ортимеров до  того,  как  он  сможет
вернуться в Шотландию, сержант по прозвищу Шквал полностью посвятил себя
военному делу, не обращая внимания на красивых девушек,  которых  вокруг
было предостаточно. Ему вполне  хватало  гулящих  девок.  Когда  у  него
возникало желание, он брал одну  из  них,  обращая  на  нее  столько  же
внимания, сколько на  кружку  вина.  Однако  он  их  выбирал  с  той  же
тщательностью, что и вино.
   Храбрый, как  все  рыцари  Круглого  стола,  сильный,  как  несколько
турков, шотландец умел лучше других выдрессировать свою лошадь  и  ездил
верхом, как монгол, стрелял из лука, как Робин  Гуд,  мог  одним  ударом
вместе с каской срубить голову врагу, он владел пикой, шпагой, булавой и
цепом с ловкостью, доходящей до совершенства, а кроме того, он был еще и
умен. Выбирая его,  Людовик  XI,  для  которого  Дуглас  выполнял  любые
поручения, учитывал и еще одно  его  качество  -  Мортимер  хорошо  знал
Францию, Бургундию,  Лотарингию  и  другие  соседние  страны,  как  свой
собственный карман, ибо ему пришлось много поездить за  время  службы  у
короля.
   Немного растерявшись перед этим могучим воином, взиравшим  на  нее  с
полным безразличием, Фьора робко спросила у сержанта, не слишком  ли  он
огорчен  тем,  что  ему  пришлось  оставить  свой  полк  и  великолепное
снаряжение для того, чтобы охранять простую женщину.
   - На этот раз нет, -  спокойно  ответил  Дуглас.  -  Я  больше  люблю
англичан, когда они торчат на моем копье, чем за пиршественным столом! А
бургундцы позабавнее.
   Эстебан был искренне разгневан:
   -  Я  сам  могу  вас  защитить  от   любого   врага   и   при   любых
обстоятельствах, донна Фьора, и мне не  нужна  эта  гора  мускулов!  Его
присутствие - это оскорбление моей храбрости и преданности вам!
   Деметриос принялся успокаивать его:
   - Но король  не  знает  тебя.  Кроме  того,  никто  не  знает,  какие
опасности ожидают Фьору. И потом, тебе бы следовало подумать и обо мне!
   -  Я  знаю,  хозяин!  Ты  думаешь,  мне  легко  оставить  тебя?  Даже
ненадолго!
   - Я не это хочу сказать. Ведь и мое место  рядом  с  той,  которую  я
считаю своей дочерью, занимает  другой,  что  противоречит  нашим  общим
планам.
   - Тебе нечего беспокоиться, Деметриос, - вмешалась подошедшая  Фьора.
- Где же твой дар  предвидения?  Ты  уже  не  видишь,  что  ожидает  нас
впереди?
   - Я могу предвидеть будущее других, только не свое.
   - Тогда предскажи мне мое будущее! Ты не видишь,  что  ожидает  меня?
Вспомни о бале во дворце Медичи!
   - Тогда ты была для меня просто незнакомкой.
   Привязанность мешает дару  предвидения.  Ты  стала  дорога  мне,  моя
маленькая Фьора!
   Взволнованная этими словами, молодая женщина взяла грека  за  руку  и
приподнялась на цыпочках,  чтобы  поцеловать  его  в  щеку.  Впервые  он
заговорил о своих чувствах к ней.
   - Мы скоро встретимся, я уверена. Король обещал мне это!
   Ничего не ответив, Деметриос на мгновение прижал  ее  к  себе,  затем
повернулся и быстро направился к своему коню. Филипп де Коммин,  сидя  в
седле, уже подавал ему знак, чтобы  он  поспешил.  В  молчании  Фьора  и
Эстебан пошли  на  укрепленный  вал,  откуда  следили,  как  отправлялся
длинный кортеж. Спустя некоторое время он исчез из виду, скрытый туманом
и мелким дождем.
   - Нам надо идти  собираться,  -  сказала  со  вздохом  Фьора.  -  Наш
шотландец, наверное, заждался нас на постоялом дворе.
   Но Мортимер был абсолютно спокоен. Устроившись  в  большом  зале,  он
опустошал с философским видом одну пинту пива за другой.
   На спинку скамьи был брошен плед в красно-зеленую  клетку,  служивший
шотландцу одновременно плащом и одеялом. Одетый в серую замшевую куртку,
он сменил форменный берет с пером на другой, из такой же ткани, что  его
накидка, украшенный фазаньими перьями. Шпага и кинжал были  подвешены  к
поясу с обеих сторон.
