перед тем памятным концертом, своего нетерпения и в конце концов жестокого разочарования, когда она напрасно ждала его по дороге в Италию, вплоть до последней минуты перед заключением бессмысленного брака? Ей еще слышался полный сомнения ласковый голос Аделаиды: "А вы уверены, что не любите его?"
     О да! Тогда она была уверена в страстном увлечении и гордости, которую испытывала от жгучих цепей плотской любви, связывавших ее с властелином Европы. При внезапном пробуждении, постигшем ее среди всех этих ужасов, Марианне открылась подлинная суть чувства, привязывавшего ее к императору. Она любила его с гордостью и страхом, с радостью, приправленной восхитительным ощущением запретного плода и опасности, она любила его со всем пылом юности и жадной плоти, открывшей благодаря ему волшебные чары, рождаемые полным единением двух тел. Но теперь она понимала, что ее любовь была создана восхищением и признательностью. Она попала во власть удивительного обаяния, перед которым никто не мог устоять, и когда он покинул ее, вызвав такие страдания, испытанная тогда ревность была жестокой, жгучей, но в какой-то Степени возбуждающей. Она оказалась не такой мучительной и тоскливой, как это безумное содрогание всего ее естества перед навеки соединенными Язоном и Пилар. И теперь, когда она потеряла навсегда счастье, которое судьба так долго пыталась вложить ей в руки, Марианна чувствовала, что она также потеряла всякое желание жить.
     Более сильное, чем по ее прибытии на бал, ощущение, что она всего лишь пустая марионетка, вернулось к ней вместе с сознанием неудавшейся из-за собственной ошибки жизни. Из-за гордости, безумия и ослепления она позволила Язону бросить ее, вернуться к другой и связать свою судьбу с этой другой. Эта Пилар будет жить с ним в стране, где растет хлопок, где поют темнокожие, это она будет разделять каждое мгновение его жизни, она будет спать каждую ночь в его объятиях, она принесет ему детей...
     Вокруг Марианны парк превратился в форменное поле боя. Солдаты сражались с грабителями, в то время как добровольные санитары уносили тела, среди которых встречались и трупы. Другие, вооружившись ведрами с водой, пытались укротить пожар и спасти здание посольства. Никто не обращал внимания на одинокую женщину, глядевшую в тени кустарника на происходящее.
     Гигантский костер, опалявший на расстоянии, гипнотизировал ее. Соседние с ним деревья вспыхнули, и торжествующее пламя жадно пожирало листья, ветви и стволы. Крики и стоны смолкли. Только грозный голос огня наполнял ночь.
     Марианна слушала его, словно пытаясь найти ответ на терзавший ее вопрос. Из глубины памяти возникла строчка Шекспира: "Огонь горит, гася другой огонь..."
     Ее так внезапно обнаруженная любовь к Язону погасила любовь к императору, оставив только нежность и восхищение, блестящие камни среди горячего пепла. Но эту любовь, которая отныне мучила ее, какой другой огонь сможет потушить ее, прежде чем отчаяние доведет Марианну до грани безумия? Язон далеко! Он вынес молодую жену из этого ада и в эти минуты должен быть рядом с ней, успокаивая ее нежными ласками и словами любви. Он забыл Марианну, и это забвение убьет ее. Откровение пришло слишком поздно и, как молния дерево, уничтожило Марианну. Теперь ей только остается незаметно уйти...
     Память услужливо воскресила перед ее глазами образ матери, бросающейся в пламя на поиски ребенка. Она вошла в огонь, как входят в святилище, без малейшей остановки, без колебаний, в слепой уверенности найти там дитя. И узкие врата смерти, ужасающей и жестокой, стали для нее вратами славы, добровольно осознанного мученичества, мира и вечности. Достаточно проявить немного.., совсем немного мужества.
