый голод, принялись жевать овес. Таким спокойствием веяло от уставших животных, что Жак даже расчувствовался.
     Он подошел к лошади Анри и потрепал ее по гриве.
     - Ой, хитер наш хозяин, хитер! - сказал он, заглядывая в глаза лошади. - Всегда говорит: "Жак, сделай то, Жак, сделай другое", но никогда не спросит: "А ел ли ты, Жак? А выспался ли ты?" Ой, хитрый наш хозяин, хитрый.
     Лошадь, словно понимая Жака, кивала головой и жевала овес. А слуга прислонился щекой к горячей шее лошади своего хозяина и запустил пальцы в ее жесткую гриву.
     - Тебе хорошо, о тебе позаботятся, а обо мне некому вспомнить. Нет у меня друзей, нет родителей, только я один на всем свете, - расчувствовавшийся Жак чуть было не заплакал.
     Но вскоре он снова стал прежним, ведь в кармане звенели монеты, данные виконтом, можно было запастись выпивкой. Жак, удостоверившись, что корма лошадям достаточно, задрал на голову ливрею и побежал к дому. Возле распахнутой двери гостиной он остановился и негромко кашлянул.
     Мадлен попыталась высвободиться из объятий Анри но тот ее не отпустил.
     - Чего тебе, Жак?
     - Что прикажете, хозяин?
     - Исчезни и не показывайся до завтрашнего утра. Если что-нибудь произойдет, предупредишь, а так, чтобы в доме я тебя больше не видел.
     Жак поклонился и с видом, полным достоинства спустился по лестнице на кухню. Догорали уголья, неприготовленный обед остывал в кладовой. Жак устроился за столом и, вытащив из-за пояса свой нож, начал резать кусок копченого мяса. Затем отыскалось и вино, и Жак, устроившись за столом как хозяин, пил кружку за
     Кружкой. Время от времени он отставлял бутылку в сторону и прислушивался: что же там делается наверху. Но до его слуха доносились лишь неясные шорохи, тихие голоса.
     "Ну и проходимец же мой хозяин! - думал Жак. - И что только находят в нем женщины? Был бы он богат - понятно, а так, только сам вводит их в траты. А врочем, какое мне до этого дело? Разве есть разница, пью я вино, купленное за деньги хозяина или угощаюсь взятым взаймы в чужом доме?" - и Жак вновь наполнил кружку.
     Его нимало не интересовало то, как будет объяснять своему хозяину прислуга, куда подевалась бутылка вина. Ведь Жак пил не какую-то дешевку, а завладел самой лучшей бутылкой, явно предназначенной для хозяина.
     За окном не переставая лил дождь, капли чертили зигзаги на стекле, размывая погружавшийся в темноту городской пейзаж. В окнах домов зажглись огни, и даже ненастье не могло помешать жителям столицы веселиться. Откуда-то из соседнего дома доносился громкий женский смех и кто-то пытался уговорить даму вести себя поосмотрительнее. Но вскоре женский смех уже смешивался с мужским - и от этого Жаку становилось еще тоскливее.
     Его уже не радовали ни хорошее вино, ни вкусная еда ему хотелось чего-то большего. А чего, Жак и сам точностью не мог бы сказать. Он был из породы людей, никогда не удовлетворенных настоящим. Если у него в кармане было две монеты, он грустил, почему не три. Если же отыскивалось три, тут же Жаку хотелось получить и четвертую. Они были чем-то похожи - Жак и его хозяин. И тот и другой никогда не довольствовались достигнутым. Но если Анри делал все, чтобы продвинуться вперед и завладеть сердцем следующей женщины, то Жак отдавался в руки судьбы безропотно, ничего от нее не требуя. Даст сама - значит хорошо, а не даст - значит так и нужно.
     В кухне становилось все прохладнее, и Жак, недовольный тем, что ему приходится трудиться, принялся подбрасывать дрова в печь. Вскоре там разгорелся такой огонь, какой бывает только на пожаре. Зато Жак чувствовал себя хорошо как никогда. Вино согрело душу, а огонь тело. Он уже утешал себя мыслью, что в подвальной комнате, куда звала его горничная, скорее всего сыро и неуютно, а вино, припасенное для гостей, дешевое и мало чем отличается от уксуса.
     За окном уже совсем стемнело, и город напоминал о себе лишь точками фонарей и прямоугольниками окон, словно бы висевшими в пространстве без всякой опоры. Молнии больше не сверкали, лишь где-то вдалеке изредка раздавались приглушенные раскаты грома.
