отсутствием, посмел проникнуть в Берри и угрожать замку, где находились королева Мария и дофина Маргарита Шотландская.
     Разорения и пожары на его пути вызвали тревогу в королевских владениях, и обе принцессы дважды обращались к кастильцу с письмом, прося его покинуть их земли. Он этого, как и следовало ожидать, не сделал. У него были развязаны руки: коннетабль де Ришмон занимался наведением порядка вокруг Парижа.
     Тогда король, может быть, первый раз в жизни - но не последний - страшно разгневался. Он приказал, чтобы войско как можно быстрее вернулось к Луаре. Когда интенданты подъезжали к замку Эриссон, что на Бурбонской земле, чтобы подготовиться к приезду своего господина, на них напали разбойники Родриго, избили и ограбили их. Это было большой ошибкой, поскольку король вел с юга мощную армию, где было немало провансальцев и жителей Арманьяка. Карл начал преследование грабителей, вынудив их искать убежище на землях, принадлежащих деверю Родриго - герцогу Бурбонскому. Вилла-Андрадо был изгнан из королевства: ему под страхом смерти запретили возвращаться обратно. Кастильцу не оставалось ничего другого, как заживо похоронить себя в своих испанских владениях Рибальдо. Как раз это-то и праздновали жители Орийака, счастливые, что избавились от постоянной угрозы.
     Катрин же думала о своем. Король проявил себя как военачальник и стал лично руководить освобождением своего королевства. Теперь, как говорили, он отправился на осаду Монтеро, где засел мощный гарнизон английского капитана Томаса Герарда. Арно, скорее всего не смог устоять перед призывом к войне, его неутолимой возлюбленной. И отправился с миром к королю, чтобы занять достойное место среди его капитанов.
     По правде говоря, ей улыбалась мысль встретить в Монсальви не его хозяина, а аббата Бернара. Это позволило бы ей поговорить с аббатом, послушать то, что ей скажут слуги о поведении Арно, подготовиться к встрече с ним. Так приятно было бы обрести домашний покой и избежать бурного объяснения с Арно. Одна спокойная ночь была бы для нее уже неоценимым благом...
     Беранже, шедший во главе небольшого кортежа, опустив поводья, по-прежнему напевал. Вдруг он остановился и, поднявшись в стремени, сказал:
     - Госпожа Катрин, посмотрите: вон большой дуб! Мы подъезжаем.
     У Катрин замерло сердце. Паж был прав - еще несколько шагов по лесу, и за широким поворотом появятся не очень изящные, но надежные башни и стены Монсальви.
     - Вы увидите, Готье, - сказала Катрин своему пажу, завороженною смотревшему вокруг, - вам понравится наша Овернь и ее жители. Благородство растет здесь из земли. Оно состоит их храбрости, веры, здравого смысла и настоящего великодушия. Здесь умеют сохранить верность и не стать рабом, служить и не умалять своего достоинства. Л как красивы наши девушки!
     Как только они обогнули лесную опушку, послышалась нежная мелодия. Беранже задрожал от радости:
     - Госпожа Катрин, вы слышите? Эта музыка звучит в честь нашего возвращения.
     Сгорая от нетерпения, он пришпорил коня. Катрин, увлекая за собой Готье, устремилась за ним. За поворотом они увидели пажа, который остановился рядом с горбатым, взъерошенным, небольшого роста крестьянином и с жаром обнимал его.
     - Госпожа Катрин, посмотрите! - воскликнул он, заметив хозяйку. - Это наш Этьен, это он исполнил приветственную серенаду. Тут еще Жако! Послушай, что с тобой? - Он повернулся к юноше в крестьянской одежде.
     Катрин прекрасно знала этого старшего из сыновей Антуана Мелвезена, торговца свечами. Вместо того, чтобы с улыбкой пойти ей навстречу, он с ужасом посмотрел на нее, и на его глазах выступили слезы.
     - Госпожа Катрин! - пробормотал он, - Госпожа Катрин! Не может быть! Надо же, чтобы это был именно я!
     Беранже встряхнул его, словно желая пробудить от мучившего его кошмара.
     - Ну же. Жако, в чем дело? Конечно же, это госпожа Катрин! А это я, Беранже де Рокморель. Мы ведь до отъезда были друзьями.
     - О! Я вас сразу узнал, - простонал юноша.
