Король недовольно посмотрел на маркиза Лоренцетти, на его лице было написано безразличие.
     А маркиз, заглядывая в глаза королю, попытался продолжить.
     - Дело в том, ваше величество, Франция готова получить Пьемонт...
     - Хватит, - оборвал его король Витторио, - я не хочу об этом слышать, меня это не интересует.
     - Но ваше величество, ведь...
     - Хватит, маркиз!
     Королева стояла возле большого полотна Караваджо, на котором была изображена Юдифь. Констанция подошла и стала подле ее величества.
     - Кто эта женщина, вы знаете, графиня? - обратилась королева к Констанции.
     - Да, это Юдифь.
     - Какой же она должна быть сильной, если смогла совершить подобное! - воскликнула королева, глядя на картину, изображавшую Юдифь, попирающую ногой отрубленную мужскую голову.
     Констанция долго смотрела на картину, потом на ее лице появилась надменная улыбка.
     - Да, эта женщина была очень сильна.
     - Как я ей завидую! - не удержавшись, произнесла королева.
     - Есть чему завидовать, ваше величество, - равнодушно и холодно заметила графиня де Бодуэн и отошла в сторону.
     Король стоял посреди зала, разговаривая с графиней и графом Монферраном.
     - У вас удивительная коллекция, - говорил король Витторио, - я ценю людей, собирающих произведения искусства. А ваша коллекция подобрана с большим вкусом.
     - Мы делаем, ваше величество, все что можно, - заговорила графиня Монферран.
     - Я тоже ценю ваши усилия, графиня, - сказала Констанция, останавливаясь подле короля.
     Король Пьемонта Витторио улыбнулся, увидев рядом с собой Констанцию.
     - Какую картину вы считаете лучшей? - обратился король Витторио к графу Монферрану.
     Тот задумался, а потом, переглянувшись с графиней, он произнес:
     - Я думаю, наша любимая картина, ваше величество - Караваджо.
     - И Вермеер хорош, - сказала графиня Монферран, глядя на небольшую женскую головку кисти Верме-ера Дельфтского.
     Король оглянулся. Ему нравилась картина Караваджо.
     - Никогда ранее короля Пьемонта Витторио не волновали ни картины, ни скульптуры, - глядя то в глаза графу Монферрану, то в глаза графине, продолжая надменно улыбаться, произнесла Констанция.
     Король согласно улыбнулся в ответ.
     - Я думаю, ваше величество, - Констанция взглянула на короля Витторио, - Караваджо будет вам по вкусу.
     Граф и графиня Монферран испуганно переглянулись. Но то, что сказала Констанция, было не простым намеком, это выглядело почти как приказ.
     - Я думаю, ваше величество, - дрожащим голосом промолвила графиня Монферран, - мы с мужем будем счастливы преподнести вам в дар картину Караваджо, - она чуть не задохнулась, когда закончила фразу.
     Король в ответ едва лишь кивнул головой, он уже привык к подобным выходкам Констанции и понимал, что спорить с ней бессмысленно, если уж она что-то решила, обязательно доведет до конца.
     Караваджо и Вермеер Дельфский были тут же упакованы и вынесены во двор. Король, Констанция и королева вместе с придворными покинули дворец графов Монферран.
     - Сука! Сука! Сволочь! - выкрикивала графиня Монферран, нервно расхаживая по залу и глядя в окно, как грузят картины на повозки. - Благодари Бога, - сказала графиня Монферран своему мужу, - что эта сука смогла взять только это. Если бы король дал ей волю...
     - Да у нее власти больше, чем у любого нашего министра, даже больше, чем у самого короля - сказал граф де Монферран, не зная, как остановить страшную дрожь в руках. - Если бы эта мерзавка могла, она бы забрала все, все, что мы с тобой собрали, все, что собрали наши предки.
     - Да, дорогой, да, она ужасный человек, и зачем только король связался с ней.
     - Да мы сами во всем виноваты, - произнес граф Монферран, - ведь все до единого толкали ее на этот шаг, даже муж, граф де Бодуэн и тот, надеясь получить побольше выгоды и побыстрее сделать карьеру, не противился королю и не удерживал свою жену. - А ты знаешь, дорогой, - сказала графиня Монферран, - что эта сука забрала у графини Тревер всю бронзу Челлини, а так же два прекрасных полотна Тинторетто, а у барона Леграна два полотна Тициана.
