скивающие глазки под нависшими бровями. Длинные черные космы, торчащие из-под грязного колпака, завершали портрет и делали его похожим на одну из химер Нотр-Дама. Но ужасное впечатление смягчалось широкой от уха до уха улыбкой, которая обнажала ряд ослепительно белых хищных зубов. Ландри с удивлением воскликнул:
     - Это ты, Барнаби? Уже вернулся?
     - Как видишь, сын мой. Я сегодня не в голосе... легкая хрипота. Поэтому и остался дома. Подожди минуту, я сейчас спущусь.
     Свеча, которой он дружелюбно размахивал, после этих слов исчезла из виду, и раздался скрип, как будто отодвигали ржавые засовы.
     - Ты знаешь его? - в изумлении спросила Катрин.
     - Конечно, как и ты. Это Барнаби-Ракушечник. Это он носит старую накидку, всю расшитую ракушками, и просит милостыню у входа в церковь Сен-Оппортьюн. Он выдает себя за паломника из Сантьяго-де-Компостелы, и иногда ему удается продать мощи.
     Катрин поняла, о ком он говорит. Она видела этого человека. Он всегда улыбался ей, когда она и Лоиз ходили к вечерне или всенощной, а также когда носили еду Агнессе-Отшельнице, с которой Ракушечник часто днем проводил время.
     Тем временем Барнаби, выйдя из дома, запер дверь так тщательно, как сделал бы это добропорядочный гражданин. Он оказался таким высоким и тонким, что рядом с ними должен был немного сутулиться. Его длинные ноги и тонкие руки были прикрыты сильно поношенным плащом из плотной шерстяной ткани, на котором было нашито около двадцати ракушек. Кончив возиться с замком, он пожелал Ландри и Катрин доброго вечера и, поднеся свечу к лицу Мишеля, некоторое время задумчиво разглядывал его.
     - В таком виде вы не уйдете далеко отсюда, молодой человек, - сухо заключил он, - черт, серебряные листья и цвета дофина! Один шаг за пределы Королевства Нищих, и они тут же схватят вас! Прекрасно - избежать виселицы, а затем принести извинения палачу Капелюшу. Судите сами, не зря ли вы тратите время? План этих малюток довольно хорош, если его осуществить, но ставлю десять к одному, что любой сержант задержит вас между этим местом и мостом Менял.
     Длинными, гибкими, тонкими пальцами Барнаби пренебрежительно поднял полу модного пурпурного с серебром камзола.
     - Я сниму его, - сказал Мишель и начал раздеваться. Но Барнаби пожал плечами.
     - Вы лучше бы заодно сняли и голову. Они за пятнадцать шагов учуят дворянина. Должен признаться, я все думаю, не спятили ли немного эти двое, что ввязались в такое дело.
     - Спятили или нет, - крикнула Катрин со слезами, - но мы спасем его!
     - В любом случае, - сказал сердито Ландри, - эти разговоры не приведут нас никуда. Мы должны добраться до дома. Сейчас темно. Ты должен нам помочь выбраться отсюда, Барнаби!
     Ландри ясно представлял, какая сильная взбучка ожидает их обоих, его и Катрин, по возвращении домой. Кроме того, им предстояло придумать способ провести Мишеля в подвал Легуа. Вместо ответа Барнаби развернул узел, который держал под мышкой. Это был такой же, как у него, серый плащ, но немного почище. Он накинул его на плечи Мишеля.
     - Это мой лучший выходной плащ. Я одалживаю его вам, - хихикнул он. - Я очень удивлюсь, если они узнают вас в нем. А что касается сапог, то они так грязны, что их цвет незаметен.
     С явным отвращением молодой человек просунул руки в рукава плаща. И, позвякивая ракушками, надвинул капюшон на глаза.
     - Великолепный пилигрим из Сантьяго! - сказал Барнаби и добавил изменившимся голосом:
     - Нам нужно скорей уходить. Держитесь ближе ко мне. Я буду вам светить.