     - Почему именно я оказался здесь и должен... Поведение Жако было столь необычно, что Катрин соскочила с лошади и хотела подойти к нему, но как только она сделала первый шаг, юноша отступил назад и заплакал еще сильнее.
     - Жако! - нетерпеливо воскликнула она. - Подойдите сюда! Что это за комедия? Вы смотрите на меня, словно на дьявола!
     - Нет! О! Нет, госпожа Катрин! Не говорите так! Боже мой! Я должен идти.
     - Куда?
     По-прежнему пятясь, не переставая глядеть на Катрин и плакать, юный Мелвезен собирался убежать в город.
     Готье, заметив это, схватил его за ворот рубахи и силой притащил к Катрин.
     - Я люблю, мой мальчик, чтобы отвечали на вопросы моей хозяйки. Ты объяснишь все по порядку или отведаешь моей шпаги. Что все это значит?
     Жако посмотрел на Катрин. Его полный отчаяния, испуганный взгляд поразил ее. Он снова расплакался и, наконец, проронил:
     - Я должен предупредить стражу о вашем приезде...
     - Это вполне естественно, - заметил Готье. - Было бы из-за чего так сокрушаться.
     - О! Если бы... Я должен сделать это, чтобы они закрыли для госпожи Катрин городские ворота. Воцарилась мертвая тишина.
     - Что? - наконец выдавила Катрин. - Закрыть передо мной ворота?
     - Так хочет мессир Арно! как под пыткой признался несчастный. - О! Госпожа Катрин, не сердитесь на меня, я не могу поступить иначе. Каждый день мессир Арно посылает кого-то охранять дорогу с приказом сразу же предупредить его о вашем возвращении. Тот, кто пропустит вас, будет в тот же час казнен - он и вся его семья. Катрин в ужасе воскликнула:
     - Казнен? И вся семья? Этого не может быть! Он сошел с ума!
     - Я тоже так думаю, но я не виноват... Я должен это сделать. Нас, должно быть, заметили внизу.
     - Хорошо! - воскликнул Готье. - Я сам отвезу тебя в Монсальви, и ты сможешь выполнить данное тебе поручение. Я выскажу мессиру Арно все, что я о нем думаю!
     - Нет, Готье! Я вам запрещаю это! Оставьте его, это приказ, - твердо заявила она, и конюху пришлось повиноваться. И добавила мягче:
     - Я не хочу, чтобы из-за меня пролилась кровь. Я вам уже говорила, что люблю этих людей.
     - Так вот их знаменитая храбрость! Им приказывают гнать вас, и они безропотно подчиняются. Я начинаю верить, что ваш супруг не может расстаться с образом капитана Грома. Что же нам делать? Остаться здесь, под этими стенами, у закрытых перед вами ворот, словно у вас чума! Взгляните на вашего Жако. Он убегает, как заяц.
     Юный Мелвезен уже добежал до домишек и приближался к подъемному мосту. Расстроенная Катрин взяла лошадь за поводья и укрылась под сенью деревьев. Этот жестокий удар лишил ее мужества. Неужели Арно, отдавший такой беспощадный приказ, возненавидел ее?
     Убить всю семью того, кто пропустит ее! Убить кого-то из обитателей Монсальви, которых он так любил и всегда защищал, тех, кто родился на его глазах? Что произошло? Где были ее друзья Жосс и Мари Роллар, старые товарищи по приключениям? Аббат Бернар? А Сатурнен Гарруст, старый бальи, Гоберта Кэру, известная сплетница в городе и давняя подруга Катрин? А Сара? Одному Богу известно, не преследовал ли Арно ее друзей...
     Отчаяние, сжавшее ее сердце, было столь велико, что она без сил опустилась на землю рядом с Этьеном, который принялся наигрывать, как ни в чем не бывало, на своей волынке. Готье хотел было вырвать у него из рук волынку, как вдруг тот, не переставая играть, вытащил из кармана клочок бумаги и ловко бросил его на колени Катрин.
     - Он ушел! Никто не увидит! Читать... Госпожа Катрин, читать... Этьен уходит!
     Он действительно поднялся и, не обращая ни на кого внимания, словно был один, стал удаляться, не переставая наигрывать заунывную мелодию, пропитанную лесом и дождем.
     В записке отвратительным почерком со множеством ошибок было написано несколько слов:
     "Прехадите к пруду. Бысстра! Я преду". И подпись: "Гобэррэте".
