лы. Кроме этого, Максимилиан - это просто ширма, а настоящие государи - Валуа.
     Настало время, чтобы и Селонже это понял.
     - Я не уверена, что он когда-нибудь это поймет, монсеньор, и боюсь, что отчасти разделяю его взгляды, - призналась Фьора.
     - Вы сказали мне, что не виделись с ним около двух лет?
     Что же случилось? Сейчас у вас достаточно времени, чтобы рассказать мне вашу длинную историю, и я весь обратился в слух.
     Поверьте, что мною движет отнюдь не праздное любопытство, а самые дружеские чувства, которые я испытывал к вашему супругу, а также глубокое уважение, которое в течение этих страшных лет вызывало во мне ваше мужество. Сколько вам лет, донна Фьора? - неожиданно спросил Антуан Бургундский.
     - Двадцать один год, монсеньор.
     - Мне пятьдесят восемь. Я мог бы быть вашим дедом, и если я это подчеркиваю, то для того, чтобы вы знали, что можете ждать от меня понимания.., и снисхождения.
     - Мне это очень понадобится, монсеньор, потому что, когда мы с Филиппом расстались в Нанси, я была перед ним виновата. Я в это время думала, что с нашей долгой разлукой покончено, а он мечтал только о том, чтобы запереть меня в Селонже, а самому продолжать сражаться за мадам Марию. Я не могла этого вынести и...
     - ..и разлука продолжилась. Я обещал вам свое снисхождение, дитя мое, но женщина - это прежде всего хранительница очага. Мадам Жанна-Мария, моя супруга, все эти трудные годы ни разу не покинула наш замок Турнегем. Она воспитала в нем наших детей, но.., прошу меня простить: говорить должны вы, и какое вам дело до истории жизни такого старого человека, как я.
     В этой атмосфере доверительности Фьора говорила очень долго и при этом не делала попыток уменьшить тяжесть своей вины по отношению к мужу, но ни слова не сказала о любовном приключении с Лоренцо Медичи и его недавних последствиях.
     Ее история остановилась на том, как она попала в аббатство Валь-де-Бенедиксьон...
     - Следы Филиппа оборвались на пороге этого монастыря, и никто не смог мне сказать, что с ним стало. Признаюсь вам: мне приходила в голову мысль о том, что он потерян для меня навсегда. Возможно, что он так и остался с паломниками. Вернулся ли он вместе с ними? А оттуда куда он мог пойти? Сжалился ли кто-нибудь над человеком потерявшим память? Мысль о том, что он мог погибнуть в полной нищете на одной из дорог, долго преследовала меня.., но где мне его теперь искать?
     Поскольку пажа уже давно отослали, Бастард сам наполнил кубок Фьоры, затем налил себе, глубоко посмотрел в ее огромные серые глаза и с улыбкой спросил:
     - А почему бы не в Брюгге?
     - В Брюгге? Но он ведь давно уехал оттуда!
     - Туда всегда можно вернуться. Город очень красивый, он должен вам понравиться, и я полагаю...
     Фьора не понимала - шутит ли он или говорит всерьез.
     - Монсеньор, нехорошо смеяться надо мной.
     - Но я совершенно серьезен. Я считаю, что наша встреча - это знак свыше: сам господь свел нас. Я могу вас уверить, что я абсолютно точно знаю, что мессир Селонже находился в Брюгге во время новогодних праздников.
     - Это невозможно!
     - Почему вы так думаете? Один из близких мне людей видел его при дворе герцогини и даже с ним разговаривал. Уверяю вас, что он полностью владел своей памятью и был к тому же слишком склонен к логическим рассуждениям, как мне рассказывали.
     - А кто его видел? - спросила Фьора, которая все еще боялась поверить в такое счастливое совпадение. - Этот человек мог ошибиться?
     - Чтобы ошибиться, надо было вообще его не знать, - улыбнулся Антуан Бургундский и продолжил, видя нетерпение Фьоры:
     - Мадам де Шулембург, свекровь моей дочери Жанны и лучшая подруга моей жены, знает Селонже с самого детства.
     Она нашла его похудевшим и несколько угрюмым, и, по правде сказать, он не склонен был вступать с нею в беседу. Эта дама несколько болтлива, но могу вас уверить, что это был именно он.