     Жак растянулся на широкой скамейке, положив под голову свою уже высохшую до хруста ливрею.
     "Ну вот и славно, теперь я смогу выспаться как следует и никто не потревожит меня до самого утра. Надеюсь, прокурору не придет в голову возвращаться домой ночью".
     Жака мало беспокоило, что муж Мадлен может застать здесь в доме его хозяина. Больше всего слуге не хотелось покидать теплую, уже обжитую им кухню.
     "Хороший дом, - думал Жак, наслаждаясь теплом и уютом, - здесь все есть - и вино, и еда, и овес в конюшне в достатке, хорошие слуги и хозяин, наверное, не очень-то интересуется, что из кладовки попало на его стол, а что съели и выпили тайком от него. Жаль, что не удастся задержаться здесь подольше".
     Жак хорошо знал привычки своего хозяина. Он никогда не задерживался у своих любовниц больше чем на одну ночь. А затем вновь шли поиски, упорные и всегда успешные. Жак уже сбился со счета, в каких только домах ему не пришлось побывать, каких только женщин под покровом темноты он ни приводил в дом своего
     Хозяина. Сперва слуга вел им счет так, словно бы считал свои собственные победы. Но постепенно такой образ жизни стал привычным и уже не вызывал сомнений в душе Жака. Ему казалось, только так и может существовать знатный дворянин, только так и могут себя вести светские дамы.
     Самое странное - усталость сегодняшнего дня не располагала ко сну. Лишь только Жак устроился поудобнее, как вновь ощутил голод. Благо, кладовка располагалась недалеко, а нож всегда был остро отточен.
     И вскоре на большом блюде красовались толсто порезанное холодное мясо и остатки хозяйского хлеба. Жак с аппетитом поужинал во второй раз, а поев, расчувствовался и вспомнил о лошадях. Правда, дальше сочувствия Жак не пошел. Ему не хотелось выходить на холод под дождь, тащиться в темноте в конюшню. Зато приятно было представлять себя эдаким благодетелем, не забывавшим в моменты благополучия и о судьбах других.
     То, что не ели ни Анри, ни Мадлен, Жака не занимало. Хозяева могли позаботиться о себе и сами, к тому же, им сейчас было доступно то, от чего был отлучен Жак, находясь в одиночестве. Он еще подбросил дров в очаг и подвинул скамейку поближе к плите, словно собирался изжариться. (?н лежал на боку, подложив под свою пухлую щеку кулак.
     "Это надо же, - изумлялся Жак, - полено такое крепкое, не уковыряешь, а смотри, не прошло и четверти часа, как оно уже разваливается на куски. А потом от него ничего не остается, кроме пепла".
     Жак тяжело вздохнул так, словно речь шла не о полене, а о нем самом.
     "Вот умру, и никто не вспомнит обо мне, что жил на свете такой Жак, славный парень, верный слуга. И никто обо мне не заплачет, никто не придет на мою могилу".
     Он еще раз вздохнул, потянулся пару раз, зевнул и уснул сладким сном человека, выпившего три кружки крепкого вина.
     Виконт Лабрюйер подхватил Мадлен Ламартин на руки и закружил по комнате. Сумочка на длинной серебряной цепочке выпала из ее руки, и Анри ногой отбросил ее под столик.
     - Боже, что ты делаешь, Анри! - восхищению Мадлен не было предела, она словно выплескивала из своей души все накопившееся там за последние дни.
     - Я так люблю тебя, ты пришел ко мне, ты понял, я тебя обманывала...
     - Молчи, молчи, Мадлен... И губы их вновь встречались в поцелуе. Мадам Ламартин указала рукой на дверь, ведущую из гостиной.
     - Там...
     - Я все знаю, я уже успел осмотреться в твоем доме, - Анри
     Плечом отворил дверь и понес Мадлен по гулкому коридору.
     Дверь спальни была приоткрыта и в темноте тускло мерцала
     Золоченая спинка большой кровати.
     - Я сейчас... - Анри бережно уложил Мадлен на простыни и
     Склонился перед камином.
     Ровно сложенные дрова и щепки под ними только и ждали огня.
     Анри выбежал и вернулся с зажженой свечой. Слегка потянуло дымом, а затем ровные языки пламени побежали по сухому дереву. И в дымоходе загудел ветер. Безжизненная до этого спальня наполнялась светом и теплом. Мадлен лежала, прикрыв глаза, с чувствительно приоткрытыми губами. Она так и ждала, чтобы Анри склонился над ней и поцеловал ее.