     С широко раскрытыми глазами Марианна покинула свое убежище из листьев и направилась к пылающему костру. Она не колебалась. Горе сильнее опиума заглушает страх, и его муки более могущественны, чем индийская конопля, которой жрецы пичкают вдов-индусок, чтобы они безвольно шли на погребальные костры их мужей. Она хотела сделать так, чтобы никто не пострадал от ее смерти. Несчастный случай, просто несчастный случай!.. И Марианна побежала к пожару. Споткнувшись о камень, она упала и ощутила острую боль, но и она не вырвала ее из своеобразного транса. Молодая женщина поднялась и продолжила путь, вслушиваясь в громовой шум, из которого явственно доносилось ее имя. Это тем более не остановило ее. Кем бы ни было звавшее ее существо, оно только хотело освободить ее от монотонности жизни, от долгого прозябания в стороне от подлинной жизни, которое, неся в себе зародыши смерти, медленно разлагало бы ее в одиночестве... Избранная ею смерть, ужасная, но быстрая, обещала вечный покой без воспоминаний и сожалений.
     Жар пламени был таков, что, ощутив у порога его огненное дыхание, Марианна инстинктивно спрятала лицо в руках и попятилась. Она тут же устыдилась этого, пробормотала первые слова молитвы и хотела броситься вперед. Изодранное платье загорелось. Огненный язык лизнул ее тело, причиняя нестерпимую боль, исторгшую из ее груди отчаянный вопль. Но в тот же момент, когда она подалась в огненную бездну, на нее свалилась темная масса, обхватила ее и покатилась с ней по земле. В последнюю секунду кто-то отобрал ее у смерти, приговаривая к жизни...
     Ощущая на себе тяжесть тела, она отбивалась, пытаясь освободиться от плотного объятия, и вне себя от ярости впилась зубами в одну из удерживавших ее рук. Незнакомец отпрянул, поднялся на колени и резкими ударами нанес ей две пощечины. На багровом фоне пожара она видела только темную фигуру, на которую в ослеплении хотела броситься, чтобы ответить ударом на удар. Но мужчина схватил ее за запястья и крепко сжал. Тут же прозвучал ледяной голос:
     - Ведите себя спокойней, или я добавлю! Черт возьми, вы совсем сошли с ума! Еще мгновение, и от вас одни угольки остались бы! Дура! Окаянная дура! Неужели в вашей безмозглой голове нет ничего, кроме ветра, эгоизма и тупости?
     Внезапно ослабев, как спущенная лучником тетива, Марианна слушала извергаемый на нее Язоном поток оскорблений с таким восхищением, словно это была райская музыка.
     Ее не интересовало, каким чудом он оказался здесь, каким образом он вырвал ее из огня, когда она совсем недавно видела, что он ушел. Единственным, имевшим для нее значение, было его присутствие. Его гнев являлся доказательством интереса к ней, и, чтобы он оставался так, на коленях, Марианна готова была до конца ночи выслушивать оскорбления.
     Даже боль в зажатых запястьях казалась радостью.
     Со вздохом удовлетворения, не обращая внимания на свои раны, она снова легла на траву и от всего сердца улыбнулась темному силуэту своего друга.
     - Язон! - прошептала она. - Вы здесь.., вы вернулись.
     Он резко отпустил ее и замолчал, в каком-то отупении глядя на распростершееся перед ним грациозное тело, едва прикрытое остатками платья, среди которых выступали кровоточащие раны. Отбросил назад слипшиеся волосы, стараясь усмирить смешанный с гневом страх, охвативший его, когда в неистово несущейся к огню женщине он узнал Марианну. И теперь она смотрела на него громадными, блестящими от слез глазами, она смотрела на него улыбаясь, словно мучительные ожоги не терзали ее тело, словно она не чувствовала их... Но и он сам не ощущал ожогов от огня, который он потушил своим телом, охваченный радостью, что пришел вовремя. Никогда еще он не испытывал такой неимоверной усталости. Будто эти последние минуты исчерпали всю его анергию...
     Марианна же была в полном восторге. Окружавший их неистовый мир совершенно исчез для нее. Остался только этот человек, без слов смотревший на нее, тяжело дыша, ибо сердце его слишком сильно стучало в груди. Ей захотелось прикоснуться к нему, обрести в его силе слишком долго ожидаемое убежище, и она протянула руки, чтобы привлечь его к себе. Но эта попытка завершилась криком агонии. Острая боль разорвала ее внутренности.
     Язон мгновенно вскочил и недоумевающе смотрел, как Марианна корчится у его ног.
     - Что.., что с вами? Вы ранены?
     - Не знаю.., у меня болит... У меня... О!..