     - Филипп в Брюгге! - в замешательстве проговорила Фьора. - Этого не может быть!
     - Как хотите, но это так. Мадам де Шулембург была так потрясена этой встречей, что немедленно отправилась в Турнегем и рассказала обо всем моей супруге. Вы, наверное, знаете, что сейчас существуют некоторые трения между парой Мария - Максимилиан и королем Франции? Появилась какая-то возможность для переговоров... Но что с вами?
     Фьора, побледневшая и изменившаяся в лице, казалось, не слушала собеседника. В ней боролись два противоположных чувства: радость и гнев. Радость она испытала от того, что Филипп жив и здоров, а гнев - что, едва восстановив силы от пережитого кошмара, он сразу же поспешил к своей драгоценной герцогине! И это означало, что он никогда не вернется к ней, что он окончательно перевернул ту страницу, на которой было написано ее имя! Она закрыла глаза, чтобы скорее обуздать свои чувства.
     Прикосновение холодной мокрой ткани к лицу заставило ее открыть глаза. Антуан Бургундский прикладывал мокрую салфетку ей к вискам и был настолько обеспокоен ее состоянием, что Фьора невольно улыбнулась:
     - Большое спасибо, монсеньор, но ничего страшного... Это от, радости! Сам господь устроил нашу с вами встречу!
     - Я тоже так думаю, но выпейте немного испанского вина, которое я всегда беру с собой в поездки. Оно вам принесет только пользу.
     Фьора послушно выпила вина, но от этого гнев ее еще больше увеличился, и она попросила разрешения удалиться, ссылаясь на естественную в этом случае усталость. Принц с придворной вежливостью проводил ее до двери, поддерживая под руку.
     - Вероятно, мы завтра поедем вместе, потому что оба направляемся в Плесси?
     Этот простой вопрос мгновенно изменил все планы Фьоры, которая и без того не очень хорошо представляла себе, что собирается предпринимать в самое ближайшее время.
     - Нет, монсеньор, весьма жаль, но мне хотелось бы поехать в Брюгге. Но.., если ваше высочество согласится взять с собой до Рабодьера госпожу Леонарду, я буду вам несказанно благодарна. Она неважно чувствует себя, и новое путешествие ей будет просто не по силам.
     - С удовольствием, но разумно ли будет с вашей стороны пуститься в такое трудное путешествие?
     - Мой слуга будет мне вместо телохранителя, да и само путешествие не столь уж опасное, - возразила Фьора.
     Гораздо труднее было договориться обо всем с Леонардой.
     Пожилая дама метала громы и молнии, упрашивала Фьору отказаться от этой бессмысленной затеи, но она слишком хорошо знала молодую женщину и понимала, что ничто не в состоянии заставить ту изменить принятое решение.
     - Теперь вы довольны, хотя и злитесь, ведь так? - спросила она.
     - Совершенно верно! К Филиппу уже давно вернулась память, и он знает, что я существую на свете, и ему придется без промедления выбирать между мною и герцогиней!
     - Никогда нельзя ставить мужчине ультиматум, особенно такого свойства, - сказала мудрая Леонарда. - Вы должны и так жалеть, что поступили необдуманно в прошлый раз!
     - Да, но тогда я еще верила в его любовь!
     - А вспомните, что вы сами мне рассказывали? Что он говорил тогда в бреду?
     Фьора печально улыбнулась, но улыбка быстро уступила место выражению гнева:
     - Кажется, что воспоминания обо мне годятся только для того, чтобы оживлять его кошмары! Только теперь у меня есть маленькая дочь, с которой мне пришлось расстаться! И я требую, чтобы моя жертва не была напрасной! Уже давно настало время все выяснить с Филиппом окончательно.
     - Так уж и окончательно? - попыталась остудить ее пыл Леонарда. - Лучше скажите ему, что у вас есть сын! Я буду очень удивлена, если эта новость не изменит его взгляд на вещи.
     Но если предположить самое плохое: что вы будете делать в том случае, если супруг вас не примет?
     Фьора ответила не сразу. Вопрос был довольно жесток и поставлен ребром. Фьора почувствовала такую боль, что поняла, она никогда не сможет изгнать образ Филиппа из своего сердца.