     - Ты ждешь меня? - спросил виконт.
     - Я не могу дождаться... И вновь их губы соприкоснулись.
     Анри не был настойчив и нетерпелив. Он словно дразнил Мадлен. Лишь только коснувшись губами ее рта, он тут же отстранился и провел тыльной стороной ладони по ее еще немного влажным волосам.
     Женщина вздрогнула и напряглась. А рука Анри уже скользила по ее шее, нащупывая застежку ворота платья. Мадлен села и, придержав свои длинные волосы одной рукой, второй принялась расстегивать непослушный крючок.
     - У тебя такие холодные руки, - сказал Анри, прикасаясь губами к ее пальцам, - ты вся замерзла.
     - Сейчас, сейчас, - шептала женщина, освобождаясь от платья.Затем она принялась развязывать тесемки, стягивающие ворот рубахи Анри. Они медленно раздевали друг друга, словно оттягивая момент близости.
     Анри не отрываясь смотрел на Мадлен, а та не сводила взгляда от
     Его отливавшего в блеске огня камина тела. Рука виконта медленно двигалась по плечу женщины, скользя к груди.
     Он несильно сжал свои пальцы на белоснежном холмике, увенчанном темно-коричневым соском. Мадлен запрокинула голову, ее волосы рассыпались и коснулись подушки.
     - Что ты делаешь, Анри? - прошептала она. Виконт, нагнувшись, поцеловал ее в ложбинку на груди, поймав губами изящный золотой крестик. Он потерся о ее шею шеей и легонько подул на самую мочку уха. Мадлен обхватила его голову руками и взъерошила мокрые волосы.
     - Виконт, я так люблю тебя, дорогой! Я не знаю, что бы делала, если бы ты не приехал.
     - Я не мог оставить тебя одну.
     - И я не могла остаться с тобой. Мы могли встретиться только здесь, у меня.
     - Но ты же не хотела этого. Мадлен горько улыбнулась.
     - Я не могла себе этого позволить, пойми.
     - Почему?
     Я связана обещанием.
     Но ведь ты была одна.
     Я не знаю, мне было тяжело переступить через себя.
     Но теперь-то, Мадлен, все хорошо.
     Сейчас так прекрасно, как никогда еще не было. Прижми меня покрепче, проведи своими холодными пуками по моим плечам, я вся горю.
     Женщина понемногу забывала о стыде, об осторожности. Она
     Громко стонала, смеялась, вскрикивала, а Анри ласкал ее и теперь
     Уже казалось, не Мадлен удерживает его, а Анри не дает спешить.
     - Ну погоди, погоди, - шептал он, - дай мне насладиться твоим
     Телом, дай вдохнуть твой запах.
     - О боже, что ты делаешь, Анри? - Мадлен ловила его руку и
     Сжимала в своей ладони, но мужчина упрямо высвобождал пальцы и
     Уже вел ими, повторяя плавные изгибы бедра.
     - Сильнее! Сильней прижми меня, - повторяла Мадлен.
     Но Анри словно дразнил ее, то припадая к ней, то отстраняясь. И
     Женщина, словно ее влекло к мужчине какой-то невидимой силой, приподнималась на локтях, чтобы только оказаться поближе к своему любовнику. Ее колени дрожали, пальцы не слушались. Она путала слова и тут же смеялась.
     - Ну назови меня, назови меня, Мадлен, - говорил Анри, запуская руку в ее шелковистые густые волосы.
     - Ты дразнишь меня!
     Мадлен высвободилась от него, и повалив на кровать, склонилась над ним. Ее волосы упали, словно две занавески, загородив от Анри весь мир. Лишь только лицо мадам Ламартин сияло над ним счастьем.
     Мадлен слегка качнула головой и волосы, заскользив по лицу Анри, заставили его зажмуриться.
     - Ты ангел, - пробормотал он.
     - Но где же тогда мои крылья? - женщина острыми ногтями впилась в его плечи. - Я не могу больше терпеть, Анри, возьми меня, - и она уперлась в его плечи руками.
     Анри знал, ему предстоит еще несколько сладостных минут, а затем наступит безразличие ко всему - к себе, к Мадлен, и ему захочется покинуть этот дом. Поблекнут краски, и он станет противен самому себе. Но у Мадлен желание не
     Исчезнет, она будет его упрашивать, молить. Но если сейчас ее голос звенел для него серебряным колокольчиком, то потом он превратится в похоронный звон. Их любовь будет мертва.