     - Да что ты говоришь, дорогая! - воскликнул граф Монферран, прикрывая ладонями лицо. - Это невозможно, этого не может быть!
     - Но я сама вчера разговаривала с графиней, и она мне сообщила.
     - Знаешь, кто она? - вдруг сказал граф де Монферран.
     - Догадываюсь. - Нет, ты даже не догадываешься. Эта Констанция - обыкновенная, самая заурядная, вульгарная воровка, пользующаяся властью над безвольным королем Витторио. Но король за этопоплатится! - Тише, тише! - попыталась успокоить мужа графиня Монферран.
     Внизу, во дворе, загрохотали колеса повозки, увозившие полотна Караваджо, Вермеера Дельфтского и одну из скульптур Лоренцо Бернини.

ГЛАВА 9

     Надежды на то, что королю Пьемонта Витторио скоро наскучит связь с графиней де Бодуэн, не оправдались. Король все больше и больше попадал под влияние Констанции, он готов был делать длянее все, что только она пожелает. Король забросил все дела, перестал встречаться с министрами. Даже бумаги первостепенной важности, которые курьеры привозили во дворец короля в Риволи, по несколько недель оказывались не прочитанными и не подписанными.
     - Господи, наш король потерял рассудок, - перешептывались придворные, - что-то надо делать!
     Но никто из придворных не мог повлиять на короля, тем более на Констанцию. Да и каждый опасался за свою карьеру, за свою судьбу, ведь перед глазами был яркий пример, как Констанция расправилась с семьей графа де Бодуэна. Все были высланы в загородное поместье, всем де Бодуэнам было запрещено появляться при дворе, асвященник был вообще отправлен за пределы Пьемонта. Констанция де Бодуэн, фаворитка короля, позволяла себе совершенно сумасбродные выходки. Появившись во дворце кого-нибудь из придворных, она тут же требовала, чтобы та или иная картина, скульптура или драгоценность, прекрасная лошадь или еще что-нибудь приглянувшееся ей, были переданы королю, вернее, не переданы, а отданы в дар.
     Король, понимая, что поведение Констанции вызывает массу кривотолков и нареканий, несколько раз пытался остановить и удержать ее. Но все это было бессмысленно. После подобных разговоров Констанция не подпускала к себе короля, не разговаривала с ним, угрюмо молчала и не отвечала на его вопросы. И это доводило короля Витторио до бешенства. Он был вне себя, придирался к слугам, мог накричать и оскорбить любого из самых уважаемых своих советников, обозвать их трусами, лжецами и казнокрадами. Все боялись попадаться на глаза королю Пьемонта Витторио.
     Одна лишь Констанция вела себя независимо. Она могла себе позволить говорить королю все, что думает, могла спорить с ним по самому незначительному поводу и даже эти споры и злые выходки Констанции доставляли королю Витторио неописуемое наслаждение. Ведь он все еще надеялся - скоро придет время и Констанция полюбит его, а даже думать о том, чтобы расстаться с этой прекрасной, дерзкой холодной женщиной, он не мог, сразу же отбрасывал подобные мысли. Он не мог себе представить и одного дня, проведенного порознь со своей возлюбленной. Ревность кипела вего душе, едва он оставлял Констанцию одну.
     "Как она там? - думал король Витторио. - Может быть, она с кем-нибудь разговаривает, вспоминает свое прошлое, вспоминает графа де Бодуэна?"
     И он, бросая государственные дела, мчался в Риволи.
     Констанция расхаживала по дворцу, изредка останавливаясь пред той или иной картиной, перевезенной в Риволи. Вермеер Дельфтский висел теперь у нее в спальне, Караваджо - в гостиной, Тинторетто и Веронезе украшали ее уборную.
     Король радостно поднимался по лестнице.
     - Констанция, ну как, ты скучала без меня? - обращался он к своей фаворитке.
     Констанция заметно передергивала плечами, морщилась.
     - А почему я должна скучать, ваше величество?
     - Да не называй ты меня, в конце концов, "ваше величество"!
     - Хорошо, - кротко говорила Констанция, отходя к окну и глядя на зеленеющие холмы и серые скалы.