     Взяв ручку Катрин в свою большую лапу, он пошел череэ грязную площадь. То здесь, то там замерцал свет - признак того, что жизнь возвращается в эту зловещую округу. Темные тени скользили вдоль мокрых стен. Широко шагая, Барнаби свернул в улицу на вид абсолютно такую же, как и остальные. Все переулки и улицы в Королевстве Нищих выглядели одинаково. Возможно, это было сделано специально для того, чтобы любой преследователь сбился со следа. Иногда их путь проходил по мокрым туннелям или через зловонные открытые канавы. Неясные, темные фигуры, выглядевшие фантастическими в тусклом свете, все чаще проскальзывали мимо. Иногда Барнаби обменивался с одной из них несколькими неразборчивыми словами, вероятно, паролем, который был выбран на сегодняшнюю ночь. Наступал час, когда мнимые калеки и пилигримы вместе с настоящими нищими и ворами возвращались в свои убогие обители. Обвалившаяся стена крепости Филиппа-Августа, все еще увенчанная кое-где полу развалившимися сторожевыми башнями, возникла на ночном небе. Барнаби остановился.
     - Мы подошли к границе Королевства, - прошептал он, - нам следует быть начеку. Можете идти быстрее?
     Ландри и Мишель кивнули в ответ. Но Катрин чувствовала себя совсем обессиленной. Ее веки закрывались, а все члены казались налитыми свинцом. Рука дрожала в ладонях Барнаби.
     - Она устала, - сказал Мишель с жалостью. - Я понесу ее. Она не тяжелая. Он взял ее на руки:
     - Обними меня за шею и крепко держись, сказал он, улыбаясь.
     Со вздохом удовольствия Катрин обвила руками его шею и уронила голову на плечо. Усталость уступила место глубокому покою. Сладкая истома охватила ее. Она видела профиль Мишеля близко, совсем близко и чувствовала теплый душистый запах его кожи, привлекательный запах молодого мужчины, часто пользующегося водой и мылом. Даже нечистоты и грязь на его плаще не могли перебить его. Катрин не знала никого, от кого бы так приятно пахло. Кабош пропах кровью и потом, Кошон - едкой пылью, толстая Ма-рион - служанка Легуа - дымом и кухней, а запах Лоиз напоминал ей холодный воск и святую воду. Никто, даже отец и мать, не пах так чудесно, как Мишель. Но ведь он пришел из другого, недоступного мира. Все там было гладко, легко и приятно. Она иногда думала о том, на что похож тот мир, когда видела придворных дам, блистающих бесценными шелками и драгоценностями, проплывающих по улицам в занавешенных шелком носилках.
     Легкие ноги мужчин быстро несли их по улицам и площадям города. Никто не обращал на них внимания. Город был еще в состоянии эйфории. Бастилия, удачная атака на дворец Сен-Поль, арест советников дофина - все это привело граждан Парижа в состояние радости и восторга, что вылилось в бурные шествия, песнопения и танцы вокруг фонтанов и на углах улиц. В связи с этим было неудивительно, что никто не обратил внимания на эту группу, спешащую и возбужденную не более других. Но все изменилось, когда они, минуя Гран-Шатле, оказались у моста Менял. Факелы горели вдоль стены около рва с водой, и при их мерцающем свете можно было видеть силуэты двух вооруженных людей, стоящих, на посту в конце моста. Один из них приготовился протянуть массивную цепь поперек моста, отгораживая Ситэ от остального города. Беглецам и в голову не приходило, что ночью мост охраняется. Эти двое не носили форму префекта, а это означало, что они на стороне мятежников.
     Мишель опустил Катрин на землю и вопросительно посмотрел на своих спутников. Барнаби скривил лицо.
     - Боюсь, что больше ничем не смогу вам помочь, мои юные друзья. Было бы слишком опасно для меня встречаться с такими типами, как эти. Мне лучше повернуть назад. Вы обойдетесь без меня. А вы берегите мой плащ! - прибавил он, насмешливо посмотрев на Мишеля.
     Все четверо перешли ров Шатле и стояли в тени колонн церкви Сен-Лефруа, которая находилась у правого угла дома на мосту. Хмурое небо то там, то здесь, где бушевал огонь, раздуваемый сильным ветром, окрашивалось в красный цвет. Темные облака собирались в тучи, тяжелые, как свинец. Начинался дождь. Барнаби встряхнулся, - как тощая дворняга.
     - Похоже, что на этот раз нам придется добираться вплавь. Я возвращаюсь. Доброго вам вечера, мои добрые друзья, счастливо!
     Прежде чем кто-либо успел сказать слово, он исчез в темноте, как безмолвный и бесшумный призрак. Они даже не поняли, по какой дороге он ушел.