     Готье, ничего не понимая, смотрел на это немыслимое послание. Оно неожиданно придало Катрин сил.
     То, что Гоберта умеет писать, само по себе было событием.
     - Сарай у пруда, - перевела она для своих спутников. - Это недалеко. Пошли. Гоберта пишет, что придет. Беранже, шевелитесь! Поехали быстрее!
     Юноша замер, словно статуя. Стоя посреди дороги, он смотрел на город глазами, полными ужаса и возмущения. Он дрожал как осиновый лист, на его щеках сверкали слезы.
     - Этого не может быть! - повторял он. - Не может быть!
     - Беранже, поехали, - настаивала Катрин. Она собралась было взять его за руку, но Готье опередил ее, схватил пажа и бросил его поперек седла.
     - Сейчас не время ныть. Вперед! Госпожа Катрин, указывайте нам дорогу.
     Трое путешественников в полном молчании тронулись в путь, каждый углубился в свои мысли. Когда с высоты плато стали видны стены Монсальви, Катрин даже не взглянула в их сторону. Сердце ее ныло и было исполнено такой горечи, что один вид замка мог разбить его...
     Сарай, принадлежащий Кэру, был небольшим и находился в тени деревьев недалеко от пруда. Торговец полотном и его супруга хранили там корм для скота, запасы льна и конопли. Катрин хорошо знала это место, она раньше гуляла здесь с Мишелем.
     Ребенок обожал воду и целыми часами мог любоваться отражением облаков в тихой воде или играть на флейтах из тростника, которые ему делал Жосс, раскаявшийся бродяга. Гоберта тоже сюда изредка приходила, если у нее выпадала свободная минута или нужно было что-либо взять. Обычно она являлась со своей многочисленной детворой, и начинались нескончаемые игры. Маленький сеньор становился тогда красным и взлохмаченным. Глаза его сверкали как звезды. Гоберта показала Катрин, где она держала ключ, чтобы та могла укрыться в случае дождя. Подъехав к сараю, Катрин без труда обнаружила ключ на прежнем месте.
     Внутри было жарко как в печке, но при этом приятно пахло сеном, занимающим большую часть сарая. Беранже зарылся в сене как ребенок, а Катрин и Готье сели рядом привязав до того лошадей в тени деревьев и сняв с них сбрую.
     - Солнце садится, - сказал конюх. - Странно, что мы не двигаемся дальше.
     - Дальше? Почему это мы должны идти дальше? - резко возразила Катрин. - Здесь моя земля, мой дом. Здесь живут мои дети. Я не могу отсюда уйти...
     Устало вздохнув, Готье сбросил на землю поклажу.
     - Может быть, придется это сделать, хотя бы для того, чтобы подготовить ваше возвращение. Вы же не можете оставаться здесь...
     - Здесь - нет, но, может быть, у дверей Монсальви. Я буду кричать, и требовать до тех пор, пока меня наконец, услышат и откроют эти проклятые ворота.
     - ...Или убьют вас! Ваш супруг, как и большинство мужчин, не прав, от этого он еще больше зол на вас. Должен признаться, госпожа Катрин, я все больше жалею, что выходил его у стен Шатовилена. Лучше бы я оставил его подыхать!
     - Нет! - вырвалось у Катрин. Она любила этого человека, несмотря ни на что. И добавила уже тише:
     - Нет, я бы этого не вынесла. Я бы тогда тоже умерла.
     - Ничего подобного! Да, вы бы страдали, но вы бы выжили, помня о детях. В этот час вы были бы возле них, и, несмотря на траур, который вы, может быть, хранили бы до конца дней, душа ваша обрела бы покой, и вы жили бы будущим вашего сына, не прекращая молиться за упокой души покойного супруга. Вы могли бы тогда наградить его достоинствами, которых у него никогда не было, - мертвые всегда превращаются в ангелов!
     Она не ответила. Готье в гневе высказал правду, в которой она себе не решалась признаться. В голосе ее промелькнуло угасшее воспоминание о Готье-Нормандце, диком дровосеке, обожавшем своих бородатых богов. Он так сильно любил ее. Катрин знала, что, будь он жив, его гнев был бы еще более сильным и страшным, чем у его тезки. С его геркулесовой силой, удесятеренной вспышками ярости, он, может быть, смог бы один взломать закрытые ворота и проникнуть в замок. Он бы притащил полумертвого Арно или его труп к ногам Катрин. Но Готье-великана больше не было. Его тело превратилось в дымок над голубой водой Средиземного моря, а по-детски чистая душа устремилась ввысь вслед за дикими гусями и лебедями.