   В такой экипировке Дуглас Мортимер  был  просто  великолепен,  о  чем
свидетельствовали округлившиеся глаза молодой  служанки,  смотревшей  на
него открыв рот. Но тот не обращал на нее ни малейшего внимания.
   При виде Фьоры Дуглас встал и, опустошив  кружку,  бросил  монету  на
стол. Потом взял свой багаж и направился к ней:
   -  Я  готов!  -  сказал  он  спокойно.  -  Сегодня  мы  отправимся  в
Вилле-ан-Ретц.
   - Вечером мы должны уже быть в Париже, - спокойно, но в то  же  время
твердо сказала Фьора. - У меня там есть дела!
   - Ни в коем случае!  -  ответил  шотландец.  -  Король  приказал  мне
сопроводить вас в Лотарингию.
   - Это так, но он не уточнил, каким путем. Мы поедем через Париж!
   - Мы только  даром  теряем  время.  Когда  король  приказывает,  надо
подчиняться. А раз он сказал в Лотарингию, мы туда и поедем!
   Сержант  повысил  голос,  и  Фьора  поняла,  что  ей  надо  набраться
терпения, которому научил ее Деметриос, считая  это  качество  наилучшей
чертой характера.
   - Мессир Мортимер, я оставила в Париже со  сломанной  ногой  женщину,
заменившую мне мать, которую бесконечно люблю. Она сильно переживает  за
меня и имеет право знать,  куда  я  еду.  Я  не  хотела  бы  уехать,  не
попрощавшись с ней. Можете вы это понять?
   - Я понимаю только приказы  короля.  Если  вы  намеревались  ехать  в
Париж, вы должны были сказать об этом королю.
   - Но, в конце концов, какая вам разница - поедем мы по той или другой
дороге? - воскликнула Фьора, начиная терять терпение.
   - Для меня - никакой, но для моей лошади это лишних  пятнадцать  лье,
да вдобавок совершенно бесполезных. Это не считая  времени,  которое  мы
там потеряем.
   Они стояли друг против друга словно боевые петухи. Эстебан решительно
встал между ними и взял Фьору за плечи.
   - Послушайте меня, донна Фьора! Вы знаете,  насколько  я  привязан  к
вам, и поверьте, что у меня нет никакого желания соглашаться  с  упрямым
шотландцем, но лучше все же не возвращаться на улицу Ломбардцев.
   - И вы тоже  хотите,  чтобы  я  отправилась  в  опасное  путешествие,
откуда, быть может, не вернусь, не  обняв  моей  любимой  Леонарды!  Ах,
Эстебан, а я-то считала вас сердечным человеком!
   - Я такой и есть, но я думаю также и о  госпоже  Леонарде.  Ее  нога,
наверное, еще не зажила, значит, мы не можем взять ее с собой.  Если  вы
приедете к ней, она начнет задавать вам вопросы и беспокоиться. Пока  же
она ни о чем не ведает. Она думает, что вы при короле  и  рядом  с  моим
хозяином. Не кажется ли вам, что было бы лучше не тревожить ее покоя?  С
другой стороны, я не знаю, какую миссию короля вы должны выполнять, да и
не желаю этого знать. Но она-то захочет выяснить, в чем она состоит. Что
тогда вы скажете ей?
   Фьора опустила глаза, и Эстебан снял руки с ее плеч.
   Наступило молчание, которое Мортимер сообразил не  нарушать,  видимо,
догадавшись, что его соперница побеждена. Она никогда ничего не таила от
Леонарды, если та хотела что-нибудь разузнать. Ну как  сказать  ей,  что
король послал ее в Лотарингию, чтобы соблазнить одного из военачальников
Карла Смелого и склонить его к предательству? Леонарда возмутится, будет
запрещать ей  это,  и,  возможно,  они  даже  поссорятся,  что  было  бы
невыносимо для Фьоры. А сейчас ей нужна была  вся  ее  смелость.  Подняв
глаза, она увидела,  что  Эстебан  наблюдал  за  ней.  Дуглас  Мортимер,
безразличный к происходящему, стоял у открытой двери, заслонив ее  своей
широкой спиной, и смотрел на дождь.
   - Вы правы, друг мой,  лучше  дать  Леонарде  жить  спокойно  в  доме
госпожи Агнеллы до полного выздоровления. Да и не в ее возрасте выносить
лишения дальнего путешествия. Пусть она спокойно молится за нас...
   Мессир Мортимер! - позвала она.
   Шотландец повернулся к ней:
   - Я вас слушаю, мадам.