     Катрин, ожидая решения старших, бессильно опустилась на холодный камень. Мишель заговорил первым:
     - Вы уже достаточно рисковали ради меня. Идите домой. Сейчас, когда мы дошли до Сены, я постараюсь пойти вниз, к воде, и украсть лодку. Я буду осторожен, не беспокойтесь...
     Но Ландри оборвал его:
     - Нет, это вам не удастся. С одной стороны, еще слишком рано, с другой - вы не знаете, где можно без риска стащить лодку.
     - Ты, кажется, знаешь все, - улыбнулся Мишель.
     - Конечно, я знаю реку и ее берега как свои пять пальцев. Я часто разгуливал по этим местам. Вам не удастся дойти даже до кромки берега, вокруг еще слишком много народа.
     И как бы в подтверждение его слов раздался крик и шум со стороны Шатле, и группа мужчин побежала туда по берегу реки с горящими факелами.
     Через секунду в ночном воздухе раздался громкий голос, перекрывающий шум и гвалт, и наступила тревожная тишина.
     - Слышишь, - сказала Катрин, - Кабош говорит с народом! Если он пойдет здесь и увидит нас, мы пропали!
     Мишель де Монсальви колебался. Но другого выхода не было. Люди толпились вдоль берега напротив замка. Хотя Мишель не мог разобрать всех слов, доносившихся из темноты, он явно уловил исходящую от них угрозу, и теперь мост, охраняемый только двумя стражниками, казался не таким опасным.
     Лишь отдельные огоньки светились в домах на мосту: обыватели либо вышли на улицу, увеличивая толпу, либо забрались от страха в постели.
     Ландри взял юношу за руку.
     - Идем, больше нельзя терять времени. Мы должны рискнуть - это наш единственный шанс. Но не разговаривай со мной. Я знаю, как надо обращаться с этими солдатами. Запомни: ни слова! Они смогут узнать тебя за милю, если ты заговоришь.
     С сожалением взглянув на реку, Мишель согласился. Они перекрестились. Мишель взял Катрин за руку, надвинул капюшон на лицо и пошел за Ландри, который смело направился к стражникам.
     - Я буду горячо молиться нашей покровительнице, когда Ландри станет разговаривать с ними, - прошептала Катрин. - Я знаю, она услышит меня.
     В ней что-то произошло. Сейчас, когда они находились в опасности, она понимала, что не может думать ни о чем, кроме спасения Мишеля.
     Когда они подошли к цепи, натянутой поперек моста, небеса разверзлись и струи дождя хлынули вниз. Сразу же пыль под ногами превратилась в хлюпающую грязь. Стражники побежали в укрытие под портик ближайшего дома.
     - Эй, вы! - заорал Ландри. - Мы хотим пройти. Один из них с подозрением подошел к ним, рассерженный от того, что пришлось снова выходить на дождь.
     Он тащил за собой свое оружие.
     - Кто вы? Чего хотите?
     - Мы хотим перейти мост, мы здесь живем. Я - Ландри Пигасс, а это моя подружка, дочь мэтра Легуа, золотых дел мастера. Поторопитесь! Мы вымокли, нас накажут, если мы придем домой поздно!
     - А это кто? Кто он? - спросил стражник, указывая на Мишеля, который стоял, не двигаясь, спрятав руки в широкие рукава и скромно опустив голову под капюшоном. Ландри не смутился. Не колеблясь ни минуты, он ответил:
     - Это мой кузен, Перрнне Пигасс. Он только что вернулся из Галисии в Испании, где просил святого Якова отпустить грехи. Он идет ко мне.
     - А почему он не может сказать это сам? Он что, немой?
     - Вроде бы. Видишь ли, он дал обет; проезжая через Наварру, он попал в руки бандитов и поклялся, что если вернется домой живым, то целый год не произнесет ни слова.
     Такой обет был вполне обычен, и солдат на это ничего не ответил. Кроме того, ему надоело болтать под проливным дождем, который с каждой минутой все усиливался. Он поднял тяжелую цепь.
     - Хорошо, проходите.
     Несмотря на струи дождя, стекающие по шее, Ландри и Катрин готовы были плясать от радости, когда почувствовали под ногами грубый, но родной настил моста. Они подвели Мишеля к дому Легуа.