     - Та ты скучала, или нет, признайся?
     - Я же говорю тебе, что я не скучала.
     - А чем ты занималась, пока меня не было?
     - Ничем не занималась.
     - А ты хоть ждала меня? - спрашивал король, обнимая Констанцию.
     Она передергивала плечами, пытаясь высвободиться из объятий
     - Ничем я не занималась. Гуляла, смотрела картины, дышала свежим воздухом.
     - Боже, да неужели ты совсем не думала обо мне? Неужели ты даже не вспомнила о моем существовании?
     - К чему эти разговоры, ваше величество, ведь вам прекрасно известно, что я принадлежу и служу вам.
     - Я не хочу, Констанция, чтобы ты мне служила, я хочу, чтобы ты меня любила.
     - Любила... какое странное слово, - поджимала губы Констанция и принималась помахивать веером или стучать пальцами по крышке стола, - любила... - это слишком сильно, ваше величество, сказано. Любовь надо заслужить.
     - Что я должен сделать, Констанция?
     - Ваше величество...
     - Да прекрати, прекрати, Констанция, называть меня так!
     - Хорошо, - соглашалась женщина, - трудно влюбиться в человека, когда он взял тебя силой.
     - Но разве я взял тебя силой? Ведь ты сама пришла ко мне, помнишь ту ночь?
     - Помню, - зло бросала Констанция, нервно расхаживая по залу, изредка останавливаясь перед какой-нибудь из картин. Действительно, я пришла сама, но стоит учесть...
     - О чем ты хочешь сказать, что я тебя вынудил?
     - Да, и тебе это прекрасно известно.
     - Да нет же, все не так!
     - Так, - говорила Констанция, глядя в глаза королю Витторио.
     А он падал в кресло и, схватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.
     - Ну почему ты такая холодная, как камень?
     - А что, разве я обязана кипеть? Разве я обязана бросаться в твои объятия, целовать тебя, говорить, что я люблю, если мое сердце холодно и в нем нет любви?
     - Но ведь ты можешь соврать.
     - Нет, врать я не могу и не желаю.
     - Почему?
     - Это против моих правил.
     Констанция видела в зеркале отражение короля, его лицо было хмурым, взгляд из-под сдвинутых бровей жестким и решительным.
     - Я тебя накажу.
     - Воля ваша, вы вообще можете сделать со мной все, что угодно. Вы можете запереть меня в какую-нибудь комнату, можете отослать на конюшню, можете заставить стирать ваше белье, ведь вы мойповелитель. - Но я не хочу быть повелителем, я хочу только одного...
     - Нет, этого никогда не будет.
     - Ну почему? Неужели твое холодное сердце не дрогнет, неужели ты не видишь, что я буквально сгораю от любви к тебе, что чувства переполняют мое сердце.
     - Вижу, но это ни о чем не говорит, мое сердце бьется ровно и спокойно.
     - У тебя, Констанция, не сердце, у тебя в груди камень.
     - Возможно.
     Все чаще и чаще подобные разговоры происходили между королем и его фавориткой, все чаще и чаще король выбегал из комнаты Констанции, раздосадованно бросаясь на кого-нибудь из слуг.
     - Где моя лошадь?! Я приказывал, чтобы она стояла у крыльца!
     - Сию минуту, ваше величество, приказ будет исполнен.
     - Она должна стоять! - кричал король Витторио, избивая слугу, хотя тот ни в чем не был виновен.
     А когда лошадь подводили к крыльцу, король уже был занят тем, что распекал кого-нибудь из слуг за незначительную провинность, за то, что плащ был подан не ко времени, что шляпа была черного, а некоричневого цвета, за то, что письма не были вовремя переданы в столицу. Слуги испуганно оправдывались:
     - Ваше величество, но ведь вы этого не приказывали!
     - Как я не приказывал?! - громогласно кричал король. - Я сто раз говорил тебе об этом и если еще раз ты наберешься наглости и ослушаешься своего короля, то будешь наказан самым жестоким образом! Пойдешь служить в армию, пойдешь служить простым солдатом, и там ты узнаешь, как не выполнять приказания короля!
     - Все будет исполнено, ваше величество, - оправдывался слуга, бросаясь выполнять приказание.
     - Стой! - кричал ему вслед король. Слуга оборачивался и кланялся.