     Но в этот момент она скорее согласилась бы умереть, чем это признать. С неожиданной решимостью она выпалила:
     - Тогда меня ничто больше здесь не удерживает! Я возьму с собой обоих своих детей, и мы уедем во Флоренцию! По крайней мере, там вокруг будут люди, которые меня любят!
     На другой день, отправив Леонарду в компании с духовником Антуана Бургундского по направлению к Рабодьеру, сама Фьора в сопровождении счастливого Флорана повернула в сторону Парижа, мимо которого собиралась проехать, чтобы добраться до своей главной цели - Фландрии.

Глава 6

В БРЮГГЕ

     Если по возвращении домой Леонарда думала, что тяжелая дорога по всей северной Фландрии немного утихомирит воинственный дух Фьоры, то она сильно ошибалась. Пока лошадь, а она сменила в Божанси своих мулов на хороших скакунов, несла ее ко дворцу Марии Бургундской, молодая женщина без конца терзала себя все теми же неприятными мыслями. На этот раз ничто не смогло бы оправдать странного поведения ее супруга.
     И перед ней открылась горькая истина: Филипп никогда ее не любил по-настоящему.
     Да, он желал ее, в этом Фьора была уверена. Ведь чего потребовал супруг после заключения их брака: одну-единственную ночь! Правда, когда он увидел Фьору пленницей Карла Смелого, то в нем проснулась ревность, вызванная ее быстротечной, но бурной любовной связью, и после падения Нанси он любил ее.., три ночи! А потом? А потом у него не было иного желания, кроме как сражаться за Марию Бургундскую, находиться при герцогине Марии, быть рыцарем герцогини Марии.., этой несносной герцогини Марии, к которой он сразу поспешил, как только смог сбежать из монастыря! Да и сейчас, как оказалось, его можно найти в числе мужчин, окружавших эту даму! Она ведь настоящая принцесса и родилась в роскошном дворце, а не в тюрьме, на куче соломы, как Фьора. Кроме того, говорили, что она восхитительна и, как будто этого было еще мало, над нею витал несравнимый ореол: она была дочерью Карла Смелого, этого, уже ставшего легендой герцога, которого Филипп почитал наравне (а возможно, и больше!) со своим родным отцом.
     По мере того как проходило время и под копытами лошади пролетали многие лье, эта мысль все сильнее укоренялась в душе Фьоры, постепенно наполняя ее гневом и обидой.
     А Флоран, после того как улеглась первая радость, начал ощущать беспокойство, которое постоянно росло Эта женщина с застывшим лицом и жестким выражением глаз, которая ехала рядом с ним, за целый день не произнесла ни слова, а вечером закрылась так же молча в своей комнате, не была, не могла быть той донной Фьорой, которой он преклонялся и которую обожал.
     Ничего не зная о причинах, по которым она, едва оправившись от родов, пустилась в такое трудное путешествие, Флоран подозревал, что это должно было быть что-то очень важное. Поэтому он испытал одновременно страх и надежду, когда увидел на горизонте башни города Брюгге, который он немного знал, побывав там однажды вместе с Агноло Нарди по делам. Только одно ему было ясно: Фьора направлялась в этот город как в стан врага.
     Когда на равнине, пересеченной многими каналами с мельницами по их берегам, показался Брюгге, Фьора остановила лошадь и принялась рассматривать город. Она была вынуждена признать, что он очень красив, и от этого ее злость только возросла.
     Построенная на берегах реки и озера, как и Венеция на берегу лагуны, столица Фландрии, устремленная в небо кружевом из белого и розового камня, поражала взор башенкой, которая венчала дозорную башню, часовые находились так далеко от земли, что могли считать себя на полпути к небу, вознесясь над крышами домов, крытых красной черепицей. Водная защитная преграда города была обсажена серебристыми ивами и цветущим кустарником. В сущности, Брюгге был со всех сторон окружен водой, и ему не нужны были никакие крепостные стены и оборонительные сооружения.
     При свете заходящего солнца город выглядел просто сказочно. Фьоре красота его показалась чрезмерной, словно бы выставленной напоказ Город, который и без того был одним из самых богатых городов в мире, позволил себе еще и быть просто великолепным, как отблеск величия древних герцогов Бургундских.