     Он снова склонился к ней, желая поддержать голову, но продолжительный стон вырвался из обескровленных губ, тогда как тело выгнулось дугой в приступе новой боли. Когда эта боль утихла, посеревшая Марианна дышала, как загнанное животное. Она бросила на Язона, почти такого же бледного, как она, потрясенный взгляд. Что-то теплое потекло у нее по ногам, и молнией мелькнула мысль о происходящем.
     - - Мой.., мой ребенок! - простонала она. - Я... теряю его!..
     - Как?.. Вы.., беременны?
     Она утверждающе опустила веки, экономя силы, ибо новая боль рождалась в ее чреве.
     - В самом деле! Вы же замужем! А где ваш князь, светлейшее сиятельство?
     Как мог он насмехаться над ней, видя ее страдания? Она изо всех сил вцепилась в его руку, чтобы легче было бороться с болью, затем простонала:
     - Я не знаю! Очень далеко! В Италии... Сжальтесь... позовите кого-нибудь на помощь! Ребенок... Император.., я хотела бы...
     Остальное потерялось в крике. Язон витиевато выругался, вскочил и побежал к группе людей, оцепенело глядевших на заканчивающееся уничтожение зала и галереи. За умирающим пламенем теперь стали видны почерневшие стены посольства, пустые глазницы окоп и солдаты вперемешку со слугами, старавшиеся потушить перекинувшийся на здание огонь. Заметив Наполеона, Язон поспешил к нему. Ведь Марианна говорила об императоре в то же время, что и о ребенке.
     Немного позже переживавшая очередную волну страданий Марианна увидела склонившиеся к ней лица Наполеона и Язона. Она услышала напряженный голос императора.
     - Черт побери! У нее выкидыш! - выбранился он. - Скорей! Носилки! Надо унести ее отсюда! И найдите Корвисара! Он должен быть около раненых. Эй, ребята! Сюда!..
     Марианна не слышала дальше, не видела, к кому он обращался. Ей показалось, что Язон уходит, и она приподнялась, чтобы позвать его. Рука Наполеона осторожно заставила ее снова лечь, затем, быстро сняв сюртук, он скатал его и подложил под голову молодой женщине.
     - Осторожно, canssima mia!.. He шевелись! Сейчас придут, помогут, позаботятся о тебе! Главным образом не бойся!.. Я здесь!
     Он нашел ее влажную руку и пожал. Марианна подняла к нему полные признательности глаза. Может быть, он еще любил ее немного? Значит, она не осталась совершенно одинокой в мире с разбитым сердцем и истерзанным телом Эта крепкая, теплая рука была такой доброй и успокаивающей...
     Забыв, что она хотела умереть, Марианна схватилась за нее, как заблудившийся ребенок, как она могла бы схватиться за руку отца.., с той только, может быть, разницей, что блестящий офицер генерального штаба вряд ли смог бы проявить такую ласку, даже нежность, к своей погибающей дочери.
     Охваченная новым приливом страдания, она все-таки ощутила, что ее осторожно подняли и с возможной быстротой понесли через разоренный парк, где ночной ветер разносил горячий пепел. Когда боль отпустила, она глазами поискала Язона, прошептала его имя. Рука императора, не оставлявшего ее, крепче сжала ее руку. Он нагнулся к ней.
     - Я отпустил его к жене. Раз здесь я, он не нужен тебе... Ведь он только твой друг.
     Друг!.. Слово, которое она от чистого сердца произносила всего лишь накануне, потрясло ее. Друг.., и ничего больше, а может быть, еще меньше, если эта Пилар воспротивится их дружбе! Однако только что она поверила в его возвращение! Но нет! Все было кончено! Язон вернулся к своей жене, и больше не на что надеяться, кроме, пожалуй, смерти, которая сейчас не смогла взять ее к себе. Постепенно кровь уходила из ее израненного тела. Вместе с ней уйдет и жизнь...
     Она судорожно вздохнула и погрузилась в пучину беспамятства.

ГЛАВА IV

ШОКОЛАД ГОСПОДИНА КАРЕМА

     Барон Корвисар опустил рукава рубашки, тщательно прикрепил гофрированные манжеты, надел поданный Фортюнэ Гамелен синий сюртук, затем, быстро взглянув в зеркало, чтобы убедиться, что его красивые седые волосы в полном порядке, поспешил вернуться к кровати Марианны. Некоторое время он всматривался в истощенное лицо молодой женщины, затем перевел взгляд на ее руки, казавшиеся на белизне покрывала хрупкими изделиями из слоновой кости.