   - Мы поедем, когда вы пожелаете и туда.., куда вы сказали.
   Вечером они прибыли в Вилле-ан-Ретц.

Часть третья

НАЕМНИКИ

Глава 8

КОНДОТЬЕР

   Дождь шел не переставая. Отвратительная погода с проливным  дождем  и
резкими порывами ветра напоминала не конец лета, а позднюю осень. Фьора,
закутанная в плотную черную накидку с капюшоном, и  Эстебан  в  дорожном
плаще сидели в седлах, сгорбившись и втянув голову в плечи,  зато  Шквал
словно бы не замечал непогоды. Выпрямившись, с задорно торчащим пером на
шляпе, он направлял свою лошадь по размытой дороге мимо рытвин и  ухабов
с таким достоинством, как если бы следовал в эскорте короля. Его широкие
плечи защищали Фьору от ветра, но мешали видеть открывавшийся пейзаж,  в
котором, по правде  сказать,  не  было  ничего  утешительного.  Шампань,
которую они пересекали из конца в  конец,  так  пострадала  от  недавних
войн, что, несмотря на все усилия короля Людовика, вернувшего  в  страну
какой-то покой, ей никак не удавалось вполне оправиться. Даже в  Реймсе,
священном для королей городе, было видно бескровное лицо нищеты.
   После Реймса стало много хуже. По  дороге  не  попадалось  ни  одного
постоялого  двора.  Путешественники  могли  останавливаться   в   жалких
лачугах, где им предлагали только  фрукты,  мед  и  сыр,  а  в  качестве
ночлега сарай, в котором не было даже  соломы.  Тем  не  менее  Мортимер
платил за такое гостеприимство по-королевски, хотя каждый раз, когда ему
приходилось расставаться с очередной золотой монетой, он хмурил брови, а
под усами кривил губы.
   - Могу поспорить, что он невероятно скуп, -  шепотом  сказал  Эстебан
как-то утром, когда они покидали очередное пристанище. - Видимо,  король
это знает и отдал отдельный приказ, иначе бы этот  фанфарон  заморил  бы
нас голодом и заставил ночевать под открытым небом.
   Отношения между Фьорой и  ее  проводником  нисколько  не  улучшились.
Очередная стычка  произошла  прямо  в  Сенлисе,  когда  молодая  женщина
наотрез отказалась  сесть  в  предложенную  ей  шотландцем  повозку,  а,
распахнув накидку, показала ему мужской костюм, в который была одета.
   - Однако я сопровождаю  даму,  а  не  какого-то  мальчишку,  -  резко
возразил он.
   - Вы  сопровождаете  Фьору  Бельтрами,  -  спокойно  заявила  молодая
женщина, - и я была бы очень удивлена, если  бы  король  счел  возможным
указать вам, во что я должна быть одета и на чем мне  ехать.  Я  сижу  в
седле с раннего детства и не желаю, чтобы меня часами трясли, как грушу,
в этой коробке. К тому же мы будем ехать намного быстрее!
   Этот аргумент решил спор, но с тех пор Дуглас  Мортимер  обращался  к
своей попутчице только в случае крайней необходимости.
   С Эстебаном отношения были не намного теплее.
   Шотландец и кастилец вели себя по отношению друг  к  другу  вызывающе
высокомерно, и казалось, хуже уже быть не могло. Как  раз  в  это  время
Эстебан, узнав,  что  Мортимер  терпеть  не  может  его  пения,  задумал
развеять дорожную скуку, ублажая слух своих  попутчиков  пением  баллад,
романсов и песен, которыми он был наслышан с детства.  У  него,  кстати,
был неплохой голос, но Мортимер ни за что бы этого не признал. Он только
громко  сказал,  что  дождь,  несомненно,  прекратится,   если   Эстебан
согласится помолчать.
   Тем  не  менее  Фьора  и  ее  наставник  должны  были  признать,  что
присутствие шотландца помогало им в пути. Он уверенно выбирал дорогу,  а
однажды, когда они проезжали через  небольшой  лесок  и  на  них  напали
грабители с очевидным намерением  поживиться  за  счет  их  багажа,  они
смогли убедиться, что сержант Мортимер стоил  один  целого  вооруженного
отряда. При виде противника он впал  в  какую-то  фанатичную  ярость  и,
испустив вопль такой силы, что при его звуках рухнули бы стены, если  бы
они были перед ним,  он  обнажил  шпагу  и  бросился  на  нападавших.  В
мгновение ока убил троих из них и, оставив их лежать на поляне, бросился
на троих оставшихся, которые сломя голову  удирали  в  надежде  избежать
участи своих товарищей. Эстебан, пораженный  не  меньше  грабителей,  не
успел даже обнажить свою шпагу. Он смог  лишь  присоединиться  к  словам
благодарности, правда, не слишком искренне, которые пыталась  произнести
совершенно потрясенная Фьора: "Если  у  короля  наберется  всего  дюжина
таких, как вы, он в одной битве разгромит всю армию бургундцев..."