     Казалось, что легенда превратилась в камень...
     - Красиво, - осмелился произнести Флоран.
     - И даже слишком! Я понимаю желание человека вернуться сюда, но этого все же недостаточно...
     На этой туманной фразе, которая окончательно сбила с толку бедного парня, Фьора пришпорила коня и поскакала в сторону Брюгге с таким видом, будто хотела взять его приступом. Скоро они доехали до ворот Куртре, и, миновав их, Фьора резко остановилась и повернулась к своему спутнику:
     - Куда мы теперь направимся?
     - Но, донна Фьора, ведь вы должны мне это сказать. Я ничего не знаю о ваших планах!
     - Правильно, но я слышала, что этот город вам знаком?
     Пока на сегодня нам нужно какое-то пристанище: трактир или гостиница. Думаю, что здесь есть что-нибудь в таком роде?
     - Конечно, и очень неплохие! Мэтр Агноло любил "Старую мельницу", которая находится на Воллестраат. Я думаю, что лучше ее просто нет.
     - Пусть будет "Старая мельница"! Иди вперед, Флоран, а я - следом!
     Услышав этот решительный приказ, Флоран тронул коня. Он без всякого труда нашел дорогу. Гораздо труднее оказалось добиться от последнего представителя славной династии Корнелисов, которые владели этим трактиром последние сто лет, чтобы тот предоставил комнаты, достойные мадам де Селонже, и ночлег для ее слуги. Дело было в том, что на второе мая была назначена знаменитая в этих местах процессия, посвященная Святой крови господней, из-за которой в Брюгге собралось множество приезжих.
     - Я могу предоставить комнаты графине только на два дня, - уточнил Корнелис, - а потом я буду вынужден просить ее освободить их для клиента, который заказал их заранее.
     - Мне кажется, что этот вопрос можно решить с помощью денег, - презрительно произнесла Фьора, - но думаю, что двух дней мне хватит. А теперь ответьте мне на два вопроса: где живет герцогиня Мария?
     Глаза трактирщика широко раскрылись от удивления:
     - В Принценхофе! Это известно всем!
     - Кроме меня, иначе зачем бы я стала задавать вам этот вопрос? А где находится этот... Принценхоф?
     - Недалеко отсюда. Рядом с гостиницей Моннэ.
     - Буду знать! Перейдем к моему второму вопросу: кто здесь руководит отделением банка Медичи?
     - Это тоже очень просто: мессир Томмазо Портинари. Он живет на Наальденстраат в бывшем доме мессира Бладелина.
     - Узнайте у моего слуги, знает ли он туда дорогу! - сказала Фьора. - Сначала я собираюсь отдохнуть, а перед ужином зайду к мессиру Портинари.
     - Позвольте, благородная дама, дать вам совет: с тех пор как герцог Карл умер, дела мессира Портинари идут из рук вон плохо, ведь он одолжил герцогу очень много денег. Не лучше ли обратиться к любому другому флорентийскому банкиру?
     - Кто вам сказал, что мне нужен любой флорентийский банкир? Мне подходит только тот, кто работает с Медичи.
     Поставленный таким образом на свое место, Корнелис поклонился и сам проводил несговорчивую клиентку в ее комнату.
     Скоро Фьора, смыв дорожную пыль и одевшись в скромное серое пальто с красной лисой, велела отправляться к банкиру и объявить, что к нему пожаловала Фьора Бельтрами.
     По тому, как ее приняли, она вначале подумала, что имя ее покойного отца здесь все еще помнят, но быстро поняла свою ошибку, а заодно и то, что новости о событиях во Флоренции дошли и до этого города. Было ясно, что уважительный прием относился прежде всего к последней фаворитке Лоренцо Медичи, но не к дочери Франческо Бельтрами.
     В большой комнате, главное место в которой занимал огромный, обитый железом сундук, Фьора увидела склонившегося перед нею в поклоне загорелого высокого человека с редкими волосами и двойным подбородком; на его большом животе с трудом сходился камзол из тонкого сукна, отороченный мехом.