     - Да что ты кланяешься как болван!
     - Я слушаю, ваше величество.
     - Пошел вон!
     Слуга пятился, покидая дворец. Констанция, слыша, как король распекает своих слуг, злорадно улыбалась.
     - Ты скоро сойдешь с ума - и дорого тебе обойдется власть надо мной. Я превращу тебя в простую марионетку.
     Но говоря и думая это, Констанция чувствовала жалость к королю, ведь она прекрасно понимала, что этот большой и сильный человек болен, и его болезнь называется любовью. Конечно, ей как всякой женщине льстило, что ее так горячо любит король, но она не могла исправить саму себя, не могла исправить свой характер и полюбить в ответ на любовь. Ее сердце оставалось холодным, хотя тело любило короля, любило
     Его страстные ласки, его неистовство. А вот душа и разум не могли с этим смириться.
     Однажды, во время чаепития, когда король Витторио и Констанция сидели на веранде загородного дворца в Риволи, король отставил чашку и ласково взглянув на Констанцию, спросил:
     - Дорогая, ты себя хорошо чувствуешь? Констанция в ответ только пожала плечами, не проронив ни слова.
     - Так ты не ответила, - более настойчиво сказал король Витторио и дал знак слуге, чтобы тот удалился.
     Когда слуга скрылся, король Витторио взял Констанцию за руку.
     - Неужели ты всегда будешь так холодна ко мне? Констанция вновь пожала плечами.
     - Не знаю, не знаю, может быть, пройдет время и что-нибудь изменится.
     - Но почему ты такая?
     - А почему ты такой? - вопросом на вопрос ответила Констанция.
     - Я - потому что люблю тебя, люблю, я уже потерял голову, обезумел от любви, неужели тебе это не ясно?
     - Возможно, и ясно, но все равно это ничего не меняет, - Констанция золотой ложечкой помешивала уже давным-давно остывший кипяток.
     - Может быть, что-нибудь еще? - перевел на другую тему разговор король и, подняв блюдо с разнообразными пирожными, предложил Констанции.
     Та посмотрела на угощение, потом в глаза Витторио и взяла пирожное.
     - Если ты еще чего-нибудь хочешь, то только попроси, - сказал король Пьемонта Витторио, глядя в глаза Констанции. Та покачала головой.
     - А мне нужен сын, - вдруг сказал король. Рука Констанции с поднесенным ко рту пирожным застыла в воздухе.
     - Сын?! - как бы не поверив, переспросила женщина.
     - Да, да, сын, - быстро заговорил король.
     - Но ведь он будет незаконнорожденным, - скептично усмехнулась женщина.
     - А мне плевать, я могу сделать его принцем, - король поставил блюдо с пирожным и опустив локти на стол, оперся на кулаки, продолжая неотрывно смотреть в глаза Констанции.
     - А если родится дочь? Король улыбнулся.
     - Я думаю, будет сын. Констанция усмехнулась.
     - Это сможет решить много проблем, - король смотрел на Констанцию, которая невозмутимо принялась есть пирожное.
     - Я думаю, больше проблем возникнет, чем исчезнет, - улыбнулась Констанция, смахивая крошки с ярких губ.
     - Нет-нет, ты не права.
     - Я всегда права, и ты это знаешь, - ответила женщина, - к тому же, ты не подумал о том, что может быть, я не хочу детей.
     - Как?! - вскинув голову, воскликнул король Витторио.
     - Не хочу - и все.
     - Ты не хочешь детей от меня? Констанция пожала плечами.
     - Может быть, я просто не хочу детей.
     - Но я тебе уже говорил тысячу раз и повторю в тысячу первый, Констанция - я тебя люблю.
     - Я действительно слышала это тысячу раз, но к сожалению, пока не могу ответить тем же. А дети, рожденные не в любви, как правило, несчастны.
     - Откуда тебе об этом знать? Вот твой сын был рожден в любви, ведь ты любила Армана?
     - Почему любила, - как-то холодно заметила Констанция.
     - Ты хочешь сказать, что любишь его? - король грохнул по столу кулаком так сильно, что несколько чашек упали на мраморные плиты пола и рассыпались на сотни осколков.
     - Я этого не сказала, ты сам об этом подумал.