     - Не надо ни о чем жалеть, - прошептала она наконец - Я останусь здесь, ибо все равно не знаю, куда идти. Беранже до сих пор хранивший молчание, вдруг воскликнул.
     - К нам! В Рокморель! Госпожа Катрин, мои мать и братья будут счастливы принять вас. Как вы сразу об этом не подумали!
     Графиня улыбнулась ему. Правда, не подумала, но ведь только час тому назад она узнала, что двери Монсальви для нее закрыты.
     - Дитя мое, вы сами видели, как все может измениться.
     Он вскочил, дрожа от возмущения, в его волосах торчали соломинки.
     - Госпожа Катрин, только не надо сомневаться. Если вы согласны, мы завтра же вернемся домой.
     - А Рокморель далеко? - спросил Готье.
     - Четыре или пять лье. Это быстро.
     - У нас есть что-нибудь поесть? Я голоден.
     Не смея в том признаться, паж тоже жалел о последних событиях: с горизонта исчез хороший ужин, который ждал бы его в Монсальви. Сара так прекрасно управлялась в огромной кухне с поварятами и служанками!
     К счастью, Готье прихватил с собой кусок ветчины, ржаной хлеб и корзинку вишни для Катрин, которую они с наслаждением съели по дороге. Юноши с жаром набросились на ветчину и хлеб, но предупредили госпожу, что без нее не притронутся к пище, и Катрин пришлось взять свою часть.
     - Есть надо всегда, особенно тогда, когда горько на душе, - сказал ей Готье. - Пустой желудок - пустая голова.
     Потом они устроились на сене отдохнуть. Незадолго до полуночи снаружи послышались осторожные шаги. Со скрипом отворилась дверь, и луч фонаря стал в темноте шарить по соломе.
     - Госпожа Катрин, вы здесь? Уже через минуту графиня де Монсальви и жена Ноэля Кэру, торговца полотном, обнимались рыдая, словно сестры.
     - Наша бедная госпожа! - не переставая, повторяла Гоберта, прижимая к своей широкой груди хозяйку. - Наша бедная госпожа! Не горько ли видеть все это?
     - Но что все это значит? воскликнула Катрин, когда первая волна радости немного схлынула. - Что здесь произошло?
     - Здесь? Ничего особенного. Что-то произошло скорее в голове мессира Арно. В деревне его больше не узнают. Он стал страшнее волка.
     - Этого бы не случилось, если бы она был здесь. Поэтому-то она и приехала, укрывшись, словно смертный грех. Когда мессир Арно вернулся, наш аббат уже три дня как уехал в Ширак, к постели умирающей матери. Брат Анфим, казначей, который заменяет его на время отсутствия, узнал, что на обратном пути на него напали бандиты и чуть не убили. Успокойтесь, - живо добавила она, - он жив! Его нашли и привезли в замок Сен-Лоран д'О, за ним там ухаживают. К счастью. Бог великодушен, ведь это наша последняя надежда... если бы ему удалось вернуться домой, несмотря на свору собак, охраняющих мессира Арно!
     Сжав руки с такой силой, что они побелели, Катрин в отчаянии простонала:
     - Он сошел с ума! Он совершенно обезумел! А мои дети, Сара? Что он с ними сделал? Посметь привезти это существо в их дом, вынудить их жить под одной крышей...
     Гоберта неожиданно расхохоталась.
     - Он не успел! В ночь его приезда мессир Мишель, мадемуазель Изабелла, Сара, Жосс и Мари исчезли из замка. Он и не подозревал, что Сара и Жосс знают замок лучше его самого; особенно Сара - она ведь видела, как он строился. Она знает все его подземные ходы и те, что для вас открыл аббат Бернар. В то время, пока он был аббатом, он соединил их. Утром, когда наш сир обнаружил пустую клетку, он пришел в ярость и бросился за ними в погоню, но, выбрав неверный путь, никого не нашел. Он решил, что Сара отправилась в Карлат, где она скрывалась после вашего бегства. Он пошел к мадам де Пардьяк, но та никого ему не вернула, поскольку, конечно, никого не видела...
     - Но где они?