     - Отчего вы заранее не сообщили мне о вашем визите, донна Фьора? - с упреком произнес он и придвинул ей кресло с подушками из синего бархата. - У меня было бы тогда время для подготовки достойной встречи Звезды Флоренции!
     - Новости долго доходят до вас, - ответила Фьора с легкой улыбкой. - Я уже год, как покинула наш прекрасный город, и сейчас нахожусь во Франции, где у меня есть важные дела.
     - Я надеюсь, что это произошло с согласия нашего великолепного сеньора Лоренцо?
     - С его полного согласия, не волнуйтесь! Эти же дела привели меня и сюда, правда, несколько неожиданно. Я не собираюсь задерживаться здесь надолго и не претендую на ваше гостеприимство. Но кое-чем вы мне все-таки можете помочь.
     - О! - произнес он и бросил на свой сундук взгляд, который говорил больше, чем слова. - У меня сегодня очень мало наличности. И еще мне кажется, - продолжал он с неохотой, - что монсеньор Лоренцо недоволен нами, потому что, несмотря на его приказ, мы снабжали деньгами покойного Карла Бургундского. Но нас можно понять, потому что мы живем в Брюгге, и трудно было не принимать участия в военных приготовлениях герцога...
     - Но вы не слишком усердствовали, как и остальные фламандские города! Случилось так, что в последние месяцы я находилась в окружении герцога Карла, и мне все известно!
     Портинари побагровел и не сразу нашелся что ответить.
     - Но я-то не смог отказаться, потому что герцог относился ко мне как к другу! Кроме того, я знал, что и ваш отец дал ему значительную сумму - поговаривали о ста тысячах золотых флоринов!
     - Это было мое приданое, - сухо отрезала Фьора, - которое мой супруг, граф де Селонже, предложил своему сюзерену!
     Хотя вы в настоящий момент и стеснены в средствах, мессир Портинари, я полагаю, что по этому векселю вы сможете заплатить? - И она достала из своего дорожного мешочка сложенную бумагу.
     После рождения Лоренцы-Марии Агноло Нарди составил для нее две такие бумаги, потому что полагал, что в дорогу опасно брать с собой много золота.
     Банкир взял письмо и быстро прочитал его, после чего его лицо моментально прояснилось.
     - Сто дукатов? Ну, конечно! Такой суммой мы располагаем в любое время!
     - Прекрасно, но это не все. Мне еще нужно платье.
     - Платье? - переспросил тот, не скрывая удивления. - Но я не портной!
     - Согласна, но вы хорошо знаете всех в городе и сможете убедить любую портниху поработать для меня эту ночь! Что касается материала, то вы, как настоящий флорентиец, должны иметь у себя достаточный выбор...
     Для богатых флорентийцев стало почти традицией наряду с драгоценными камнями собирать редкие ткани, которые обычно хранили в сундуках из сандалового или кедрового дерева, а по праздничным дням украшали ими дом или при случае заказывали из них парадную одежду.
     - Конечно, конечно, но почему именно в эту ночь? - не понял удивленный Портинари.
     - Потому что я не хочу здесь задерживаться надолго и прямо завтра собираюсь получить аудиенцию у герцогини Марии.
     - У герцогини? - произнес банкир с чуть презрительной улыбкой на лице. - Не понимаю, что вам может дать эта аудиенция? Здесь ее власть практически равна нулю, а городской совет только и мечтает о получении вольностей, как Ганд и Ипр, да и другие фламандские города! Мадам Марии и ее супругу нравится бывать в этом городе и устраивать здесь балы и приемы. Они оба очень приветливы и поддерживают здесь праздничную атмосферу, поэтому людям нравится, когда они находятся в столице. Однако многие не могут забыть жестокого правления Карла Смелого и даже деспотичности его отца, герцога Филиппа, который подавлял все последние бунты. Сейчас вся власть принадлежит городу.
     Портинари, определенно, любил герцогиню не больше, чем сама Фьора. Но сильнее всего его разбирало любопытство, и он произнес эту длинную речь только для того, чтобы вызвать посетительницу на ответную откровенность. Напрасно.
     - Мне надо ее увидеть по личному делу, которое к вопросу власти отношения не имеет, но для меня очень важно. А в таком виде я не могу предстать при дворе, - коротко объяснила Фьора.
     -