   - Мы все такие! Я не сделал ничего особенного,  -  ответил  Мортимер,
мгновенно принявший свой невозмутимый  вид  и  совершенно  непохожий  на
самого  себя  в  недавнем  приступе  ярости.  Потом  с   обезоруживающей
простотой добавил:
   - Мы, шотландцы, самые лучшие солдаты в мире.
   И, поправив шляпу, в которую в закончившемся сражении  метил  коварно
пущенный  топор,  он  стегнул  коня,  а  за  ним,  проникнутые  чувством
глубокого уважения, последовали его спутники.
   Когда они достигли Мезы, которая в этом  месте  разделяла  Францию  и
владения  герцога  Бургундского,  Фьора  подумала,  что  настало   время
расстаться с Мортимером, у которого было весьма мало шансов на дружеский
прием в землях Карла Смелого. Мост  через  реку,  ведущий  к  небольшому
городку Дюну, был уже виден, когда она остановила лошадь.
   - Вот уже и Бургундия, не пора ли нам расстаться, мессир Дуглас?
   Сержант тоже  остановился  и  обратил  на  молодую  женщину  холодный
взгляд:
   - Кампобассо стоит с гарнизоном в Тионвилле.
   Я буду сопровождать вас до него. Король хочет знать, какой вам окажут
прием: этим господам итальянцам не стоит слишком доверять.
   - На каком основании их считают менее честными, чем любого другого? -
сухо спросила Фьора, задетая за живое.
   - Оттого, что они наемники.  Они  становятся  на  сторону  того,  кто
больше заплатит, а в сражении слишком берегут свою кровь, а еще больше -
жизнь.  Во  всяком  случае,  Кампобассо  никогда  не  считался  образцом
добродетели. Если бы все было по-другому, мы с вами здесь бы не были.
   - Если так просто  заставить  его  отказаться  от  выполнения  своего
долга, зачем было меня посылать, -  ответила  молодая  женщина.  -  Ведь
хватит одного кошелька с золотом. Ну тогда.., я буду счастлива, если  вы
и дальше согласитесь сопровождать нас.
   После непродолжительных переговоров с капитаном,  стоявшим  во  главе
отряда, охранявшего местечко Дюлькон, они получили разрешение на проезд.
Фьора и ее спутники проехали по мосту и очутились в городе.
   Здесь  кончались   владения   бывшего   герцогства   Люксембургского,
отошедшего к Бургундии в 1441 году, когда герцогиня Елизавета  Герлицкая
уступила этот город отцу Карла Смелого. Городу это  не  принесло  ничего
хорошего. Кругом царила, пожалуй, еще большая  нищета,  чем  в  Шампани,
поскольку эту землю разоряли то французы, то завоеватели-бургундцы.
   Вопреки тайным  страхам  троих  путешественников  их  пропустили  без
всякого труда. Во время последней остановки Фьора сменила мужской костюм
на платье и сделала прическу,  как  у  знатной  женщины.  Ее  красота  и
элегантность, а также мужественный вид  ее  попутчиков  оказали  сильное
влияние на офицера, который командовал гарнизоном. Его удивило появление
благородной дамы, прибывшей аж из-за Альп, но он постарался скрыть  его.
Офицер склонил голову в поклоне, когда Фьора спокойно произнесла:
   - Граф Кампобассо, которого вы, возможно, знаете, мой кузен, и я хочу
его увидеть...
   - Он, без сомнения, будет счастлив принять такую гостью, но сейчас он
находится в Тионвилле, а дорога до него небезопасна для дамы. Я буду рад
сопровождать вас. Если с вами что-то случится, он мне этого  никогда  не
простит.
   - Выданного вами пропуска больше чем достаточно, капитан, -  погасила
его порыв Фьора. - Мои шталмейстер и  секретарь  вполне  могут  защитить
меня.
   - Я ни минуты не сомневаюсь в их храбрости, но  пропуска  будет  явно
недостаточно, если вы попадете к солдатам, которые бродят в окрестностях
в поисках продовольствия. Ведь большинство из них не умеет читать.