     В кухне, которая была также общей комнатой и вела в мастерскую Гоше Легуа, Лоиз возилась у очага, помешивая вкусно пахнущее тушеное мясо в подвешенном над огнем чугунном котле. Капельки пота блестели у нее на лбу возле волос. Она повернулась и уставилась на Катрин, как будто та была привидением. Насквозь мокрая, в разорванном платье, заляпанная грязью, Катрин выглядела так, словно ее протащили через сточную канаву. Она обрадовалась, увидев сестру одну, и мило ей улыбнулась, как будто ее внезапное появление было самым обычным делом.
     - Где мама и папа? Ты одна?
     - Может, ты соизволишь сказать, откуда ты в таком виде? - спросила Лоиз, оправившись от изумления. - Я искала тебя несколько часов.
     Катрин не знала, что соврать, чтобы избежать наказания, которое, безусловно, ожидало ее. Кроме того, ей нужно было продолжать разговор, чтобы заглушить скрип люка, когда Ландри проведет Мишеля в подвал. Она решила сама задавать вопросы громким голосом.
     - Кто искал меня? Мама или папа?
     - Никто из них. Марион. Я послала ее узнать, не видел ли тебя кто. Папа все еще в ратуше и не вернется сегодня. Мама ушла посидеть с госпожой Пигасс, которая плохо себя чувствует. Марион, чтобы не волновать ее, сказала, что ты ушла проведать крестного отца.
     Увидев, что обстановка дома лучше, чем она ожидала, Катрин облегченно вздохнула. Она подошла к огню и протянула к нему руки. Она еще дрожала в мокром платье. Лоиз засуетилась.
     - Перестань трястись! Сними платье. Только посмотри, в каком ты виде! Платье разорвано, а выглядишь ты так, будто облазила половину канав в городе.
     - Я действительно угодила в одну из них. И проливной дождь промочил меня до костей. Да и что произошло? Будто я не могу выйти погулять и посмотреть, что делается вокруг...
     Почему-то Катрин вдруг разразилась смехом. Зная добрую душу Лоиз, она не боялась, что та расскажет о ее похождениях. А этот смех был разрядкой для ее натянутых нервов. Она чувствовала себя так, будто годами не смеялась. Она видела сегодня так много ужасного...
     Она стала расстегивать платье, потому что Лоиз, все еще ворча, открыла сундук, стоявший рядом с очагом, достала чистую сорочку, зеленое льняное платье и подала все это сестре.
     - Ты знаешь, что я никому не скажу, как ты заставила меня поволноваться, чтобы тебе не попало, но не смей так больше поступать. Я так боялась за тебя? Сегодня в городе происходят жуткие вещи.
     Душевная боль девушка была неподдельной. Катрин вдруг почувствовала стыд. В этот вечер Лоиз была бледнее, чем обычно, и вокруг ее синих глаз появились большие темные круги. Скорбная морщинка залегла в уголке рта. Она, должно быть, мучилась целый день, вспоминая слова Кабо-ша, произнесенные на ее счет прошлой ночью. Катрин порывисто обняла ее за шею и поцеловала.
     - Прости меня? Я больше не буду...
     Лоиз, прощая ее, улыбнулась, взяла толстый платок и накинула на плечи.
     - Я хочу пойти и узнать, как чувствует себя госпожа Пигасс. До этого ей было нехорошо. Кстати, я скажу маме, что ты вернулась... от крестного отца! Поешь что-нибудь и ложись в постель.
     Катрин хотелось бы, чтобы Лоиз задержалась чуть подольше, но ее чуткие уши не уловили ни одного подозрительного звука в мастерской. У Ландри было более чем достаточно времени, чтобы спрятать Мишеля в подвал, закрыть дверь люка и вернуться домой. Теперь осталось только Лоиз уйти, и она будет наедине с Мишелем.
     Как только та ушла, Катрин подбежала к шкафу, в котором хранился хлеб, и отрезала большой ломоть. Она наполнила миску горячим рагу из баранины, приправленной шафраном. Затем разыскала горшочек с медом и наполнила кувшин свежей водой. Она должна была использовать это неожиданное одиночество, чтобы накормить Мишеля. Ночью ему нужны будут силы.
     От мысли, что он так близко, всего в нескольких футах от нее, Катрин испытывала неописуемое счастье. Казалось, что дом стал духом-хранителем, под широкими крыльями которого они с Мишелем нашли убежище и приют. Ничего плохого не могло произойти с ним, пока он будет оставаться под защитой святой дарохранительницы.