     - Вот вы и вне опасности, юная дама! - сказал он наконец. - Теперь надо восстанавливать силы, побольше есть, начинать вставать... Вы спасены, но мне не нравится ваше настроение! Его надо менять!
     - Поверьте, что я этим глубоко опечалена, дорогой доктор, и что я очень хотела бы доставить вам удовольствие. Вы ухаживали за мной с таким терпением и преданностью! Но мне ничего не хочется.., особенно.., есть! Я чувствую себя такой усталой...
     - И если вы не начнете усиленно питаться, вы с каждым днем будете чувствовать себя все хуже, - проворчал императорский врач - Вы потеряли много крови, надо ее восстановить! Вы же молоды, черт возьми! И очень сильная при вашей нежной внешности! В вашем возрасте не погибают от выкидыша и нескольких ожогов! Как, по-вашему, примет меня император, когда я скажу ему, что вы не подчинились моим предписаниям и отказываетесь вернуться к жизни?
     - Но ведь это не ваша вина.
     - Чушь! Вы думаете, что его величество этим удовлетворится! Когда он отдает приказы, он не сомневается в их исполнении, а каждый из нас получил свой приказ: я - вылечить вас, вы - поскорей выздороветь. У нас нет выбора. И я напоминаю вам, что каждое утро, когда я присутствую при его вставании, император беспокоится о вас.
     Марианна повернула голову на подушке, чтобы он не увидел навернувшихся слез.
     - Император очень добр, - сказала она охрипшим голосом.
     - И особенно к тем, кого он любит! - подтвердил Корвисар. - Как бы там ни было, я намереваюсь сказать ему завтра утром, что вы вылечились. Постарайтесь вести себя хорошо, дорогая княгиня, чтобы я не оказался лгуном!
     - Я попытаюсь, доктор, я постараюсь...
     Врач улыбнулся, затем импульсивным жестом потрепал ее по щеке.
     - В добрый час, дочурка! Такие слова мне больше нравятся. До завтра! Я дам указания вашим людям, а когда вернусь, проверю, как вы им последовали! Госпожа Гамелен, всегда к вашим услугам!..
     Поклонившись прелестной креолке, Корвисар взял шляпу, трость и перчатки и вышел из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь. Тогда Фортюнэ неторопливо встала с кресла, подошла и присела на край кровати своей подруги, окутав ее ароматом розы. Ее платье из легкого батиста с разноцветными цветочками соответствовало жаркому летнему дню, и в нем она выглядела совсем юной девушкой. Кончиками пальцев в белых митенках она покачивала на ленте большой капор из соломки. Рядом с ней Марианна чувствовала себя ужасно постаревшей и безмерно усталой. Она бросила на нее такой скорбный взгляд, что Фортюнэ нахмурила брови.
     - Я не понимаю тебя, Марианна, - сказала она наконец. - Вот уже скоро неделя, как ты больна и ведешь себя так, словно стараешься любыми средствами покончить с жизнью! Это не похоже на тебя.
     - Это не было похоже на меня. Теперь это правда, у меня нет больше желания жить. Для чего? Для кого?:
     - Для тебя был так важен.., ребенок?
     Снова слезы выступили на глаза Марианны, и на этот раз она не пыталась их удержать. Она позволила им катиться...
     - Конечно, очень важен! Он был бы всем, что еще могло отныне остаться в моей жизни, единственным основанием для моего существования. Я жила бы ради него, вместе с ним. Я возлагала на него все мои надежды.., и не только мои...
     С тех пор как, придя в сознание на исходе трагической ночи, она узнала, что потеряла ребенка, Марианна в беспредельном отчаянии не переставала упрекать себя. Прежде всего, за то, что в те ужасные часы совершенно забыла о своем будущем материнстве. С момента, когда она вновь увидела Язона, все то, что до тех пор имело для нее какое-то значение, внезапно исчезло перед ослепляющим откровением любви, которую она, даже не подозревая, на протяжении месяцев носила в себе. Парк в огнях фейерверка стал для нее дорогой в Дамаск, и она, как некогда Саул из Тарсы, сошла с нее слепой, слепой ко всему, что ее окружало, ко всему миру, к своей собственной жизни, слепой и к тому, чем была ее любовь, раскрывшая такую глубину, что Марианна не могла без головокружения склоняться к ней. И она безрассудно подставила под угрозу жизнь ребенка, играя собственной жизнью, пытаясь ее погубить! Она ни на минуту не подумала о нем... ни о том другом, на вилле в Тоскане, нетерпеливо ожидающем известия о рождении ребенка, с которым он связал всю свою несчастную замурованную жизнь!