     - Но почему ты не любишь меня, а любишь графа де Бодуэна? И кстати, Констанция, твой сын был рожден в любви, но он ведь несчастен, ты им совсем не занимаешься.
     - Мы уже об этом говорили, я сама так решила. Пусть он пока живет без меня, а потом посмотрим.
     - Но я хочу, чтобы ты родила сына мне.
     - А я не хочу, - Констанция улыбнулась, бросая на стол недоеденное пирожное, - не хочу - и все.
     Она поднялась из-за стола и, подойдя к балюстраде, стала смотреть на золотистые цветы, на далекие голубоватые холмы и серые скалы.
     Король Витторио нервно прохаживался по террасе, время от времени зло поглядывая на Констанцию. Затем он подошел к ней, положил свои сильные руки ей на плечи и зашептал:
     - Мне кажется, ребенок сможет нас примирить, сможет сделать счастливыми.
     - Но тогда я буду любить ребенка, - глядя вдаль, произнесла Констанция.
     - Но ведь это будет мой ребенок, а значит, ты будешь любить и меня.
     - Ничего это не значит, ваше величество.
     - Черт! - бросил король, покидая террасу. А Констанция еще долго стояла, глядя на голубеющие холмы, на серые скалы и на синее небо, по которому ветер гнал легкие облака.
     "Боже, как бы я хотела покинуть Пьемонт и улететь вместе с этими легкими облаками куда-нибудь далеко, к океану, в Мато, в свой дворец, туда, где я буду предоставлена самой себе, где никто не будет надо мной властвовать, отдавать приказы, требовать любви, туда, где моя душа сможет успокоиться и обрести тишину, где никто обо мне не будет рассказывать гадости и где я смогу жить так, как мне хочется. Ведь все в Пьемонте меня ненавидят, презирают и единственное, что их останавливает, чтобы не растерзать и не убитьменя, так это то, что король меня страстно любит. Но лучше бы он любил кого-нибудь другого, а лучше всего, чтобы он любил королеву. Но ведь и королева хотела, чтобы я отдалась королю, все этого хотели. А сейчас пожинают плоды, не знают, как остановить страсть короля, как все изменить. А возможно ли что-нибудь изменить? - сама себе задала вопрос Констанция. - Если бы я умерла, то все решилось бы само собой. Но я хочу жить, я хочу дышать, наслаждаться свободой, я страстно желаю жить на воле. Но жить так, как мне хочется, а не как меня обязывают какие-то странные, придуманные людьми правила".
     Констанция задавала и задавала себе вопросы, не находя на них ответа. Наконец, она устала от этого занятия и, прикрыв глаза, подставила лицо теплым лучам заходящего солнца.
     "Боже, как хорошо можно было бы жить, любить Армана, играть с Мишелем и ни о чем не думать. Но в том, что я оказалась в подобном положении, виноваты все, все, кроме меня самой". Она обернулась. Король Витторио стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и смотрел на Констанцию. И ей захотелось улыбнуться этому всесильному человеку, который был слабее ее.
     Но вместо улыбки ее губы дрогнули и приняли недовольное насмешливое выражение.
     - Я уезжаю, - сказал король Витторио. Констанция пожала плечами.
     - Дело ваше.
     - И ты меня не удерживаешь?
     - А к чему? - задала вопрос Констанция. - Мне ничего от тебя не надо.
     - Но может быть, ты чего-нибудь желаешь? Может быть, у тебя есть какие-то просьбы? Скажи, я выполню все.
     - Я подумаю об этом, а потом скажу. А пока у меня нет просьб и желаний.
     Констанция стояла у двери, ожидая, когда король Витторио отойдет в сторону, чтобы она могла пройти во дворец.
     Король понял желание Констанции и, отойдя в сторону, низко ей поклонился. Констанция с гордо вскинутой головой переступила порог и, не торопясь, поднялась по лестнице в свою спальню, туда, где виселакартина Вермера Дельфтского, где стояло несколько скульптур Челлини.
     "Зачем мне такая любовь? Зачем? - шептала Констанция, уткнувшись в подушку. - От такой любви одни несчастья".
     Через несколько дней король Пьемонта Витторио собрал совет в своем загородном дворце Риволи. Приехали все министры и советники, дворец наполнился шумом. Министры