   Поверьте, двое здоровых  молодцов,  одетых  в  плащи  с  бургундскими
гербами, принесут куда больше пользы, чем любой пропуск.
   Проведя ночь под гостеприимным  кровом  капитана  и  оставив  его  на
многие недели с разбитым сердцем, Фьора на  следующее  утро  отправилась
дальше, чтобы сделать все возможное и погубить герцога Бургундского, под
покровительством солдат которого она совершала  это  путешествие.  Через
два дня, если все пойдет, как было задумано, она встретится с тем,  кого
ей надлежит сделать предателем.'..
   Спустя еще один день после описанных событий, ближе к вечеру, в одном
из залов замка Тионвилль двое мужчин  играли  в  шахматы.  Хотя  еще  не
совсем стемнело, рядом с игроками стоял высокий канделябр с  двенадцатью
свечами, которые  освещали  доску,  уставленную  фигурами  из  эбенового
дерева и слоновой кости.
   В огромном камине пылал огонь, с помощью которого  здесь  боролись  с
сыростью. Построенный в прошлом веке для герцогов Люксембургских,  замок
имел стены такой толщины, что мог выдержать любую осаду. Сам Тионвилль с
окружающими его землями вдавался в глубь владений герцога Лотарингского,
с которым у герцога Люксембургского время от  времени  возникали  ссоры.
Поэтому жителям городка и его защитникам следовало всегда быть начеку, и
это находило отражение в  несколько  спартанской  обстановке  внутренних
помещений, напоминавших военные казармы.
   Зал, в котором шла игра, не являлся исключением.
   Кроме маленького столика, на котором стояли шахматы, и двух кресел  с
обитыми кожей подлокотниками, обстановка была  скромной  и  состояла  из
огромного  сундука,  почерневшего  от  времени,  и  старинных   воинских
трофеев. Обивка на стенах, которую пора уже было  сменить,  и  несколько
знамен, уже довольно выцветших, едва ли могли скрасить обстановку  этого
зала, созданного для больших ассамблей, в котором два человека  казались
какими-то  потерянными.  Высокие  и  узкие  окна  выходили  в   глубокие
амбразуры и в сумрачную погоду пропускали совсем немного света.
   Сидевшие в зале два человека разительно отличались один  от  другого,
но каждый был в  своем  роде  замечателен.  Первый  был  хорошо  сложен,
высокого роста и обладал грацией хищного зверя. Его густые черные волосы
серебрились на висках и несколько смягчали жесткое выражение  загорелого
лица, покрытого  шрамами,  нарушавшими  классическую  гармонию  черт,  с
черными живыми и пронзительными глазами - это был Кампобассо. Второй был
намного меньше  ростом,  но  такой  же  сильный,  с  загорелой  кожей  и
выгоревшими волосами, как у человека, проводящего большую часть жизни на
солнце. Одет он был практически постоянно в хорошо начищенную  кольчугу,
которая временами показывалась из-под плаща,  на  которой  виднелся  его
герб: это был друг и соратник Кампобассо, которого звали Галеотто.
   Кола  ди  Монфорте,  граф   Кампобассо,   принадлежал   к   старинной
неаполитанской семье, которая связала свою судьбу с  герцогами  из  дома
Анжу. О нем и его окружении ходили странные  слухи.  Говорили,  что  его
отец умер, заболев проказой, а до этого  убил  свою  неверную  жену,  от
которой у него тем не менее было два сына.
   Когда в 1442 году "доброго  короля  Рене",  правившего  в  Неаполе  и
Лотарингии, прогнал Альфонс Арагонский, Кампобассо, которому тогда  было
восемнадцать лет, покинул  средиземноморское  королевство,  над  которым
царил Везувий, и в свите Жана Калабрийского, старшего  сына  Рене,  и  к
тому  же  в  качестве  друга  его  сына  Никола  отправился  в   сторону
безмятежных горизонтов Прованса и Анжу. От замка Тараскон до замка Анжер
Кампобассо   следовал   за   Никола   Калабрийским,   ставшим   герцогом
Лотарингским после смерти  своего  отца  Жана.  За  это  он  получил  во
владение замок Пьерфор в Мартенкурте,  мощную  крепость,  стены  которой
возвышались над живописной долиной Эска, где он, как  настоящий  сеньор,
держал целый гарнизон. Кондотьер  в  душе,  признающий  только  войну  и
деньги, Кампобассо покинул свои земли в  Кампани  не  в  одиночку,  а  в
сопровождении нескольких  вассалов,  и  с  них  начала  создаваться  его
собственная армия, с которой приходилось