     Коррадо Сант'Анна женился на ней в надежде на ребенка императорской крови, которому он мог бы передать свое имя. И вот теперь, из-за ее собственной ошибки, Марианна потеряла надежду выполнить свою часть брачного договора.
     Князь заключил негодную сделку!
     - Ты думаешь о своем таинственном супруге, не так ли? - тихо спросила Фортюнэ.
     - Да. И мне стыдно за себя, мне стыдно, ты слышишь, ибо имя, которое я ношу, мне кажется теперь украденным.
     - Украденным? Что за глупости!
     - Я тебе уже объясняла, - с трудом сказала Марианна, - что князь Сант'Анна женился на мне ради ребенка, потому что в нем кровь императора и князь мог без колебаний согласиться на отцовство.
     - Тогда, раз ты потеряла его, ты считаешь себя недостойной жить и, если я хорошо поняла твои теперешние планы, ты просто решила покорно ждать, пока старуха с косой не приберет тебя?
     - Пожалуй, так... Но, не думай, что я хочу покарать себя, желая смерти. Нет, у меня просто нет желания жить.
     Фортюнэ встала, раздраженно сделала несколько шагов по комнате, подошла к окну, раскрыла его настежь, затем вернулась и села рядом с кроватью.
     - Если твое желание жить или не жить связано исключительно с существованием ребенка от Наполеона, дело, мне кажется, можно легко уладить: Наполеон сделает тебе другого, вот и все.
     - Фортюнэ!..
     Задохнувшись от возмущения, Марианна посмотрела на подругу. Но креолка отпустила ей фрондерскую улыбку.
     - Что, Фортюнэ! Подумаешь! Слово шокировало? Мне кажется, действие не производило на тебя такого же эффекта? И если есть.., предрассудок, вызывающий у меня отвращение, так это лицемерие, хотя его скорее можно назвать качеством. Предоставим его специалистам этого жанра вроде мадам Жанлис или мадам Кампан и их эскадрону дурочек, если только ты не желаешь поскорей присоединиться к пищащей толпе вернувшихся вдовствующих эмигранток, которые проводят время в надежде на возвращение былых добрых нравов! Я люблю, когда вещи называют своими именами и смотрят правде в лицо! Если ты хочешь быть честной перед своим мужем-призраком, тебе надо принести ему ребенка, и ребенка от Наполеона. Вывод: Наполеон должен сделать тебе другого. Мне кажется, что это очень просто. Кстати, поговаривают, что Австриячка понесла! Значит, в этом смысле он может успокоиться и посвятить себя полностью тебе!
     - Но, Фортюнэ, - промолвила ошеломленная Марианна, - ты хоть знаешь, какая ты безнравственная?
     - Конечно, знаю! - радостно вскричала г-жа Гамелен. - И ты не представляешь себе, до какой степени я довольна быть такой! Та нравственность, какую я встречаю вокруг себя, довольно тошнотворная! Да здравствует любовь, моя красавица, и к черту заскорузлые принципы!
     Словно желая подтвердить это своеобразное объявление войны установленным принципам, снаружи внезапно донесся пушечный выстрел, затем второй и третий. Одновременно теплый ветер принес звуки музыки, не то боевой, не то траурной, и шум многочисленной толпы.
     - Что это такое? - спросила Марианна.
     - Ax, правда, ты же не знаешь! Это государственные похороны маршала Ланна. Сегодня, 6 июля, император торжественно перевозит останки своего старого боевого товарища из Дома инвалидов в Пантеон. Видимо, кортеж сейчас покидает Дом инвалидов.
     Теперь пушка гремела без остановки. Скорбный призыв фанфар и рокот барабанов приближались, постепенно вторгаясь через сад в мирную комнату вместе со звоном всех колоколов Парижа.
     - Хоч