     А Мадлен и не поймет этого, не захочет смириться и тогда ему придется как вору, прячась, покидать ее дом еще до того, как она проснется и не покинет мир своего счастливого неведения.
     "Но это будет потом, - подумал Анри, - а сейчас я люблю и хочу Мадлен, а она хочет принадлежать мне. Так почему я должен отказывать себе в этом миге короткого счастья, зная, чтс потом наступит отвращение? Ведь думая о смерти,
     Невозможно жить, мы счастливы, пока вместе, и пусть это счастье будет недолгим".
     Он обнял Мадлен за талию и осторожно уложил на кровать.
     - Смотри на меня, смотри, иначе мне будет казаться, что ты думаешь о ком-то другом.
     - Это все равно, - усмехнулась Мадлен, - закрыты у меня глаза или нет, я вижу перед собой тебя. И я знаю, твой образ никогда не исчезнет, будешь ты рядом или нет.
     - Я не хочу тебя обманывать, Мадлен. Ты любишь меня?
     - Да.
     - Тогда молчи. Не говори о расставании, когда мы вместе, ведь лучше всего умирать, когда ты счастлив - и пусть расставание наступит внезапно.
     Анри, стараясь не причинить Мадлен боли, нежно погладил ее.
     - Ты мой, - прошептала Мадлен.
     - И ты моя. А теперь не говори ничего, давай молчать. Ты права, Мадлен, что может быть прекраснее близости?
     Когда Мадлен, глубого вздохнув, замерла, Анри обессиленный лег рядом с ней.
     А теперь спи, - прошептал он своей любовнице, ни о чем не думай и спи. Я рядом с тобой, ничего не бойся.
     Теперь я ничего не боюсь, - Мадлен осторожно поцеловала его в плечо и взяла за руку.
     Анри, чувствуя, как восхищение женщиной, ее стройным телом, красотой ее лица безвозвратно исчезают, закрыл глаза и тут же провалился в черноту сна.
     Виконт проснулся, когда уже первые лучи солнца проникли в комнату. Еще не открывая глаз, он повел рукой и не нашел Мадлен. Он тут же открыл глаза я увидел, что женщина стоит на коленях возле кровати и сложив руки, словно молится, глядя на него с восхищением и нежностью.
     - Что ты, Мадлен?
     - Спи, спи.
     - Что ты делаешь?
     Женщина протянула руку и прикоснулась пальцами к векам Анри.
     - Спи, продолжай спать, дай мне полюбоваться тобой.
     - Что ты задумала, Мадлен?
     - Не мешай, молчи, я буду стоять на коленях и сторожить твой сон.
     Анри недовольно поморщился.
     "Только этого еще недоставало, чтобы она сошла с ума!"
     - Нет-нет, - улыбнулась Мадлен, - не беспокойся, со мной все в порядке. Я просто очень сильно люблю тебя и не могу позволить себе терять мгновения, когда мы рядом.
     Анри попробовал уснуть, но понял, что это ему не удастся. Он немного схитрил и приоткрыл веки, стал следить за Мадлен. Та смотрела на него, склонив голову, то и дело отбрасывая непослушные волосы со лба. Она счастливо улыбалась, и от этой улыбки виконту делалось не по себе. Он понимал, насколько сильны
     Чувства Мадлен и каким ударом для нее будет расставание.
     - Спи, дорогой, спи любимый. Вот так, ночь за ночью я буду стоять возле тебя на коленях и любоваться твоей красотой.
     - Не говори такого, - прошептал Анри.
     - Почему? Я говорю то, что думаю, я говорю то, что будет.
     - Но ведь ты сама знаешь, это не так.
     - Дай мне помечтать, Анри. Да, ночь за ночью я буду проводить подле тебя, а ты даже во сне не сможешь избавиться от моей любви.
     Анри открыл глаза.
     - Ты обманщик. Говоришь, что спишь, а сам слушаешь, что я говорю сама себе.
     - Ты сошла с ума!
     - Ничуть. Ты говоришь, не может быть. Но ведь, Анри, могло не быть и этой ночи.
     - Ты понимаешь, Мадлен, что ты делаешь?
     - Я люблю тебя, - женщина провела ладонью по волосам Анри и склонившись, поцеловала его в щеку. - Я хочу, Анри, чтобы ты спал.