     Она остановилась перед висевшим на кухонной стене зеркалом и внимательно посмотрела на свое отражение. Сегодня впервые в жизни она хотела бы выглядеть по-настоящему хорошенькой, такой, как девушки, которым свистели студенты, а потом шли следом за ними. Со вздохом Катрин пригладила свой почти плоский корсаж. Ее шансы очаровать Мишеля казались ей весьма низкими. Она взяла собранную еду и вошла в мастерскую.
     В мастерской Гоше было тихо и пусто. Табуреты и столы вытянулись вдоль одной из стен, инструменты аккуратно висели на гвоздиках. Большие, обитые железом шкафы, которые днем были открыты, чтобы покупатели могли видеть золотые и серебряные изделия, теперь были закрыты и заперты на замок. Единственной не убранной вещью оказались маленькие весы, которые Гоше использовал для взвешивания драгоценных камней. Крепкие дубовые ставни были на месте, но дверь, через которую скоро должна была войти Лоиз, была слегка приоткрыта.
     Дверь в подвал с тяжелым железным кольцом была опущена. Катрин зажгла от огонька свечу, положила еду на большое блюдо и не без труда подняла люк. Стараясь не оступиться на лестнице, она стала спускаться.
     Сначала она не разглядела Мишеля, так как маленькая комнатка, высеченная в опоре моста, была заполнена различными вещами до самого потолка. Здесь семья Легуа хранила дрова, запасы воды и овощей, пресс для засолки, в котором могла поместиться целая свинья, домашние инструменты и лестницы. Комната была длинной, узкой и низкой, свет проникал сквозь маленькое окно, через которое едва мог пролезть худенький паренек.
     - Это я, Катрин, - прошептала она, чтобы не испугать его. В дальнем углу что-то зашевелилось.
     - Я здесь, за дровами.
     В этот миг пламя вспыхнуло, и она увидела, что он сидел, прислонившись к поленнице, подстелив под себя плащ пилигрима. Серебряная вышивка на его камзоле мягко поблескивала в полутьме, и там, где на нее падал свет свечи, отливала золотом. Он попытался встать, но Катрин знаком остановила его. Она встала перед ним на колени и поставила на пол тяжелое блюдо с аппетитньци содержимым.
     - Вы, должно быть, голодны, - мягко произнесла она, - а сегодня вам понадобится много сил. Я воспользовалась тем, что сестра ушла, и принесла вам еду. Сейчас дом пуст. Отец ушел в "Дом с колоннами" - ратушу. Мама в доме Ландри, так как у матери Ландри начались роды, и только Небу известно, куда запропастилась Марион, служанка. Если все пойдет так же, вы сможете сегодня выбраться из Парижа без всяких затруднений. Ландри вернется в полночь. Сейчас десять часов.
     - Вкусно пахнет, - сказал он с улыбкой, от которой Катрин растаяла. - Я действительно сильно проголодался.
     Он набросился на рагу, продолжая говорить с набитым ртом.
     - Я все еще не могу поверить, что мне так повезло, Катрин. Когда они сегодня вечером вели меня на виселицу, я был уверен, что мой последний час настал, и смирился с этим. Я уже попрощался со всем, что любил. А затем, откуда ни возьмись, появилась ты и вернула мне жизнь! Это странное ощущение!
     В этот момент он выглядел отрешенным. Усталость и тревога заострили его черты. В неверном свете свечи его золотые волосы сияющим ореолом обрамляли красивое лицо. Он с усилием улыбнулся. Но Катрин увидела отчаяние в его глазах и испугалась.
     - Но... разве ты не рад спасению?
     Юноша взглянул на нее и заметил на ее лице печаль. Она стояла такая хрупкая, окутанная пышными волосами, которые теперь высохли и снова обрели привычный блеск. В зеленом платье она удивительно походила на маленькую лесную нимфу. А огромные глаза с их прозрачной глубиной были как у молодых ланей, на которых он охотился в детстве.
     - Воистину, я был бы неблагодарным, если б не радовался этому, - мягко произнес он.
     - Что ж, тогда... Съешьте немного меда. А потом скажите, о чем вы подумали. Ваши глаза были такими грустными.
     - Я думал о своих краях. О них же думал по пути к Монфокону <Монфокон - место казни в Париже.>. Я понял, что больше никогда их не увижу, и это огорчало меня больше всего.
     - Но вы снова их увидите... Теперь, когда вы свободны. Мишель улыбнулся, взял ломоть хлеба, обмакнул его