     - Об этом никто ничего не знает, и это к лучшему! Жоссу и Саре можно доверять, они все сделают как надо. Известно только, что мессир Арно ищет их повсюду, но никто их не видел. Вот, госпожа Катрин, - тяжело вздохнув, добавила она, - теперь, я думаю, вы знаете все или почти все.
     Наконец-то хорошая новость! С души Катрин упал тяжкий груз: самые дорогие ее сердцу люди были недосягаемы для когтей Арно де Монсальви, претерпевшего дьявольское превращение в недруга своей собственной семьи.
     - Еще один вопрос, моя дорогая Гоберта. Вы сказали, что мой... мессир Арно, думая, что он имеет на это право, решил отомстить мне. Так он ищет меня?
     - Вас искали, но недолго. Этьен сказал, что видел, как вы во весь опор поскакали в направлении к Карлату, что вы были сильно разгневаны, я громко крикнули, что найдете пристанище и помощь у графини Элеоноры. Он сильно от вас отстал и поэтому не стал дальше преследовать. К тому же ему не слишком хочется объясняться с графиней. У него в последнее время не появилось новых друзей. Не ошибусь, если скажу, что, привезя с собой эту шлюху, он настроил против себя всю округу. Когда все узнают о вашем возвращении, у него появятся серьезные неприятности.
     - Я не собираюсь совершать здесь переворот, Гоберта. Я приехала, чтобы занять по праву принадлежащее мне место, и я, уж поверьте, займу его.
     - Вам в этом помогут, не сомневайтесь! Теперь, когда вы здесь, найдутся смельчаки. Но где вы остановитесь на первое время? Сатурнен Гарруст готов предоставить вам свою ферму, но это означало бы бросить вас в волчье логово, ведь это совсем рядом. А этот сарай...
     - Поедем к нам в Рокморель, - резко прервал ее Беранже. - Мне надо сказать пару слов братьям, позволившим сиру Арно вести себя подобным образом.
     Гоберта поднялась с сеновала, встряхнула нижние юбки и достала привязанный к поясу мешочек.
     - Я решила, что вы голодны, и принесла сырки и хлеб. Теперь я вернусь домой и засну с легким сердцем, так как я не спала со дня возвращения мессира Арно.
     Как и при встрече, Катрин расцеловала храбрую женщину в обе пухлые щеки.
     - Гоберта, я всегда знала, что могу рассчитывать на вас, но на этот раз вы можете быть уверены, что я никогда не забуду то, что вы для меня сделали. Скажите там всем, кто наверху, что я их не забыла, ни их, ни моих обязанностей, как считает мой сеньор. Я хочу сохранить их дружбу и доверие...
     - Бедняжка, они всегда это знали! Если бы ваш супруг не окружал себя бандой негодяев, он бы недолго правил в Монсальви. Что же до его потаскушки, ее бы вразумили как следует, надрав задницу крапивой. Но все утрясется, я думаю. Доброй ночи, наша госпожа, и до скорой встречи!
     - До встречи, Гоберта. Но как вы вышли и как собираетесь вернуться? Разве ворота не закрывают на ночь?
     - Разумеется, да, но в тот день, когда кто-то помешает мне выехать или въехать, когда мне будет нужно встретиться с вами, он горько пожалеет, что появился на свет.
     Маленькие сырки из козьего молока; их до сих пор производят Монсальви (примеч. авт.).
     Сказав это, толстуха Гоберта с неожиданной для нее быстротой исчезла. Готье тщательно закрыл за ней двери сарая.
     Свернувшись калачиком на сене, Катрин решила дать отдых своему уставшему телу. Гоберта принесла успокоение ее истерзанному сердцу. Рядом с человеком, так жестоко во всеуслышание оскорблявшим ее, не было детей, и от этого удар был менее болезненным.
     Гнев заглушал печаль, и она знала, что уже завтра, когда немного отдохнет, ей придется сдерживать себя от яростного желания поднять сеньоров из соседних владений на осаду ее собственного замка. Затем бороться дальше? Не пришло ли время расстаться с ролью слишком нежной супруги и хоть раз заставить заплатить мужа за все то, что она вынесла за шесть лет замужества. От этой мысли она приободрилась и уснула.
     Когда рассвело, и снова стали видны очертания Монсальви, Катрин и ее спутники покинули свое благоухающее пристанище и, наскоро умывшись холодной озерной водой, через поля направились к дороге, ведущей к долине Ло, над которой возвышались античные башни Рокмореля. Они не спеша ехали по узкой труднопроходимой