     - Мои глаза закрыты, - сказал Анри, в упор глядя на Мадлен.
     - Но ведь ты обманываешь меня.
     - Все на свете обман, и если ты хочешь, чтобы мои глаза были закрыты - думай так.
     - Хорошо, ты спишь? Я стою подле тебя на коленях и молюсь за нашу любовь.
     "Нашу? - подумал Анри. - Моей любви уже нет, есть только злость на себя и досада. И сколько ты, милая, ни будешь повторять слово "любовь", она не воскреснет. Ей нужно поставить памятник и больше не вспоминать о ней. Как жаль, что ты проснулась раньше меня, и мне не удалось уйти незамеченным! Теперь вновь будут слезы, вновь мне придется утешать тебя, а самое главное - мне придется обмануть тебя, Мадлен. Я скажу, что мы встретимся вновь, а потом ты получишь письмо, где я напомню, что никогда и ничего не обещал тебе вместо любви - ни верности, ни постоянства, лишь только одну любовь. А она уже мертва, ты получила ее".
     Виконт облизнул пересохшие губы.
     - Ты хочешь пить? - забеспокоилась Мадлен.
     - Нет.
     Но не нужно меня обманывать.
     Говорю тебе - нет, - уже немного раздраженно восликнул Анри.
     Нет, я не вижу, - женщина провела пальцами по пересохшим губам Анри. - Я принесу тебе попить.
     - Не надо.
     Но женщина словно и не слышала его голоса.
     - Тебе принести вина или молока? Анри молчал.
     - Я принесу молока.
     Она не мигая, смотрела на виконта, и тому стало жаль Мадлен, ведь она словно не помнила, что им предстоит расстаться.
     - Так, я принесу молока? Ты согласен?
     - Да, неси что хочешь.
     - Я сейчас.
     И тут во дворе послышался какой-то неясный шум. Анри тут же приподнялся на локте и посмотрел в посветлевшее окно. Но лежа на кровати можно было видеть лишь крыши противоположных домов.
     - Что там? - спросил он.
     - Не беспокойся, - не оборачиваясь, произнесла Мадлен, - это, наверное, лошадь в конюшне.
     - Лошадь?
     - Да.
     - Даже утром ты красива, - не удержавшись, сказал комплимент Анри.
     - Я хочу, чтобы ты всегда был здесь и никуда не уходил. А я, возвращаясь, находила тебя тут.
     - Мадлен, а что ты будешь делать, когда вернется твой муж? Вдруг он уже подъезжает к воротам? - пытался образумить ее Анри.
     - Пусть это тебя не беспокоит, Анри. Все равно, что бы ни случилось, я буду здесь, с тобой.
     - Но ведь это твоя спальня, сюда к тебе приходит муж...
     - Ну и что, - улыбнулась Мадлен, - я теперь никогда не буду принадлежать ему.
     - Что ты надумала?
     - Нет, не бойся, я всего лишь на его месте буду представлять тебя. Я больше никогда не взгляну на него. В этой комнате мои глаза будут плотно закрыты, и я буду вспоминать эту ночь, когда ты был со мной.
     Такие рассуждения показались Анри более разумными, чем прыдыдущие. Теперь хоть что-то обрисовывалось, какая-то определенность. Мадлен явно не претендовала на то, чтобы стать его вечной любовницей, а тем более, женой. И долгая речь про
     Идеальную любовь, заготовленная Анри, осталась невостребованной.
     Шум во дворе повторился.
     Мадлен даже не дрогнула, зато Анри насторожился.
     - Что это?
     - Я же говорю тебе, лошадь в конюшне.
     - Нет, это слишком громкий звук, кто-то пришел.
     - Я ничего не боюсь.
     - Не боишься? - изумился Анри. - А вдруг это муж?
     - Ну хорошо, если ты так хочешь, я пойду посмотрю, - Мадлен поднялась и не поворачиваясь к Анри спиной двинулась к окну.
     - Я сейчас посмотрю, дорогой, только оставайся здесь, не вставай, я хочу любоваться тобой. Твоя красота божественна, тело совершенно.
     Мадлен бросила мимолетный взгляд в окно, и Анри показалось, что если бы она сейчас увидела пожар, то вряд ли это осознала бы.Она шумно вздохнула.
     - Я не могу смотреть на тебя без восхищения, Анри, - Мадлен вновь подбежала к кровати, упала на колени и обняла виконта.
     Тот прикрыл глаза и ощутил легкое прикосновение ее губ.